Kitobni o'qish: «Бисмарк», sahifa 3

Этого принципа он придерживался до самого конца своей жизни. Бисмарк в любой ситуации и на любой должности стремился действовать в соответствии с собственными воззрениями, и никому – включая монарха – не удавалось добиться от него простого исполнения приказов. Роль сельского помещика привлекала молодого человека тем, что он наконец-то становился своим собственным начальником, никому не подвластным и не подотчетным. Он прекрасно понимал, что выбранный путь не будет простым и беззаботным, но был к этому вполне готов.

Вильгельмина скончалась 1 января 1839 года. К этому моменту Бисмарк уже начал целенаправленную подготовку к предстоящей хозяйственной деятельности. Последние несколько месяцев военной службы он провел во 2-м егерском батальоне, входившем в состав II армейского корпуса и дислоцированном в померанском Грейфсвальде⁵⁶, что дало ему возможность посещать занятия в недавно основанной Королевской экономической и сельскохозяйственной академии. Насколько широко он воспользовался этой возможностью, доподлинно неизвестно, однако его стремление расширить свои познания об аграрной сфере несомненно: он даже писал своему другу Кейзерлингу, выбравшему для себя после окончания Берлинского университета естественно-научную стезю, с просьбой порекомендовать новейшие научные труды о земледелии. На Пасху, окончательно покинув казарму, он уехал в родные поместья.

В октябре 1839 года Бисмарк поставил точку в своей карьере чиновника, подав в отставку с государственной службы, на которой формально еще продолжал числиться. «Если господину фон Бисмарку удастся преодолеть свою личную лень, он будет способен ко всем высоким государственным должностям» – таков был вердикт начальства⁵⁷. Лень у талантливых людей объясняется, как правило, недостатком мотивации и дисциплины. С дисциплиной у Бисмарка действительно все было не очень хорошо; что касается мотивации, то желание быть винтиком огромной бюрократической машины тоже полностью отсутствовало.

В деревенской глуши Бисмарк надеялся обрести внутренний покой. В конечном счете все его прежние неудачи и поражения объяснялись в первую очередь внутренними метаниями, долгими и бесплодными поисками самого себя. Молодой человек был словно соткан из крайностей. Честолюбие, принимавшее порой нездоровые масштабы, и стремление во всем быть первым соседствовали в нем с неспособностью долго и упорно трудиться, а также подчиняться строгой дисциплине. Он крутил многочисленные романы, неоднократно подумывал о женитьбе – и все же в значительной степени страшился того, что узы брака могут стать тяжкими оковами. Он стремился взять от жизни все, погрузиться в пучину удовольствий, создать себе образ неудержимого кутилы – и в то же время отличался любовью к литературе и искусству. Разумеется, большинству современников его душевные метания и внутренние противоречия были совершенно не интересны; в Бисмарке видели молодого повесу, легкомысленного прожигателя жизни, неспособного к сколько-нибудь серьезной деятельности. Такая репутация сопровождала его еще долгие годы, как и шлейф долгов, оставшихся от веселой юности на берегах Рейна.

Итак, первой задачей Бисмарка стало исправить финансовую ситуацию – как семейную, так и свою собственную. Весной 1839 года будущий канцлер совместно с Бернгардом взялся управлять тремя померанскими имениями. Через два года братья разделили между собой имения: старшему достался Ярхлин, младшему – два других. Нужно отметить, что Отто первым стал настаивать на разделе; ему хотелось полной самостоятельности. После смерти отца в конце 1845 года раздел приобрел окончательный характер: получив в наследство Шёнхаузен, Отто передал Бернгарду Кюльц.

Книпхоф пробудил в молодом человеке приятные воспоминания детства; прекрасная природа, неторопливая сельская жизнь представляли собой разительный контраст с бумажной работой в городских канцеляриях. Однако в еще большей степени радовало Бисмарка то обстоятельство, что он наконец-то оказался предоставлен самому себе. В те времена прусский помещик еще сохранял многие черты феодального властителя и являлся практически неограниченным господином в своих владениях. Он был не только собственником земли, но и обладал полицейской и значительной судебной властью, а также являлся патроном местной церкви. Проживавшие в границах имения крестьяне, несмотря на отмену крепостного права, во многих отношениях зависели от землевладельца и продолжали считать его своим господином. Это, безусловно, импонировало Бисмарку, который приложил большие усилия к тому, чтобы стать для местных жителей непререкаемым авторитетом. Роль патриархального помещика из классической консервативной идиллии очень нравилась ему. Впоследствии он неоднократно утверждал – возможно, со значительной долей преувеличения, – что его крестьяне готовы пойти за ним в огонь и воду. Отто с детства владел нижненемецким диалектом (так называемый платтдойч), который использовали в быту померанские крестьяне, и с удовольствием пользовался им до конца жизни.

Однако большую часть своей нерастраченной энергии Бисмарк употребил на то, чтобы привести в порядок дела в убыточном имении. Очевидно, что эту задачу он рассматривал не только с чисто экономической точки зрения, но и как определенный вызов, испытание, которое необходимо выдержать с честью. Возможно, именно поэтому молодой помещик проявил два качества, ранее мало свойственных ему, – склонность к упорному труду и экономию. В Книпхофе появилась большая конторская книга, в которую педантично записывались даже самые мелкие расходы. Вчерашний мот, словно по мановению волшебной палочки, превратился в экономного, даже прижимистого сельского хозяина. Впрочем, никакого волшебства здесь нет: в сельской глуши физически не существовало тех соблазнов, которые окружали юношу в Ахене или Берлине.

Одновременно Бисмарк стремился организовать хозяйственную деятельность в имении на современной основе. Он приобрел учебники по сельскому хозяйству, которые тщательно штудировал. Были введены в оборот новые методы обработки почвы, закуплены сельскохозяйственные машины. В итоге Бисмарку удалось достаточно быстро заставить поместья приносить доход.

Было бы весьма соблазнительно приписать это локальное «экономическое чудо» исключительно талантам молодого землевладельца. Однако существенную роль здесь сыграли внешние факторы. После длительного периода экономической депрессии, разорившей многих помещиков, в 1830-е годы начался постепенный, но уверенный рост цен на сельскохозяйственные продукты. Благоприятная конъюнктура существенно поспособствовала успехам Бисмарка, которые позволили ему медленно, но верно начать рассчитываться с кредиторами.

Казалось, молодой человек наконец-то нашел свое призвание. «Я зажил здешней жизнью, спас большую часть своего ожидаемого наследства, и это занятие нравилось мне в течение двух лет из-за своей независимости; я никогда не переносил начальства. В процессе своей служебной деятельности – частью из-за справедливого отвращения к ее окостеневшим формам, частью, особенно в последнее время, из лени и духа противоречия – я исполнился такой ненавистью ко всему, что связано с бюрократией, что даже отверг приятную должность ландрата, которая была предложена мне здешними сословиями и которую в итоге занял мой брат», – писал он Шарлаху несколько лет спустя⁵⁸.

Однако Бисмарку с его неуемной энергией довольно быстро наскучила жизнь в остэльбском захолустье. Задача по налаживанию хозяйства была выполнена, а кропотливо работать над дальнейшим его развитием было уже не так интересно. Как и в студенческие годы, он нашел выход в буйных развлечениях, которые довольно быстро обеспечили ему в округе репутацию «бешеного Бисмарка» (tollen Bismarck). Среди владельцев соседних поместий в изобилии ходили истории о соблазненных им деревенских девушках, ночных скачках по чужим пшеничным полям, о том, как он разбудил знакомого, остановившегося переночевать в Книпхофе, выстрелом в потолок из пистолета… Отто старался не пропустить ни одной охоты, ни одного праздника, происходившего в округе. Однако это уже не могло удовлетворить его и лишь позволяло на какой-то момент заполнить внутреннюю пустоту.

В 1841 году Бисмарк получил чин секонд-лейтенанта ландвера – в прусской армии для этого было необходимо не только выполнение определенных требований, но и избрание нового товарища офицерами одного из полков. Год спустя он перешел из пехотного полка в уланский – кавалерия считалась более престижным родом войск, а молодой дворянин был великолепным наездником, – для чего на пару месяцев вновь надел мундир. Бисмарк с удовольствием вращался в кругу молодых офицеров, но никакой тяги к военной службе по-прежнему не испытывал; очевидно, «уланский эпизод» был лишь одним из способов развеяться. Среди всего прочего, на маневрах он спас тонущего конюха, за что получил медаль, долгое время остававшуюся единственной его наградой.

Впереди замаячил внутренний кризис. Бисмарк не нашел себя ни на государственной службе, ни в роли военного, теперь и сельская жизнь начинала ему надоедать. В 1841 году он вновь задумался о том, чтобы связать себя узами брака. На сей раз речь шла о дочери одной из местных помещиц, Оттилии фон Путткамер, в которую молодой человек серьезно влюбился. Сама девушка была не против, однако ее мать категорически воспротивилась перспективе иметь в зятьях «бешеного Бисмарка». Сначала она назначила потенциальному жениху годичный «испытательный срок», а весной 1842 года и вовсе заставила дочь написать лаконичный отказ. Неизвестно, насколько глубоки были чувства Отто, однако поражение в этом вопросе он воспринял весьма болезненно. Особенно возмутил его тот факт, что Оттилия недостаточно сильно любила его и склонилась перед волей матери. Бисмарк страдал от одиночества, он метался между желанием жениться, пусть даже без любви, и скептическим отношением к браку.

Чтобы немного развеяться и залечить сердечные раны, молодой помещик предпринял в июле – октябре 1842 года большое путешествие по Европе – в Великобританию, Францию, Швейцарию и Италию. В ходе этой поездки он подумывал не только о том, чтобы отправиться в Египет и Сирию (по тем временам места экстремального туризма), но даже о поступлении на английскую службу в Индии – однако, судя по всему, сам прекрасно понимал, что смена декораций не заполнит внутреннюю пустоту. Отто уже осознал, что спокойная жизнь сельского помещика его совершенно не удовлетворяет, что для самореализации ему необходимо нечто большее. Пока альтернатива отсутствовала, он продолжал развлекать себя всевозможными сомнительными выходками, которые только укрепляли его дурную репутацию среди соседей. Весьма показательна в этом отношении следующая история: в 1844 году, отправившись на ганноверский остров Нордерней на Северном море, Бисмарк отпустил себе бороду; после его возвращения среди местных крестьян ходила легенда, что ему запретили бриться, потому что он поспорил с ганноверским королем и спустил его с лестницы⁵⁹.

Душевный покой, к которому некогда стремился молодой дворянин, обернулся томительной скукой. Заранее известное, предопределенное до мелочей будущее владельца имения было тупиком. О том, какого размаха достиг внутренний кризис, терзавший Бисмарка, говорит его попытка весной 1844 года вернуться на государственную службу. Глава правительственного президиума Потсдама удовлетворил его просьбу с тем условием, что он «упорным прилежанием наверстает упущенное с момента увольнения со службы и сможет рассеять те предубеждения, которые, что не имеет смысла скрывать, возникают после ознакомления с личными делами, характеризующими его усердие на государственной службе в прежние годы»⁶⁰.

Опасения чиновника оказались не напрасными: не отслужив и двух месяцев, Бисмарк взял отпуск, из которого больше не вернулся. «Я больше не мог выдерживать одинокую жизнь сельского юнкера и сомневался, надо ли вернуться на государственную службу или отправиться в дальние странствия. Четыре месяца назад я снова пошел на административную работу, проработал шесть недель и нашел дела и людей столь же затхлыми и бесплодными, как и прежде» – так охарактеризовал эту интермедию сам Бисмарк⁶¹. Если положение самого маленького винтика в бюрократическом аппарате было невыносимым для вчерашнего студента, то можно себе представить, насколько тягостным оно выглядело в глазах полновластного хозяина поместья. Есть также основания предполагать, что финалом этой интермедии стал конфликт с начальством.

Бисмарк вернулся в Померанию, не имея четкой цели, не зная, как распорядиться собственной жизнью. «Скучаю так, что повеситься хочется, когда я тут один», – писал он отцу в октябре 1843 года из Книпхофа⁶². «Я безвольно плыву по течению жизни, не имея иного руля кроме минутных склонностей, и мне довольно безразлично, где меня выбросит на берег», – значится спустя год в другом его послании⁶³. А в январе 1845 года в письме Шарлаху он прямо называл свою «болезнь» – «скука от всего окружающего, граничащая с усталостью от жизни»⁶⁴.

Важной отдушиной для Бисмарка оставалось чтение. Молодой помещик одно за другим буквально проглатывал произведения Уильяма Шекспира, Джона Гордона Байрона, Иоганна фон Гёте, Людвига Уланда, других знаменитых в свое время европейских писателей. К числу его любимцев относился Генрих Гейне, чья острая ирония весьма импонировала Бисмарку. Помимо художественной литературы, Бисмарка интересовали работы по экономике и сельскому хозяйству, географии и истории. Немецкая исследовательница Мария Фелинг, тщательно изучавшая источники представлений Бисмарка об истории, датирует период наиболее интенсивного чтения приблизительно 1842–1845 годами. По ее словам, в библиотеке будущего канцлера можно было встретить книги по истории «всех монархов и народов Европы»⁶⁵, а также множество рассказов о путешествиях. Свою методику чтения сам Бисмарк описывал так: «Я читаю сперва начало книги, потом конец, потом местами в середине. Если эти пробы оказываются успешными, я читаю книгу целиком, в противном случае откладываю ее в сторону»⁶⁶.

Самым близким Бисмарку человеком стала в это время его младшая сестра Мальвина. Родившаяся в 1827 году, она провела несколько лет в берлинских пансионах, прежде чем вернулась под родительский кров. Со старшим братом, с которым они до этого практически не виделись, Мальвина начала общаться в 13 лет. Они быстро нашли общий язык, поскольку были похожи характерами, да и интеллектом девушка не уступала Отто. Брат и сестра совместно вели хозяйство, напоминая временами супружескую чету. Отто играл роль покровителя и защитника, Мальвина заботилась о нем. Хотя совместное проживание продлилось не так уж долго – в октябре 1844 года семнадцатилетняя девушка вышла замуж за Оскара фон Арнима⁶⁷, друга молодости Бисмарка – сестра на всю жизнь осталась для «железного канцлера» одним из самых близких людей. Он очень тосковал в разлуке с ней и полушутя писал: «Как это неестественно и эгоистично, когда девушки, у которых есть холостые братья, вдруг выходят замуж»⁶⁸. Отто и Мальвина с тех пор находились в постоянной переписке, причем Бисмарк обсуждал с сестрой, которой безоговорочно доверял, даже политические вопросы, прислушиваясь к ее мнению в государственных делах. Их душевная близость дополнялась и укреплялась постоянным интеллектуальным диалогом.

В январе 1845 года в письме Шарлаху Бисмарк так описывал свою жизнь: «Я сижу здесь, холостой, очень одинокий, мне 29 лет, и я вновь здоров физически, но довольно невосприимчив духовно, веду свои дела с пунктуальностью, но без особой страсти, пытаюсь сделать жизнь своих подданных приятнее и без злобы смотрю на то, как они обманывают меня. В первой половине дня я исполнен недовольства, после обеда полон благими чувствами. Мое окружение – это собаки, лошади и помещики, среди последних я пользуюсь некоторым уважением, поскольку легко могу прочесть письменный текст, одеваюсь по-человечески и при этом могу разделать дичь с аккуратностью мясника, спокойно и дерзко скачу верхом, курю совсем крепкие сигары и с доброжелательной холодностью сваливаю своих гостей под стол во время попоек. Сам я, к сожалению, не могу опьянеть, хотя вспоминаю это состояние как очень счастливое. Я функционирую почти как часовой механизм, не имея ни особых желаний, ни сожалений; весьма гармоничное и скучное состояние»⁶⁹. Письмо выдержано в обычном для переписки двух друзей насмешливом тоне, однако оно свидетельствует о том тупике, в котором оказался молодой человек.

К своему тридцатилетию Бисмарк подошел в роли классического неудачника. Не сумевший построить карьеру, не удовлетворенный слишком тесной для него ролью сельского помещика, не сумевший найти себе достойную спутницу жизни, не понимающий, куда двигаться дальше… В биографии «железного канцлера» были и взлеты, и падения, но середина 1840-х годов стала, пожалуй, низшей точкой его жизненного пути. Однако уже в ближайшие несколько лет все должно было радикально измениться.

Глава 3. Свет в конце тоннеля

У внезапных и драматических изменений, если разобраться, часто оказываются весьма глубокие корни. События, произошедшие в жизни молодого Бисмарка в середине 1840-х годов, не являются исключением. Чтобы понять их, нам придется вернуться на несколько лет назад и обратить внимание еще на один важный аспект его биографии.

Многие жизнеописания выдающихся людей страдают одним серьезным недостатком. Концентрируясь на личности главного героя, они теряют из виду его окружение. Родные, друзья, соратники появляются лишь эпизодически, удостаиваются беглых упоминаний и часто выступают в роли простых статистов. В результате читатель невольно начинает воспринимать главного героя как солнце, в одиночестве сияющее на небосклоне. В реальности же было бы правильнее сравнить его с одной из звезд на ночном небе – возможно, очень яркой, но находящейся среди множества других, далеких и близких, больших и малых.

Читая об одиночестве и скуке, которые терзали Бисмарка в сельской глубинке, о его насмешливо-пренебрежительном отношении к провинциальным прусским помещикам («скорее многочисленной, чем интересной клике»⁷⁰), можно легко впасть в подобного рода заблуждение. Этому в немалой степени способствовал и сам молодой человек, создававший в своих письмах образ почти байронического героя. На самом деле его круг общения и на берегах Эльбы, и в Померании был весьма широк.

Прусское дворянство того времени представляло собой относительно небольшую, но сплоченную социальную группу. Разветвленные семейные кланы были крепко-накрепко связаны друг с другом густой сетью родственных, дружеских, деловых связей; все знали друг друга через одно, максимум два рукопожатия. Если же говорить об отдельных исторических регионах – таких, как Альтмарк или Померания, – то местные дворяне и вовсе напоминали жителей одной большой деревни: регулярно собирались на праздники, ездили друг к другу в гости, сплетничали, создавали брачные альянсы, крестили детей… Уже упомянутые выше Оскар фон Арним или Мориц фон Бланкенбург были не просто близкими друзьями Отто фон Бисмарка; за этими именами стояли большие семейные кланы, на протяжении веков связанные друг с другом.

Применительно к описываемому времени нас будут особо интересовать два поколения прусских (а точнее, померанских) дворян, с которыми взаимодействовал молодой Бисмарк. Первое – это поколение «детей», его примерных ровесников, близких друзей, собутыльников, товарищей во всевозможных приключениях. Второе – поколение «отцов»: главы семей в возрасте 50–60 лет, обладавшие авторитетом в своей среде, связями при Дворе, а порой и весьма серьезной формальной либо неформальной властной позицией. Именно «отцы» могли выступить в роли покровителей молодого человека и открыть перед ним новые возможности. Было бы удивительно, если бы Бисмарк с его несомненной способностью к нетворкингу не воспользовался этим шансом.

Одной из наиболее значимых для Бисмарка фигур из поколения «отцов» стал на рубеже 1830–1840-х годов Эрнст фон Бюлов-Куммеров⁷¹, принадлежавший к числу самых влиятельных померанских землевладельцев. Он безоговорочно одобрил решение молодого Отто посвятить себя управлению поместьем и в дальнейшем поддерживал с ним оживленную переписку. Сам Бюлов был весьма деятельной натурой – инициатор целого ряда бизнес-проектов (не всегда удачных), один из основателей сельскохозяйственной академии в Грейфсвальде, политик и публицист. В 1831 году при его деятельном участии был основан Регенвальдский союз, объединивший померанских помещиков, заинтересованных в развитии сельского хозяйства. Деятельность союза простиралась от совместной защиты интересов местных производителей до обсуждения достижений современной аграрной науки. Отто фон Бисмарк вплоть до 1848 года принимал в ней самое активное участие.

По своим политическим убеждениям Бюлов-Куммеров являлся консерватором, активно защищал интересы прусского дворянства, однако не был чужд реформаторским идеям. Что касается внешней политики, то здесь он выступал за изменение сложившегося в Центральной Европе статус-кво и за доминирование Пруссии в Германии. Есть основания полагать, что общение с ним оказало существенное влияние на формирование политических взглядов и концепций молодого Отто фон Бисмарка, оказавшихся во многом похожими на идеи Бюлова.

Однако по-настоящему судьбоносное значение приобрело для нашего героя другое знакомство. Речь идет о кружке молодых пиетистов, членом которого являлся его близкий друг Мориц фон Бланкенбург, и покровительствовавших этому сообществу влиятельных фигурах из поколения «отцов». Переписка Отто и Морица по религиозным вопросам началась весной 1843 года, и вскоре кружок пиетистов стал играть в жизни молодого Бисмарка весьма значимую роль.

Пиетизм появился в конце XVII века как одно из течений внутри германского протестантизма. Его основной особенностью был тезис о тесной связи человека с Богом. Пиетисты придавали большое значение внутренним религиозным переживаниям и личному благочестию. Вся жизнь – как частная, так и общественная – должна была, по их мнению, проходить в согласии с божественными заповедями. Новый Завет они рассматривали как своего рода практическое руководство к повседневной жизни. Популярности пиетизма у прусского дворянства способствовало то обстоятельство, что он в условиях первой половины XIX века олицетворял собой протест против идей либерализма и европейского Просвещения, ассоциировавшихся с ненавистной революцией и Бонапартом.

Как уже говорилось выше, глубокой религиозностью Бисмарк не отличался. Его взгляды биографы часто характеризуют как нечто среднее между деизмом и пантеизмом⁷². Он признавал существование высшей силы, но не верил в то, что она нуждается в исполнении смертными неких ритуалов и церемоний, постоянно наблюдает за ними и вмешивается в их повседневные дела. Молодые пиетисты привлекали его, вероятно, в первую очередь как интересные и неглупые собеседники, с которыми можно подискутировать – в рамках кружка собралась практически вся образованная и интеллигентная дворянская молодежь тогдашней Померании. Кроме того, ему импонировали отказ пиетистов от догматики и вера в способность человека общаться с Богом напрямую, без посредников – впоследствии это станет важной составляющей его собственных религиозных убеждений, – а также царившая в кружке атмосфера: радостная и спокойная уверенность в правильности избранного пути, которой так не хватало самому Бисмарку.

Вскоре, однако, у молодого человека появился еще один веский повод почаще встречаться с пиетистами. Речь идет о Марии фон Тадден-Триглафф – красивой светловолосой девушке на шесть лет младше Отто. Глубоко верующая, даже набожная, она была в то же время открытой, естественной и жизнерадостной. Ее внутренняя глубина, искренняя вера и целеустремленность привлекали Бисмарка; интерес быстро перерос в настоящее чувство.

В свою очередь, Мария увидела в беспокойном, мятущемся скептике, к которому прониклась искренней симпатией, идеальную почву для духовного просвещения – одной из составляющей пиетизма была убежденность в необходимости миссионерской деятельности. Ее завораживали сила и энергия, которые излучал Бисмарк (в одном из своих писем она назвала его «померанским фениксом»⁷³). Наверняка сыграло свою роль и то, что Отто обладал весьма импозантной внешностью: высокий, атлетического телосложения, с короткими светлыми волосами, аккуратно подстриженными усами и густыми бровями, под которыми светились большие выразительные глаза, с мягким тембром голоса, – он был предметом тайных мечтаний многих молодых померанских дворянок. «Он выглядел молодо, но по сути был совершенно зрелым мужем», – описывал Бисмарка в 1846 году один из современников⁷⁴.

Эта история наверняка имела бы счастливый финал, если бы не одно крайне весомое обстоятельство: на момент знакомства Мария уже была помолвлена с Бланкенбургом. Сложился классический любовный треугольник – готовый сюжет для мелодрамы. Молодые люди тщательно скрывали свои чувства, хотя это давалось им все труднее. Их неудержимо влекло друг к другу. В своих письмах к подругам Мария не раз мимоходом сравнивала Отто со своим женихом, причем не в пользу последнего. Однажды, гуляя по саду вместе с ними обоими, Мария сорвала два цветка. Морицу она подарила синий – символ верности и преданности; на долю Отто досталась алая роза – символ страстной любви.

Свадьба Марии и Морица состоялась в октябре 1844 года. В отношениях между молодыми людьми это мало что изменило; Бисмарк был частым гостем в поместье Бланкенбургов Кардемине, они по-прежнему беседовали на религиозные темы, Мария все так же стремилась обратить молодого бунтаря к истинной вере. Однако Бисмарк был непреклонен, заявляя, что вера должна быть дарована свыше, и свежеиспеченная госпожа фон Бланкенбург с досадой писала приятельнице: «Меня всегда приводила в уныние мысль о том, что один человек не способен помочь другому. Видеть человека, который так страдает от холода безверия, как Отто фон Бисмарк, весьма грустно»⁷⁵.

Одним из способов помочь ему – а также разрушить драматический треугольник – Мария сочла поиск для Бисмарка подходящей невесты. В 1844 году супруги Бланкенбург познакомили Отто с близкой подругой Марии, двадцатилетней Иоганной фон Путткамер (дальней родственницей вышеупомянутой Оттилии). «Было бы затруднительно воспевать ее красоту, а о духовной оригинальности и говорить не приходится» – так характеризует ее один из современных биографов Бисмарка⁷⁶. Мария фон Тадден описывала свою подругу как «свежий, бурлящий источник здоровья», «в ее внешности не было ничего красивого, кроме глаз и длинных черных локонов, она выглядит старше своих лет, говорит много, остроумно и бодро с любым человеком, будь то мужчина или женщина»⁷⁷.

Любви с первого взгляда не случилось, Иоганна по всем пунктам проигрывала Марии. Однако чета Бланкенбург не сдавалась и прилагала большие усилия для того, чтобы сблизить Отто и Иоганну. В письмах Бисмарку они прямым текстом рекомендовали ему не терять времени и начать процесс сватовства. Мориц шутя заявлял, что если Отто будет и дальше медлить, то он сам возьмет Иоганну второй женой. Однако изначально молодые люди не ощущали особой симпатии друг к другу, тем более что никакой интеллектуальной и духовной близости между ними не возникло. Сблизило их лишь романтическое путешествие по Гарцу, предпринятое летом 1846 года в компании других молодых дворян из окружения Бланкенбургов. Небольшая компания – две семейные пары, три девушки, два молодых холостяка – наслаждалась красотами природы, веселилась, много общалась на самые разные темы. Бисмарк играл в ней роль главного организатора и распорядителя. Романтическая обстановка оказала большое влияние на настроение Иоганны. «Какие это были дни, какие неповторимые, навек незабываемые часы», – восторженно писала она матери в начале августа⁷⁸. Именно после Гарца между Отто и Иоганной завязалась переписка, поначалу довольно осторожная.

Развязка этой истории наступила неожиданно, хотя и соответствовала всем канонам мелодраматического жанра. Осенью 1846 года в Померании свирепствовала эпидемия тифа. Одной из ее жертв стала Мария фон Бланкенбург; она скончалась 10 ноября после трех недель страданий. Как вспоминал сам Бисмарк, узнав о тяжелой болезни своей подруги, он впервые за долгие годы искренне и страстно молился. Ее смерть стала для него тяжелым ударом; Мориц фон Бланкенбург едва ли не впервые видел этого сильного и ироничного человека плачущим. «Наверное, впервые смерть отняла у меня близкого человека, чей уход оставил большую и неожиданную брешь в моем жизненном окружении, – писал он сестре. – Потеря родителей иного рода […]. Это ощущение пустоты, эта мысль о том, что я никогда больше не увижу и не услышу человека, ставшего для меня дорогим и необходимым, как мало кто еще, – все настолько ново для меня, что я никак не могу к этому привыкнуть, и произошедшее еще кажется нереальным»⁷⁹.

Считается, что потрясение от смерти Марии заставило Бисмарка отбросить свой прежний скепсис и обрести веру. Трудно сказать, насколько это соответствует истине; во всяком случае, дальнейшая биография выдающегося политика не дает оснований заподозрить его в ревностном благочестии. В то же время некая глубоко личная, внутренняя вера, убежденность в наличии высшей силы и вечной жизни у него значительно окрепла. Религиозное чувство и в дальнейшем было у Бисмарка весьма своеобразным и мало похожим на ту набожность, которая была характерна для пиетистов. Он часто читал Библию, но крайне редко появлялся в церкви. Кроме того, он не считал религиозные нормы основой для частной жизни и уж тем более для политической деятельности. Религия давала Бисмарку чувство уверенности в том, что мир вокруг него имеет некое разумное основание, цель и смысл, – уверенности, которой ему так не хватало раньше. Бог, могущественный и справедливый, был для него не советчиком и помощником в повседневных делах, а источником моральной силы, а также основой и оправданием существующего порядка вещей, с которым Бисмарк далеко не всегда был согласен внутренне.

Смерть Марии разом сдвинула с мертвой точки и отношения Отто с Иоганной. В декабре 1846 года они снова встретились в Кардемине; видимо, именно здесь молодые люди договорились соединить свои судьбы. Можно долго гадать, что происходило в душе каждого из них. По всей видимости, Иоганна действительно испытывала к Отто глубокие чувства. Много лет спустя, уже в старости, она однажды сказала, что никогда не была влюблена в своего мужа, но всегда любила его⁸⁰. Что касается последнего, то о яркой и сильной страсти с его стороны речь тоже не шла. Для Бисмарка это был в определенной степени брак по расчету – не в финансовом, но в более широком смысле. Он увидел в Иоганне идеальную супругу, способную дать то, чего ему так не хватало: тихую гавань, домашний уют, уверенность и спокойствие. Человека, которому мог совершенно и полностью доверять. Это не значит, что их отношения были лишены эмоций. Бисмарк явно испытывал к своей избраннице привязанность и нежность, которая со временем переросла в настоящее глубокое чувство.