Kitobni o'qish: «Сборник сказок»

Shrift:

Книга первая
Сказка о Ване-храбреце и пенсионере Мазайкине

1. До неба высоко, до царя далеко

По поручению средней школы выбрали Ваню Сознайкина ходоком к самому царю российскому и для этого устроили встречу с администратором села (фамилия, имя, отчество в целях безопасности засекречены). Глава выслушал ходоков от средней школы и решил собрать народ для обсуждения данной проблемы.

Всё село, считая мальчиков и девочек школьного возраста, собралось около администрации, глава администрации призвал односельчан двинуться к парку Победы и там устроить митинг – кто что может сказать о проблемах села, и какие будут наказы, и как это поймут односельчане. Шествие началось: магазины закрыли, люди стекаются со всех сторон, где-то достали флаг, возчик, проезжающий на телеге и покрикивающий на коня, присоединился к толпе; вёз комбикорм со склада, чтобы накормить поросят, – такое мероприятие пропустить нельзя. Откуда-то присоединились два подростка верхом на конях. Шествие получилось праздничное. Выступил глава села с короткой речью: кто хочет сказать слово и предложить дать наказ царю-батюшке, самодержцу России, по проблемам села?

Один из сельчан предложил послать Ваню Сознайкина в соседнее село узнать их мнение и разведать обстановку в преддверии праздника 1 Мая и Троицы – как они думают его отметить, может, есть возможность кооперации.

По дороге в лес Ваня повстречал зайца:

– Ваня, привет! Я слышал, тебя к самому царю ходоком назначили?

– Пока не знаю, но в селе меня выбрали, глава села и директор школы решили, что я сильно прыткий с уроков сбегать, вот и посылают.

– Но ты же не посылка!

– Сказали, у меня должно быть чувство ответственности, мать – знатная доярка, а отец – ударник-механизатор.

– Не подведи, Ваня, и от меня будет тебе наказ: вместе с ёлочками и сосенками сажать осину, я люблю погрызть осиновую корочку, а осин мало стало. Ну и храбрец ты, Ваня!

В кустах сидел ёжик и всё слышал и передал другим ежам по лесу:

– Ваня-храбрец ходоком пойдёт к царю от села, собирает сведения, что с ним передать.

– А большая котомка? – спрашивает суслик.

– Какая котомка? Блокнот и карандаш.

– Вот храбрец! – говорит суслик.

– Так что передать-то? – спрашивает Ваня-храбрец у зайца.

– Скажи мы его уважаем, но чёрные лесорубы лес вырубают, мне жить негде.

Тут рядом очутился суслик:

– Ваня-храбрец, скажи царю, что колхозы-то разогнали, большая часть полей не засевается, жители по городам разбежались, а у меня семья, дети, зерна не стало, а чем кормиться? Зимы у нас длинные.

Повстречал Ваня-храбрец лису Алису:

– Что скажешь, лиса Алиса?

– Да вот что, Ваня, я хочу, чтобы тебе хорошо было, дорога дальняя, дай, думаю, Ване гостинец приготовлю, может, Ваня за меня самому царю словцо молвит!

– А где гостинец?

– А гостинец, Ваня, опосля, он пока у меня в уме, а голова у меня умная и весёлая, и подарок будет весёлый, когда весточки дождусь.

– Ну, так и быть, говори свою весточку!

– Вот слушай, Ваня: во-первых, зайцы раньше в лесу жили, на опушке играли. Ну и я с ними играла, а леса-то вырубили, зайцев не стало, не с кем играть, Ваня, а одной скучно.

– А не врёшь, лиса Алиса, что только играть?

Нельзя, Ваня, собираясь в дорогу, о плохом думать. Разве может Алиса – а имя-то какое! – думать о том, как зайчика скушать, они такие милые, а играют – хоть домой не уходи.

– М-да, ну да.

– А во-вторых, Ванечка, я ведь и курочек люблю: они бегут, веселятся, а с ними и мне весело.

– А не врёшь, лиса Алиса, что только побегать?

– Да ты что, Ваня, ты о чём? Я весной и летом слежу, у кого во дворе больше цыплят, с теми и играю. Бывает, домой беру поиграть курочку помоложе, разве им меня не жалко, бедненькую, одинокую лисочку?

– Ав чём вопрос или пожелание?

– Ну вот, Ваня, объясняю: леса нужно засадить, где они столетиями росли, где мои прабабушка и прадедушка жили. Поля засеять, как это люди умеют, и возвращаться людям на своё прежнее место, где их поколение столетиями жили. Будет зерно – будут и курочки.

– О, это, Алиса, просто, у меня уже есть такой наказ от зайца и суслика – исполню!

– А третий наказ, Ваня, самый простой: чтобы не стреляли в лисочку охотнички, чтобы я могла спокойно растить своих лисят. Пусть самодержец всея Руси напишет такой Указ – не стрелять в лис, не портить им красивую шубку: в ней зимой тепло, а летом прохладно. Пусть напишет Указ, чтоб не было у нас волков – беды от них и людям, и лисам, и зайцам, также лоси обеспокоены их поведением.

– Да ты что, лиса Алиса, это уже не три, а четыре наказа, может, последний наказ вычеркнем?

– О-о, нет! Мы его усилим, как говорится, волка ноги кормят. Всех их созвать, погрузить и увезти на самый большой остров в Северном Ледовитом океане, пусть рыбой питаются. Нечего, самим места мало, не за то волка бьют, что сер, а за то, что овцу съел.

– Лиса Алиса, а ты не слышала такую пословицу: «Назначили лису воеводой в лесу: пера много, а птицы нет»?

Лиса махнула пушистым хвостом и поспешила восвояси, напоследок крикнув:

– Держи, Ваня, ухо востро и наказы не забывай, я тебе за это благодарна буду!

А Ваня подумал, как отец говорил: «Когда речь держит лисица, пусть её хорошенько обдумывают петухи», и пошёл в другую сторону. Тут он повстречал волка, хмурый такой, хвост повесил, голову опустил.

– Здорово, волчище – серый бочище, как поживаешь? Нет ли у тебя совета дельного, чтобы всем в лесу угодить?

– Ваня, не слушай лису, как говорят: «Какова Меланья, таковы у ней и оладьи». А про меня, Ваня, можно так сказать: «Наш Абросим есть не просит, а есть – не бросит». Понимаешь, Ваня, я тебе скажу так: кроме мяса, мне в голову ничего не лезет – пробовал я и морковку есть, и капусточку, и даже за яблоками у бабки в деревне в сад лазил. Нет, не могу, и всё: живот крутит, болит, воду пью – не помогает. И что только я не пробовал, понюхаю кусок мяса и хлеба поем – нет, не могу; выплюну и сижу плачу, зайчиков жалко и мяса хочу, хоть ты тресни!

– Ладно, волчище, не печалься, а ты вперемежку не пробовал мясо с морковкой есть?

– Пробовал, Ваня, чуть не умер. Мясо, понимаешь, переварилось, а морковка в желудке осталась. После этого ничего есть не мог, еле выжил. А что делать, Ваня, не подскажешь?

– Не знаю, друг, как твоему горю помочь. А сам что думаешь?

– Да вот, лежал я как-то и думал: «Все меня не любят, бьют, гоняются за мной, стаю собак на меня натравливают. И что делать, думаю, вот бы хорошим хоть для людей стать. Не знаю, подойдёт это тебе или нет, но ведь и зверюшки грешат, одни мамы детей воспитывают: то бабку урожая лишают – морковку, капусточку поедят, пооткусывают, а потом бабке витаминов не хватает. Зимой на людей болезни нападают – гриппом зовут. Вот, Ваня, ты едешь к царю-батюшке, а нельзя ли Указ написать, за нас и моих деточек волчат, чтобы этих согрешивших зверят ко мне приводили? Я бы с ними поговорил, что можно есть, а что нельзя.

– Погоди, волчище, а кто определять будет, кто грешен, а кто не грешен?

– Вот, Ваня, и беда в том, что сами ко мне не идут. Мне кажется, в Указе надо отметить, чтобы звери собирали раз в пять дней сходку для зайцев, сходку для лис и сами отбирали для меня грешников на перевоспитание: и людям хорошо, и звери поинтеллигентнее будут, и мне хорошо. Не бойся, зверей не убудет – их столько плодится, что я иногда рукой махну, когда их считаю, а малыши зайчата ко мне бегут, будто я с ними играть хочу. Перепись населения зайцев и лис я сам проведу, я научен.

– Гм… – пробормотал Ваня-храбрец. – А если ты согрешишь, кто тебя воспитывать будет?

– Не скажи, Ваня, у нас в стае волков не забалуешь, там вожак всему голова, как скажет, так и будет. Ослушаешься, такую трёпку получишь – три дня отлёживаться будешь.

– Ладно, волчище, напишу я твой наказ, но какой будет Указ, этого сказать пока не могу.

Ваня-храбрец посмотрел на солнце, которое уже стало выглядывать из-за леса, освещая малиновым цветом облака.

– Ой, мне пора, в соседнее село опоздаю, все на работу отправятся: кто в поле, кто в конюшню, а механизаторы на своей технике и в поле, и в селе на ферму. Ой, опоздаю! – махнул рукой волку и побежал.

Вдруг из кустов выбежал ёжик и выползла змея. Ёжик:

– Стой, Ваня, помоги нашему горю, сгорел у меня домик в лесу, а в домике ежатки, мои деточки, с мамой остались. Нет их сейчас, всё спалил лесной пожар. Не губите нас, не поджигайте леса. Лес – и наш дом, и наша еда, детки наши не могут жить в поле – мы звери лесные.

Еле-еле выползла змея вперёд ежа:

– Посмотри на меня, Ваня, я вся обожжённая. Каждую весну я меняю кожу на новую. Новая растёт, а старую я снимаю. Сейчас снять не могу, кожу мне повредил пожар, посмотри, как я страшно выгляжу, а мы, змеи, чистоплотные и аккуратные. Как в таком виде я деточкам покажусь? Нора у меня была глубокая, под корнями дерева, вот и уцелели мои деточки, а меня пожар в дороге застал, хорошо хоть до норы недалеко было. Не губите нас, люди, пожалейте леса наши, ведь там наш дом и деточки живут. Мы в дружбе живём со всеми, кто нас не обижает. Горят не только леса, но и стерня на полях после уборки урожая, гибнут лесные и полевые мыши. Помоги же нам, Ваня, с ёжиком.

Ваня-храбрец быстро всё записал в блокнот и побежал дальше. У дороги стояли лось и косуля и умоляющим взором смотрели на Ваню-храбреца. Ваня:

– Знаю-знаю, всё записал – и про пожары, и про волков, браконьеров, что не дают вам спокойно жить!

Запыхавшись, Ваня прибежал к главе администрации соседнего села:

– Понимаете, наши жители спрашивают, как вы будете отмечать 1 Мая и Троицу.

(А что идёт ходоком к царю, забыл сказать впопыхах.) Глава администрации пошевелил густыми усами, нахмурил брови и вымолвил:

– Давайте так: 1 Мая празднуем у нас. Впереди от вашего села идут барабанщики, ну, как раньше пионеры ходили. Затем идут школьники старших классов, отличники, чуть позади – хорошисты. Дальше пойдут ребята младших классов, так как пионеров и октябрят у нас нет, пусть несут плакат: «Мы за мир во всём мире», дальше идут пенсионеры – куда мы без них? – а за ними колонна мотоциклистов, велосипедистов, автомобилистов и телеги две запряжённых лошадей – везти цвет нашего общества, детсадовских ребят. С нашей стороны будет оркестр, а чтобы народ поглазел и похлопал в ладошки, на стареньком ГАЗ-52 повезём школьников в кузове с плакатами: «Наше поколение будет строить светлое будущее… – и тут он запнулся: а какое оно, раньше – развитой социализм, а затем коммунизм. Почесав затылок, добавил: – Светлое будущее детсадовцев».

Глава почесал затылок:

– Потом порешаем, как назвать, вот соберём правление…

Ваня объясняет:

– Раньше было правление колхоза, при СССР.

– Фу, ну тогда корпоратив депутатов. Всё, Ваня, задание получил, иди.

– А как насчёт Троицы?

– Троицу у вас будем справлять, готовьтесь! Всё, иди! Не мешай работать!

Не доходя до площади Победы, Ваня услышал гул, толпа волновалась: «Хлопец должен прибыть, а его нет, и вестей от него нет».

Ваня увидел флаги в толпе, на мотоциклах, автомашинах, даже на заднем сиденье у велосипедистов.

Подростки и дети с флажками. Передние ряды толпы людей аплодировали. Телеги с запряжёнными в них лошадьми стояли сбоку, лошади временами пофыркивали и любопытными глазами оглядывали толпу, помахивая влево и вправо хвостами. Парни и девушки стояли на телегах и над чем-то смеялись. Ваня свернул на тротуар и зашагал вдоль толпы народа, раздались возгласы: «Ваня идёт! Пропустите, освободите место у трибуны! Ваня, проходи смелее!»

Ваня встал около главы администрации и начал рассказывать про наказы, перелистывая блокнот. Наконец глава сельской администрации поднял руку, и толпа стихла. Глава, взяв у Вани блокнот, рассказал о наказах, подчеркнул, что их нужно привести в надлежащий вид и сгруппировать большинство наказов. Красной линией глава подчеркнул мысль о сбережении богатств нашей Родины и указал населению на то, что нужно обосновать свои наказы тем, кто имеет слово. Выступил односельчанин по прозвищу Парторг – по должности работы в бывшем колхозе.

– Лесными и полевыми зверями сказано почти всё, что нужно для сбережения природных кладовых нашего села, но этого мало: для демократизации общества нужно распределить должности на государственной службе поровну между мужчинами и женщинами. А церковный работник, наш уважаемый поп, говорит, что в доме хозяином должен быть мужчина, тогда все вопросы будут решаться демократично и по справедливости.

Дети школьного возраста младших классов слушали раскрыв рот и пока по, судя по выражению на лицах, не понимали, что такое демократизация общества и спросили об этом школьника старших классов, тот ответил:

– Я так думаю, мама у тебя дневник и домашнее задание проверяет, а папа, если ты нахулиганишь, по затылку треснет!

– А-а-а, понятно!

Учтя все наказы, депутаты местной администрации написали обращение к самому царю-батюшке России и с наказами от лесных и полевых зверюшек и сельских жителей не забыли про медведей и просили царя-батюшку в безлюдном месте и вдали от сёл в урочище «Таёжная роща» создать заповедник для лесных животных, где и медведям будет вольготно. Одному Ване-храбрецу идти ходоком к самодержцу всея Руси не позволяет наше законодательство, поэтому решили в качестве сопровождения послать пенсионера Мазайкина – на пенсии, пусть прогуляется.

2. Не ищут дороги, а спрашивают

«Дорога длинная, – решили однополчане, – дадим Ване в придачу тройку лошадей: снарядим Ваню и пенсионера Мазайкина тройкой лошадей с каретой и кибиткой». Дали мешок с картошкой, ведро сухарей, четыре куска сала солёного в деревянном бочонке, жбан квасу с деревянным затвором и краником.

Сало завернули в зелёные крапивные стебли, а в квас положили ветку рябины, чтоб всю дорогу был свежий. Большой сундук крепко привязали льняной верёвкой к кибитке и весь провиант сложили туда, чтобы не мочило дождём. Проехали соседнее село, вдруг на дорогу выскочил медведь и стал на задние лапы. Кони вздыбились, подняв передние ноги, и дико заржали. Дорога была узкая, так как заехали в лес. А у дороги, на видном месте, надпись на деревянном щите: «Кто прямо пойдёт, того каждая верста дороги уведёт на 100 лет назад. Влево поедете – всё получите, вправо поедете – приключения получите». Ваня-храбрец и пенсионер Мазайкин не заметили деревянный щит и проехали прямо, обогнув берёзки и свернув вправо.

– Смотри, Мишка! – закричал Ваня.

Они уставились на Мишку и не знали, что делать, лошади пятились назад, но сворачивать в лес не хотели. Мишка подбежал к коням, схватил среднего, коренного, коня за узду и, перекинув узду через голову коня, ухватился и побежал впереди коней. Так они бежали до другой деревни, кони приустали и тихонько ржали, раздувая ноздри, из которых валил пар. Мишка запрыгнул на сиденье впереди кибитки взял в руки вожжи, оглянулся по сторонам, затем опустил вожжи. Кони скакали всё медленнее и медленнее, сказывалась тяжесть кареты, ведь ехали не по асфальту, а по лесной дороге. Мишка соскочил с сиденья кибитки, опять взял уздечку и пошёл по дороге. Две крайние лошади тянули в разные стороны, и коренному коню, самому сильному и выносливому, пришлось бежать за Мишкой. Так они доехали до третьей деревни, не заезжая в неё, дорогой за огородами деревни. За деревней их догнал парень на коне и сунул в окошко кибитки записку:

«Вся деревня молит царя-батюшку и патриарха всея Руси митрополита Кадила освободить их от колдовских чар Марфы-колдуньи – с её дочерью случилось несчастье: на неё набежал бык-производитель (пороз) с кольцом в ноздрях и опрокинул её дочь в речку, она, по несчастью, не умела плавать и утонула. Марфа обвинила всё село в её гибели (жители деревни в складчину купили быка из соседней деревни) и поселилась недалеко от деревни в заброшенной избушке. Все беды, которые происходили в деревне, валили на Марфу, чем её сильно обозлили. А люди всё увереннее показывали на неё пальцем и злили народ». Далее в записке было написано: «Весь деревенский люд просит смилостивиться над ними и молит самодержца всея Руси и митрополита всея Руси Кадила лишить Марфу-колдунью своего дара наводить порчу на людей. Если есть возможность – перевести дар порчи и колдовства на благие намерения: чтобы сулила бедным зарабатывать праведным трудом не только на пропитание, но и иметь денежное довольствие на свои нужды наравне со своими хозяевами. Богатым не препятствовать простому люду иметь за свои праведные труды денежное довольствие. Деревня обязуется кормить, поить тётку Марфу и угощать сладостями, если она свой дар переведёт на благочестие и будет лечить наших детей и население деревни. Просим всем миром, Господь с нами. Ждём вашей милости к нам, простому народу».

Долго ли, коротко ли выбирал медведь дорогу, отлучаясь ненадолго поесть лесной малины, лесной смородины, клубники с земляникой, как показались вдали высокие трубы, клубы дыма и каменные постройки, а там и станция. Медведь сел на сиденье впереди кибитки и управлял лошадьми. Смотритель станции с ужасом прибежал к начальнику станции с криками: «Нечистая сила, нечистая сила! Спасайтесь, кто куда может! А я домой, на защиту семьи!»

Начальник станции выглянул в окно: у палисадника стояла тройка уставших коней с возчиком-медведем. Из кибитки вышли Ваня и пенсионер Мазайкин и направились к входным высоким нарезным дверям станции. Ваня-храбрец и его опекун шли уверенно и разглядывали узорчатые ставни окон, гордость начальника станции. Начальник станции вышел из своего кабинета в широкий зал для гостей и, как обязывает обычай, поклонился гостям:

– Проходите, гости дорогие! Чем обязан таким высоким гостям?

Опекун замешкался у порога, снимая хромовые сапоги при виде чистоты и ухоженности зала. Ваня не знал, как начать, и буркнул:

– Мы по делу, просим помощи!

Тут подошёл опекун, снял картуз, наклонил голову в приветствии и проговорил, не зная, что сказал Ваня:

– Как вы поняли, мы к самому царю, просим помощи оформить багаж, – и показал на коней, – а также нас с Иваном! Меня зовут Николай Егорович! Буду рад услышать ваше имя!

Начальник станции растерялся:

– Мы-с пока на должности начальника станции! А как вас прикажете оформить – плацкарт или купе?

Опекун потёр руки:

– Понимаете, начальник станции, у нас необычный груз и нам бы вместе!

– Вместе! Три коня и медведь, да ещё карета, да ещё вы – а по какому делу?

– Очень срочно, дело неотложное! Народ бунтует, лесные и полевые звери негодуют, требуют справедливости!

– Ну да, конечно! Н-да! – Он повернулся к дежурному по станции: – Срочно вызовите смотрителя! – затем повернулся к опекуну и Ване: – Присядьте, господа, а мы посовещаемся, что нам делать в данной ситуации.

Минут через пятнадцать оба вышли из кабинета, вытирая пот со лба:

– Вопреки всем законам пассажирообеспечения, вопреки Уставу и распорядку железной дороги мы, посовещавшись, решили к пассажирским вагонам подцепить грузовой вагон, так называемую теплушку. Там будет печка, нары для отдыха, стойло для коней, в проходе поместим кибитку и с другой стороны – логово для медведя. То есть не логово, а укромное местечко и рабочее место и место для отдыха через стенку с вами, господа.

– Согласны! А скоро?

– К утру, думаем, управимся: «теплушка» у нас имеется, загон для скота и тихий уголок с лежанками для вас. А для медведя… кстати, как его зовут?

– Мишка!

– Для Михаила соорудим из подручных средств – у нас имеется небольшая столярная мастерская, небольшой уютный уголок! А он что, с вами в Москву к царю?

– Не спрашивали, он дорогой к нам присоединился.

– А-а-а! Ну хорошо, что вы не одни, а как с провизией?

– У нас всё в сундуке. Сено и овёс для коней у нас в мешках на кибитке.

– А Михаил?

– Пока только ягоды, к сожалению, сам находит. Но если рыбка найдётся, он, пожалуй, не прочь полакомиться.

– Рыбку, не беспокойтесь, доставим. Поставим две бочки – одну с водой и одну с рыбой в воде, живой – пусть ловит и наслаждается.

– Вы очень к нам добры.

Начальник станции махнул рукой смотрителю:

– Извините, нам надо по делам!

Ваня остался с опекуном:

– Дядя Коля, а медведь с нами в Москву?

– Не знаю, Ваня. Мы его не звали, он сам навязался. Может, у него тоже поручение.

– От кого?

– Не знаю, от лесных братьев. Они любят в лесу жить, мы любим на просторе избы строить. Они же друг друга понимают, как и мы друг друга понимаем. Он же с конями быстро подружился, с нами в дружбе живёт.

– Не знаю, а в Москву нас с ним пустят?

– Вот этот вопрос и меня, Ваня, мучает.