Kitobni o'qish: «Монтажный лист»

Shrift:

«Все о любви и о войне…»

Мир сегодня как, пожалуй, никогда полон «белого шума», забивающего пространство. Он изумляет степенью абсурда и какой-то жестокой, беспросветной глухотой… Порой кажется, не пробиться ни к себе, ни к другому человеку через эти враждебные бессмысленные вихри – но всегда остаются стихи. Они просто есть – и пространство вокруг них оживает, преображается и начинает звучать. Словно черно-белое немое кино становится полноценной многоцветной и многоголосой реальностью.

Открывая книгу Натальи Шухно, с радостью понимаешь: да нет никакого «белого шума», и абсурд смешон и наивен, все поэзия, а в ней музыка, и она – грустная, пронзительная, трагическая – подлинное счастье. В книге переплелись – не разъять – любовь и война, жизнь и смерть, обыденное и небесное. Но сначала они сошлись остриями в сердце поэта, и поэт выполнил свою простую работу – протянул меридианы от полюса к полюсу, и мир снова стал целым.

Удивительное чувство возникает при прочтении этих стихов: вроде все прозрачно, бесхитростно, никаких особых украшений, но ведь именно в простоте и точности оживает поэтическая энергия, внутренняя сила течет по строчкам как по проводам. Не хочется цитировать, рознить строфы – отличительным свойством таланта Натальи является именно глубокая связность, слитность звуковая, словесная, метафорическая естественность тихого разговора.

Но это не «тихая лирика» в прямом смысле слова – стихи открыты и наполнены людьми, событиями, судьбами. Нет уже ставшей привычной нам замкнутости самовыражения, и даже если поэту не всегда удается почувствовать на всю глубину чью-то душу, все равно каждая попытка – то же протягивание меридианов от полюса к полюсу, от человека к человеку, то же восстановление целого, противостояние хаосу.

Две пронзительные темы книги – любовь и война. И здесь удивительным образом проявляется душевная и поэтическая зрелость поэтессы: столько любви в стихах о войне, о разлуке, о гибели, что понимаешь: побеждают любовью. Любовью тех, кто идет в огонь, и тех, кто провожает и ждет, встречает или оплакивает, тех, кто помнит. Разве это не лучшее доказательство полновесной жизни молодой поэзии?

Стихи очень разные – в книге богатая звуковая палитра, мелодическая основа, метафорическая ткань. Но все это не бросается в глаза, все воспринимается естественно, потому что работает на главное, сосредоточено на смысле – и именно смысл сегодня ищут в поэзии читатели. Смысл обновленный, но надежный и устойчивый.

Наверное, самое глубокое и пронзительное в книге, и в то же время самое простое, бесхитростное – а иначе как ему взойти в высоту? – стихотворение «Рождество»:

В печи огонь пылает с треском,
Цветы из инея растут,
И носят мальчики звезду
По веткам улиц деревенских.

Младенец спит, а колыбель
Так по-июльски пахнет сеном,
И ослик тычет носом серым
В его душистую постель…

Здесь «всегда» соединилось с «сейчас», и любовь уже победила.

Приветствуя новую книгу, хочется пожелать ей счастливой судьбы. Эпоха горькой тишины вокруг поэзии заканчивается, к ней все чаще обращаются в поисках силы, смысла, гармонии, ищут ответы на больные вопросы – и значит, новая книга Натальи Шухно выходит в свет вовремя.

Нина

Ягодинцева

Джульетта, уходи с балкона…

«Смывает тушь, стирает губы…»

     Смывает тушь, стирает губы
   И курит, глядя в никуда,
Пока по водосточным трубам
Бежит осенняя вода.

     И хмурый вечер сложен вдвое
   Среди душистых тополей,
Ей кажется – окно чужое
И ярче светит, и теплей.

     Печаль туманна, боль условна,
   Фонарик сломан, пуст вокзал.
  Джульетта, уходи с балкона,
Тебя никто туда не звал.

«Мне снился бесконечный океан…»

  Мне снился бесконечный океан,
   Печаль волны и то, что будет поздно,
     Огромный кит, плывущий в небе звездном,
      Пускал неисчерпаемый фонтан.

Когда окно врезается в туман,
  В молочной мгле не видно дом соседний,
   Рябины кисти, розы цвет последний,
     Фонарный столб, желтеющий каштан.

И человек не виден в пустоте,
  Хотя ладонь была живой и теплой,
   Он уходил сквозь выбитые стекла
     Кататься на космическом ките.

«Ее кресты как обстоятельства…»

     Ее кресты как обстоятельства
   Сложились в схемы неизменные,
  Обыкновенное предательство
И боль вполне обыкновенная.

     Она звала. Стальными веками
   Моргали совы желтоглазые,
  Но откликаться было некому
И сожалеть о недосказанном.

     Тревожный сон, в нем что-то важное,
   Тугим жгутом рубашка свернута.
  Но одиночество не страшное,
Когда луна заходит в комнату.

     Промозглый ветер, вечер пятницы,
   Звенит в окне осина голая,
  Она молчит и улыбается,
И Бог ее целует в голову.

«У ночи осенней в плену…»

  У ночи осенней в плену
   Тревожные шепчутся клены,
     Как на проводах оголенных,
      Целуешь чужую жену.

Сочится из форточки мгла,
Часы умирают на кухне,
   И пляшут беспечные духи
     В размытом пространстве угла.

Излом в середине пути,
Октябрьский привкус песчаный,
   Так пахнут земля и туманы,
     Так хочется дальше идти.

А дождь продолжает строчить,
Дробиться, как хрупкое счастье,
   Ты стал его временной частью,
     Которую не повторить.

«Пусть будет лето и жара…»

Пусть будет лето и жара,
Медовый зной, душистый воздух,
И ослепительные звезды,
И сосен теплая кора.

Пчелиный гул, сверчковый плач,
Вишневый сок, трава по пояс,
Я все пытаюсь, успокоясь,
Несопряженное сопрячь.

Июль, зачатый по любви,
Врастет в податливую почву
И затаится в паре строчек
Понятной истиной земли.

Я застываю где-то меж
Ветров и солнца. Вижу сцену,
Венок, который не надену,
И потолок, сдавивший стены,
И клетку собственных надежд.

«Бывает это так, хоть плачь…»

Бывает это так, хоть плачь,
Приходит женщина-палач,
И косо смотрит хмурый врач,
И в карточке строчит.

Она казнит, предвидя ад,
Ведь и ее сейчас казнят,
Пронзают стрелки циферблат,
Безмолвие кричит.

И грех она несет одна,
Печаль как будто не видна,
Твоя вина – плати сполна,
Плевать на сто причин.

Вопрос простой, пустой, ничей:
Кто превращает в палачей?
Им не до этих мелочей,
Молчат… и ты молчи.