Kitobni o'qish: «Здесь был СССР»
© Авторы, 2024
© Дизайн обложки и форзацев: А. Пашук, 2024
© Оформление: ООО «Феникс», 2024
© В оформлении книги использованы
иллюстрации по лицензии Shutterstock
AI Generator / Shutterstock / Fotodom.ru
* * *
Детство кончится когда-то
Святослав Логинов
Сергей Петрович из 6 «А»
«Серый я был а тебя нету!» – гласила надпись мелом на недавно покрашенной стене рядом с его дверью. Сергей Петрович поморщился и решительно позвонил в соседнюю квартиру. На звонок никто не отозвался, значит, действительно «Серого нету». Сергей Петрович открыл свою дверь, через полминуты вышел с мокрой тряпкой и надпись стер. Ежели Сережкиным приятелям угодно что-либо сообщить ему, то можно написать записку и сунуть в дверь. А стены марать – не дело!
Дома Сергей Петрович повесил пальто на вешалку, достал из шкафа стеганую куртку, которую собирался надеть завтра, и почистил ее щеткой. Надо было бы еще почистить пальто и вообще подготовить его к летнему хранению, однако Сергей Петрович вдруг почувствовал, что страшно хочет спать. Бросил недоуменный взгляд на часы – двенадцать минут седьмого, что за чудо? Волоча непослушные ноги, дотащился до дивана, обессиленно ткнулся головой в шершавую диванную подушку. «Заболел?» – мелькнула мысль. Густой волной наплывал сон. И изумленный неожиданным нарушением привычного распорядка Сергей Петрович провалился в него, успев еще подумать: «Что я такое делал, раз так спать…»
Ничего экстраординарного в этот день Сергей Петрович не делал. Поднялся по звонку будильника ровно в полседьмого. Несколько раз для порядка махнул руками – зарядка! – и поспешил на кухню. На завтрак поджарил пару тостов. К тостам Сергей Петрович сварил какао. Конечно, по утрам следует пить кофе, но Сергей Петрович любил какао, хотя и стеснялся этого, почему-то считая какао старушечьим напитком. Позавтракав, Сергей Петрович отправился на работу. В пятницу идти на работу – одно удовольствие, ведь завтра выходной.
Был конец марта, и, как всегда в конце квартала, навалилась куча работы. Только в самом конце рабочего дня у Сергея Петровича нашлось время для станков с программным управлением. Машиностроительный завод, на котором работал Сергей Петрович, недавно сумел получить четыре таких станка. Начальство гордилось новинкой, а вот Сергей Петрович совсем не гордился. Он знал, что четыре станка пользы не принесут, надо менять всю линию. Использовать программный станок на одной операции – все равно что привинчивать магнитные подковки к лаптям. И все же Сергей Петрович присобачивал эти подковки на заводские лапти, хотя и ворчал про себя.
Домой Сергей Петрович отправился пешком, а там неожиданно и глупо уснул, хотя ничто не предвещало такого странного нарушения давно сложившегося распорядка.
– Сережик, вставай!
– М-м?..
– Вставай, вставай, пора уже!
Медленно и тяжело просыпался Сергей Петрович. Сон, тягучий и липкий, не отпускал, не давал сосредоточиться и понять, кто его будит. Наконец он узнал голос – соседка Вера Федоровна. Но откуда она здесь и почему называет его несерьезным именем «Сережик»? Они же почти незнакомы!
Все это Сергей Петрович хотел сказать, а также хотел вежливо, но твердо объяснить, что не терпит фамильярности, но вдруг неожиданно для самого себя пробормотал сонно:
– Ну мам, я еще минуточку…
От удивления Сергей Петрович вздрогнул и сел на кровати.
Он был не дома!
Сергей Петрович узнал комнату в квартире соседей, где бывал несколько раз. Потом он увидел собственные торчащие из-под одеяла ноги и ему захотелось кричать. Это были не его ноги. Худые и тонкие, совершенно мальчишеские, на правой, чуть пониже колена, темнеет большой синяк.
Сергей Петрович не закричал. Он против своей воли попытался нырнуть обратно под одеяло, произнеся что-то вроде: «Вот, я уже встал», – но Вера Федоровна сильной теплой рукой поймала его за шею, заставила подняться и подтолкнула к дверям.
– В ванную беги, – приказала она. – Помоешься и сразу проснешься.
Сергей Петрович зашлепал в ванную. Там из зеркала на него недовольно уставилась много раз виденная заспанная физиономия Сережки – сына Веры Федоровны.
Сергей Петрович уже не пытался сопротивляться. Ему хотелось заплакать.
На завтрак была манная каша. Сергей Петрович, блестяще справлявшийся со своим холостяцким хозяйством и гордившийся тем, что может приготовить манную кашу четырьмя разными способами, сразу увидел, насколько эта каша не отвечает его кулинарным требованиям. Но как бы ни была она плоха, Сергей Петрович никогда не позволил бы себе так копаться в тарелке, отпихивая комки, и скучно ныть:
– Опять манка!.. Не буду я ее есть… Невкусно…
– Ешь давай! – покрикивала Вера Федоровна. – Завтра воскресенье, в школу торопиться не надо будет, тогда и нажарю тебе картошки. А сейчас некогда.
«Хорошо взрослым, – уныло думал Сергей Петрович, – у них два выходных. Вон сосед, зануда толстая, дрыхнет еще небось…»
До Сергея Петровича дошло, что это он самого себя назвал толстым занудой, и он поперхнулся кашей.
– Не торопись, – сказала Вера Федоровна.
С горем пополам проглотил Сергей Петрович слипшиеся комки манки, оделся и вышел на улицу.
Он бежал по тротуару – вприпрыжку! – и очень боялся, что кто-нибудь из сослуживцев заметит его за таким несолидным занятием. Мысль, что его попросту не узнают, в голову не приходила. Вместо этого в голове в такт прыжкам возникали соображения, что по математике все в ажуре, по литературе – тоже, географию можно подчитать на большой перемене, а по французскому все равно не спросят. Мама обещала мопед на четырнадцать лет купить, но не купит, конечно, денег-то у нее нет. И Юрка вчера обещал новую схему принести, а сам не пришел.
– Ведь это я, наверно, Юркину надпись стер! – догадался Сергей Петрович и успокоился – значит, был Юрка.
В школе Сергей Петрович немного пришел в себя. Первое время бесчисленные отчаянные попытки изменить происходящее не приводили ни к чему. Что бы ни пытался Сергей Петрович сделать, внешне это не проявлялось никак. Он примерно сидел за партой, что-то писал, а будучи вызван к доске, продекламировал стихотворение, которого прежде, во взрослой жизни, и в глаза не видел.
Ну хорошо, он не знает, что с ним случилось, но что он вообще знает? Зовут его Сергей Петрович, ему тридцать три года, инженер-конструктор второй категории, работает на машиностроительном заводе в отделе главного технолога. Сергей Петрович принялся перебирать события своей заводской жизни, все, какие сумел припомнить, но при этом продолжал сидеть на своем месте (шел урок французского), громко скандировать со всем классом «Же фем, же фем!» и вспоминать о том, как зимой на каникулах они с мальчишками ходили в двухдневный поход на лыжах. Он знал, как зовут сидящих вокруг ребят, и вперемешку с воспоминаниями об институте мелькнула мысль, что мама обрадуется пятерке за стихотворение.
Короче, это был он, Сергей Петрович, но не только он, а еще и Сережка тринадцати лет, ученик шестого класса, живущий вдвоем с мамой в соседней квартире.
Теперь надо выяснить, что он может. Сергей Петрович осторожно пошевелил пальцами. Пальцы послушались. Удача обрадовала Сергея Петровича. Он совершил еще несколько движений: вздохнул, поправил волосы, согнул и разогнул под партой правую ногу…
– Сергей, не вертись, – сказала Людмила Константиновна, и опыты пришлось прекратить.
«Продолжу на перемене», – решил Сергей Петрович. Но едва грянул звонок, как Сергей Петрович вскочил и, расталкивая ребят, побежал искать Юрку из шестого «В», который обещал, но так и не принес до сих пор схему детекторного приемника. Напрасно Сергей Петрович пытался остановиться, он лишь мысленно мог ужасаться собственному неприличному поведению. «Ученик называется! – в отчаянии восклицал он про себя. – Знает, что нельзя, а все равно носится сломя голову, хотя у самого уроки не выучены!»
Ноги Сергея Петровича остановились. «Вот, вот! – обрадованно летели «взрослые» мысли. – Мне ведь надо географию “подчитать”!» Он развернулся и прежним галопом бросился в класс за географией. Это была пусть неполная, но победа.
На математике ничего существенного не произошло, на географии тоже не вызвали, и Сергей Петрович с огорчением вспоминал о минутах, зря потраченных на лихорадочное листание учебника. Зато на рисовании Сергей Петрович сумел отличиться. Рисование вел чертежник, донимавший всех бесконечными композициями из геометрических фигур. Сергей Петрович быстро пролистал свой альбом, украшенный кривобокими монстрами, а затем в пять минут на глазах у изумленного чертежника выполнил вполне приличный эскиз пирамиды и шара, положенного у ее основания. В дневнике появилась вторая пятерка. На переменах Сергею Петровичу теперь тоже удавалось сдерживать себя, не встревать в свалки и не орать знакомым через весь коридор. Казалось, дело пошло на лад. Но после уроков произошло событие, абсолютно невозможное в прежней жизни Сергея Петровича, – он поругался с классным руководителем!
Людмила Константиновна перехватила его на улице у самых дверей.
– Сергей! – сказала она. – Беги домой, переоденься в парадную форму. К трем часам тебе надо быть в Доме пионеров на встрече красных следопытов с ветеранами.
– Почему это я? – спросил Сергей Петрович.
Он прекрасно понимал недопустимость такого тона в разговоре со старшим, тем более с собственным руководителем, но фраза сама сорвалась с языка, прежде чем Сергей Петрович успел собраться. А еще через секунду он понял, что снова, как и утром, ничего не может сделать.
– Сергей, – строго сказала Людмила Константиновна. – Тебя еще осенью выбрали в красные следопыты, сейчас март, первый раз тебя попросили что-то сделать, а ты вдруг не хочешь!
– Я и тогда не хотел, – хмуро сказал Сергей Петрович.
Никогда в своей настоящей жизни Сергей Петрович не стал бы так разговаривать с начальством. Ему случалось не соглашаться с вышестоящими товарищами, но свое несогласие он всегда оставлял при себе. И правильно делал! Зато его и ценят на службе, у него хороший оклад, плюс персональная надбавка и прекрасные виды на будущее. Через полгода уходит на пенсию начальник ПКБ отдела, и уже сейчас известно, кто займет освободившееся место. Он отличный специалист, а этот мальчишка заставляет его корчить из себя паяца!
Школьная дверь хлопнула еще раз. Из школы вышла Лена Максимова.
– Лена, – позвала Людмила Константиновна. – Вот, взгляни, какие пионеры учатся в твоем классе. Мне кажется, что ты как председатель совета отряда должна подействовать на него.
Лена подошла, серьезно взглянула на Сергея Петровича, и Сергей Петрович вдруг почувствовал, как разрастается в груди плотный ком и тревожно сосет под ложечкой.
«Этого еще не хватало! – смятенно подумал Сергей Петрович. – Ведь тринадцать лет всего, сопляк, мальчишка еще! Нельзя!» И все же это так. Он, не Сергей Петрович, конечно, а тринадцатилетний сопляк Сережка, был давно и безнадежно влюблен в свою одноклассницу Лену Максимову.
– …если все будут отказываться от работы, то что тогда будет? – звучала Людмила Константиновна.
«Скажи что-нибудь! – внушал себе обеспокоенный Сергей Петрович. – Извинись, объясни, что у тебя есть работа – зеленый патруль и школьная радиоточка. Неприлично же! Как не надо, так он выступает, а тут язык проглотил».
– У меня есть работа, – сказал наконец Сергей Петрович. – Зеленый патруль и школьная радиоточка. А следопытом притворяться все равно не стану.
– Зеленым патрулем занимаются пятые классы, – отрезала Людмила Константиновна, – а радио – восьмые и десятые. К тому же какой из тебя диктор, с твоим-то произношением…
«Не так, болван! – обругал себя Сергей Петрович. – Сначала извинись, а потом вежливо расскажи, что пятиклассники ночью не дежурили, из-за этого под Новый год в сквере все елки чуть не повырубали. А лучше – согласись на это собрание сходить. Убудет тебя, что ли?»
– Через год, – продолжала Людмила Константиновна, – мы будем принимать в комсомол лучших пионеров. Разумеется, только тех, кто занимался общественной работой. Если ты будешь вести себя подобным образом, то вряд ли мы сможем тебя принять.
«Говори!» – скомандовал себе Сергей Петрович. Каждой клеткой он чувствовал, что Лена стоит рядом и смотрит на него. Он набрал в грудь воздуха и произнес:
– И не надо.
Это был конец. Людмила Константиновна ушла в школу, хлопнув тяжелой дверью.
«Неприятностей не оберешься», – обреченно подумал Сергей Петрович. Ему было очень неловко, хотя во всем виноват Сережка, да и неприятности грозят тоже ему. «Но нельзя же так!» – вот что мучило Сергея Петровича.
– Идем скорее, – сказала Лена.
Они пошли рядом.
– Что ты с ней сцепился? – спросила Лена.
– Да ну ее, – буркнул Сергей Петрович. – Далось ей мое произношение! Же фем, же фем! Я, может, в Париже вовсе никогда не буду, тем более голодный. И диктором не буду. А в радиоточке я работаю. Мы с Юркой всю проводку на третьем этаже сделали, от десятиклассников допросишься, как же!..
Он говорил торопливо, объясняя свое поведение, потому что Ленка стояла здесь, и он не хотел, чтобы она ушла так сразу. Но именно эта минута задержки и погубила его.
Из парадной напротив вышел Колюня.
Колюня учился с ними в одном классе. В каждом классе обязательно есть такой тип: закоренелый двоечник и хулиган по призванию. Он был сантиметров на пятнадцать выше Сергея Петровича, а ширину плеч сравнивать просто не хотелось. Колюня ловким движением ухватился за край вязаной шапочки-петушка и натянул ее Сергею Петровичу до самого подбородка. Потом повернулся к Лене, сказал:
– Надо поговорить.
Лена развернулась и пошла прочь.
Сергей Петрович поправил шапку. Он задыхался от обиды и возмущения. Уже двадцать лет никто не смел так вести себя с ним.
– Безобразие! – воскликнул он. – Хулиганство!
– Так, – нехорошо процедил Колюня. – Давай поговорим с тобой. Побеседуем.
И тогда Сергей Петрович бежал. Бежал жалко и позорно. А остаток дня просидел дома, не смея выйти на улицу.
* * *
Сергей Петрович проснулся рано и сразу понял, что ничего не изменилось. Он по-прежнему был тринадцатилетним Сережей. Это не очень удивило его, хотя с вечера он уговаривал себя, что утром все станет на место и он потом сам посмеется над нелепым сном и даже расскажет знакомым, опуская, разумеется, некоторые нелестные для себя подробности.
Часы на этажерке показывали полседьмого. В квартире было тихо. Вера Федоровна, вероятно, еще спала. Сергей Петрович помахал руками. Тело его слушалось. Надо воспользоваться свободой. Но как?
Он прошел на кухню. Здесь царил порядок, на плите стояла кастрюля с начищенной с вечера картошкой. Ему же на завтрак обещана жареная картошка! Но что за манера – оставлять чищенную картошку на ночь? Она же вымокает, никакого вкуса не останется! Сергей Петрович вспомнил кашу, которой пичкали его вчера… Нет уж, дудки! Так вести хозяйство… И Сережка тоже хорош, капризничать может, а нет чтобы самому ручки приложить. И вчерашнее его упрямство по поводу следопытов тоже, конечно, пустое выкобенивание.
Сергей Петрович залез в холодильник, достал молоко, масло, отыскал в шкафчике пакет с манкой. Большой кусок масла, шипя, поплыл по горячей сковородке. Молоко скоро закипит, а пока надо слегка обжарить крупу на сливочном масле. Так… Соль, сахар, а теперь прямо в кипящее молоко выложить золотистую, скворчащую в масле манку. Комков нет и быть не может, но все равно необходимо помешивать все пятнадцать минут, пока каша доходит. Вот это будет каша, такую не стыдно на стол поставить. То-то мама удивится! Сергей Петрович мельком заметил, что назвал Веру Федоровну мамой, значит, Сережка уже продрал глаза, но не вмешивается: верно, не может понять, что происходит. Ничего, это тебе не с учителем ругаться, поучись-ка кашу варить…
– Сережик, ты это что?!
В дверях стояла мама. Халат ее наброшен поверх ночной рубашки, заспанные глаза глядели испуганно и удивленно.
– Завтрак готовлю, – сказал Сергей Петрович. – Мойся скорей, а то остынет.
Мама плакала от умиления, расхваливала кашу и даже переписала рецепт в специальную книжечку.
– Где ты научился такую прелесть готовить? – спросила она.
– Я не учился, – внутренне сжавшись, солгал Сергей Петрович. – Я в трамвае подслушал. Одна тетка другой рассказывала, вот я и решил попробовать.
– Умница ты моя, – сказала мама и всхлипнула.
И тут Сергею Петровичу стало стыдно. Он неожиданно понял, что своим поступком просто-напросто сделал выговор матери за то, что она недостаточно ловко управляется на кухне.
– Ладно, мам, ничего, – смущенно сказал он. – Давай я посуду помою.
Вера Федоровна разрыдалась.
После завтрака Сергей Петрович хотел было бежать во двор, но вспомнил Колюню и сумел остаться дома. Час он провел, лежа на диване и листая «Одиссею капитана Блада», но потом на память пришла схема, и Сергей Петрович помчался на улицу, на ходу надевая пальто и успев только крикнуть:
– Мам, я к Юрке на полчасика!
Юрка стоял на кухне и с убитым видом вертел ручку мясорубки.
– Мясо мелю, – со вздохом сообщил он. – Будто в магазине фарша нет. Мясорубку теперь купили.
Сергей Петрович глянул и удивленно воскликнул:
– Это же наша мясорубка!
– Как – ваша? – переполошилась Юркина бабушка. – Вчера только в хозяйственном купила. У вас, верно, такая же, а эта – наша!
– Да нет, – досадливо поправился Сергей Петрович. – Она наша в том смысле, что ее завод наш делает, машиностроительный.
– Машиностроительный моторы делает, – возразил Юрка, – что я, не знаю?..
– Он вообще моторы делает, – согласился Сергей Петрович, – а в цехе ширпотреба – мясорубки. Теперь каждый завод должен цех ширпотреба иметь и что-нибудь выпускать. Вот и делают мясорубки.
– Слава те господи! – сказала бабушка. – Додумались наконец, а то каждую мелочь пока в магазине отыщешь, с ног собьешься. Только что-то мало делают. Расхватали мясорубки, и опять их год не будет.
Что мог ответить Сергей Петрович? Что цех не столько работает, сколько стоит, потому что стащили туда со всего завода изработавшийся механический хлам: разболтанные довоенные ДИПы, шлифовальные станки с кулачковыми еще зажимами, громыхающий, залитый горелым маслом агрегат с надписью «Прѣссъ» на чугунной станине. Что заработки там ниже, чем в основных цехах, и уважающий себя человек «на мясорубки» работать не пойдет. Но откуда это знать малолетнему Сереже и станет ли Юркиной бабушке легче от таких объяснений?
– А я почем знаю? – проворчал Сергей Петрович.
Вдвоем с Юркой они провертели в четыре руки мясо для котлет и заперлись в Юркиной комнате. Сергей Петрович рассказал, как поцапался с классной, перечертил на листок долгожданную схему и отправился домой. Он переходил двор, залитый весенними лужами, когда в полном соответствии с законом максимальных неприятностей встретился с Колюней.
Колюня стоял на верхушке высокого, почерневшего от грязи сугроба около гаража, и вышедший из-за гаража Сергей Петрович столкнулся с ним носом к носу.
– Привет, Серый, – вежливо сказал Колюня. – Ты меня не бойся, я тебя сегодня бить не стану. Боюсь прикид попортить. – Колюня провел ладонью по замшевой куртке. Тут только Сергей Петрович заметил, как наряжен Колюня. Штаны на нем были – не джинсики за двенадцать рублей, а настоящая «фирма» из мелкого вельвета с медной бляхой на заднем кармане. На ногах лаковые полуботинки с высоким скошенным каблуком.
– В кино иду, – сообщил Колюня. Он вытащил из кармана два билета и помахал ими перед носом у Сергея Петровича. – Угадай с кем?
Сергей Петрович потерянно молчал.
– Чтобы я тебя рядом с ней больше не видел, – внятно сказал Колюня. – Никогда. Усек? – И, не дожидаясь ответа, пошел по гребню сугроба.
И тогда Сергей Петрович, сам не соображая, что делает, ухватился двумя руками за его вельветовые штаны и что есть силы дернул. Взмахнув руками, Колюня грохнулся всем телом в черную жижу раскисшего газона.
Теперь терять было нечего. Такого Колюня не забудет и не простит никогда. Отсиживаться дома не имело никакого смысла, и, отдышавшись после быстрого бега и безо всякого аппетита проглотив обед, Сергей Петрович отправился гулять. Маячить во дворе он на всякий случай не стал. Побродил по улицам, по закрытому на просушку парку. Через дыру в ограде снова выбрался на улицу и здесь столкнулся с Леной.
Разумеется, эта встреча была совершенно случайной. Конечно, Сережка знал, что Лена каждое воскресенье в это самое время проходит мимо парка, возвращаясь из бассейна, но ведь могла же она пойти, например, другой дорогой или заболеть, или даже отправиться с кем-нибудь в кино. Так что встреча была совершенно случайной. Взрослая же часть Сергея Петровича допустила эту встречу для того, чтобы предостеречь Лену от нежелательной встречи с Колюней.
– Привет, Лен, – оказал Сергей Петрович.
– А, привет! – ответила Лена, помахав зажатым в руке пластиковым мешком.
Они свернули к проломленной ограде и пошли рядом по мокрому парку. Это уже напоминало свидание, и Сергей Петрович забеспокоился. У него было такое ощущение, будто он подглядывает за Сережкой: забрался в его голову и смотрит. А Сергей Петрович никогда ни за кем не следил, он не участвовал даже в обсуждениях своих коллег – любимом времяпрепровождении сотрудников отдела. Конечно, свидание в тринадцать лет недопустимо, но ведь и подглядывать – тоже… И Сергей Петрович пребывал в растерянности и бездействии.
– За что ты его так? – спросила Лена.
– Кого? – не понял Сергей Петрович.
– Колюню.
– Он что, тебе пожаловался?
– Я из окна видела, как он летел. Во всем новом, жалко как-то…
Тогда Сергей Петрович сказал:
– Я не хочу, чтобы ты с ним в кино ходила.
– Откуда ты взял? – удивилась Лена. – Я и не собиралась.
– А он говорил…
– Мало ли что он говорил. С такой дубиной в кино ходить!
Из-за дерева вышел Колюня. Вид его доброго не предвещал. «Да что он, шпионит за мной, что ли?» – чуть не плача, подумал Сергей Петрович. Бежать сейчас, на глазах у Ленки, было немыслимо.
– Воркуете? – произнес Колюня и начал отстегивать часы.
Сергей Петрович представил, как тяжелый Колюнин кулак ударит его сейчас в лицо, и похолодел. Это же невозможно, чтобы его, культурного, интеллигентного человека, били… Но одновременно он понял, что не убежит, что сейчас бросится на Колюню, хотя бы Колюня даже убил его насмерть. Что здесь от Сережки, а что от него самого, разбирать Сергею Петровичу было некогда. Надо было что-то предпринимать, и за ту секунду, пока страх и рожденная отчаянием отвага боролись в нем, Сергей Петрович нашел достойный выход.
– Мальчик, – небрежно проговорил он, – разве ты не знаешь, что вмешиваться в разговоры старших невежливо?
– Что-о?!. – протянул Колюня. – Это кто тут мальчик?
– Разумеется, ты… – усмехнулся Сергей Петрович. – Ты же собрался в шестом классе второй год сидеть, значит, сейчас ты, можно сказать, пятиклассник. Так-то, малыш!..
Сергей Петрович повернулся к онемевшему Колюне спиной и подхватил Лену под руку.
– Идем отсюда, Леночка, – сказал он.
Сергей Петрович действовал так естественно и уверенно, что Лена послушно пошла с ним, и когда Колюня наконец очнулся, догонять ушедшую пару и силой восстанавливать пострадавший авторитет было уже поздно.
– Здорово ты его, – сказала Лена, когда они отошли на безопасное расстояние.
– Пустяки, – заскромничал Сергей Петрович, – он же болван. Знаешь, как станок с программным управлением. Запрограммировали его, он и сверлит, а сунь ему нестандартную деталь – вот тебе и сбой.
Они шли под руку по дорожке парка. Рядом никого не было. И Сергей Петрович вдруг отвлеченно, как о чем-то постороннем, подумал, что сейчас он возьмет и поцелует Лену.
«С ума сошел! – всколыхнулась мысль. – Маленький ведь, даже шестнадцати еще нет. Нельзя!» – «А почему, собственно? – поднялась навстречу другая, безумная, невозможная, но все же его, взрослого Сергея Петровича, мысль. – Сколько раз за последние два дня ты говорил “нельзя”? И что страшного происходило, если тебя не слушались? Так ведь и жить нельзя будет!»
И тут же Сергей Петрович понял, что на этот раз действительно нельзя. И не потому, что Сережке нет шестнадцати, а потому, что об этом будет знать он, Сергей Петрович.
И все же разойтись просто так было невозможно.
– Лен, – сказал Сергей Петрович, – Колюня, конечно, идиот, но ведь «Шанс» действительно хороший фильм. Приходи завтра к кино «Заря» в три. Только не к кассам, а, знаешь, напротив мороженки. А?..
«Кто так приглашает девушек на свидание?» – усмехнулся Сергей Петрович, но мешать не стал. Лена неожиданно ловким движением освободилась от его руки и, ускорив шаг, пошла вперед.
– Я подумаю, – сказала она.
* * *
Звонок будильника возник, как всегда, резко и неожиданно. Сергей Петрович подскочил на кровати, придавил ладонью верещащий механизм и чуть было не повалился обратно, сонно бормоча: «Я сейчас, еще минуточку…» Но в следующую же секунду он оглядывался вполне осмысленно. Он был в своей взрослой квартире, и сам он, Сергей Петрович, тоже был прежний. Значит, наваждение, чудо, или как там назвать случившееся, окончилось.
Сергей Петрович поднялся, невольно удивившись тяжести и неповоротливости своего тела, и принялся исследовать квартиру. Проснулся он в кровати, а не на диване, кровать была разобрана, диван же, напротив, аккуратно застелен поверх подушек покрывалом. В холодильнике и кухонном шкафу обнаружилась недостача продуктов, все это доказывало, что Сергей Петрович или кто-то другой, очутившийся на его месте, не проспал два дня подряд. Других следов чужой деятельности Сергей Петрович не нашел, хотя потратил на поиски все время, обычно отводимое для завтрака, и из дома вышел голодным.
Кончался март, время, когда прошлый отпуск уже забылся, а новый начнется еще не скоро. Вчерашние ручейки подмерзли, лед блестел на солнце. Переполненные трамваи натужно обгоняли идущего пешком Сергея Петровича. Ничто в мире не изменилось. На службе Сергея Петровича ждал незаконченный чертеж, а через полгода – давно обещанное повышение. Волноваться было не о чем.
К доске кульмана чертежники обычно прикнопливают большой лист миллиметровки и лишь сверху прикрепляют чертеж, над которым работают. На кульмане Сергея Петровича в левом верхнем углу еще в пятницу было выведено: «Подковки магнитные – 4 шт.».
Сергей Петрович прочитал им самим же сделанную надпись, и настроение сразу же испортилось.
А что он, собственно, может сделать? Завод все равно не откажется от выбитых с таким трудом станков. Больше станков тоже никто не даст, а на предприятии нет производства, которое можно было бы автоматизировать всего четырьмя станками.
«А мясорубки?» – мелькнуло в голове. Сергей Петрович вспомнил, как выглядит цех ширпотреба, и рассмеялся бредовой идее. Это же убыточное изделие! Участок закрывать собираются. Но с другой стороны, в магазине мясорубки не купить. И вообще, это на ДИПах работать нерентабельно, изделия тут ни при чем. Сколько деталей в мясорубке? Считая завальцованную в струбцину шайбу – десять. А операций? Вряд ли больше двух десятков. Четыре станка вполне справятся.
Сергей Петрович нашел в папке строительную планировку участка ширпотреба, прикинул, где можно поставить линию. Выходило неплохо. И места сколько высвобождается! Все старье – на свалку, здесь поставить перегородку, а освободившуюся площадь передать первому цеху для ванн закалки. Они давно просят. Отличная идея! Главное – красиво преподнести ее начальству. Как удачно! Одним махом – и совесть будет спокойна, и положение упрочится. Быть ему начальником ПКБ, а там, глядишь, и главным технологом…
Несколько часов Сергей Петрович работал над планировкой, даже насвистывать было начал, чего прежде с ним не случалось, но вдруг заметил, что прежней радости уже нет. Почему-то пришла мысль, что Сережка сейчас сидит в его голове, смотрит его глазами и безмолвно протестует против чего-то. Но чем он недоволен, черт побери?! Тем, что он, Сергей Петрович, умеет отстаивать свои принципы и осуществлять идеи, никого не озлобляя против себя и не дергая ничьих нервов? Или что он хочет стать начальником ПКБ? Но он же не подсиживает нынешнего завбюро, а расти, подниматься вверх надо. Для этого его учили, для этого он и работает…
«Врешь! – сказал себе Сергей Петрович. – В институте ты хотел проектировать новые, самые современные машины или хотя бы работать с ними. А кем ты стал? Инженер-конструктор второй категории! С твоей работой справится любой выпускник техникума. А начальнику ПКБ и этого не надо. И чем выше ты станешь подниматься, тем меньше в твоей жизни будет чертежей, а больше – докладных и служебных записок».
Сергей Петрович вздохнул, чтобы успокоиться, взял чистый лист бумаги и, удивляясь самому себе, написал: «Прошу перевести меня с занимаемой должности на должность наладчика станков с числовым программным управлением в цех ширпотреба». Потом непривычно размашисто подписался и поставил число. Двадцать пятое марта.
Но ведь… Сергей Петрович глянул на часы. Полтретьего! Через полчаса, у кинотеатра «Заря», напротив мороженщицы… «А знает ли Сережка?» Ну с чего он решил, что Сережка должен помнить события последних дней?
Сергей Петрович вскочил и бросился вон из отдела. Он бежал что есть сил, забыв, что он не тринадцатилетний мальчишка, а старый холостяк, который лет уже десять никуда не бегал. Воздух хрипел у него в горле, лицо раскраснелось, вид у Сергея Петровича был такой, что вахтерша на проходной поспешно пропустила его, не спросив не только увольнительной, но даже обычного пропуска.
К кинотеатру «Заря» Сергей Петрович успел без трех минут три. Он не думал, что скажет, чтобы выгородить невинного Сережку, но едва бросив взгляд на тротуар, понял, что ничего выдумывать не придется. Сережка стоял напротив мороженщицы с таким безразличным и независимым видом, так стараясь показать, что никого он тут не ждет, а просто остановился на минутку подышать воздухом, что сразу было ясно – мается он здесь никак не меньше часа.
Из-за противоположного угла показалась Лена. Вид у нее тоже был очень независимый.
И Сергей Петрович направился назад к заводу. Он шел быстрой подпрыгивающей походкой и негромко насвистывал под нос.
