Kitobni o'qish: «Оцифрованная душа», sahifa 2

Детство

Тихо шаркают по крыше

То ли листья, то ли мыши.

Кот, огромный, как бульдог,

Охраняет наш порог.

Тихо вторит фортепьяно

Детской песенке Татьяны,

Диким танцам на носках

И снежинкам в облаках.

Сквозняки по половицам

К нотным тянутся страницам

И баюкают кота

На футляре от альта.

…Снова снег – куда деваться?

Кот пропал. Мне скоро двадцать.

Белые стихи

Да славится мойщик посуды,

Больной без ее белизны,

Маляр, потерявший рассудок

От свежебеленной стены,

Кондитер, седой и хохлатый,

Над облаком пыли мучной.

Берущий безбожную плату

За белые платья портной.

Уборщик, ругающий лето

За усланный тополем сад,

И злая причуда поэта

Бумагу марать наугад.

В антракте

«Как же ты изменилась,

Словно с неба свалилась!».

Я прекрасна, как Фея Драже.

Я с лицом беспечальным

И с кольцом обручальным,

В платье, розовом, как бланманже.

«Где ты был эти годы?».

Как качаются своды?

Как оркестр военный гремит!

В зале консерваторском

С палочкой дирижерской

Моя детская тайна стоит.

Разноцветное утро.

Разве кто-нибудь умер?

Так печален оркестр духовой.

Тонких веток качанье,

Это наше прощанье

Тихим маршем плывет над Москвой.

В магазине на Герцена

В этом театральном магазине

Я скрываюсь от дождей и бед.

Трогаю пуанты на витрине.

Даже если в доме денег нет.

Покупаю тени цвета сливы,

Крашу губы, в зеркальце смотря.

Буду разноцветной и счастливой

Среди пестрых листьев сентября.

От ветров осенних не замерзну

Под плащом для гномов и принцесс.

В городе, как в солнечной гримерной,

Пахнет ожиданием чудес.

Про клоуна Вову

Я иду по синим лужам

Не с подругой и не с мужем.

Угадайте, рядом кто?

Клоун в стареньком пальто!

Настоящий клоун Вова,

Старшекурсник циркового.

Он пока не знаменит,

Но нисколько не грустит.

Тает снежная завеса,

Воздух мартовский лучист.

Я твержу: «Я поэтесса!»,

Он мечтает: «Я – артист!».

Бабушка

Бабушка, нахохленная птица,

На кровати в сумерках сидит.

То, что нынче бабушке приснится,

Завтра утром сбыться норовит.

Древняя, ослепшая, глухая,

Смотрит сны, как видео-кино,

Молодым назавтра предрекая

То, что было с ней давным-давно.

Стекло

Нас Господь сотворил из стекла,

Души вдул сквозь прозрачные лица.

Помолчал. Наказал не разбиться

От любви, от ударов, от зла.

Мудр Творец, потому не хандрит,

Если чья-то душа догорает.

А когда человек умирает,

Из осколков – другого творит.

В цирке

Я различаю свет во мраке

И понимаю: мрак – ничто,

Когда выходит в рыжем фраке

Любимец цирка шапито.

Когда артистка цирковая

Опасный выполняет трюк,

Я вместе с ней, едва живая,

Лечу, зубами сжав мундштук.

Что б в этом бешеном круженье

Перемолоть, перекружить

Все то, что только отраженье

Глагола пламенного: «жить!».

Несовпаденья

Мы целую зиму мечтали о лете,

Чтоб белый наш дом, как валун придорожный,

Увили горошка душистые плети

И вырос – у лифта почти! – подорожник!

Чтоб пели стрекозы на автостоянке

И крались коты за кустом барбариса,

И бабушка гордо сажала в жестянке

По горстке семян – ноготков и редиса.

А после, устав от тягучего зноя,

Мы слышали, как завывают метели.

И вновь получилось все так, как хотели.

И снова нам видится что-то иное…

Октябрь

Октябрь, хрипя, поднялся на дыбы

Над переулком,

Осенью прожженным.

А в воздухе – такая напряженность,

Что ей сродни – призывны клик трубы.

Снимается кино

Снег пошел без команды: «Мотор!»,

Без хлопушек и чьей-нибудь воли.

Десять дублей. Он вышел из роли

И покорно улегся на двор.

В снегопад у окна постоять,

Два цветка бутафорских сжимая…

Осветители переживали:

Надо осень по фильму снимать.

Стихи и проза

Ты явишься прямо с мороза

С портфелем в озябшей руке,

Как самая дивная проза

На самой нескучной строке.

Я прыгну, как кошка, с дивана,

Смеясь от таких пустяков,

Что вновь – продолженье романа,

И больше не будет стихов!

Обезьянка

Какую яркую приманку

Судьба подкинула опять,

Чтоб подразнить, как обезьянку,

И за решетку приз убрать.

А мне – стоять с рукой пустою,

Того не в силах укусить,

Кто с идиотской простотою

Игрушку дергает за нить.

Жизнь

Твердила мама: «Жизнь жестока!».

Я тайно думала: «Вранье!»

И убегала, как с урока,

От смысла здравого ее.

Какие глупости! Жестоким

Никто не может быть со мной!

Я молода, я нравлюсь стольким,

Я замуж выйду той весной…

Лет десять бешено промчалось –

Зима, весна, и вновь зима…

Но если что-то и осталось

Смешным – то это я сама.

На кухне

Сковородки, кастрюли, тряпки –

Как ведьмовские причиндалы.

Космы сизые нашей бабки –

Словно дым над косынкой алой.

Приговаривает, ворожит,

Проклиная нашу беспечность,

И скучает, что день не прожит –

Будет вечер, длинный, как вечность.

Ведь пока эти руки в тесте

И глаза от дыма слезятся,

Будет время стоять на месте,

Будем мы детьми оставаться.