Картина

ГЛАВА 1

Стояла середина августа. Люди, уставшие от изнурительной жары, не спадавшей уже третью неделю, с нетерпением ожидали спасительного дождя. И вот им наконец-то повезло. Приблизительно около семи вечера город погрузился в тяжелую свинцовую мглу. Предвестником надвигающейся грозы стал порывистый северо-западный ветер. Он ворвался на улицы города стремительно и нахально, беззастенчиво разорвав липкую духоту вечера. Картонные коробки, целлофановые пакеты, обертки от конфет и мороженого, пустые жестяные баночки из под пива и газировки, заполонившие пространство обезлюдевших рынков и остановок общественного транспорта, податливо следовали за его порывами. А порой, подхваченные воронкой миниатюрного смерча начинали кружиться в сумасшедшем хороводе. Людей, желающих просто прогуляться, подышать свежим воздухом было уже не найти. Все спешили скорее добраться до своих домов и квартир, чтобы там укрыться от непогоды.

Небольшое летнее кафе, расположившееся неподалеку от речного вокзала, быстро опустело. С реки потянуло холодом. Продавец – молодой человек не старше двадцати пяти, кругленький и румяный, как свежеиспеченный пирог, спешно уносил с открытого прилавка в небольшой ларек бутылки и баночки с напитками, бутерброды и пирожные. Он делал свою работу как то суетливо–поспешно, переваливаясь с боку на бок, отчего его действия выглядели несколько комичными.

Продавец время от времени бросал недовольный взгляд на одинокую женскую фигурку в светло – коричневых джинсах и легком бежевом свитере, вжавшуюся в холодную пластмассу стула за одним из столиков. Порывы ветра отбрасывали назад густые, вьющиеся рыжие локоны, обнажая бледное, красивое лицо, испачканное тонкими подтеками косметики. Нетрудно было догадаться, что девушка плакала. Продавцу было глубоко безразлично, что там происходит с этой припозднившейся посетительницей. Он предпочитал не лезть в чужие дела. Даже если бы ей пришло в голову броситься с набережной в мутновато – зеленые воды реки, он не стал бы препятствовать. "Не мешало бы ей поскорее убраться отсюда, – размышлял он, – от истеричных бабенок всегда только одни неприятности".

Девушка допила пиво, поставила пустую бутылку на столик, встала, взяла сумочку и медленно пошла прочь от набережной. Продавец облегченно вздохнул.

-–

Павел подошел к окну, с трудом открыл рассохшиеся от времени створки и почувствовал, как прохлада коснулась его тела. Ощущение было приятным. Достал из кармана рубашки пачку "Marlboro", привычным движением вытолкнул наружу сигарету. Закурил. Запах табака смешался с прохладным бальзамом улицы.

Через минуту на улицы города обрушился настоящий шквал дождя. За потоками воды, бесконечно меняющими свое направление, очертания дома напротив казались расплывчатыми и нечеткими, словно на неудавшейся фотографии. Разряды молний были настолько мощными, что следующие за ними сотрясения воздуха заставляли сигнализацию оставленных на улице автомобилей жалобно взывать о помощи. Стихия веселилась на всю катушку, но за крепкими стенами дома она виделась не такой уж грозной, а скорее даже немного романтичной.

Павел отошел от окна и с некоторой опаской присел на край кресла, обивка которого в некоторых местах истерлась настолько сильно, что ватные внутренности вот-вот готовы были вырваться наружу. Комната, где он находился, выглядела мрачновато и неуютно. Казалось, что на этом шестнадцатиметровом клочке жилой площади течение времени остановилось около сотни лет назад. И немногочисленная мебель, и картины на стенах, и еще несколько незначительных мелочей интерьера – все присутствующее здесь больше подходило к экспонатам краеведческого музея, чем к убранству современной квартиры. Неизвестно, были ли это подлинные образцы антиквариата или всего лишь добротная копия, сделанная умелыми руками – Павел не был специалистом в этом вопросе, но одно, что он не подвергал сомнению – это крайняя оригинальность его покойной тетушки в отношении выбора интерьера для своего однокомнатного жилища.

"Эх, Александра Карловна, Александра Карловна, видно права была матушка, упоминая о вас не иначе, как "моя взбалмошная сестрица", – подумал Павел, который знал свою покойную тетушку лишь по скудным рассказам матери, да по старым черно-белым фотографиям в семейном альбоме, на самой поздней из которых Александре Карловне не было еще и тридцати. Павел не мог не признать, что на всех фотографиях его тетушка выглядела гораздо эффектнее и интереснее чем его родительница – Маргарита Карловна, хотя из соображений тактичности матери он этого никогда не говорил. Что вообще он знал об этой женщине, душа которой полгода назад покинула ее подточенное болезнями и невзгодами семидесятидвухлетнее тело. Только то, что она приходилась его матери старшей родной сестрой, вела, опять же со слов матери, "непутевый" образ жизни. Из тех немногочисленных упоминаний об Александре Карловне, которые он слышал от своих родителей, он мог предположить, что здесь подразумевалась какая-то чрезмерная и разрушительная любовь его тетушки к творческим личностям мужского пола. Она исколесила всю страну, следуя в порыве по детски искренней восторженности то за фотокорреспондентом, прославлявшим героизм первопроходцев Казахских целинных земель, то за художником-авангардистом, поселившемся на одном из островов Курильской гряды с тщеславным намерением снискать славу Гогена, то за писателем-диссидентом, беспрестанно скитавшемся по самым неуютным и опасным уголкам нашей страны. Только когда ее жизнь подобралась к полувековой отметке, она решила, что больше не в силах быть свободной перелетной птицей. Нашла себе харизматичного старичка, который, разумеется, был личностью творческой – работал электриком в местном драматическом театре, а к тому же имел еще одно важное достоинство – однокомнатную квартирку в центре города рядом с большим красивым парком. Старичок умер через три года после их знакомства, оставив Александре Карловне в наследство свою квартиру. С этого момента ее жизнь вошла в спокойное русло. Что касается ее отношения с мужчинами, то в редких письмах к родной сестре она больше никогда не упоминала о них и, скорее всего, не потому что эти отношения прекратились, а просто из уважения к строгим моральным принципам Маргариты Карловны. И вот однажды этой женщины не стало. Словно предчувствуя свою смерть, она отправила сестре телеграмму с настоятельной просьбой приехать к ней. Мать Павла отправилась в Семиградск, предупредив мужа о том, чтобы он тоже приезжал туда, "если с сестрой вдруг случится непоправимое". Так и вышло, последние капли жизни ускользнули из Александры Карловны на следующий день после приезда сестры. Благодаря стараниям родителей Павла похороны прошли тихо и достойно. По странной случайности могила покойной Александры Карловны оказалась по соседству с могилой известного в городе художника-портретиста. Наверное, это было хорошим знаком.

Со дня смерти Александры Карловны прошло чуть более шести месяцев. Согласно завещанию квартира теперь принадлежала матери Павла, которая попросила сына отправиться в Семиградск и урегулировать все юридические формальности. Павел не смог отказать матери, хотя и собирался провести свой непродолжительный отпуск в гораздо более комфортных условиях – две тысячи долларов в месяц, которые он получал, работая в крупной московской консалтинговой фирме, предоставляли ему в этом плане широкий выбор. В этом году он планировал отправиться с одной знакомой в Испанию, на побережье Коста-дель-Соль. Теперь, к сожалению, на это можно рассчитывать не раньше следующего года. Этот же отпуск ему предстояло потратить на то, чтобы оформить в регистрационной палате данную недвижимость в собственность матери, а затем, если позволит время, попытаться квартиру продать.

Двухэтажный дом, в котором находилась квартира, выглядел потрепанным жизнью аристократом. Архитектурные изыски, украшавшие фасад, давно уже были источены водой, ветром и временем. Кирпич в стенах помаленьку осыпался, образуя некрасивые плешины. Железные листы, укрывавшие крышу, проржавели, а трубы для стока воды бесполезно и сиротливо болтались на ослабших креплениях. Краска на рассохшихся оконных рамах почти вся осыпалась, а стекла опасно вибрировали при сильных порывах ветра. В техническом паспорте на квартиру, выданном БТИ, в колонке "год введения в эксплуатацию" стоял лишь неопределенный прочерк, что вообще то можно было понимать как угодно, но фактически означало лишь то, что попытки установить этот год окончились безрезультатно. Горячего водоснабжения в доме не было – вода подогревалась с помощью газовой колонки. Деревянные полы в квартирах стонали не хуже привидений, которые наверняка прятались где-нибудь на темном, захламленном чердаке. Честно говоря, было бы странно, если бы их здесь не было. В общем, шансов быстро найти покупателя на этот подгнивший товар, по мнению Павла, не было почти никаких. Только если назначить за этот хлам бросовую цену.

Гроза на улице почти стихла, лишь слабые сполохи молний, теперь уже далеких и безопасных, напоминали о недоброжелательности природной стихии. Павел открыл глаза и увидел перед собой погруженную в полумрак комнату. Первым его желанием было узнать – сколько сейчас времени. Он встал, нащупал в темноте выключатель. Тусклый свет выполз из-под коричневого абажура люстры и растекся по всем углам. Павел взглянул на темный циферблат своих "ORIS". Стрелки часов остановились, показывая семь тридцать вечера. Неожиданно тишина распалась от громкого незнакомого звука, раздавшегося у него за головой. Оказывается, это маятник больших настенных часов пришел в движение, привлекая внимание находящегося в комнате человека. Павел обернулся на звук. Часы показывали двенадцать, и столько же ударов невидимого молоточка он насчитал, заворожено рассматривая огромный деревянный корпус этого монстра. Значит, он проспал больше четырех часов. "Ничего себе – вздремнул! Что ж, в таком случае остается только продолжить это приятное занятие, только в более приспособленном месте," – подумал Павел, критически разглядывая вычурный диван, приютившийся в углу комнаты. Расстелив на нем новый комплект постельного белья, предусмотрительно приобретенного сегодня, или точнее уже вчера, в близлежащем магазинчике, он лег спать.

Утро проникало в квартиру №5 дома 38 по улице Терновой через маленькое кухонное окно, выходящее на восточную сторону. Робкие лучи солнца осторожно, словно слепые котята, тыкались в предметы кухонной обстановки, передвигаясь от угла, где была расположена раковина, к углу, где находился небольшой столик, покрытый обычной дешевой клеенкой. Кухонная обстановка, в отличие от комнатной, не претендовала на оригинальность, может быть, была даже слишком простоватой на взыскательны вкус, но, тем не менее, именно здесь Павел, наслаждаясь горячим утренним кофе и одновременно обдумывая план действий на предстоявший день, чувствовал себя намного уютнее, чем среди музейных экспонатов комнаты.

Для визита к нотариусу было еще слишком рано, поэтому после завтрака Павел решил осмотреть содержимое небольшой кладовки, приютившейся сбоку от ванной комнаты. Вчера он только мельком заглянул в нее и приметил там несколько интересных вещиц, с которыми решил сегодня познакомиться поближе.

Кладовки и чуланчики всегда являлись непременным атрибутом обустроенности домашнего быта. Именно в этих крохотных помещениях продолжают свою жизнь многие из тех вещей, которые по той или иной причине потеряли право находиться в более уютном месте квартиры. Сюда обычно попадают отслужившие свой век или вышедшие из моды предметы гардероба, сносившаяся обувь, сломанные телефонные аппараты, радиоприемники, утюги и еще сотни разнообразных предметов, которые представляют еще какую-то ценность. Первые секунды жизни в заточении очень часто начинаются для них словами хозяина: "Может быть еще пригодится…" Однако старожилы быстро объяснят новичку, что это "может быть" всего лишь ритуальная фраза и не стоит очень-то надеяться. В этом смысле чаще всего везет обуви или предметам одежды – их иногда извлекают на свет божий, чтобы использовать в качестве рабочего обмундирования. Остальным же не светит даже такая, в общем то, не очень радостная перспектива.

Так вот, содержимое кладовки, которую решил осмотреть Павел, было чрезвычайно интересным. Настолько интересным, что он не обращал внимания на многочисленные нити паутины, облепившие его со всех сторон, не заметил даже, что испачкал в пыли рукав своего еще нового спортивного костюма, когда вытаскивал с полок картины в тяжелых подрамниках, бронзовые подсвечники, портсигар из неизвестного металла, дюжину мелких письменных принадлежностей из малахита и еще кое-какие забавные вещицы. Все эти сокровища он отнес в комнату, протер их от пыли и стал с интересом рассматривать.

Картин оказалось целых четыре. Все они были приблизительно одного размера, сантиметров пятьдесят на семьдесят. На одной был изображен портрет молодого гусара времен Отечественной войны 1812 года. Две другие радовали глаз умиротворяющими пейзажами среднерусской полосы. Еще одна картина выглядела какой-то ненастоящей, несерьезной, казалось, будто кистью водил ребенок – настолько простоватой выглядела техника исполнения. Но в тоже время картина жила. Нет, это был не совсем тот случай, о котором поведал в своем рассказе незабвенный Гоголь. Другое. Нечто вроде огня. Многие люди долгие минуты могут наблюдать за ритуальной пляской огненных языков, но почти никто не сможет внятно объяснить, чем их так привлекает обычный, напрочь лишенный мистики, процесс горения. Вот и эта картина словно своеобразный магнит притягивала взгляд Павла к своему незамысловатому сюжету, и когда он отводил взгляд, начиная рассматривать другие вещи, то чувствовал, что снова хочет вернуться к ней. И следовал своему желанию.

ГЛАВА 2

Проспект Поющих Каштанов значил для Семиградска то же самое, что Арбат для Москвы или Невский для Петербурга. Эта пешеходная улица, выложенная светло-серой дорожной плиткой, начиналась в районе Центрального универмага и где-то через три квартала упиралась в парк имени Пушкина. Вдоль этой улицы ютилось множество симпатичных магазинчиков, уютных кафе и ресторанчиков, дорогих парикмахерских салонов. Здесь же располагались наиболее респектабельные офисы юридических и нотариальных контор, фирм по продаже недвижимости и туристических агентств. Проспект пестрел от ярких и назойливых рекламных вывесок, щитов и плакатов, настойчиво предлагающих вам расстаться с имеющейся в кармане наличностью.

Где-то около двенадцати часов дня Павел остановился у одного такого уличного рекламного щитка.

Фирма "Крылечко".

Мы поможем вам быстро купить, продать, обменять недвижимость.

Ускоренная регистрация. Юридическое сопровождение.

Полная конфиденциальность сделки.

Указатель в виде изогнутой стрелки показывал, что офис фирмы располагался где-то неподалеку, вероятней всего за углом здания, рядом с которым стоял Павел.

"Что ж, попробуем разузнать, сколько можно выручить за тетушкино наследство," – подумал он и направился в направлении, указанном стрелкой.

Офис фирмы "Крылечко" располагался в двух небольших комнатах на первом этаже старинного здания. Одна комната предназначалась для приема посетителей, а другая для ведения конфиденциальных переговоров и осуществления расчетов между клиентами. В офисе только недавно сделали евроремонт и расставили новую мебель, поэтому выглядел он достаточно убедительно. Если же потенциальный клиент оказывался человеком недоверчивым и окружающая обстановка не могла усыпить его бдительности, то тогда в ход пускались более весомые аргументы, среди которых наиболее безотказным считалось непревзойденное женское обаяние офис-менеджера Анжелы.

Анжела Голикова обладала, по крайней мере, тремя очевидными достоинствами, которые позволяли ей чувствовать себя в этой жизни уверенно и комфортно. Во-первых, природа наделила ее красивой внешностью, притом внешностью не столько броской и яркой, сколько эффектной и притягательной. Про таких обычно говорят – женщина с изюминкой. Во-вторых, Анжела жила в очень обеспеченной семье, ее отец был весьма крупным и влиятельным бизнесменом в городе. Деньги помогали ей подчеркивать свою красоту: качественная одежда, дорогая косметика, услуги высококлассных визажистов, массажистов, парикмахеров – все было для нее доступно. Ну, и в-третьих, эта девушка была очень, очень амбициозна, и должность офис-менеджера в процветающей риэлторской фирме была для нее лишь испытательным полигоном для проверки своих выдающихся, как ей казалось, способностей.

Анжеле хватило всего несколько секунд, чтобы своим наметанным глазом успеть оценить вошедшего в офис молодого мужчину: "Деловой парнишка пожаловал. Светлый пиджачок, темные брючки – стандартный прикид, ничего особенного. Хотя… пиджачок с брючками явно не на рынке покупал и не в дешевом супермаркете тоже. Дорогая ткань видна издалека. Туфельки …туфельки просто класс! Не меньше двухсот баксов. Интересный тип. Еще и симпатичный."

"Здравствуйте, – сказал Павел, улыбнувшись привлекательной девушке, сидящей за столиком в углу комнаты, – могу я получить консультацию, мне квартирку продать нужно".

Поняв, что вошедший посетитель может перейти в разряд выгодных клиентов, Анжела встала, подарила Павлу одну из своих ослепительных, тщательно отрепетированных улыбок, и предложила присесть.

Несколько минут беседы с Анжелой убедили Павла, что он обратился по нужному адресу. Его вполне устроили те условия, на которых фирма бралась продать его квартиру, к тому же внутреннее чутье подсказывало ему, что девушка риэлтор совсем не против познакомиться с ним поближе. Он не хотел упускать эту возможность. Ему казалось, что небольшой роман с сексапильной провинциалочкой может хоть как то скрасить эту вынужденную ссылку.

Анжела умела контролировать свои эмоции. Внутренне она торжествовала – на обоих направлениях она явно одерживала победу: клиент уже почти принадлежал фирме, а столичный красавчик – ей самой. Но на ее лице вряд ли можно было прочитать что-либо, кроме вежливой профессиональной заинтересованности.

– Вы понимаете, – растекался по офису ее гипнотизирующий голосок, – ваша квартира – штучный экземпляр: центр города, старая постройка, изношенные коммуникации – ориентировочно цену я вам назвала, но реально она может быть как значительно выше, так и ниже этой суммы. Более точную оценку можно сделать только на месте. Через полчаса должен Саша подъехать, он мог бы подвести вас до дома и заодно осмотреть квартиру. Но если вы сейчас очень спешите, то вечером я сама могла бы подъехать к вам. Смотрите как вам удобнее.

– Пожалуй, второй вариант меня больше бы устроил, – ответил Павел, – во сколько мне вас ждать?

– Постараюсь часам к шести, вас так устроит?

– Отлично! Буду ждать.

Минут пятнадцать седьмого Павел наблюдал из окна комнаты, как около его дома резко притормозил серебристый "Volkswagen Golf". Дверца со стороны водителя открылась, и он увидел Анжелу. Девушка ловко и уверенно покинула автомобиль, щелкнула кнопкой на пульте сигнализации и направилась к входной двери.

Павел знал, что за входной дверью гостью ждет темный лабиринт, в котором легко затеряться, если точно не знаешь, куда надо идти, поэтому он поспешил ей навстречу. На лестничной площадке было совершенно темно, он спускался по лестнице медленно, держась левой рукой за перила. Вскоре он увидел внизу небольшой огонек, скорее всего от зажигалки.

– Павел, это вы? – услышал он знакомый голос.

– Да, – ответил Павел, – поднимайтесь сюда, только осторожно.

– Боюсь, что цена на вашу недвижимость уже начала падать…

– Виноват, совсем не подумал об этом, надо было хотя бы фонарик купить.

Когда Анжела оказалась рядом, еле уловимый, слегка пряный и сладковатый аромат ее духов подействовал на Павла, словно легкий наркотик. Голова немного закружилась, тело наполнилось неизвестно откуда пришедшей энергией, желание немедленно овладеть находившейся рядом женщиной нахлынуло как-то неожиданно, словно порыв ураганного ветра. Ему казалось, что она не будет против, более того – именно за этим она и шла сюда, к незнакомому мужчине, в темноту его пещеры. Каким то шестым чувством он ощущал исходящий от этой женщины многообещающий, дразнящий призыв к необузданному, всепоглощающему сексу. С немалым трудом он сумел подавить в себе этот животный инстинкт. Все-таки он был разумным человеком.

– Надеюсь, что хоть в квартире то у вас свет есть, или будем осматривать на ощупь? – в вопросе Анжелы звучали нотки иронии.

– Ну что вы барышня, как можно-с, – оправдывался Павел, стараясь перевести разговор в более непринужденное русло.

– Значит вот эту берлогу и будем продавать? – уточнила Анжела, входя в приоткрытую дверь.

– Значит эту. Другого ничего предложить не могу. Кстати, Анжела, может перейдемте на "ты".

– Можно и на "ты" – я не против.

– Вот и отлично. Ну и как тебе этот краеведческий музей?

– Квартирка ухоженная, обычно в таких домах продавцы просто ужас что предлагают, знаешь, возникает такое желание – все сломать и полностью переделать. Кстати, а что ты собираешься с мебелью делать и всем этим антиквариатом?

– Не знаю. Не думал еще над этим. Надо хотя бы узнать, имеет ли это хоть какую то ценность. Может всему этому место на свалке.

– Могу помочь.

– То есть?

Анжела достала из сумочки блокнот, что-то быстро написала и отдала Павлу.

– Вот, возьми. Позвони по этому телефону, спроси Сан Саныча, скажешь, что я посоветовала тебе к нему обратиться. Он пришлет специалистов.

– Спасибо, – сказал Павел.

Анжела продолжала рассматривать различные занимательные вещицы, расставленные на комоде и столе. Потом ее внимание привлекли картины, извлеченные Павлом утром из кладовки. Они стояли на полу, в углу комнаты.

– Такое ощущение, что эту картину я уже где-то видела, – сказала Анжела.

– Какую из них ты имеешь ввиду? – спросил Павел

– Вот эту, – уточнила она, взяв в руки картину, так взволновавшую Павла, – написана вроде как то неряшливо, а в тоже время чувствуется в ней что-то такое, необычное, я бы даже сказала гипнотическое, есть такие методики в живописи, я читала где-то, что с помощью сочетания определенных цветовых гамм изображение воздействует на подсознание людей. И все-таки с этой картиной мы раньше где-то встречались. Только что-то не вспоминается – где. Ну, ладно, Бог с ней. Пожалуй, мне уже пора.

– Так что насчет квартиры?

– Шесть тысяч долларов, больше вряд ли за нее можно просить. Устроит вас, то есть тебя такая сумма? Скорей всего, чтобы быстро продать, придется цену еще немного снизить, имей ввиду.

– Отлично! Честно говоря, думал, что она стоит дешевле. Так что я приятно удивлен.

– С завтрашнего дня запускаем данные о твоей квартире в сеть, так что готовься принимать посетителей, телефончика здесь нет – это плохо, так что придется установить часы приема клиентов, тебе в какое время будет удобнее?

– Ну, думаю, часов с четырех до восьми, нормально?

– Хорошо, договорились.

– Кстати, еще один вопрос – у вас в городе приличные рестораны имеются? А то ужасно есть хочется, но не знаю, где это можно сделать без вреда для здоровья.

– Имеются, могу подбросить, здесь неподалеку есть подходящее заведение.

– Могу ли я попросить тебя составить мне компанию?

– А почему бы нет, только мне домой надо заехать, переодеться, ладно?

Вечер они провели в ресторане "Лолита". Ужин на двоих вместе с чаевыми официанту обошелся Павлу примерно в сто долларов, что, в общем то, соответствовало предоставленному сервису. Десерт "Анжела" в этот вечер в меню не входил.

Время приближалось к полуночи, мелкая морось оседала на костюме и волосах Павла, который медленно шагал по мокрому тротуару вдоль светящихся ночных витрин магазинов. Проводив Анжелу, он направлялся теперь домой, до которого было минут пятнадцать пешего хода. После выпитого "Hennessy" он чувствовал себя в приподнятом настроении, согретое благородным напитком тело не ощущало холода ночи.

Нависающие справа стены зданий, причудливые тени каштанов, одинокие прохожие и редкие автомобили, огни неоновых реклам, уличных фонарей и светофоров скользили мимо его внимания, как предметы, не значащие и не имеющие для него в эти минуты никакого значения.

Яркий, ослепляющий свет вырвал его из упоительного гипнотического состояния, руки инстинктивно метнулись вверх, закрывая глаза. В этот момент он почувствовал, как что-то тяжелое и жесткое сильно толкнуло его в бедро и свалило с ног. Неожиданно все исчезло…

Вначале вернулся слух. Глаза еще застилал неприятный туман, а он уже слышал чей-то беспокойный, вот-вот готовый сорваться в истерику голос.

– Мужчина! Мужчина, вы меня слышите? Вы в порядке?

Затем тише, но не менее проникновенно.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, ты, остолоп несчастный, очнись же наконец!

Потом появилось светлое расплывчатое пятно, являвшееся источником беспорядочных, утомительных звуков. Постепенно изображение становилось все резче и резче, пока в кадре не появилось необыкновенно красивое в своем отчаянии лицо молодой женщины. Павел улыбнулся. Сознание возвращалось к нему. Он с трудом поднялся с мокрого асфальта. Голова закружилась, и он чуть было не упал снова, но женщина успела поддержать его, подставив свое плечо. Лицо Павла непроизвольно уткнулось в волнистую, отливающую медью густоту волос незнакомки, что-то острое царапнуло его по щеке.

– Держитесь крепче. Идемте…Осторожно, осторожно… Еще немного, ну пожалуйста. – совсем рядом звучал ее голос.

Павел механически передвигал ноги, крепко держась за талию женщины. Когда в голове вновь немного прояснилось, он увидел перед собой раскрытую дверь "Оки".

– Полезайте скорее, я отвезу вас домой, только осторожно, не упадите на руль.

Павел с трудом протиснулся в открытую дверь малолитражки. Женщина села за руль. Нервным движением повернула ключ зажигания. Двигатель послушно завелся и через несколько секунд автомобиль сорвался с места, торопясь покинуть место происшествия. Сознание медленно, но уверенно возвращалось к Павлу.

– Где вы живете? – услышал он вопрос.

– Здесь рядом. За светофором поверните налево.

– Теперь куда?

– В первый переулок направо. Остановите. Приехали.

Пока женщина была за рулем, Павел, как не старался, не смог рассмотреть ее лица. Густые, ухоженные волосы скрывали от него ее профиль. Зато руки, руки он смог разглядеть внимательно. Худые запястья, узкие ладони и удивительно длинные пальцы. С такими руками хорошо быть музыкантом – размышлял он.

Когда машина остановилась, Павел почувствовал некоторое разочарование – ему нравилось это приключение, это необычное знакомство взволновало его, он с удовольствием бы еще попутешествовал по ночному городу в компании этой рыжеволосой незнакомки.

– Вам помочь? – спросила она, поворачиваясь к нему.

Теперь он мог более отчетливо увидеть лицо человека, чуть было не отправившего его на тот свет. Оно было действительно красиво, это лицо, вот только поток ненависти, выплеснувшийся из темных, то ли карих, то ли зеленых глаз, оказался для Павла совершенно неожиданным. Вместо первоначально предполагавшейся улыбки мышцы его лица лепили маску глупого, испуганного недоумка. И вдруг он исчез, этот поток, словно и не было его в помине. Обезоруживающая, казавшаяся такой искренней улыбка незнакомки, словно ластик стирала из памяти Павел неприятные мгновения. Что такое с ним происходит? Неужели после этого неудачного падения на асфальт с его головой произошло что-то серьезное и теперь он воспринимает мир как череду реальных событий и галлюцинаций.

– Послушайте, может вас отвезти в больницу, у меня есть хороший знакомый врач, он как раз должен сегодня дежурить. Отлежитесь немного. Ну, как, согласны?

Павел помедлил с ответом всего несколько секунд. Сейчас ему почему-то меньше всего хотелось оставаться одному в этой странной квартире, когда его болезненное сознание так неустойчиво, что от него можно ожидать всяких сюрпризов.

–Хорошо, давайте в больницу. Только сначала зайдемте ко мне – надо взять медицинский полис. Поможете мне подняться?

-–

Он позвонил ей сегодня в офис, сообщив о неприятном происшествии, случившемся с ним прошедшей ночью. Он опасался, что этот его звонок будет принят на том конце телефонного провода равнодушно, просто как констатация внезапно возникших сложностей в наметившейся обоюдовыгодной сделке. Но он ошибся. Анжелу услышанное очень расстроило. Она долго разговаривала с ним по телефону, искренне, по крайней мере, так ему казалось, интересуясь его самочувствием и подробностями произошедшего с ним инцидента, и в завершение разговора, о счастье, обещала сегодня вечером заехать в больницу навестить его. Весь день он прождал этой встречи, надеясь, что она избавит его от тягостных мыслей, окутавших его пеленой унылого пессимизма.

И вот она стояла на пороге больничной палаты, грациозная, соблазнительная пантера в мешковатом больничном халате пятьдесят второго размера.

– Привет, – сказала она, – вот, привезла тебе немного провизии, чтобы быстрее поправлялся, а то больничная диета годна лишь для интенсивного курса похудания. А у тебя в этом, как я понимаю, пока необходимости нет. Кстати, ты один в палате лежишь?

– Да, а почему ты так удивленно об этом спрашиваешь?

– Ты в соседние палаты заглядывал?

– Нет, а что?

– Так ты загляни как-нибудь на досуге, тогда станет понятнее?

– Эта женщина, которая меня сбила, сказала, что у нее врач здесь знакомый.

– Ну, тогда понятно чем объясняется этот комфорт, если конечно это не просто врач, а например – заведующий отделением?