Мастер вновь прошелся по клавишам. Ля бемоль второй октавы на этот раз прозвучало не так уверенно, как звуки первой, и теперь даже Алла расслышала неприятный дребезг. Словно некая красавица, зайдясь в истерике, сорвала голос.

– Вот видишь, я же говорил, – пробормотал настройщик, обращаясь к пианино. – Нельзя верить первому впечатлению.

Он вспомнил непривычно визгливые нотки низкого голоса Зои, с которыми она наутро потребовала: мол, они должны, обязаны задержаться в этом дивном городе, отдохнуть недельку после тяжелых гастролей… Валерий тогда растерянно курил сигарету за сигаретой. В Москве его ждали жена и маленькие сыновья…

Лицо мастера из простоватого сделалось сосредоточенным, даже благородным. Сильной рукой он подкрутил струну, потом подбил колок молоточком, прислушался и вновь коснулся клавиши. Затем другой. "Ми-и-ля-я-ля-ля", – пропел инструмент.

– "Сурок", – сказала Алла.

– Что? – неохотно вынырнул из мира звуков настройщик.

– "Сурок" Бетховена, – пояснила хозяйка, – Я разучивала его к школьному утреннику. Вся жизнь в квартире тогда уже вращалась вокруг пианино. Когда оно звучало, бабушка ходила на цыпочках. Со мной в то время занималась тётя Ирма, мамина подруга. Шумная, большая, казалось, она занимала в квартире столько же места, сколько заморский музыкальный инструмент. Громко вздыхая, пристраивала в прихожей огромный мохеровый берет, заколотый крупной брошью, отряхивала на лестнице от снега лохматую шубу и осторожно ставила в угол футляр с альтом. Потом расстегивала часы и клала их на самое видное место. Она служила альтисткой в оркестре Малого театра, забегала к нам домой в перерыве между репетицией и спектаклем, потому всегда пребывала в цейтноте.

– Быстренько повторим "Сурка", попьем чайку, и я побегу на спектакль, – ободряла она ученицу, заговорщицки подмигивая.

– Странно, что у дочки нет музыкального слуха, – шепталась с ней мама, – до пианино у нас был кабинетный рояль, и Аллочка спала на нем, пока не купили кроватку. Я так мечтала, что она станет пианисткой.

Мама когда-то сама играла на том самом "спальном" рояле вальсы Шопена и распевала романсы Глинки и Чайковского, у нее-то со слухом было все в порядке. Каждый год мать покупала абонементы в консерваторию, а на антресолях в их маленькой квартирке пылились ноты басового репертуара. Когда Алла выросла, мать призналась: в юности у нее ходил в поклонниках бас из Большого театра. Кстати сказать, пианино Алла решила настроить в память о маме. Пусть в их опустевшей после ее смерти квартире вновь зазвучит музыка, переплавляя одним ей ведомым способом горечь отчаяния в светлую грусть.