Kitobni o'qish: «Мечты иногда сбываются»

Shrift:

Предисловие

Мои мысли полностью совпадают со словами Николая Шмагина о полном суверенитете новой культуры России, которая должна стать «плотью и кровью» гениальной культуры прошлого. И то, что основой воспитания с раннего детства должны быть идеи патриотизма и отечестволюбия. Собственно, это и должно стать идеологией Российской Федерации и записано в первой статье новой Конституции, взамен прежней, принятой в декабре 1993 года «на коленке» сильно под диктовку американского Госдепа. По ней и продолжаем жить даже сейчас, когда идет реальная война со всем коллективным Западом. Без идеологии. Представить подобное в Великую Отечественную войну невозможно.

Идеи автора близки не только мне, они витают в воздухе, стучатся в окна и двери каждого дома. К сожалению, не все жители впускают их в свои жилища и сердца, но таких становится все меньше и меньше. Вот почему новый многотомный роман Николая Шмагина «Мечты иногда сбываются» особенно важен и ценен. Он не только талантливо написан, но охватывает целую эпоху жизни страны и самого автора. Повествование течет, как река, а читатель сидит на бережку с удочкой и вылавливает мудрые мысли.

Но вдруг течение становится бурным, нарушая покой и тишину, мелькают эпизоды, сцены, как кадры черно-белой кинохроники. И всё это завязано на просветительстве и познании мира, себя в нем, людей вокруг, природы, ценностей жизни.

Роман кинематографичен и документален. Не случайно автор с отличием окончил сценарный факультет ВГИКа в далеком 1988 году, является признанным мастером документального жанра, создателем многих отмеченных международными премиями кинолент. А литература, по моему глубокому убеждению, сродни киноискусству, здесь ты сам себе и режиссер, и сценарист, и актер, и обязательно должен знать толк в монтаже.

Четыре книги Николая Шмагина – это почти эпос, полнометражная четырехсерийная лента, которую смотришь и читаешь с внимательной радостью. Думаю, что удовольствие от этого получит не только старшее поколение, но и молодежь. Ей особенно необходимы подобные книги, которые отражают и прошлое, и настоящее, и заглядывают за горизонт. Ведь что такое прошлое? Это «машина времени», куда уносимся порой против воли. Будущее – «магическое зеркало», в котором хотим видеть то, что хотим видеть. А настоящее, в частности именно для молодежи, всегда полно беспечности и мечтаний с его неопределенным, смутным очарованием, где легко схватить лихорадку Эбола. Но надо не болеть душой, не впускать обман в сердце и быть трезвым умом во все времена.

Эпос, начиная с великого Гомера, предполагает величие, глубину и достоинство словесного выражения. То есть, обращаясь к «Поэтике» Аристотеля, можно трактовать это так: нужно быть ясным и не быть низким. Древний грек утверждал: «Задача поэта – говорить не о происшедшем, а о том, что могло бы случиться. О возможном по вероятности или необходимости». Эти слова целиком и полностью относятся к роману Николая Шмагина, вот почему у него и такое название – «Мечты иногда сбываются». В нем и ясность, и «упущенные возможности», и несбывшееся, и сбывшееся, и многое-многое другое, что и не снилось тогда Аристотелю, да даже и Гомеру.

Нельзя не отметить патриотичность автора, его государственность мышления, хороший консерватизм и охранительство старины. Они неизбывны на страницах романа, которые полны разных тем. Многовекторность и многоголосие его творческой лиры очевидны. Повествование ведется от третьего лица. Условный герой проходит через различные жизненные перипетии: развод, новая работа, дружба, вражда, любовь, и все это на фоне эпохальных и драматических событий в стране, которые не могли не затронуть его жизнь. Название книг соответствует временным рамкам. А главный автобиографический персонаж романа – как «всечеловек», о котором говорил Достоевский, и которого затрагивает всё, что было и есть в этом мире. Что отражается в его сердце душевной радостью и болью, которому «и светло, и печально».

Роману дано точное название, оно соответствует его содержанию, смыслу, духу. Сразу настраивает читателя на нужный лад, предуготовляет его слушать и слышать слова и мысли автора, сопереживать вместе с ним в лирических настроениях, видеть духовным зрением тайные смыслы, заложенные между строк. А подлинная литература всегда тайна, загадка, пророчества, вспомните Лермонтова. Она может быть изысканна и ясна, но обладает мистическим предсказыванием завтрашнего дня и подает знаки, которые не сразу доступны расшифровке.

Наш русский гений Пушкин как-то сказал, что есть три струны, которые трогают сердце читателя с наибольшей силой. И во все времена. Особенно такие безумные, как сейчас. Какие же это «струны»? Смех, ужас и любовь. Что ж, согласимся. Вот и Марк Твен вторит, что, «когда вспомнишь, что все мы сумасшедшие и безумцы, странное в жизни исчезает, и всё вокруг становится совершенно понятным». Сказано, как о нашем времени. А сбываются ли мечты? Думаю, что сбываются, а доказательство тому – биография самого автора, положенная в основу романа. Ведь любой писатель всегда пишет практически о себе. Другое дело, как. Главное, честно, ясно.

Мне нравится хорошее русское Слово в языке Николая Шмагина. Люди устали от уродливых химер в современной беллетристике и на экранах телевизоров. Вот почему читатели и зрители всё больше и больше возвращаются к советскому периоду истории нашей страны. Мы с автором родом оттуда. Там, по крайней мере, были книги и было чтение. Теперь одни только ходячие телефоны и пристегнутые к ним носители вместо людей. А роман Шмагина уносит нас вместе со всеми нашими чувствами, мыслями и памятью в мир классической русской и советской прозы. Он возвращает нам полузабытые образы тех лет, когда мы были молоды и счастливы.

Что выгодно отличает прозу Николая Шмагина? Прежде всего, бережное отношение к русскому языку, стиль, образы. Такое теперь встретишь не часто. Всё больше натыкаешься, если не на примитивно-школьную лексику, то на явное небрежение к основе основ – к Слову. А тут иное. Читаешь и будто возвращаешься в чистое русло классической русской литературы, в век этак девятнадцатый или в начало двадцатого, да даже в тридцатые-шестидесятые годы. Вот почему у меня возникает такое ощущение, что мне попалось неведомое доселе произведение Тынянова или Юрия Казакова. Еще даже не вчитавшись в текст, я уже испытываю удовольствие от щедрости языка. Такая работа над Словом – большой труд, отличающий профессионального писателя от подёнщика.

Вот почему творчество Николая Шмагина оставляет в душе любовь и светлую печаль. Это тоже немалое достоинство прозаика: не множить зло. И это именно то, о чем говорил Розанов: «Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе». Если её нет: пиши пропало. То есть лучше совсем не пиши. Ну а в заключение хочу привести цитату из любимого мной и незаслуженно забытого Президента Российской Академии наук адмирала Шишкова:

«От издания худых, дерзких, соблазнительных, невежественных, пустословных сочинений развращается нравственность, умножаются ложные понятия, темнеет просвещение и возрастает невежество. Худости, рассеянные во множестве книг и часто при первом взгляде непроницаемые, подобно посаженным в землю семенам дают от себя плод, растут и умножаются, заражая молодых людей сердца и умы».

– А какую книгу труднее написать – умную или безумную, полезную или бесполезную? – спросили его. Он ответил:

– Один уже вопрос сей служит доказательством: неограниченная свобода книгопечатания желает против одной хорошей книги выпускать двадцать худых. Но услышат ли там голос и суд мудрого, где двадцать невежд будут вместе с ним кричать нелепицу? Не одолеют ли напоследок невежды, и сей мудрец не скроет ли талант свой в землю, оставя их кричать, глушить и портить народ? Сколько бы ни говорили, что там просвещение, где в тыщу перьев пишут, однако это неправда: не число книг приносит пользу, но достоинство их; лучше не иметь ни одной, нежели иметь их тысячи худых.

Скажу и я. Николай Шмагин создал роман, которому не суждено умереть, а для истинного художника выше подобного сознания награды нет. И последнее. Этот роман оставит в душе читателя глубокий след, подвигнет его к размышлениям, оценкам и переоценкам истин, обратит внутренний взор к тем сакральным смыслам, которые составляют экзистенциальную основу нашей жизни, судеб, всего мироздания, которые метафизически возвышают душу, очищают ум и радуют сердце. Это и будет тем «просветительским выстрелом» в сознание (или подсознание) читателя. Кладезем неизменно хорошего настроения и спутником на дорогах жизни.

Александр Трапезников, писатель,

лауреат литературных премий имени А.К. Толстого, Есенина, Достоевского, Лермонтова, Шукшина, Бунина, Чехова, «Золотой Витязь», «России верные сыны», «Золотое перо Московии» и некоторых других, автор более ста книг прозы и публицистики

Ноябрь 2024 год

От автора

Идея полного суверенитета новой культуры РФ невозможна без ее развития, она должна стать плотью и кровью, содержанием новой России 21 века, подобно возрожденной Петром Первым элитной и гениальной имперской культуры 17 века.

Затем появлением народной, мощной советской культуры. Ярчайшие имена писателей, художников, деятелей литературы и искусства, воспевающих рождение новой, социалистической эпохи, явились миру не без участия в этом процессе И. Сталина.

Теперь настал этап появления и создания новой культуры суверенной России 21 века, и она тоже начинает наполняться своей многонациональной культурой.

И мы должны уже вчера вносить свою лепту в ее содержание и развитие, подобно рожденной имперской культуры 17 века, создания литературы и искусства новой социалистической эпохи 20 века. И, наконец, появлению новой многонациональной культуры суверенной России уже 21 века.

В этом ее историческое предназначение, и ее судьба.

Идеи патриотизма должны наполняться содержанием с раннего детства в сознании ребенка, который должен знать, что его страна, народ являются лучшими во всем мире! И как наши предки, уметь защищать Россию от врагов и недругов.

Знать историю своей Родины, литературу, искусство, означает беззаветно любить ее, развиваться и созидать во благо родной стороны всю свою сознательную жизнь.

Заслуженный писатель СП России

Николай Шмагин 2024 год

Предвестие…

С 17 июня 1985 года началось летоисчисление его новой жизни, хотя сам он об этом ещё и не подозревал. Просто начал работать на кинокартине «Верую в любовь», пока в своём привычном качестве художника-декоратора.

Знаменательное название будущего фильма, не правда ли?

Прошло более года после его тягостного развода с женой Надеждой, он постепенно пришёл в себя, привык к новой холостяцкой жизни, и даже радовался этому, ведь у него теперь была своя комната в коммуналке, хотя по детям скучал.

К тому же, учёба во ВГИКЕ не позволяла расслабляться, да и на студии работы хватало. Зато стал чаще общаться с друзьями, особо сблизился со своим давним приятелем Валеркой Семёновым, стали не разлей вода, не забывал и о Володе Ивкине.

Особенно тяжко ему пришлось осенью прошлого года, когда он летал в Чебоксары за тяжело больным дядей и отцом. Дядя в больнице, отец в гостинице.

Привёз их к себе, поместил дядю в институт им. Герцена, где ему удачно сделали операцию на толстом кишечнике, ухаживал за ними, как мог, потом повёз их домой, в Алатырь.

Настала морозная алатырская зима.

Навёл порядок в квартире у дяди, в домике у отца, на это ушли его последние силы и деньги. По дороге домой он простыл, но времени болеть не было. На студии его ждала работа, во ВГИКЕ учёба. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что, и он был рад этому. Не в его характере жаловаться на судьбу.

Он до сих пор не может смириться с тем, что нет дяди Юры, хотя прошло уже четыре года. Жалко его. Не забыть рассказ отца о том, как Юра просился домой, когда лежал в больнице.

– Заберите меня, Коля. Мне савтра сделают большой укол, я боюсь умереть, – умолял он брата. – А что же Митя не пришёл, сердится на меня непось, что я в него из ружья пальнул?

– Ты тоже хорош, сообразил, в брата с двух стволов жахнул. Мог убить, – качал лысиной Николай, усмехаясь, – с трёх метров промазал, тоже мне стрелок.

– Не надо было насмехаться, Митя кого угодно с ума сведёт. А тут ружьё мы проверяли, вот я и не стерпел издевательств, – тяжко дышал Юра, горбы сдавливали ему грудную клетку, тонкие ноги безвольно лежали под простынёй. Хохотнул было по привычке.

– Потом за шкирман меня с лестницы спустил, все рёпра мне переломал. Это из-за него я здесь оказался.

– Не сердится он. Ногу натёр до крови, еле ходит, хромает. А ружьё он распилил пополам, и зарыл на огороде, – бодрился Николай, с жалостью поглядывая на брата, чтобы тот не заметил.

– Потерпи немного, заберём тебя домой, завтра. На вот, яблочек погрызи…

А на следующий день, под утро, Юра скончался.

Когда Николаю пришла из Алатыря телеграмма, что умер его любимый дядя Юра, он заперся в ванной, чтобы не видели домочадцы, и долго плакал там, не смог сдержаться.

Приехав на похороны, он увидел Юру в гробу, на столе возле окна. Исхудавшее лицо его выражало перенесённые муки и страдания. Он лежал, скрестив костлявые руки на груди под горбом, в своей синей вельветовой куртке, брючках, рядом стоял безутешный отец и плакал, дядя Митя переживал про себя, молча.

Друзей, пришедших проститься с ним, было так много, негде повернуться…

А три года назад и дядю Митю пришлось спасать, везти их с отцом из Чебоксар в Москву, онколог из республиканской больницы так и сказал, здесь мы ему мало чем можем помочь, может, удастся в столице, попробуйте, всё-таки инвалид войны, хотя, вряд ли возьмут, но мы напишем направление, как положено.

После операции в институте имени Герцена, дядя проживёт девять лет, успев похоронить брата Николая, и Марью Дмитриевну, свою сожительницу, а на самом деле, женщину всей его жизни.

Это произойдёт через год, Николай не мог знать этого, никто не может знать своего будущего, зато забот было выше крыши.

Самому пришлось подлечиться в клинике неврозов на Шаболовке. Учёба во ВГИКЕ оказалась трудной до умопомрачения, но он брал голову в руки, как советовал его товарищ Саша Рябов, оператор, и сутки напролёт корпел над горами книг и рукописей, стучал тексты на пишущей машинке, сдавая очередную сессию.

Заранее он закупал 4–6 десятков яиц, супы в пакетиках, хлеб, чай, сахар, чтобы не отвлекаться по пустякам, привозил из институтской библиотеки эти горы книг, и садился за стол.

Таким образом он осилил на пятёрки три курса, и перешёл на четвёртый. Произошло это счастливое событие 13 июня, а 17 июня его прикрепили к кинокартине с рабочим названием «Всем смертям назло», дав на отдых всего три дня.

Антонина Фёдоровна так и сказала ему с улыбкой, вызвав телеграммой на Мосфильм, в производственный отдел:

– Всё, Николай Николаевич, хватит бездельничать, пора и за работу браться, вы у нас как специалист, нарасхват, сами знаете.

Знала бы она о его трудах-заботах, не говорила бы так безапелляционно, думал специалист, выходя из отдела…

Одновременно с этим в душе его зрело ощущение грядущих перемен, предчувствие радостных событий, надвигающихся извне, как долгожданная летняя гроза после изнуряющей духоты.

И конечно же, его поддерживало на плаву осознание того, что мечты и планы начинают сбываться. Он художник-декоратор первой категории, закончил УМЛ, учится на сценарном факультете ВГИК, имеет свою комнату на Ленинском проспекте.

Это ли не успех бывшего слесаря завода ЖБК, лимитчика, жившего в общаге в Очаково, без всяких перспектив в будущем.

Книга первая
Верую в любовь

Ольге, единственной и неповторимой, с любовью и благодарностью, посвящаю.
Автор

Новая картина

Забежав сначала в комнату художников на пятом этаже, как и полагается опытному декоратору, на разведку, он сразу же увидел за столом у окна Василия Петровича Щербака, тот обрадовался:

– Привет, Коля, на ловца и зверь бежит, ты в группе был?

– Сначала к вам, сами понимаете, – он поздоровался с художниками, среди которых был Сергей Портной, его учитель по курсам, Лебедев, Киселёв, со всеми он уже успел поработать, сработаться, если сказать точнее, стал своим в доску, а это немало.

Кроме Портного, все они были уже пожилые, заслуженные художники, однако в работе фору могли дать многим молодым, не унывали и шутили, как всегда, метко и едко.

– Наша школа, такого на козе не обскачешь.

– Повезло Васе с помощником, хороших декораторов раз-два и обчёлся, так ведь, Сергей?

– Мой лучший ученик на прошлых курсах, новый выпуск увы, одни середнячки, – Портной поздоровался с Николаем за руку. – На какой курс перешёл, Коля?

– На четвёртый, хочу сначала со сценарием ознакомиться, с Василием Петровичем переговорить, потом в группу идти. Чтобы белой вороной не оказаться.

– В корень зришь, скоро мы сами будем его сценарии изучать.

– Кто у нас из декораторов во ВГИК поступал, не подскажете?

– Коля первый, я на курсах его всем в пример ставлю, – Портной с гордостью оглядел своих коллег по цеху…

Наконец, Николай был отпущен на волю и пошёл в группу, к директору, вскоре подошёл и Щербак. Так началась его работа на новой картине. Правда, акценты уже сместились. Если раньше он тщательно и с волнением приступал к делам, то сейчас удивить его или огорошить чем-то было уже невозможно. Это был профи.

За плечами десятки картин, да и учёба во ВГИКЕ придавала вес в глазах соратников, были и завистники, недоброжелатели, без этого никак. Съёмочные группы разные, киношники народ ушлый.

Но сейчас приоритетом для него являлась учёба, все силы на борьбу с этим страшным любимым зверем, работа отошла на второй план, правда, об этом пока никто, кроме него, не знал.

В группе он сразу увидел знакомые лица: оператор Анатолий Кузнецов, второй режиссер В. Березко, звукооператор В. Бахмацкий, работали вместе на нескольких картинах.

– Василий Петрович знает, с кем надо работать, – обрадовался Березко встрече со старым приятелем, крепко пожимая ему руку до хруста в пальцах, по привычке, – В Сочах, например, помнишь, как мы бузили после съемок? Давай, Коля, вливайся в коллектив. Поработаем вместе, как в старые добрые времена.

Ассистенты, замы тоже знали Николая не понаслышке.

На совещании он познакомился с режиссером картины Еленой Михайловой, пообщался со Щербаком насчет разработок декораций, и успокоился. Он среди своих.

Сценарий оказался малоинтересным, это было продолжение популярного фильма военной поры «Парень из нашего города» по пьесе Константина Симонова. Фильм-фантазия о том, как могли бы сложиться судьбы Сергея и Вари Лукониных – танкиста и театральной актрисы, в течение их долгой послевоенной жизни.

Хотя, в этой жизни есть все – любовь и верность семье, идеалам, доверие и взаимопонимание между старшим поколением и молодым, однако картина построена просто и безыскусно:

– «А помнишь, Варя?» – спрашивал Сергей, уже пожилой человек с горящим взором (Николай Крючков) у своей молодящейся жены (Лидии Смирновой) и тут же идут сцены из «Парня из нашего города»…

После трех курсов сценарного факультета, Николай стал разбираться в основах драматургии, чувствовать психологизм развития характеров и судеб в сюжетных линиях для достижения идейного замысла сценария, это был уже не тот декоратор, которого интересовали только декорации в павильоне и достройки на натуре. К тому же, опыт работы на таких шедеврах, как «Горячий снег», «Они сражались за Родину», «Последняя жертва» и других, превратили его в настоящего кинематографиста.

«Так что, Николай, картинка как раз из разряда тех, которые не помешают моей учебе, наоборот, помогут материально», – думалось ему, когда ноги несли студента-заочника по направлению к выходу со студии, да не тут-то было.

Около фотоцеха он увидел знакомые до боли лица заядлых перекурщиков и хохмачей, среди них – Женя Кочетков, художник-фотограф. Он весело махал рукой ему и еще кому-то, за ним следом. Только хотел обернуться, но опоздал:

– Эй, студент, куда торопишься, тормози! – Это Валерка Семенов нагнал его, хлопнув по спине всей пятерней. Но Николай все равно рад был видеть старого друга.

– Ты когда мне рубль отдашь? – сходу накинулся на маленького Женьку рослый Валерка, выпучив на него сердитые белесые глаза, чем привел того в замешательство.

– Ишь, заюлил, все видите? Теперь не отвертишься!

Вокруг захохотали. Все уже знали этот прикол Семенова, но кто-то обязательно попадался на крючок. На этот раз жертвой оказался Кочетков Женя.

– Да вы что, я уже отдал ему! – пытался оправдываться Женя, но безуспешно, поезд уже ушел и рельсы разобрали.

К компании присоединился шедший было на выход Евгений Федоров, звукооператор, тоже любитель похохмить, и сразу выдал:

– Слышали анекдот из четырех слов:

«Как жизнь? – Черным-Черненько!» – и залился мелким бесом.

– Ничего, скоро открытие фестиваля молодежи и студентов, веселее будет. Да и перестройка на дворе!

– Говорят, старый Арбат превратится в пешеходную зону.

– Так уже начал, – оживился Валерка, и к другу: – Поехали, чего ждать, поглядим, прогуляемся, покамест другие пашут.

– Вот-вот, спиртные напитки как раз с 14 до 19 часов продаются, и вы тут как тут, подоспеете!

– Ладно, Кочетков, на сей раз прощаю, в следующий раз рубль вернешь, – привычно приложил его пятерней по спине Валерка. – Поехали, студент, там пиво бутылочное бывает в одном кафе, с чебуреками. Отдохнем малость.

И друзья, сопровождаемые завистливыми взглядами оставшихся на работе приятелей, спортивным шагом, то есть рысью, припустили к проходной, на выход.