Kitobni o'qish: «Мария-Антуанетта. Верховная жрица любви»
© Сотникова Н.Н., 2022
© ООО «Издательство Родина», 2022
Мария-Антуанетта, жена французского короля Людовика ХVI Бурбона, урожденная австрийская эрцгерцогиня Габсбург-Лотарингская, сама по себе, в сущности, была личностью совершенно незначительной. Но в анналах истории она по масштабу приобретенной ею известности, можно даже сказать, прославленности, сумела занять место в одном ряду с персонажами, заслуженно стяжавшими себе бессмертие. Практически все факты ее жизни строго зафиксированы и преданы гласности; тем не менее, с завидным постоянством в свет выходят книги, как художественные, так и серьезные исторические, с явной претензией на то, чтобы сказать о французской королеве свое новое слово.
Эта книга на новое слово не претендует, хотя мне удалось включить в нее кое-какой материал, не публиковавшийся ранее. У россиян, надо сказать, сложилось весьма смутное представление как о Марии-Антуанетте, так и о Франции того периода. Здесь некоторую роль сыграли стереотипы советской историографии о прогнившем абсолютистском режиме правления, безответственном короле и легкомысленной королеве-мотовке. Во Франции Марии-Антуанетте в период Реставрации династии Бурбонов постарались создать образ королевы-мученицы, заботливой матери, верной спутницы страдальца-супруга в годину тяжелых испытаний, и тщательно поддерживали его, не позволяя хоть чем-то запятнать эту икону. Так что конкретно известно нам об истинном облике этой жертвы своих страстей и приписываемых ей фаворитах? Давайте тщательно разберемся.
Эрцгерцогиню Марию-Антонию, дочь выдающейся австрийской императрицы Марии-Терезии, в 1770 году выдали замуж в 14-летнем возрасте за наследника французского престола. Это был чисто политический брак, призванный ощутимо подкрепить заключенный Версальский союзный договор 1756 года и предать забвению все воинственные разногласия, существовавшие между странами в течение двух столетий. Несмышленую юницу отправили с вполне определенной перспективой в должное время стать королевой Франции и оказывать нужное Австрии влияние на своего супруга. Для начала ей надлежало привыкнуть к нравам и обычаям нового двора.
Что нового обнаружила для себя эта полусформировавшаяся девочка, дочь добродетельной и безупречной в нравственном отношении матери, в Версальском дворце, истинном средоточии греха? Что ожидало ее в самом роскошном обиталище королей Европы?
Родные и придворные
Выбор невесты на фоне европейской политики
Для начала следует представить королевскую семью. Бурбонов, среди которых предстояло жить Марии-Антуанетте. Кагал был велик, и во главе его стоял Людовик ХV (1710–1774), невзирая на преклонный возраст, все еще не утративший репутацию одного из самых красивых и любвеобильных мужчин Франции. Судьба его была необычной: он стал единственным прямым наследником короны самого большого королевства Европы в возрасте 5 лет, когда его, в буквальном смысле сходя в гроб, благословил на царствие прадед, великий Людовик ХIV.
До официального коронования подростка всеми делами заправлял регент, племянник усопшего монарха, герцог Филипп Орлеанский (1674–1723), каковой промежуток времени ознаменовался исключительным падением нравов. В результате применительно к ХVIII веку во Франции название сего периода – Регентство – совершенно закономерно превратилось в синоним слова «распутство». По кончине герцога в объятиях очередной любовницы подросток Людовик был коронован полноправным королем, хотя все дела вершились с ведома его воспитателя, кардинала Флёри. Но государь без спутницы жизни подле него являет собой всего лишь бесплотную тень, а потому чуть ли не немедленно встал вопрос о его женитьбе.
Проблемы брака монарших особ возникают практически в момент их рождения, ибо речь идет не столько о личном их счастье, сколько о благоденствии соответствующего государства. Когда Людовику исполнилось 12 лет, его в 1721 году практически принудили дать официальное согласие на брак с трехлетней испанской инфантой. Параллельно был заключен договор о союзе между дочерью регента, 11-летней принцессой Луизой-Элизабет Орлеанской, и наследным принцем Испании. На границе обеих стран состоялся обмен малолетними невестами, после чего малышку Марианну-Виктуар повезли в Версаль, дабы воспитать из нее будущую достойную королеву Франции. Было устроено несколько праздничных мероприятий, где ее представили как будущую королеву, а затем поместили в отведенные для нее покои под присмотром бывшей любимой воспитательницы Людовика ХV, герцогини де Вантадур.
Будущая жена совершенно не нравилась Людовику, да и что могло связывать его с крошечной девочкой? По прошествии трех лет, когда он сильно возмужал, вопрос о его женитьбе уже стоял как никогда остро. Смертность в те годы была высокая, и ближний круг короля жил в постоянном страхе, что тот может пасть жертвой какого-нибудь инфекционного заболевания. Тогда к власти придет сын покойного регента, представитель младшей Орлеанской ветви, который приведет за собой когорту своих фаворитов, а старым придется подать в отставку.
Требовалось обеспечить престол наследником, но ждать, когда принцесса Марианна-Виктуар дорастет до детородного состояния, было слишком долго. К счастью для сторонников короля, ситуация сложилась таким образом, что вышедшая замуж за короля Луиса I принцесса Луиза-Элизабет Орлеанская вскоре овдовела, и был произведен обратный обмен: вдову четырнадцати с половиной лет забрали в родные пенаты, а семилетнюю Марианну-Виктуар побыстрее отправили домой. Королевский совет же засел за подбор кандидатуры невесты для молодого короля. Надо сказать, что основными лицами, ведавшими подбором невесты, были тогдашний премьер-министр, герцог Бурбонский, которым вертела, как хотела, его любовница, прекрасная и амбициозная маркиза де При.
Список невест Европы о ту пору включал в себя 99 персон, но лишь 15 из них исповедовали католическую веру. Учитывались политические выгоды союза, возраст, здоровье, приданое. Португальская принцесса была отброшена как член семьи, приносящей несчастье, русская царевна Елизавета Петровна Романова – как «рожденная от матери низкого происхождения и воспитанная в среде народа, пребывающего еще в варварском состоянии», датчанка – как носительница «маловыгодного союза», дочь герцога Лотарингского1 по матери принадлежала к Орлеанскому дому, что опять-таки несло в себе угрозу усиления этой ветви, и так далее. В конце концов с целью укрепления связей с Великобританией было решено направить послов в Лондон, дабы попросить у короля Георга I руки его старшей внучки Анны. Выставлялось единственное условие: невеста должна перейти в католическую веру. Естественно, английский король, который, будучи герцогом Ганноверским, занял трон своих дальних родственников Стюартов именно потому, что был протестантом, сватам решительно отказал. Правда, принцессе Анне пришлось еще долго маяться в девицах, но в 1734 году ее удалось выдать замуж за принца Оранского, штатгальтера семи северных голландских провинций, собственно говоря, ядра нынешнего королевства Нидерландов.
В конце концов все сошлись на кандидатуре Марии, дочери Станислава Лещинского, изгнанного короля Польши в 1704-09 годах. В ту пору он влачил весьма жалкое существование в захудалом альзасском городишке Виссембург на пенсию, выплачиваемую ему пополам Францией и Швецией (именно король Швеции Карл ХII некогда втянул его в авантюру претендования на польский престол). Надо сказать, что кандидатуру этой незначительной девицы ловко протолкнула маркиза де При. Дело в том, что ее любовник герцог Бурбонский был холостяком, но для обеспечения наследника этого славного рода ему надлежало жениться. Маркиза де При давно подыскивала ему столь бессловесную и покорную невесту, при которой могла бы по-прежнему управлять своим любовником. Именно в поисках такой высокородной особы она натолкнулась на польскую изгнанницу.
Но тут ей пришла в голову гениальная мысль: еще лучше будет женить на ней юного короля, чтобы вместе с герцогом затем полноправно манипулировать монаршей четой. Осуществить эту комбинацию оказалось непросто, ибо некоторым вельможам такой выбор пришелся не по вкусу. По их мнению, род простых дворян Лещинских не был столь древним и влиятельным как, допустим, династии польских магнатов Замойских или Потоцких, или же семья национального героя Яна Собеского. Тем не менее, Мария была преданной католичкой, а это устраивало папу римского, весьма недовольного тем, что маленькую испанскую инфанту отправили обратно к родителям. В остальном польская принцесса была миловидна, приятна в обращении, явно хорошего здоровья и готова к деторождению. Тот факт, что она была на семь лет старше жениха, французских царедворцев ничуть не смущал.
Естественно, отец невесты был на седьмом небе от оказанной ему чести, ибо все его попытки выдать замуж бесприданницу Марию не имели успеха, тем более, что у него были высокие требования к знатности будущего зятя. Не мог же отставной король выдать замуж дочь-принцессу за простого дворянина! Невеста была действительно очень бедна: когда лица, занимавшиеся при французском дворе подготовкой приданого для этой Золушки, попросили прислать в качестве образца туфельку с ее ноги, это вызвало в Виссембурге целый переполох: Мария Лещинская располагала всего одной парой обуви.
Наконец в сентябре 1725 года состоялась свадьба. Надо сказать, Людовик ХV был человеком весьма своеобразным. Он вырос в среде взрослых людей, в атмосфере всеобщего преклонения, не имея ни малейшего представления о жизни за стенами королевских дворцов. С одной стороны, юный король был заносчив и нетерпим, с другой – робок и нерешителен. Кардинал Флёри воспитал его истово религиозным человеком, Людовик старательно посещал церковные службы, подавая пример подданным своим серьезным отношением к исполнению ритуалов, заботился о спасении души, щедро жертвовал на благотворительные цели и с состраданием относился к обездоленным.
Бесцветная королева
Выдавая дочь замуж, Станислав Лещинский наставлял ее проявлять полную покорность венценосному супругу:
«Отвечайте на упования короля полным вниманием к его особе, совершенным повиновением его желаниям… и выказыванием вашей природной доброты к его стремлениям. Старайтесь всем сердцем угодить ему, повинуйтесь со всем удовольствием, избегайте того, что может доставить ему малейшее огорчение…».
Мария действительно оказалась идеальной супругой, благочестивой, кроткой, образованной, полностью удаленной от государственных дел. Как жених, так и невеста вступили в брак девственниками, и для Людовика открылись упоительные радости плотской любви. Они настолько пришлись ему по вкусу, что новобрачный исполнил свой супружеский долг семь раз в первую ночь и последующие провел примерно таким же образом. Кардинал Флёри даже обеспокоился, не окажет ли это пагубное воздействие на здоровье его подопечного, и потребовал учредить «ночи воздержания». На это смиренная, целомудренная Мария будто бы изрекла:
– Если хотят дофина, надобно применять к тому средства.
По части плодовитости она вполне оправдала возлагаемые на нее надежды: в 1727 году Мария произвела на свет двух девочек-близнецов, а затем исправно рожала практически каждый год по ребенку. Но подобная регулярность пополнения семейства отнюдь не радовала ни Людовика, который уже в возрасте двадцати лет был счастливым отцом пятерых детей, ни его окружение. Дело в том, что из десяти отпрысков королевской четы только два были мужского пола, все же остальные – женского. Толку от такого выводка принцесс не было никакого, к тому же младший сын скончался, не дожив и до трех лет, так что престолонаследие при наличии всего лишь одного дофина вновь оказалось под угрозой. Естественно, маленькие принцессы получали имена, но при дворе их запросто называли «Мадам2 номер один» и так далее. Бесконечные роды подорвали здоровье Марии и практически лишили всяческого интереса к иным сферам жизни.
Она несколько оживилась лишь во время Войны за польское наследство 1733-35 годов, когда коалиция Австрии, России и Саксонии выступила против объединившихся Франции, Испании и Сардинского королевства в связи со смертью короля Польши Августа II Сильного. Тогда перед Станиславом Лещинским вроде бы замаячила более или менее реальная перспектива вернуть себе корону. Не сказать, чтобы его мечты потерпели полный крах: королем он не стал, но титул ему сохранили и в качестве компенсации отдали во владение герцогство Лотарингское. После смерти королевского тестя Лотарингия отошла к Франции, таким образом бесприданница Мария, у которой не было за душой лишней пары туфель, все-таки принесла своей новой родине обширное ценное владение, долгое время до того являвшееся постоянным яблоком раздора.
Тем не менее, при дворе на нее по-прежнему обращали мало внимания – какой толк от королевы, не обладавшей никаким влиянием! В начале июля 1738 года на свет появилась восьмая дочь, а уже осенью Мария вновь была беременна. По-видимому, ее организм был настолько изнурен, что простая прогулка в парке замка Сен-Клу привела к выкидышу, после чего медики настоятельно рекомендовали ей прекратить интимные отношения с королем. Мария заперла дверь своей спальни, что, впрочем, совершенно не огорчило Людовика: он уже обзавелся любовницей, первой из пяти сестер Нель, отпрысков старинного пикардийского рода, вращавшихся при дворе. С этого романа возродилась славная традиция галантной жизни французских королей, а давно пустующее место официальной любовницы перестало быть вакантным. Королева горестно подвела итог своей жизни:
– Вечная постель, вечно брюхата, вечные роды!
Дальнейшие похождения короля, похоже, унаследовавшего ненасытный сексуальный аппетит своего пращура Людовика ХIV, описаны в моей книге «Графиня Дюбарри». После сестер Нель официальной любовницей стала пресловутая маркиза де Помпадур, ухитрившаяся продержаться подле Людовика двадцать лет и приобрести огромное влияние на политическую жизнь Франции. Чисто физиологические потребности короля удовлетворялись за счет обитательниц так называемого «Оленьего приюта». В этом неказистом в виду домике с ведома маркизы постоянно поддерживался запас юных девушек, ибо Людовик пуще смерти боялся подцепить венерическое заболевание. Мария Лещинская покорно сносила присутствие при дворе любовниц супруга, находя утешение лишь в молитве и благотворительных деяниях.
Помимо измен мужа, которые она, похоже, притерпелась не принимать близко к сердцу, жизнь продолжала наносить ей новые удары. Вообще проживание детей в Версале было запрещено, всех родившихся младенцев знать отдавала на воспитание в городок, расположенный близ дворцового комплекса. Для монарших детей было сделано исключение, но, по-видимому, орава дочек настолько раздражала их отца, что Людовик отправил пятерых из них на воспитание в отдаленный престижный монастырь для аристократок Фонтевро (Луизе было всего десять месяцев!). Не последнюю роль в этом жестоком решении сыграла вульгарная экономическая подкладка: после рождения каждой дочери надлежало создавать собственный двор, что при таком количестве наследниц было более чем накладно. Правда, шестилетняя Аделаида подняла столь отчаянный рев, что король смягчился и оставил ее при дворе. Отсылка в монастырь потом вышла ему же боком, ибо воспитанные в благочестии вдали от королевского вертепа дочери впоследствии неустанно терзали его своими попытками обратить блудного отца на путь истинный.
Единственной дочерью, которую удалось сбыть с рук, была одна из первенцев-близнецов. Мадам Элизабет в возрасте 12 лет выдали замуж за испанского инфанта дона Филиппа, и ей пришлось покинуть отечество. Более никого пристроить не удалось, ибо в Европе о ту пору ощущался явный недостаток принцев-холостяков католического вероисповедания. Дочери Людовика были бесприданницами, но не желали выходить замуж за принцев рангом намного ниже их, считая подобный поступок недостойным дочерей повелителя самой крупной страны Европы. Мадам Луиза в конце концов ушла в монастырь, а оставшиеся три примкнули к партии безраздельно преданных церкви особ, сложившейся вокруг королевы. В первых рядах ее находился наследный принц Луи-Станислас, чрезвычайно набожный и поставивший себе цель стать апостолом добродетели.
Этот весьма посредственно одаренный человек полагал, что своим примером безупречно благочестивой жизни сможет устыдить погрязшего в грехах отца. Обычно приводят такой пример: его первой жене, испанской инфанте Марии Терезе Рафаэле, как всякой испанке, страстной поклоннице сценического искусства, стоило больших трудов отучить его креститься каждый раз, когда он проходил мимо театра, этого места погибели христианской души3. Отсюда отношения, сложившиеся между отцом и сыном, никак нельзя было назвать родственными: сплошное отчуждение со стороны сына и безуспешные попытки к сближению со стороны отца.
Инфанта была столь же набожна, как и ее муж, и столь же высокомерна. Молодожены быстро образовали сплоченную супружескую пару, возненавидевшую мадам де Помпадур, затенявшую своим блеском истинную королеву. Мария-Тереза была красива и величественна, но обладала одним крупным недостатком: рыжими волосами. Дело в том, что по канонам красоты Франции той эпохи быть рыжей считалось постыдным. Поэтому французские художники изображали ее блондинкой, и, надо полагать, именно с этой принцессы пошла мода пудрить волосы.
Семейное счастье дофина продержалось недолго: через полтора года, в июле 1746, дофина скончалась, произведя на свет маленькую девочку. За несколько дней до этого умер ее отец, испанский король Филипп V, что осложнило положение испанской стороны, мечтавший, чтобы овдовевший наследник престола женился на сестре усопшей – испанцам так хотелось видеть свою инфанту на троне королевы Франции!
Печальная дофина
Потрясенный потерей любимой жены принц и слышать не желал о новой женитьбе. Партия королевы и его наставник любыми силами и средствами старались склонить двор к «испанскому» браку. Но тут во всемогуществе проявилось неодолимое влияние маркизы де Помпадур, более мощное, нежели этого ожидали окружающие. Именно она усиленно проталкивала кандидатку австрийского дома. Во время Войны за австрийское наследство Польша совместно с Саксонией выступали против Франции, это противоречие следовало устранить. В невесты дофину была предложена дочь короля Польши и курфюрста Саксонии Августа III, женатого на австрийской эрцгерцогине, принцесса Мария-Иозефа Саксонская (1731–1767).
Я сочла нужным более подробно рассказать об этой женщине, которой очень благоволили ее свекор и свекровь, дабы читателю было понятно, чего король и двор ожидали от дофины в лице Марии-Антуанетты. Принцесса Мария-Иозефа также приходилась племянницей графу Морицу Саксонскому4, маршалу Франции и герою войн за польское и австрийское наследство. Закаленный воин, которому единственному дозволялось являться в версальский дворец в сапогах, также обратился за поддержкой к благоволившей ему фаворитке Людовика ХV. Монаршее семейство охватила боязнь, как бы протеже маркизы де Помпадур, которую родня короля давно предала общему проклятию, не внесла раскол в семейный клан. Тут следует упомянуть еще одну тонкость, весьма волновавшую Марию Лещинскую: Мария-Иозефа была внучкой короля Августа II Сильного, который в свое время сместил с трона ее отца Станислава Лещинского. Таким образом, юная принцесса прибывала во враждебно настроенный двор и к жениху, который поклялся, что даже не взглянет на нее. Свадебному кортежу по дороге из Страсбурга в Версаль пришлось сделать порядочный крюк, дабы объехать герцогство Лотарингское, где коротал свой век после потрясений войны за польское наследство низложенный Станислав Лещинский.
Естественно, Мария-Йозефа получила кучу наставлений как от своего отца-короля, так и от дяди-маршала. Ни для кого не было тайной, сколь остро Людовик ХV страдал от враждебности своих детей, посему саксонской принцессе вменялось в обязанность постараться стать ему родной дочерью, по возможности, свести на нет отчуждение между отцом и сыном. В письме к отцу принцессы маршал писал о короле:
«Сие есть единственная особа двора, с каковой она не должна выказывать никакой сдержанности. Она должна почитать его своим пристанищем, своим отцом, и делиться с ним всем, хорошим или плохим, как приключится, и ничего не скрывать. При сем и при отсутствии всякой фамильярности он будет обожать ее».
На первой встрече с будущим свекром Мария-Иозефа упала на колени к его ногам и с нескрываемым волнением произнесла слова, не предусмотренные протоколом:
– О государь! Прошу ваше величество соблаговолить осчастливить меня вашей дружбой!
Это искреннее изъявление чувств тотчас же завоевало сердце Людовика, который бросился поднимать ее с колен. Несколько позднее, с любопытством рассматривая подарки, поднесенные ей по традиции в ларце, Мария-Иозефа обнаружила среди них миниатюрный портрет короля и воскликнула:
– Из всех даров сей наиболее приятен моему сердцу! – как уверяли современники, дофин при этом сделал кислую гримасу и стиснул зубы.
Рекомендации от дяди-маршала продолжались:
«Дабы преуспеть при дворе, не стоит проявлять ни высокомерия, ни фамильярности. Однако надобно склоняться к некоторому высокомерию как неотделимой части достоинства».
Принцесса точно следовала этому совету.
Любопытны советы по общению с придворными дамами: «Не поддаваться сим особам, отличающимся умом, но злонамеренным подобно дьяволам, которые постараются втянуть ее в склоки, в каковых проводят все свои будни». Посол Саксонии в Париже, граф фон Лосс, со своей стороны добавил, что Мария-Иозефа должна в любом случае не скупиться на изъявления дружбы в отношении маркизы де Помпадур, которой она обязана своим замужеством.
«Дружба, которой почтил ее король, интерес, каковой она выказала к браку его высочества дофина с саксонской принцессой, доверительные рекомендации, сделанные ею королю, дабы тот окончательно остановился на своем выборе, все сие обязывает вас к вниманию и хорошему отношению. У маркизы отличный характер, она будет стремиться понравиться вам. И вы угодите его величеству, засвидетельствовав дружбу с сей дамой, которой королева выказывает величайшую учтивость».
Дофина явно учла все это, ибо, как писали современники, «не дала совратить себя лживыми обвинениями в отношении фаворитки, в изобилии изливаемыми на нее мужем и золовками». Взамен Мария-Иозефа заработала признание маркизы, которая впоследствии дала ей знать, что дофина может рассчитывать на ее поддержку в любых обстоятельствах.
Этой привлекательной блондинке было всего пятнадцать лет, она плохо говорила по-французски, но с уверенностью заверила представителя Людовика ХV, маршала де Ришелье, что приложит все усилия к полному освоению языка, и потребовала снабдить ее книгами по истории Франции. За ней дали неплохое приданое, и не минуло еще полугода после смерти первой жены дофина, как его в феврале 1747 года обвенчали с Марией-Иозефой, которую на французский манер теперь называли Мария-Жозефа.
Мастера даже не успели отделать новые покои для новобрачных, и молодые поселились в комнатах, где все дышало памятью о покойной жене дофина. Дошло до того, что рыдавший Луи не смог в первую ночь исполнить свой супружеский долг на ложе, где познал счастье с покойной Марией Терезой Рафаэлой. Но, мягкая и деликатная, одновременно живая и веселая, новобрачная сумела через полгода заставить его забыть прежнюю любовь и стать ему преданной женой, создавшей дружную семью. Придворные даже с неодобрением относились к этой супружеской паре, считая их слишком сплоченный союз «мещанским». Дофина искренне привязалась к своей падчерице, крошечной дочери от первой жены супруга, чрезвычайно заботилась о ней и искренне горевала, когда та скончалась в возрасте немногим более двух лет.
По старинному придворному обычаю, после свадьбы дофина в течение трех дней должна была носить браслет с миниатюрным портретом своего отца. В данном случае это должен был быть портрет короля Августа III, сместившего с трона Польши Станислава Лещинского. Королева Мария не вытерпела и спросила у невестки, правильным ли поступком с ее стороны было надеть этот браслет. В ответ та молча передала свекрови украшение, и, к своему удивлению, свекровь увидела портрет Станислава Лещинского, своего отца и деда мужа новобрачной. Придворные были потрясены тактом и умом столь молодой принцессы и вынуждены были отдать должное ее сообразительности оценивать обстановку. Надо сказать, что впоследствии ей пришлось перенести много переживаний, связанных с Семилетней войной, в которых страдали ее родина и близкие.
Марии-Жозефе не удалось быстро обрадовать королевство рождением наследника, за что ее немилосердно критиковали как при дворе, так и в народе. Дофина забеременела только через три года, и первенцем стала девочка, потом же она практически сравнялась со своей свекровью. Всего у нее было девять беременностей, причем пять из них принесли королевству сыновей, а ей – большую популярность. Трое из мальчиков впоследствии стали королями Франции. Трагические события, отзывавшиеся болью в сердце Марии-Жозефы, случались столь регулярно, что король называл свою невестку не иначе как «моя печальная Пепа».
Особой поддержки при дворе Мария-Жозефа поначалу не ощущала, и тем болезненнее восприняла в 1750 году безвременную смерть своего дяди, маршала Морица Саксонского. Вся королевская семья была потрясена в 1752 году кончиной 24-летней старшей дочери королевской четы, Мадам Анриэтты, с которой Мария-Жозефа успела сдружиться. Вскоре тяжело заболел оспой дофин, и супруга самоотверженно ухаживала за ним, не гнушаясь страстно целовать его лицо, покрытое омерзительными гнойничками. В 1754 году отлетела на небеса младенческая душа полугодовалого Ксавье, герцога Аквитанского, сына дофины. На следующий год скончалась пятилетняя Мари-Зефирина, первенец Марии-Жозефы.
В 1759 году в результате захвата Саксонии войсками прусского короля Фридриха II и бесчинств, учиненных там солдатней, ушла из жизни мать Марии-Жозефы. В 1761 году королевской семье был нанесен тяжкий удар: смерть унесла старшего сына дофины, десятилетнего герцога Луи-Жозефа Бургундского, проявлявшего блестящие дарования. Именно он должен был бы стать королем Франции в 1774 году, а не его следующий по возрасту брат Луи-Огюст, герцог Беррийский. В течение того же десятилетия король потерял старшую дочь и ее супруга, правящую чету герцогства Пармы и Пьяченцы.
В 1763 году сошел в могилу отец Марии-Жозефы, король Польши и курфюрст Саксонии Август III. Ее брат Франсуа-Ксавье не смог противостоять военному союзу Австрии, Пруссии и России. Наследники ее отца были вынуждены отказаться от польской короны и сохранить лишь правление Саксонией. На следующий год скончалась маркиза де Помпадур. Но самый тяжелый удар был нанесен дофине в 1765 году: супруг заболел чахоткой и умер, а ухаживавшая за ним Мария-Жозефа заразилась и также угасла от туберкулеза в 1767 году в возрасте всего 36 лет. Через год за ней последовала измученная жизнью и всеми пренебрегаемая королева Мария Лещинская.
Можете представить себе, какими достоинствами должна была обладать австрийская невеста, каким чувством ответственности и незаурядным умом, чтобы занять достойное место при особе короля Людовика ХV? Посмотрим, удалось ли с честью выполнить эту задачу австрийской эрцгерцогине Марии-Антуанетте, но сначала сделаем небольшое отступление.
