Kitobni o'qish: «Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 2»
Часть вторая
Глава первая
– Ушёл! Ушёл. А я проморгала, проворонила, дура старая! – Клара Хюммель в ярости пнула ни в чём не повинную табуретку. – Мой грех, Аля, недоглядела! Недооценила. Твой петушок, оказывается, куда крепче, чем я думала. Сбежал! Сбежал и портал запечатал! Знал, негодяй, что мы кинемся его искать. Не пожалел отцовского амулета, только б нас с толку сбить!.. – Силы великие, Клара, что же теперь делать? – простонала тетушка Аглая, обхватив голову руками.
Просторная поварня носила на себе следы безудержного гнева боевой волшебницы – пара чёрных пятен гари на стенах, куда Клара в запале всадила по молнии, бесформенные груды посуды и утвари, сметённые со своих мест, вздыбившиеся в дальнем углу плиты пола. По потолку очумело металось какое-то существо: не то муха, не то паук размером с кошку; его Клара сотворила мимоходом, после чего некоторое время прицельно расстреливала огненными шарами.
– Что теперь делать? – Клара бухнулась в деревянное кресло, задрала обтянутые кожаными лосинами ноги на стол и принялась набивать трубку. – Ничего не сделаешь, Аля. Он уже, наверное, в Мельине. А там его сам Архимаг не найдёт. Не город, а крысятник – столько всяких ходов, подземелий, катакомб…
– Но, Клара, мальчик же…
– Всё понимаю! – Волшебница зло зыркнула на подругу. – Не надо только ничего говорить, Аля. Ну что ж… придётся мне отправляться в гости к Сежес и иже с ней. Работа предстоит немалая… Кэрли у нас парнишка способный.
– Ой, Клара, ой, спасибо тебе…
– Rhobuar reacyl! – по-гномьи выругалась волшебница. Тётушка Аглая тотчас залилась румянцем.
– Клара, ты что, такие слова…
– Тут иначе и не скажешь, – пробурчала Хюммель. – Ладно. Скоро-споро снаряжусь, в путь-дорогу я пущусь… Прощай, Аля. Не печалься. Думаю… через недельку я твоего ненаглядного племянничка хоть связанным, но притащу. Не надо, не надо, не охай и не благодари! А то обижусь.
…Она уже подходила к своему дому – почти в самом сердце Долины, на берегу Круглого Озера, когда её внутреннего слуха слегка коснулся мягкий, осторожный и деликатный зов:
– Клара, прости, что отвлекаю …
– Моё почтение, господин Архимаг! – Клара мгновенно подобралась.
– Военная косточка, – вздохнул тихий голос Игнациуса. Могущественнейший волшебник терпеть не мог войн и всего с ними связанного. К Гильдии боевых магов Игнациус всегда относился с плохо скрываемой брезгливостью. Единственное исключение было сделано для Клары Хюммель. – Перестань тянуться, Клара, мы не на плацу. Извини, что отрываю от важных дел, но тебя не слишком бы затруднило уделить мне пять минут для приватной беседы?
– Пять минут? А мы успеем? – не удержалась волшебница.
– Клархен … – укоризненно, словно наставник расшалившейся девчонке, заметил Архимаг.
– Прошу прощения, господин Игнациус, – елейно пропела Клара. – Уже бегу. Немедля. Теряя по дороге части туалета …
– Клара … – продолжал расстраиваться чародей. – Ну когда ты наконец повзрослеешь …
Несмотря на то что возраст Клары перевалил за три сотни, Игнациус имел все основания обращаться к ней, как к девчонке. Сам-то он был раз эдак в десять постарше.
Архимаг, некоронованный король Долины, жил скромно. Дом его стоял в центре посёлка, возле Рунного Камня, намертво вросшего в землю на берегу озера.
Каблуки Клары постукивали по тщательно выметенным и вымытым за ночь тротуарам – гоблины-дворники знали, что последует, если на идеально чистых улочках Долины окажется хоть одна соринка. Волшебница шла мимо утопающих в зелени домов – почти настоящих дворцов, с мраморными статуями, колоннадами, портиками, ротондами, эркерами и прочими архитектурными ухищрениями. Здесь жили чародеи Гильдии целителей, и заказы они принимали самое меньшее от принцев крови.
В Долине всегда стояла хорошая погода: царило вечное лето, нежаркое, ласковое, земля в окрестностях давала три урожая в год, возделываемая руками арендаторов, собравшихся сюда из множества разных миров. И нелегко, ой как нелегко было получить вожделенный надел бедолагам, что сумели добраться до сторожевых застав!..
Но о них Клара Хюммель никогда не думала. Она даже не замечала их поклонов – низких и раболепных. Те, чьим трудом и процветала Долина, для Клары ничего не значили. Она была боевым магом, и этим всё сказано.
Дом Архимага Игнациуса отделяла от улицы невысокая изгородь, вся увитая тёмно-зелёным плющом. Сам дом, небольшой, двухэтажный, с башенкой обсерватории на крыше, казалось, скорее подошел бы средней руки купцу, чем могущественному чародею, способному гасить и вновь зажигать звёзды.
Клара отворила скрипучую калитку. Слуг Игнациус не держал, всё потребное по дому делал сам или с помощью магии, и, конечно, до несмазанных петель руки у него никогда не доходили.
– Клархен! – Архимаг уже стоял на крыльце, приветствуя гостью. Совершенно седой, смуглый, впалые щеки, нависший над тонкогубым ртом крючковатый, как у ястреба, нос. – Нет-нет-нет… – Он сердито нахмурил кустистые брови, но Клара, в полном соответствии с этикетом, уже стояла на одном колене, приложившись к сухой старческой ладони.
– Ты что, ты что, вставай немедленно! – всполошился Игнациус. – Знаешь ведь – я этого не люблю…
– Что ж я могу поделать, владыка, – тихонько ответила Клара, и в самом деле ощущая себя в этот миг простой девчонкой, только-только окончившей Приготовительные классы Академии. – Как еще я могу выразить свое уважение?
– Выражай как-нибудь иначе, – буркнул Игнациус, в смущении поглаживая белоснежную, как и положено магу, бороду. – Проходи. У меня к тебе серьёзный разговор.
Дом Игнациуса изнутри очень походил на своего хозяина. По углам застыла тяжёлая мебель чёрного дерева – буфеты, шкапы (не шкафы, а именно шкапы, по мнению Клары, куда более древние, чем сам Игнациус); стены до середины были покрыты резными панелями драгоценного каменного дуба, выше – кремовые тканые шифоны. Едва волшебница и Архимаг шагнули за порог, дверь мгновенно и бесшумно захлопнулась.
Клара почувствовала едва ощутимую теплую струйку, коснувшуюся щеки. Игнациус ставил защиту, да такую, что пробить её не смогли бы все обитатели Долины, возникни у них такая безумная мысль.
– Пройдём в кабинет. – Архимаг учтиво посторонился. Резные створки сами собой раскрылись перед волшебницей.
В кабинете Игнациуса царил строгий, почти маниакальный порядок. Бумаги, свитки, книги, манускрипты, глиняные таблички, берестяные грамоты – всё на своих местах. Единственное окно закрывала внушительной толщины решётка.
Игнациус задернул шторы.
– Не хочу, чтобы нас видели, – неожиданно сказал он.
Клара едва не поперхнулась от неожиданности.
– Но кто?..
– Есть теперь и такие, – строго сказал волшебник, садясь в знаменитое свое кресло, сделанное из черепов чудищ, в разное время поверженных Архимагом. – Ты спросишь – кто они такие?.. Пришедшие с Границы, Клархен, пришедшие с Границы.
– Почему же мы тогда бездействуем?! Устроить облаву и выловить всех мерзавцев до единого! – Клара стиснула кулаки.
– Дорогая моя, ты мыслишь чересчур прямолинейно… как истинный боевой маг, и это меня несколько огорчает. – Игнациус нацелился в Клару длинным сухим пальцем с отращённым жёлтым ногтем. – Я поставил защиту, потому что всякий знает – без оной я разговариваю разве что с зеленщиком или молочником. Отсутствие защитных заклятий показалось бы подозрительным. Нет, всё должно быть как всегда. Сейчас я встану и задёрну штору. Тоже как всегда.
Кабинет погрузился в сумрак. Некоторое время Архимаг молчал, положив острый подбородок на сцепленные пальцы рук и проницательно глядя на Клару.
– У меня к тебе просьба, милая Клархен. Нет-нет, погоди, не надо высокопарных слов. Я знаю… м-м-м… у твоей подруги, Аглаи Стевенхорст, есть некоторые интересы в Мельине, которым… м-м-м… которые тебе также небезразличны, – закончил он почти смущённо. – Извини, ты ведь знаешь, я терпеть не могу лезть в чью-то личную жизнь, но…
– Я готова исполнить любое повеление. – Волшебница склонила голову. Игнациус поморщился.
– Перестань, девочка. Это не повеление. Это просьба. Потому что, имей я что приказать – будь уверена, вся ваша Гильдия в полном составе отправилась бы его выполнять. Но я не имею. Приметы смутны, предсказания расплывчаты, гадания противоречат одно другому. Ясно только одно – твари с Границы уже здесь. Они проложили тропку в наш мир… и теперь ждут только подходящего момента. Ты спрашивала – почему не выследить мерзавцев? Да, это было б неплохо. Только это ведь не вторжение, Клара. Пока не вторжение.
Мне нужен разведчик в Мельине. Там творится нечто донельзя странное. Даже мои чары бессильны явить картину происходящего. Я прошу тебя отправиться в Мельин, но – ради всего святого – ни во что не вмешиваться. Слепые силы, держащие в равновесии все Упорядоченное, очень чувствительны. Растревожить их очень легко, а вот потом успокоить – куда как труднее. Впрочем, ты всё это знаешь не хуже меня. Разберись, что там такое, кто с кем схватился, почему и во имя чего. И возвращайся. Очень желательно – целой и невредимой. – Игнациус вздохнул.
– А что может быть нужно… этим тварям с Границы? – спросила Клара. – Мы враждуем давно, наверное, с сотворения Мира, но…
– Я не знаю. – Игнациус покачал головой. – Если бы эти бестии были слугами Великого Хаоса… тогда всё ясно. Смерть, разрушение, низведение всего до уровня Первоначального. Однако эти совсем иные. Я чувствую их присутствие. Но не более. Себя они ничем не проявили – по крайней мере здесь, в Долине. Единственный мир, где, как мне кажется, они уже действуют, – это Мельинская империя. Я прошу тебя отправиться туда. В одиночку. Эти твари хитрее и осторожнее крыс.
– Я должна…
– Клархен, деточка, ты должна увидеть их. Хотя бы одну. Ничего больше. Упаси тебя Творец пытаться захватить их или паче чаяния ввязываться с ними в драку. Они тогда просто уйдут, а мы так и не отыщем прогрызенной ими дырки. Следующий раз они пройдут дальше и легче. Тебе всё понятно?
– Да, – смиренно сказала волшебница. – Но, владыко, неужели в таком важном деле ты полагаешься только на…
– Конечно, нет, милая Клара, – суховато ответил маг. – Конечно же, нет.
* * *
«Кажется, на этот раз ушёл чисто», – подумал Кэр. Он пробирался через заболоченную низину уже добрых три часа, и непохоже было, что Кларе удастся его достать. Заклятие оказалось нацелено не совсем точно, Кэра выбросило милях в пяти к западу от Мельина, в самом сердце глухого Ведьминого Леса. Название сохранилось ещё с тех времен, когда только-только набравшее силу Семицветье огнём и мечом искореняло неподвластную ей магию. По слухам, именно здесь совершались жуткие обряды, захваченные «ведьмы» – то есть умевшие хоть сколько-нибудь колдовать женщины – приносились в жертву неведомым богам. В Долине болтали, что этот, без сомнения, варварский метод оказался тем не менее довольно-таки действенным.
С тех пор прошли века. Лес залечил раны. На месте алтарей, жертвенников и кострищ поднялась новая поросль. Однако, несмотря ни на что, камни и корни крепко хранили память.
Здесь, в Империи, ночь вот-вот должна была вступить в свои права. Среди могучих столетних лесных исполинов духи воздуха ткали мягкую вязь туманных покрывал. Кэр поёжился – вечер выдался прохладным, а использовать магию он не хотел. Плотнее закутался в плащ, поудобнее перехватил глефу. Ведьмин Лес пользовался дурной славой. Императоры – и отец нынешнего, и дед – не раз поговаривали, что, дескать, неплохо бы его вырубить совсем, но каждый раз противилась Радуга. Насколько мог судить Кэр, здесь было нечто вроде заповедника. Именно в Ведьмин Лес отправлялись охотничьи экспедиции семи Орденов, когда требовалось пополнить запасы в зверинцах. По изобилию водившихся здесь мерзких тварей Ведьмин Лес дал бы фору даже зловещим северным чащам. И сейчас юноша ощущал чужое присутствие, жадные глаза следили за ним из-под корней, чьи-то носы алчно ловили его след на земле, а там, с вечереющего неба пару раз донеслось хлопанье явно не птичьих крыльев.
Разумеется, никто бы не потерпел в самом сердце Империи такой рассадник чудищ, если б не Радуга. Кэр краем уха слышал, что сюда, в Ведьмин Лес, отправляли приговорённых к смерти. Особенно если приговорённые отличались знатностью происхождения.
Правда, он до сих пор шел как по ровному. Никто не дерзнул заступить ему дорогу. С одной стороны, это, конечно, радовало, но с другой – неужели ж от него так несёт силой Долины, что даже неразумная нечисть Ведьминого Леса спешит убраться от греха подальше?
По его расчётам, до края Леса оставалось идти ещё с час. Немного. Ещё полчаса через поля и выгоны – и он окажется на большаке. Едва минет полночь, будет в Мельине. И тогда…
Он взмахнул глефой, перерубив какой-то канат, подозрительно мягко упавший сверху прямо перед его лицом. Брызнула горячая кровь, корчащееся змеиное тело свалилось под ноги, окутываясь багровым паром.
Первый привет от Ведьминого Леса.
Кэр даже не нагнулся посмотреть добычу. Перешагнул и двинулся дальше.
Из чащи на него смотрели нечеловеческие глаза. Слишком пристально и внимательно даже для полуразумного зверя.
Однако ему дали уйти невозбранно.
Змея так и осталась единственным чудищем, встретившимся в Ведьмином Лесу. Как он и рассчитывал, через некоторое время деревья наконец расступились, он очутился на неширокой полоске ничейной земли, заросшей буйным прутняком. Однако даже крестьянские козы – ни-ни! – никогда не забредали сюда поглодать веток.
Брести через выгон пришлось довольно долго. Вскоре впереди тускло замерцал огонёк – напрягшись и пустив в ход самую малость магии, Кэр разглядел каменную казарму, обнесённую самой настоящей стеной с бойницами. Две угловые каменные башенки, судя по всему, предназначались для лучников. Между бойниц то и дело поблёскивал огонь.
Легионеры. Кэр с досады хлопнул себя по лбу. Болван! А он-то ещё радовался, что его забросило в столь глухие места! Конечно же! Разбросанные вокруг Ведьминого Леса манипулы Восьмого легиона, взявшие в кольцо гнездовье столь любезных Радуге чудовищ. И, разумеется, доверяют они не собственным глазам, а охранным заклятиям, наложенным той же Радугой. Счастье ещё, что Кэр не пересёк границы. А то бы уже пришлось иметь дело с легионерами, убивать которых ему вовсе не улыбалось.
Некоторое время он потратил на то, чтобы отыскать сторожевые нити. И уже приготовился аккуратно закольцевать одну из них, когда…
Восточный край небосвода озарила мрачная алая вспышка. Мгновением позже раздался громоподобный удар, ещё чуть позже налетел горячий ветер, заставляя Кэра спрятать лицо в ладонях.
Ветер был полон злой магии.
Кэр услышал крики. Сейчас все легионеры, что только были на заставе, выскочат на крышу смотреть. Хотя чего там смотреть? Ясно и так – в Мельине пошла в ход самая изощрённая, самая мощная боевая магия Радуги.
Как Кэр и предвидел.
Он быстро, двумя кинжальными заклятиями перерезал незримые нити «тревожки» и, не скрываясь, в полный рост зашагал дальше. Ждать больше нельзя. К утру от Мельина останутся только груды пылающих развалин.
«Ты должен успеть, ты должен успеть», – твердил он про себя, шагая по большаку. – Пусть мне ещё неясно, что делать, но успеть я должен. Эх, эх, мне сейчас бы того крылана!..»
Ночной тракт был пуст и мёртв. На востоке всходила луна, однако её лик едва можно было различить – невидимый во мраке, впереди поднимался исполинский столб дыма.
А снизу его подсвечивало тускло-багровое зарево.
Мельин горел.
Воин Серой Лиги (в ней Кэра, одного из лучших разведчиков, знали под именем Фесс) остановился.
«Кажется, пора перестать играть в игрушки».
Он на ощупь вытащил из заплечного мешка маленькую вещицу – оправленный в бронзу кусок янтаря с окаменевшим скорпионом внутри. На первый взгляд – ничего особенного, дешёвая побрякушка; однако Фесс знал, каких трудов и какой крови стоило его отцу добыть эту безделушку на Заокраинном Западе, в тех странах, где никогда не заходит солнце.
Этот предмет способен был в один миг переправить его куда угодно, в любое место ведомой и неведомой Ойкумены, притом Фессу не грозило очутиться в самом сердце скалы или напороться на дерево. Другое дело, что силы талисмана быстро иссякали, а возобновить их можно было либо в Долине, либо там, где сделали оберег.
Фесс сжал его в правом кулаке. Повернулся лицом к едва-едва тлевшей на дальнем горизонте зеленоватой закатной черте – и медленным речитативом начал заклинание.
Полились неторопливые звуки древнего языка, рождённые в эпоху столь древнюю, что по сравнению с ним казалось юным даже светило. Смысл этих строк давно забылся, отец Фесса, прежде чем погибнуть, провёл немало времени, тщась расшифровать загадочные слова. Безуспешно.
Слоги звучали, точно гулкая медь старинных колоколов. Мир вокруг стал внезапно болезненно, пронзительно чёток; все оказалось словно залито бледным лунным светом, но настолько резким и сильным, что разглядеть можно было даже самую мелкую песчинку под ногами. Все предметы предстали как бы в особицу, не заслонённые, не затенённые другими. Пространство меж ними исчезало, пожираемое невесть откуда рванувшейся Тьмой.
Так всё и застыло – на грани света и мрака. Фесса окружали тени-призраки деревьев, ноги его попирали серый труп дороги, завёрнутый в саван из пыли, а потом в самой глуби обступившей воина темноты родилось какое-то движение.
Фесс не выдержал – вздрогнул. Ни о чём подобном записки отца не говорили.
Тьма раздёрнулась, словно театральный занавес. И прямо на Фесса разъяренными алыми глазами-буркалами глянула знакомая уже физиономия козлоногого ночного гостя.
– Ты!.. – загремело в ночи. – Как смел ты, червь…
Откуда-то из-под взметнувшейся полы плаща тянулась уже к добыче длинная когтистая лапа, не имевшая ничего общего с человеческой плотью.
Каким-то поистине сверхусилием Фесс удержал готовую вот-вот прорваться под натиском безумного страха плотину в своём сознании. Всё, что он сейчас мог, – это сохранять до предела натянутую сеть заклятья. Пошевелить рукой или ногой значило остаться как раз без этой самой руки или ноги. Он не мог даже говорить. Все слова, какие можно, давно уже сказаны.
Когти тянулись, тянулись, тянулись…
Однако и само заклятье работало. Лапа козлоногого никак не могла добраться до Фесса – расстояние меж ними всё увеличивалось и увеличивалось, хотя воин по-прежнему не делал ни одного шага и вообще не шевелился. Пространство само рвалось навстречу козлоногому, и его сила не могла превозмочь власть древней магии.
Серый полусвет вокруг стянулся в тугой непрозрачный кокон. Исчезли деревья, исчезла дорога, исчез козлоногий; только чёрная, поросшая какими-то не то лишайниками, не то полусгнившим мехом лапа неподвижно застыла, в бессильной угрозе вознеся кинжалы когтей.
А кокон уже разматывался…
Внутрь хлынул трепещущий алый отсвет пожаров.
Фесс был в Мельине.
И у ног его валялась жуткого вида костлявая лапа козлоногого, с корнем выдранная из сустава.
* * *
Агата открыла глаза, мимоходом удивившись тому, что до сих пор жива. Заклятье, которым воспользовался Верховный маг Арка, оказалось не из приятных. Тело болезненно ныло, отчаянно протестуя при одной только мысли о том, что нужно куда-то идти.
Девушка лежала лицом вверх, глядя прямо в чёрное, клубящееся тучами небо. В воздухе стоял отвратительный, металлически-кислый запах, настолько сильный, что Агате тотчас же стало дурно.
«Сила Лесов… да ведь я под Смертным Ливнем!» – с ужасом подумала она.
Крупные ядовито-желтые капли, точно стрелы, метили ей прямо в глаза. И, не долетев до вожделенной живой мишени, бессильно скатывались по невидимому щиту, закрывавшему девушку-Дану с головы до ног.
Чары Арка оказались всё-таки сильнее… по крайней мере сейчас.
Агата заставила себя встать. И удивилась, мельком глянув на себя: заклинание Верховного мага не только перебросило её под Ливень, не только защитило от неминуемой гибели, оно ещё и изменило её одежду. Вместо серой хламиды рабыни – удобная куртка из мягкой кожи новорождённого лосёнка, просторные брюки, заправленные в высокие сапоги. Оружия при ней, правда, не было. Да и то сказать – какой меч (кроме разве что Иммельсторна) она может противопоставить такому чудищу, как Хозяин Ливня?
Не было при ней и никакой еды. И ничего, чтобы разжечь костер – хотя какой огонь выживет здесь, среди мокрой гнили? Очевидно, в Арке рассчитывали, что с делом своим она справится быстро… или столь же быстро погибнет.
Куда идти дальше, она не знала. Даже Верховный маг Арка не мог пробиться своим чародейством под непроницаемый покров Смертного Ливня. Оставалось надеяться, что Хозяин где-то неподалёку…
С минуту она поколебалась, размышляя, могут ли сейчас мэтры Красного Ордена видеть то, что с ней происходит. Решила, что едва ли – тогда бы они вполне смогли справиться с чудовищем сами, без её, Дану, помощи, и пошла куда глаза глядят.
Кругом под хлещущими бичами Смертного Ливня корчился лес. Все живое попряталось, не высовываясь наружу без крайней на то нужды. Ливень без пощады уничтожал плоть людей, Дану, гномов, эльфов, пожирал всяких упырей и иную Нечисть, сотворённую при помощи магии или магией пользующуюся, но простых лесных тварей он миловал, хотя ожоги оставлял.
Агата плелась сквозь дикую чащобу, перебираясь через поваленные стволы, прыгая через непонятно откуда взявшиеся рытвины, обходя жуткого вида чёрные ямы, покрытые громадными пятнами чёрно-розовой плесени. Куда она идёт, девушка не знала. Но надо было двигаться. Это она чувствовала. Иначе – смерть.
Здесь, под Ливнем, казалось, царил вечный полумрак, словно летним вечером. Солнце не могло пробиться сквозь плотную пелену, ни единого его лучика не проглядывало сквозь несущуюся броню туч. И тем не менее Агата ощущала его. Солнце только-только поднялось над горизонтом. Разгоралось утро.
Вскоре удалось выбраться из овражистых буреломов на более-менее ровное место. Деревья поредели; и, едва взглянув на одно из них, Агата чуть не вскрикнула от удивления.
Ей повезло набрести на островок чудом уцелевшего Друнга, Леса Дану.
Auenno, Drquitti, Atmilla… Агата повторяла имена деревьев, словно имена родичей, подруг. Просто стояла и повторяла. Хотелось заплакать – но слёзы, похоже, навсегда остались там, в забытом детстве. Хотелось прижаться к морщинистой коре стволов – но заклятье Верховного мага хранило Дану лучше её самой, не давая слабой плоти коснуться напоённой Смертным Ливнем поверхности.
И всё-таки это был Друнг. Деревья узнали её, пусть даже и под покровом чуждой, ненавистной хумансовой магии. Агате чудилось – она слышит невнятное бормотание, обращённые к ней голоса; неосознанно потянулась вперед – зачерпнуть сосредоточенной под корнями деревьев Силы, пусть даже этой Силы не хватит даже затеплить лучину.
Агату никто и никогда не учил магии всерьёз. К моменту её рождения величайшие волшебники народа Дану уже пали в безнадёжной борьбе с Радугой; их ученики шли в бой, едва-едва освоив пару-тройку заклятий. И, конечно же, гибли, гибли, гибли…
И сейчас девушка потянулась за Силой так же естественно, как умирающий от жажды тянется к воде. Может, сказались наложенные чары. Может, беснующийся вокруг Смертный Ливень. Но, так или иначе, Агата ощутила, что на миг сделалась единым целым с этой небольшой рощицей, прочувствовала каждый корень и каждый трепещущий под ударами злых капель ещё не сорванный осенью лист. Она сама сделалась деревом, раскинула руки-ветви, облако волос стало листвой, пальцы ног – корнями.
Мгновение растянулось на годы. Деревья говорили с ней, поверяя свои боль и ужас; она видела рассеянные тут и там среди моря мусорных хумансовых лесов клочки Леса Истинного, Леса Дану. Она уходила в прошлое, когда великая держава её народа тянулась на много дней пути, когда лесные города соединяли едва приметные тропки, по которым двигались караваны, когда никто и слыхом не слыхивал о дремавшей на Дальнем Юге беде…
Так длилось до мига, пока связь не оборвалась.
Это было точно удар огненным хлыстом. Агата скорчилась и заскулила, точно побитая собачонка. Кошмар окружающего мира навалился тяжким, невыносимым бременем. Не было никакой державы Дану, жалкие остатки некогда великого народа доживали свой век, попрятавшись в самых дальних, глухих уголках Бросовых земель. А сама она, с рабским ошейником на горле, выполняла безумный приказ безумного мага безумной хумансовой расы…
Внезапно, резко и зло взвыл ветер. Струи Ливня с новой силой хлестнули по возведённой магами Арка защите: разбиваясь, как о стекло, они желтоватыми потоками сбегали вниз. Деревья испуганно пригнулись. Вся собранная Агатой сила исчезла мигом подобно подхваченному ветром прелому листу.
Она знала! Она знала!..
И потому ничуть не удивилась, заметив появившуюся среди стволов громадную фигуру Хозяина Ливня.
* * *
И снова я, заточённый в подземельях храма Хладного Пламени, продолжаю свои хроники. То, что творилось сейчас во всем Северном Мире, я могу назвать не иначе как кошмаром. Все надёжные, многажды проверенные скрепы рвутся. Давным-давно установленное и устроенное изменяется, обращаясь в полную свою противоположность.
Козлоногая тварь из Тьмы внезапно обнаружилась там, где я меньше всего её ожидал, под Хребтом Скелетов, и притом на пути у очень милой компании, которой мне уже довелось помочь, когда они только прорывались ко входу в гномьи шахты. Дорогу туда мне открыло отчаяние девушки – Тави. Я воочию, несмотря на бушующий Смертный Ливень, увидел и чёрный зев подземного зала, и искажённую дробящей душу яростью морду козлоногого, и даже трепет слезинки в уголке глаза Тави.
За козлоногой тварью крылась такая Сила, что даже я отступил, невольно прикрывая глаза ладонью. Мне показалось, что эта Сила – сила Тьмы… Однако почти мгновенно я понял, что ошибаюсь. Тьма была всего лишь одной из магических субстанций нашего мира, а скорбный собственный опыт уже давно отучил меня с предубеждением относиться к ярлыкам и названиям. Пусть даже громким и страшным.
Тьма… нет, что-то иное стояло за этим созданием, пусть даже и облачённым в тёмное. В последний миг мне удалось отвести удар и спасти девочку, но, похоже, её спутника постигла печальная участь. И теперь мне остается только попытаться отыскать её в лабиринте гномьих тоннелей, отыскать и вытащить на поверхность, только её одну, потому что третий их спутник, гном, бесследно исчез. Он не погиб, он просто скрылся где-то в недрах Хребта Скелетов, в паутине подземных ходов, которые, конечно же, знал куда лучше, чем люди знают пять своих пальцев.
Узел тайны затянулся до последнего предела. И было от чего впасть в отчаяние – даже мне. Я не смог удержать вцепившиеся друг другу в глотку силы. Чудовищное возмущение магических потоков закрыло от меня имперскую столицу, Мельин. Я больше не мог видеть, что там творится, и готовился к худшему.
Только теперь становится до конца понятной наложенная на меня кара. Чувствовать, знать или хотя бы догадываться – и не мочь ничего изменить, бездеятельно ждать, выплескивая всё наболевшее на пожелтевшие страницы летописи – короткими, кинжальными строками хроник.
И ещё – ждать, пока горе, ужас, отчаяние или даже смертные муки кого-то из бродящих по земле малых сих, на которых остановился мой взор, не позволят мне вырваться из каменной кельи, что глубоко, глубоко под фундаментами хвалинского храма Хладного Пламени…
* * *
Сидри шел, блаженно улыбаясь собственным мыслям. Дело сделано! Дело сделано! Он уже ясно видел благоговейные физиономии членов Каменного Престола, когда он, Сидри Дромаронг, внесет в потайной покой величайшее сокровище своей расы!..
«Ну а волшебница и воин… что ж делать. – Сидри не сожалел о погибших спутниках. – Чародейство не ошиблось, они столкнулись с такой мощью, что ни Тави, ни даже десятку таких, как она, было б не под силу справиться с этим врагом. Они знали, на что шли, они – наёмники Каменного Престола, и твоя помощь, Сидри, их бы всё равно не спасла. Ты просто погиб бы рядом с ними, и всё. Погиб, не добравшись до заветной друзы. Так какой смысл геройствовать? Что? Честь? Твоя, Сидри, честь – ничто по сравнению с жизнью Подгорного Племени. Если Каменный Престол требует, чтобы ты пожертвовал своей честью, – что ж, ты сделаешь это. Тем более что невелик и грех – Тави была хумансом, их гномы ненавидели, пожалуй, даже сильней, чем эльфов и Дану. А Вольные… Вольные – предатели, в своё время они отказались помочь Подгорному Племени в их войне с людьми… так что совесть пусть замолчит и здесь. Двумя опасными врагами стало меньше – успокойся, Сидри, по всем канонам, ты совершил доброе дело. Теперь остались сущие пустяки – выбраться наружу. Точнее – выбраться достаточно высоко, чтобы никакие крысы или иные чудища не потревожили тебя. И там, в заранее обусловленном, другими посланцами Каменного Престола подготовленном месте, ты спокойно дождёшься окончания Смертного Ливня.
Всё хорошо, Сидри. Всё хорошо, ты понял это? Забудь о Вольном и Тави. Забудь навсегда. Когда оружие ломается, ты либо чинишь его, либо делаешь новое. Это оружие тебе уже не починить, так что забудь о нем. Думай о награде, ожидающей тебя по возвращении… или, ещё лучше, о том, как армии твоего народа, неся позади своих рядов Драгнир, заключённый в несокрушимый каменный ковчег, ломают и опрокидывают людские рати, как ощетинившийся копьями хирд давит остатки имперских легионов у стен Мельина и как потом они, гномы, диктуют всем остальным, как будет теперь устроена жизнь на отвоёванных у хумансов землях Северного Мира».
Ему повезло. Можно сказать, невероятно повезло, потому что магия Драгнира, ничуть не ослабевшая за века вынужденного заточения, показала ему тщательно замаскированную – даже от зоркого взора гнома – потайную дверь. И теперь Сидри поднимался совсем иным путем, нежели тот, которым он вёл своих спутников вниз. Все правильно. Из любого тайного места гномы всегда вели несколько коридоров. И потому сейчас на его пути не встречалось и десятой доли того, что довелось им испытать, пока они пробивались вниз. Вот только крысы… Иногда гному казалось, что он чувствует их запах, кислый, чем-то схожий с запахом Смертного Ливня. И тогда он с замирающим сердцем клал руку на гладкий эфес Драгнира, чувствуя, как чудо-меч оживает в ответ на его прикосновение, готовый к немедленной схватке, истосковавшийся по крови и жизням врагов…
Но угроза всякий раз обходила его стороной.
Ещё Сидри несколько заботил убитый сдвинувшимися камнями священник. Гном достаточно разбирался в магии, чтобы понять – это смерть вторичная, безвозвратная, смерть не только тела, но и души. А может, даже и не смерть, а что-то ещё хуже смерти. Хотя что может оказаться хуже смерти, практичный и расчётливый гном представить себе не мог. Смерть же вторичная слыла такой штукой, с которой не следует шутить даже самым искусным магам. Кто знает, во что перевоплотится погибшая душа, в какое страшилище? Всё о прошлой жизни, конечно, забудется (потому-то это и зовётся смертью), останется лишь неутолимая, вечная жажда мести всему живому. Поговаривали, что такие бестии способны были отыскать обидчиков где угодно, даже за гранью смерти обычной.
