Kitobni o'qish: «Репрессированные командиры на службе в РККА»

Жене моей Раисе Николаевне посвящается

От автора

Нередко читатели моих книг задают мне такие вопросы: «А почему вы не расскажете о тех военачальниках из состава элиты РККА, которым, вопреки всем тяготам и лишениям существования в тюрьме, лагере и ссылке, удалось в конце концов выйти оттуда живыми? Кто эти люди? Какова их дальнейшая судьба?» Свою неготовность отвечать на такие вопросы я мотивировал отсутствием у меня достоверных данных о количестве этих лиц, недостатком персональных данных об их «жизни после смерти».

Но прошли годы, и у меня накопился определенный материал по данным вопросам, что позволяет мне дать возможно полный ответ на большинство из них. Чему и посвящена настоящая книга. Источниками таких сведений послужили дела надзорного производства (НП), хранящиеся в архиве Главной военной прокуратуры (АГВП), документы пенсионных дел, находящиеся в различных военных комиссариатах страны, а также переписка с родственниками интересующих меня лиц. Большое желание у меня было ознакомиться с оригиналами документов по обвинению и реабилитации элиты РККА, хранящимися в архиве Военной коллегии Верховного суда СССР (РФ). Но на деле оказалось, что фактически «обыкновенным» исследователям доступа к фондам этого архива просто нет или же он чрезвычайно ограничен (это только О.Ф. Сувенирову такое удалось сделать, но ведь он был представителем Института военной истории Министерства обороны!..). Однако выход был найден – в архиве Главной военной прокуратуры (АГВП) все эти документы (в копии) можно найти. Там же хранятся и другие документы (письма, жалобы, заявления), направленные подследственными и осужденными в адрес руководителей партии, правительства, наркомата обороны, в том числе и героями наших очерков.

Выражаю искреннюю благодарность всем, кто оказал посильную помощь при сборе материала и подготовке рукописи книги. Это прежде всего Р.Н. Черушева, Ю.Н. Черушев, Э.Н. Чукина, А.Г. Чукин, А.Ю. Ходжен, И.А. Чукин, О.Н. Коваленко, Г.И. Каминский, В.А. Афанасьев. Особая благодарность Г.Э. Кучкову, поддержавшему замысел автора об издании данной книги. Автор будет благодарен тем читателям, которые выскажут свои предложения и замечания по содержанию книги.

Предисловие

 
Это было недавно!..
Это было давно!..
 

Да, на трудную тропу направил автор свои стопы!.. А трудная она потому, что данная тема связана с предельными человеческими страданиями – моральными и физическими, с тяжкими жизненными обстоятельствами, и неизвестно еще, какие из них наносили больше ран!..

Все дальше и дальше уходят от нас события лет рубежных и переломных, лет трагических. Участников тех событий (и палачей, и их жертв) уже давно нет в живых. Но сами события навсегда войдут в историю нашей страны, в историю ее вооруженных сил под кратким, но ёмким названием «Тридцать седьмой год».

Событиям и людям, связанным с «Тридцать седьмым годом», автор уделил в своем творчестве достаточно большое внимание. На эту тему вышли в свет книги: «1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе» (М., 2003), «Удар по своим» (2003), «Невиновных не бывает…» (М., 2004), «1937 год. Был ли заговор военных?» (М., 2007), два тома «Расстрелянная элита РККА» (2012, 2014) и другие. В перечисленных трудах автор убедительно опровергает доводы сторонников наличия заговора в Красной Армии во второй половине тридцатых годов.

Восставшие из пепла, восставшие из лагерной пыли!.. Оставив в лагерных бараках и на таежных делянках, в шахтах и горных забоях запас своих физических сил, подорвав до предела веру в справедливость со стороны общества и власти, эти люди-призраки из последних сил все равно тянулись к свету, к свободе. Хотя находились и такие, которые, отвыкнув от нормальных человеческих условий, боялись выйти на волю. Просто боялись!..

Обратимся к дневниковым записям бригадного комиссара М.Д. Короля. Находясь в лагере и ожидая окончания срока заключения, он записал 4 октября 1955 г.: «…А я действительно не хочу на волю. Что меня отталкивает от воли? Мне кажется, что там (так ли это – не знаю) ложь, лицемерие, бессмыслица. Там – фантастическая нереальность, а здесь реально все… Я не представляю себя в отношениях с людьми воли…»

Предлагаемая читателю книга освещает в сжатой форме жизненный путь тех членов элиты РККА, которым удалось сохранить свою жизнь (физическую), пройдя арест, тюрьмы, лагеря и ссылку. Во временном исчислении этот срок у названных лиц измерялся десятками лет. У большинства из них арест и ссылка повторялись дважды с интервалом в несколько лет. Лишенные прав, униженные и оскорбленные, «погруженные во тьму» (по образному выражению писателя Олега Волкова), не получая реализации своих планов, будучи вырванными из привычной среды, разлученные со своими семьями, они влачили жалкое существование.

Небольшому количеству жертв 1937 г. из числа элиты РККА удалось выжить в этой кровавой мясорубке. Мы их называем поименно, они достойны этого за все свои перенесенные муки. К сожалению, только единицы из них оставили свои воспоминания о пережитом. К тому же эти документальные свидетельства не удалось опубликовать, они дошли до нас только в виде рукописи (воспоминания дивизионного комиссара А.В. Терентьева, бригадного комиссара Н.Г. Конюхова и др.).

Известно, что в репрессиях 1937–1938 гг. в составе элиты РККА больше всего пострадал её высший эшелон. Все арестованные Маршалы Советского Союза (М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров, В.К. Блюхер) пошли под расстрел. То же самое случилось и с арестованным армейским звеном (командармы 1-го и 2-го ранга и им равные) – все они были расстреляны по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР. А вот среди корпусного звена элиты РККА, арестованного и подвергнутого следствию по обвинению в совершении тяжких преступлений, некоторым из них (правда, единицам!) удалось выжить и, пройдя тюрьмы, лагеря и ссылку, выйти на свободу и даже получить реабилитацию. По количеству их было совсем немного – всего восемь человек. Именно они, будучи многие годы «лагерной пылью», сумели выжить в условиях, направленных на уничтожение всего живого в человеке.

Кто же они, эти восемь героев, и в то же время глубоко несчастные люди? Назовем их поименно: комкоры А.И. Тодорский (бывший начальник Управления высших военно-учебных заведений РККА), С.Н. Богомягков (бывший начальник штаба ОКДВА) Н.В. Лисовский (бывший заместитель командующего войсками Забайкальского военного округа); корпусные комиссары Т.К. Говорухин (бывший начальник политического управления Ленинградского военного округа), С.И. Мрочковский (бывший начальник мобсети коммерческих предприятий за границей Разведуправления РККА), Я.В. Волков (бывший член Военного совета Тихоокеанского флота); коринженер Я.М. Фишман (бывший начальник Химического управления РККА); корветврач Н.М. Никольский (бывший начальник Ветеринарного управления РККА).

Корпусное звено

Тодорский Александр Иванович

Автор не случайно начинает свое повествование с рассказа об этом незаурядном человеке, сама жизнь которого, его тюремные и лагерные испытания по праву заслуживают достойного пера. Его имя достаточно хорошо знал в 20-х и 30-х гг. прошлого века командный и политический состав РККА и вот на каком основании: во-первых, как куратора военных академий Красной Армии, выпускники которых служили во всех военных округах на ответственных должностях; во-вторых, как недавнего заместителя командующего войсками Белорусского военного округа, одного из крупных в Красной Армии; в-третьих, как автора книги «Красная Армия в горах», изданной в 1924 г.; наконец, в-четвертых, как человека, о котором несколько раз исключительно тепло отзывался В.И. Ленин. Речь идет об А.И. Тодорском.

Выступая с политическим отчетом ЦК на ХI съезде РКП(б), В.И. Ленин высоко оценил книгу А.И. Тодорского «Год – с винтовкой и плугом»: «…Я хотел бы привести цитату из книжечки Александра Тодорского. Книжечка вышла в г. Весьегонске (есть такой уездный город Тверской губ.), вышла она в первую годовщину советской революции в России…» [1] Мы не будем здесь цитировать слова вождя РКП(б) о книге Тодорского (они хвалебные), но дополнительно скажем, что то же самое В.И. Ленин сделал в своей статье «Маленькая картинка для выяснения больших вопросов» (1919 г.), назвав эту книгу замечательной, а изложенные в ней наблюдения и рассуждения – «превосходными и глубоко правильными».

Но сначала необходимо дать хотя бы небольшую биографическую справку об авторе этого небольшого по объему, но столь примечательного по содержанию издания. Родился Александр (наречен в честь святого Александра Невского) Иванович Тодорский в сентябре 1894 г. в селе Тухани Весьегонского уезда Тверской губернии в семье священника. Но, по свидетельству его младшего брата Анатолия, своей родиной он всегда считал село Деледино того же уезда, куда вскоре после его рождения переехала семья.

Из воспоминаний его брата Анатолия Ивановича Тодорского: «В большой семье старшему сыну вместе с родителями, конечно, доставалось забот и хлопот с младшими. Вероятно, поэтому у Александра в характере рано появилась самостоятельность – черта, которую потом он очень высоко ценил в людях. Пройдут годы, и, напутствуя меня перед отъездом на учебу в Ленинград (я поступил в педагогический институт), Александр скажет: «В жизни нужно рассчитывать прежде всего на себя. Если будешь все время надеяться на помощь со стороны, тебе не встать крепко на ноги. Только самостоятельность поможет твердо ходить по земле, и тогда в будущем не согнут тебя никакие житейские бури и невзгоды». Этот мудрый совет, несомненно, помог моему жизненному становлению» [2].

«После окончания школы отец определил Александра в духовное училище, находившееся в соседнем городке Красный Холм. Учился он хорошо, прилежанием и старанием радуя родителей, которые хорошо знали цену образованию. Несмотря на стесненные материальные обстоятельства, они всячески старались помочь детям «выбиться в люди». Прежде всего испытал это на себе старший сын.

Окончив училище, Александр продолжал образование в Тверской духовной семинарии. Поначалу все шло хорошо, но вскоре, как говорил потом отец, он «отмочил штуку». В дом пришла весть, поразившая и огорчившая родителей: сын оставил семинарию – оставил навсегда, не пожелав посвятить свою жизнь служению богу. К тому времени у Александра сложились свои взгляды на жизнь. Он сделал в семнадцать лет первый серьезный самостоятельный шаг, пойдя наперекор воле родителей, преодолев инерцию своей «поповской породы» [3].

К сожалению, Александр Тодорский не оставил своих воспоминаний о днях своей юности. Поэтому продолжим рассказ его младшего брата: «Уход из семинарии означал не только отказ от карьеры священнослужителя, это был по тем временам вызов обществу. Брат порвал с духовенством, с религией в такое время, когда страна переживала период черной реакции. О настроениях Александра в эти годы говорят его стихи. В одном из них, напечатанном тверским журналом «К свету», юноша-семинарист писал:

Скоро ль, скоро ль, о родина, родина-мать,

Ты увидишь желанное счастье?

Неужели тебе бесконечно страдать?..» [4]

В журнале «К свету» за три года (1911–1914 гг.) Александр Тодорский поместил около двадцати главным образом стихотворных своих публикаций. «Возможно, что в это время он хотел стать профессиональным литератором. А пока зарабатывал на жизнь службой: сначала писцом в Тверском окружном суде, а затем в петербургском издательстве «Благо». В столице он стал слушателем курсов «Общества для распространения коммерческих знаний». Но и это учебное заведение окончить ему не пришлось. Не стал он священником, не суждено было быть ему и коммерсантом. Иное поле деятельности открылось перед ним на многие годы…» [5]

С началом Первой мировой войны слушатель коммерческих курсов А.И. Тодорский под влиянием патриотической пропаганды подал заявление о зачислении его добровольцем в действующую армию и вскоре был зачислен рядовым в 295-й Свирский пехотный полк. В октябре 1914 г. направлен в Ораниенбаумскую школу прапорщиков, которую окончил в январе 1915 г.

С января 1915 г. – младший офицер роты в 66-м запасном полку в г. Вильно, а с марта 1915 г. – на фронте в 24-м Сибирском стрелковом полку, в котором занимал должности младшего офицера роты, начальника саперной команды, командира роты и батальона. В этом полку А.И. Тодорский провел всю войну, заслужив шесть орденов и чин капитана. Дивизия, в которой он служил, участвовала в ожесточенных сражениях с австро-германскими войсками. Она обороняла позиции на реке Бзуре в районе города Сохачева, вела арьергардные бои на Блонской позиции, отбивала атаки немцев на Варшавские форты. В боях он был дважды ранен. Подчиненные уважали своего командира: когда он был тяжело ранен, солдаты под огнем противника вынесли его с поля боя. «Трехлетнее пребывание на передовой позиции сдружило и сроднило меня с солдатами, – писал он впоследствии. – К концу войны я жил и мыслил их думами…» [6]

После Февральской революции 1917 г. избран председателем полкового комитета. В ноябре 1917 г. Военно-революционный комитет 5-го Сибирского армейского корпуса назначил его исполнять обязанности командира этого корпуса. Вот этот приказ: «…Командиру корпуса генерал-лейтенанту Турбину сдать командование корпусом капитану 24-го Сибирского полка Тодорскому, а последнему вступить в исполнение должности командира корпуса» [7].

Спустя двадцать лет следователи НКВД поставили и это «лыко» в строку обвинений арестованного комкора А.И. Тодорского, вменяя ему сотрудничество с немцами. Из обзорной справки по делу бывшего начальника Управления ВВУЗ РККА: «…Будучи с ноября 1917 г. по апрель 1918 г. командиром 5-го Сибирского корпуса, Тодорский с февраля по апрель 1918 г. находился с частями корпуса на территории, оккупированной немецкими войсками в г. Кременец и являлся при немцах начальником его гарнизона.

В приказе по гарнизону г. Кременец № 2 от 28/15 февраля 1918 г., подписанном Тодорским, указано, что «за каждого убитого или раненого германского или польского солдата будут немедленно расстреляны первые попавшиеся десять русских солдат или жителей».

В этом же приказе предлагается всем солдатам гарнизона и жителям города под угрозой расстрела сдать оружие, а солдатам – надеть старую свою форму с погонами.

За нарушение порядка, установленного немецкими оккупационными властями, в приказе предусмотрена смертная казнь.

Указанный приказ издан Тодорским от имени начальника 92-й германской дивизии.

В заключение приказа указано:

«Требую немедленного исполнения означенного приказа, ибо всякое уклонение от него повлечет за собою самые суровые меры» (копии указанных приказов № 2 и № 74 по гарнизону и корпусу были изъяты у А.И. Тодорского при обыске в 1938 г.) [8].

После демобилизации старой армии А.И. Тодорский возвратился (в апреле 1918 г.) на родину, в свой Весьегонский уезд. Из воспоминаний его брата Анатолия: «Встреча с Александром, когда он вернулся домой из армии, мне особенно памятна. По существу, мы встретились впервые: ведь когда он начал проходить свои «университеты», мне не было и пяти лет. И теперь, десятилетний, сгорающий от любопытства мальчишка, я во все глаза смотрел на брата, старался не пропустить ни одного слова, ни одного движения. Вместе с ним возвратился и Иван, также добровольцем ушедший в 1916 г. на войну и служивший с Шурой в одном полку. Но Иванко (так звали его в семье) я помнил, знал его, а вот Александр был для меня таинственной личностью, и что бы он ни делал и ни говорил, имело свой особенный смысл. Те несколько весенних дней 1918 г., что Шура провел дома, стали для меня настоящим праздником.

Это был праздник не только для меня. Доволен был отец, радостью светилось мамино лицо: наконец-то после тревожных лет вся семья вместе, за одним столом в родном доме. Маме, конечно, досталось. Накормить восемь человек, да так, чтобы все остались довольны, тоже надо уметь. Но не зря Евлампия Павловна считалась образцовой хозяйкой… Отдыхать она любила с книгой… Читать любила, и в доме была сравнительно большая для того времени библиотека. На имя Тодорских приходили и столичные периодические издания: «Биржевые ведомости», «Нива», позднее «Известия ВЦИК», «Огонек». Наверное, любовь к чтению, интерес к литературе у Шуры от мамы. А вот характер – спокойный, выдержанный, пожалуй, от отца. И реалистический подход к жизни, способность трезво оценивать события и факты – тоже отцовские, как и умение собраться в трудную минуту, решиться на трудное дело. Ведь не случайно, что уже на склоне лет, после почти сорокалетней службы господу богу, Иван Феодосьевич Тодорский совершил мужественный поступок – сложил с себя сан и пошел работать в кооператив.

Но это случилось позже. А тогда, в мае 1918-го, Иван Феодосьевич сидел во главе семейного стола, пил чай и слушал рассказы старшего сына о его «одиссеях».

Этот месяц стал как бы рубежом в истории семьи. Советская власть звала молодежь на строительство новой жизни, и старшие сыновья Ивана Феодосьевича и Евлампии Павловны с радостью и воодушевлением откликнулись на этот призыв. Вслед за Александром, который, несмотря на предостережение родителей, явился в уездный Совет и заявил, что хочет работать для советской власти, потянулись Иван и Виктор. Вскоре Иван уже работает в Совете, а Виктор становится сотрудником уездной ЧК…» [9]

О событиях весны 1918 г., о роли и месте А.И. Тодорского в них можно узнать, обратившись к воспоминаниям Ивана Егоровича Мокина, отвечавшего в то время за вопросы промышленности и торговли в Весьегонском уездном совете депутатов. При этом следует учитывать, что окончательно победа советской власти в уезде была закреплена совсем недавно решениями 1-го чрезвычайного уездного съезда Советов, состоявшегося 28–29 января 1918 г.

«Май 1918 г. …Сколько лет прошло, а памятно. Весна в том году была неустойчивая: то задождит, а то и завьюжит. Дни стояли серенькие, скучные. Только нам, работникам уездного совдепа, скучать не приходилось. Шел всего четвертый месяц, как в уезде установилась советская власть, и каждый день приносил что-нибудь неожиданное. Время было напряженное, горячее, а дел – невпроворот: и больших и малых. Во многом нужно было начинать чуть ли не на голом месте – от старого строя наследство осталось убогое. Совдепу приходилось одновременно решать множество вопросов: политических, хозяйственных, военных. Решать безотлагательно и – главное – четко: ведь каждый промах использовался врагами.

А недругов и злопыхателей у молодой рабоче-крестьянской власти в ту пору хватало. Были среди них и явные, и затаившиеся враги, готовые нанести удар исподтишка, в спину. Среди явных выделялись бывшие офицеры. Поэтому бдительность была на первом плане у партийных и советских работников, особая бдительность, иногда, может быть, и чрезмерная. Но без нее мы бы пропали.

В один из таких горячих и «скучных» весенних дней в приемной совдепа появился человек, на которого нельзя было не обратить внимания. Молодой, высокий, худощавый, с явной офицерской выправкой. Правда, экипирован был неказисто – потертая солдатская шинель, стоптанные сапоги… обратился он ко мне как к члену исполкома, ведавшему кадрами. Обратился четко, по-военному, сразу заявив, что сочувствует советской власти, пришел просить работу и готов выполнять любые поручения. На вопросы отвечал прямо. Родом из Туханей Весьегонского уезда, сын священника. В старой армии имел чин капитана…

Такого еще не бывало, чтобы офицер, да еще сын священника, добровольно пришел в Совет с желанием и готовностью нам помочь. Ситуация настораживала – а что, если этот симпатичный молодой человек окажется оборотнем?

Посоветовались мы с нашим председателем Г.Т. Степановым. Григорий Терентьевич был настоящим большевистским руководителем, душой нашего Совета. С трудными вопросами мы всегда обращались к нему – старшему товарищу и другу. Замечательный это был человек: по-житейски мудрый, никогда не терявшийся в самых сложных ситуациях, всегда готовый дать не только толковый совет, но и помочь делом. Он обладал каким-то особым чутьем, а потому редко ошибался в людях.

Долго говорил Степанов с молодым человеком. Из беседы выяснилось одно немаловажное обстоятельство: офицер после Февральской революции был выбран председателем полкового комитета, а потом – даже командиром корпуса. Видимо, солдаты ему доверяли и знали, кого выбирать. Этот факт биографии молодого человека и перевесил тогда при решении его участи.

На заседании исполкома рассматривалось заявление Тодорского, который предложил использовать его для организации издания уездной газеты. Предложение было принято. Тодорский назначен редактором «Известий Весьегонского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов».

Александр Иванович с радостью и большим жаром принялся за дело. А начинать пришлось с нуля. В Весьегонске имелась крохотная типография, оборудование которой почти полностью пришло в негодность. Для издания газеты не подходила. Нужно было срочно достать новое оборудование. Но где? Ломать голову долго не пришлось – конечно же, в Питере. Там должны понять наши нужды, должны помочь. Сам я некоторое время работал в Питере переплетчиком, немного знал типографское дело. Поэтому исполком и командировал меня в столицу с заданием достать оборудование для типографии.

Прошло немного времени, и оборудование было получено. А в начале навигации на пароходе доставлены в Весьегонск типографские машины и 40 пудов шрифта.

К тому времени стараниями Тодорского старая типография, ютившаяся где-то на задворках, была переведена в просторный, светлый дом. Нашлись и специалисты. Под руководством Александра Ивановича дело стало быстро налаживаться. Поначалу ему пришлось нелегко – он был един во многих лицах. И автор, и редактор, и корректор, и метранпаж, а иногда и наборщик. Удивительно, но любая работа спорилась в его руках, всякое дело он выполнял с таким умением, будто всю жизнь только этим и занимался. Уже 2 июня 1918 г. вышел первый номер весьегонских «Известий».

Спустя два месяца под редакцией Тодорского стала выходить еще одна газета: «Красный Весьегонск» – издание Весьегонской организации Российской Коммунистической партии (большевиков).

Газеты печатались на хорошей бумаге, шрифты подбирались «глазастые», чтобы облегчить чтение малограмотным (таких читателей было в то время большинство), заголовки статей были броскими, емкими. Газеты быстро завоевали доверие у бедноты и оказывали неоценимую помощь руководству уезда.

Тодорский проявил себя не только талантливым журналистом, прекрасным издателем, но и активным пропагандистом новых, коммунистических начал жизни. Он был прирожденным публицистом-агитатором. Его статьи, обзоры, заметки и стихотворные памфлеты отличали страстность и глубокая убежденность, а живой образный язык доходил и до малограмотных. У Александра Ивановича был зоркий глаз на все новое, он подмечал, казалось бы, даже мелочи. Но под его пером эти мелочи вырастали порой по значимости до уровня общественно-политического факта. И каждый такой факт, умело преподнесенный Тодорским-журналистом, наглядно показывал читателям, что дала трудящимся советская власть.

Прошло совсем немного времени, как Тодорский стал работать в Совете, но мы хорошо узнали и полюбили его. Он вошел в жизнь советского Весьегонска естественно и необходимо. Без него многое бы потеряла наша тогдашняя работа: Александр Иванович обладал государственным умом, широким кругозором, был разносторонне эрудирован.

Душевный и отзывчивый в обращении с товарищами, он становился непримиримым и беспощадным, когда дело касалось врагов.

В июне Тодорского приняли в партию, рекомендацию дал сам Григорий Терентьевич (Степанов). Три месяца спустя коммунисты Весьегонска на своем общем собрании выбрали Александра Ивановича делегатом на областную партийную конференцию Центрального промышленного района, собиравшуюся в Москве.

Июнь – сентябрь… Эти четыре месяца были особенно напряженными в жизни Весьегонска и всего уезда. Укрепление позиции советской власти в деревне вызвало бешеный отпор кулачества. Коммунисту Тодорскому часто приходилось оставлять редакторское «кресло» и возглавлять вооруженный отряд весьегонцев, выходящих на подавление кулацкий мятежей. В период белогвардейского мятежа в Ярославле отряд под командованием Тодорского вовремя пришел на помощь Рыбинскому Совету, оказавшемуся в окружении мятежников.

Член укома партии и уездного исполкома, Александр Иванович выполнял множество самых различных поручений. Благодаря этому он прекрасно знал положение дел в уезде. И в своей книге «Год – с винтовкой и плугом» сумел на конкретных фактах и примерах дать яркую картину работы советских и партийных органов, руководивших строительством новой жизни. Тодорский показал, что у власти стояли не опытные государственные чиновники, много лет возглавлявшие канцелярии и ведомства, а вчерашние рабочие и крестьяне, ставшие сегодня хозяевами страны. А успехи, которых мы достигли за первый год существования советской власти, свидетельствовали о том, что власть находится в надежных и твердых руках…» [10]

Анатолий Иванович Тодорский, заслуженный учитель РСФСР, всю жизнь гордился своими старшими братьями: «Молодость моих старших братьев совпала с революцией. Ей они посвятили жизнь, с оружием в руках защищали молодую Республику Советов, а после гражданской войны строили новое общество, отдавая этому все силы, знания и вдохновение, и я горжусь своими братьями.

Весьегонский период жизни старших братьев прошел на моих глазах. В 1918 г. я поступил учиться в школу 2-й ступени. В этой же школе (бывшей женской гимназии) училась сестра Алевтина. Мы жили с ней в городе, где родители снимали для нас часть комнаты, и братья изредка навещали нас. Но чаще я сам выискивал случай, чтобы увидеться с ними.

У Шуры было интереснее всего: он работал в редакции, и там имелась типография. Возвращаясь из школы, я старался обязательно заглянуть к нему. Типография находилась на первом этаже двухэтажного деревянного дома, на втором помещалась редакция и небольшая комната – «квартира» редактора. Кроме него работала в редакции еще секретарь-машинистка Рая Трошанова – вот и весь штат, два человека. А выпускали они две газеты: «Известия Весьегонского Совета» и «Красный Весьегонск». Первая был органом уисполкома, вторая – укома партии. Кроме того, в Весьегонске выходили еще две газеты: «Женские думы» и «Юный коммунист», и тоже не без участия Александра, ставшего наставником молодых редакторов Людмилы Смирновой и Николая Серова. Но это только небольшая и, может быть, не самая трудная часть Шуриной работы. Он в то же время – член укома РКП(б), заведующий агитпропотделом, а также член уисполкома, заседания которого проводились тогда чуть ли не ежедневно. Но это еще не все. Он входил в состав, а потом и возглавил как председатель президиума Чрезвычайную комиссию уезда по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и спекуляцией…

Запомнилось, как в один из ненастных осенних дней 1918 г. забежал я из школы в редакцию, а Рая Трошанова говорит:

– Александра Ивановича нет и в ближайшие дни не будет. В уезде неспокойно. Кулаки поднимают голову, не нравится им наша власть. Восстание подняли, в двух волостях за оружие взялись. Вот и пришлось твоему брату туда отправиться. Ты же знаешь, он командир особого отряда по борьбе с контрой. Ничего, наши быстро порядок наведут. С Александром Ивановичем шутки плохи. А работы здесь сколько накопилось… – И она показала на стол, где грудой лежали письма со всех концов уезда.

Прочесть эти письма и, как говорится, вовремя отреагировать было делом редактора. Должен был он заниматься также изданием для широкого читателя тоненьких книжек-брошюр на актуальные темы. В весьегонской типографии печатались басни Демьяна Бедного, рассказы и статьи Максима Горького и другие произведения, потребность в которых возникла сразу после революции. Велением времени продиктованы и две книги, написанные Александром в тот период, и его агитационная пьеса «Там и тут», поставленная не только на самодеятельной сцене, но даже в одном из рабочих театров Петрограда» [11].

В 1918 г., к первой годовщине Октябрьской революции, А.И. Тодорский написал упомянутую выше книгу «Год – с винтовкой и плугом». Там же он поведал и предысторию ее создания. В основе своей это годовой отчет о работе Весьегонского уездного исполкома.

«Однажды в один из горячих дней вызвал меня председатель уездного исполкома Григорий Терентьевич Степанов и от имени Тверского губкома партии дал мне поручение. Оказалось, что в связи с приближением первой годовщины Октября потребовалось представление годового отчета о нашей работе к 7 ноября 1918 г.

Я взмолился:

– Помилуйте, я не сведущ в такого рода литературе и не смогу выполнить без образца.

Григорий Терентьевич никогда не терялся ни в делах, ни в ответах:

– Вам надо пример, и не иначе как классический? Да их много. Разве «Записки о галльской войне» Цезаря не образец отчета местной власти? Однако нам и в этой области надо начинать сначала. Пишите, как напишется.

Получив такую свободу творчества, я с увлечением взялся за работу. Раз запрос губкома попал в редакцию газеты, он приобретал широкое общественное значение и выходил за стены ведомственных канцелярий. Перед глазами вставали не голые факты и цифры, а живые весьегонские Степановы во весь их богатырский рост первых 365 дней новой исторической эры» [12].

А хвалебные слова В.И. Ленина в адрес книги и ее автора таковы:

«Товарищ Сосновский, редактор «Бедноты», принес мне замечательную книгу. С ней надо познакомить как можно большее число рабочих и крестьян. Из нее надо извлечь серьезнейшие уроки по самым важным вопросам социалистического строительства, превосходно поясненные живыми примерами. Это – книга товарища Александра Тодорского «Год – с винтовкой и плугом»…

Автор описывает годовой опыт деятельности руководителей работы по строительству советской власти в Весьегонском уезде – сначала гражданскую войну, восстание местных кулаков и его подавление, затем «мирное строительство жизни». Описание хода революции в захолустном уезде вышло у автора такое простое и вместе с тем такое живое, что пересказывать его значило бы только ослаблять впечатление. Надо пошире распространить эту книгу…»

А теперь интересно послушать по этому поводу и самого Льва Семеновича Сосновского (1886–1937), опытного советского публициста, в 1918–1924 гг. – главного редактора газеты «Беднота». Воспоминания Л.С. Сосновского о А.И. Тодорском опубликованы в его книге «Дела и люди» (М., 1927).