Книга эта мне попалась случайно почти тридцать лет назад, я тогда - на излете эпохи книжного дефицита - постоянно жил в состоянии читательского голода, потому как все достойное, что было под рукой, перечитал.
Книгу, вот это самое издание, что светится в левом верхнем углу странички, увидел у знакомых. Спросил их мнение, ответили: ерунда какая-то. Но эти знакомые, несмотря на лингвистическое педагогическое образование, частенько не совпадали со мной в оценках прочитанного, поэтому взял томик в руки, пролистал, пробежался по строчкам, и сразу понял, насколько хозяева книги ошибаются по её поводу. Книгу я забрал и за выходные проглотил не заметив, а там, как-никак, около 800 страниц.
Скажу сразу - легкий. и в то же время насыщенный и очень грамотный язык, что далеко не всегда встречается у мемуаристов, даже имеющих непосредственное отношение к литературной деятельности.
Меня книга подкупила подробным описанием такого феноменального явления довоенной эпохи, как "Русский Китай". После Октябрьской революции и Гражданской войны дворяне, офицеры, белогвардейцы бежали не только в Европу и Турцию, огромное количество бывших подданных Российской империи оказалось в Китае. А именно - в городе Харбине, бывшей столице российской администрации КВЖД.
Это был особый город, пусть с восточным антуражем, но по сути своей он был русским, к середине 20-х годов здесь собралось более 100 тысяч русских эмигрантов, которые составляли более половины населения города. Это же целая вселенная, о которой у нас - тогда еще в СССР - до книги Ильиной ничего не издавалось.
Детство, юность и молодость Натальи Ильиной прошли в этом ковчеге особой русской жизни, ей было 6 лет, когда родители привезли её в Харбин, здесь она окончила гимназию, почувствовала тягу к журналистике. Вся её жизнь проходила в довольно тесном эмигрантском кругу, который она честно описывает - детали быта, смена политических настроений, щемящая ностальгия.
С 1936 года Наталья перебирается в Шанхай, где тоже была довольно крупная русская диаспора, здесь она работает в эмигрантской газете "Шанхайская заря", печатается под псевдонимом Мисс Пэн. Быстро набравшись профессионального опыта, Ильина с товарищами затевает свой еженедельник "Шанхайский базар". В это время она знакомится и много общается с человеком, который впоследствии превратится в легенду, с Александром Вертинским.
После начала Второй мировой общие настроения "китайских" русских становятся всё более патриотическими, появляется вера в Советский Союз и желание вернуться на Родину. А по окончанию войны очень многие русские "шанхайцы" и "харбинцы" обращаются к советскому правительству с просьбой о репатриации. Среди них оказался и Вертинский, и Ильина.
Жизни после возвращения в СССР посвящена вторая часть книги, она не менее увлекательна, чем первая. Рассказы о работе в редакциях таких советских изданий как "Юность", "Крокодил" и "Новый мир", о встречах с выдающимися советскими писателями, о дружбе с некоторыми из них, читаются на одном дыхании. Много страниц книги посвящены Корнею Чуковскому и Анне Ахматовой, с которой Ильина была дружна. И все это рассказывается легко, непринужденно с массой психологических и бытовых подробностей.
Большое место в книге отведено и фигуре второго супруга писательницы - выдающегося советского лингвиста Александра Александровича Реформатского, чувствуется какую важную роль играл он в жизни Натальи Иосифоны. А вот о первом своем муже, еще "шанхайском", - поэте Льве Гроссе - она говорить отказывается, что ж, видимо, на то у неё были причины.
В заголовке использованы строки русского поэта-эмигранта, жившего в Харбине в одни годы с Ильиной, Александра Ачаира. Он тоже вернется на Родину, правда, повезет ему меньше, чем Ильиной и Вертинскому, он отсидит 10 лет в Воркуте, но не озлобится и найдет своё призвание в качестве учителя новосибирской музыкальной школы.
Когда читаешь Ильину, в голове постоянно крутятся словосочетания, которые в обычной жизни употребляешь редко, практически никогда. Например, «семейный клан». Я помню, как несколько лет назад многие кинулись составлять родословные, выяснять имена предков и дальних родственников. Но энтузиазм быстро заглох, а ведь семейный клан – тема интереснейшая. Вот двоюродный дедушка Ильиной – тот самый Воейков, в честь которого названо местечко под Питером (я каждый раз думала, что за слово такое странное - Воейково), пролив и Главная геофизическая обсерватория. Основатель климатологии, настоящий русский учёный, взявший на себя заботу о семье умершего брата и поднявший на ноги шесть детей – все получили хорошее образование, ездили за границу, так или иначе состоялись в жизни. Вот маменька, прожившая жизнь нелёгкую и не самую счастливую, и казалось бы сугубо частную. Ан нет. Берёшь недавно переизданную книгу Поля Берна «Лошадь без головы», а там перевод Екатерины Воейковой. Вот муж – известнейший лингвист Александр Александрович Реформатский, автор основополагающего труда «Введение в языкознание», глыба, человечище, филологи меня поймут. У каждого своя интереснейшая жизнь, но когда видишь эти родственные связи, эти пересечения, рождается совсем другой объём, совсем иная картинка. Ещё одно словосочетание – «белые пятна». Молодость Ильиной прошла в Харбине, месте, которое меня всегда интересовало и о котором я знаю мучительно мало. А тут белое пятно прямо на глазах закрашивается в разные цвета: понимаешь, откуда в Харбине взялись русские, и как жили, и как возвращались на родину. И ещё одно – «величие духа». Это про Ахматову. Не только про неё, но про неё в первую очередь. Хотя записки Ильиной бытовые, со множеством смешных и милых подробностей, образ Ахматовой получается вполне себе монументальным. Хотя и тёплым, человеческим, со своими страхами и слабостями. А что же сама Ильина? Не теряется ли сама на фоне своих героев? Отчасти. Но образ рассказчика легко восстановить, когда рассказ ярок, увлекателен и глубок.
Эта книга весьма категорична в своей избирательной требовательности к тому, кто берёт её в руки с намерением прочитать. Она не оставляет никаких шансов читателю, не любящему мемуарную и автобиографическую литературу. И, наоборот, с охотой и приязнью доверится любителям таковой.
Книга разделена на 12 глав, в каждой из которых совершенно отчётливо выделена генеральная тема. В принципе повествование выстроено линейно хронологически, т.е. в первых главах мы читаем очерк о пращурах семьи, рода Воейковых с плавным переходом на тех, кого она помнит своим умом и своей памятью. А затем идёт неспешный рассказ-размышления о своих родителях и о других родственниках, и о периоде жизни в Харбине, где жила семья после эмиграции из России. В отдельные главы этого периода выделены рассказы о русской актрисе Корнаковой-Бринер (которую так высоко ценили основоположники современного русского театрального искусства и у которой будущая писательница училась театральному мастерству; постепенно это общение превратилось практически в дружеское) и о Вертинском, который жил в Шанхае в эти годы и с которым потом судьба свела автора и героиню книги Наталию Ильину уже в Советской России после репатриации в 1947 году. Учёба в Лит. Институте; встреча-дружба с Ахматовой; дружба с Корнеем Чуковским; поездки-путешествия по Италии и гостевание у сестры и племянницы во Франции; рассказ о своём учителе и муже Реформатском — перед читателем постепенно проходит вся жизнь писательницы...
Но главная ценность и основной интерес книги всё-таки не только в откровенном и искреннем рассказе о своих встречах с Ахматовой и Чуковским, с Вертинским и Корнаковой-Бринер, о жизни с Реформатским и о других известных знаменитых людях с громкими фамилиями и именами. Эта ценность ещё и в том, что этот исключительно авторский и сугубо субъективный рассказ с многочисленными деталями и подробностями совершенно уникального личного характера и личными впечатлениями по сути является довольно объективным документом той эпохи. Именно документом, пусть преломлённым и пропущенным сквозь восприятие жизни автором, пусть с купюрами, ремарками и недосказанностями (так, автор книги практически ничего не рассказывает и даже не упоминает о своём первом браке — но это только означает, что этот эпизод её жизни не вписывается в суть и не отвечает задачам написанной книги!), но всё-таки уникальным и особенным документом. И какие-то упомянутые и рассказанные читателям этой книги детали и подробности личного и субъективного плана, будучи сложенными воедино со многими другими деталями и подробностями, заполняют пустоты в ткани бытия, делая мозаику Бытия тех лет максимально заполненной, красочной и внятной.
Если вы любите мемуарную литературу (написанную великолепным русским литературным языком, да ещё и с высокой степенью доверия к читателю и с максимально возможной степенью откровения), тогда смело открывайте этот томик и наслаждайтесь!
И никто не додумался просто стать на колени И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране Даже светлые подвиги — это только ступени В бесконечные пропасти — к недоступной Весне. Вертинский "То, что я должен сказать"
Наталия Ильина родилась в России в дворянской семье. В 1920 году, шестилетней была увезена родителями в Харбин. Такое было время, направления не выбирали, ехали куда могли добраться. Была транссибирская магистраль и ее южная ветка Маньчжурская дорога, построенная в рамках нашей дальневосточной экспансии. и ставшая одной из основных причин Японской войны. Той, что планировалась как "маленькая победоносная и на окраинах", а явилась началом конца Империи.
Но теперь о том, что русских после Революции и Гражданской в Северо-Восточном Китае осело много, а горький хлеб эмиграции не везде горек одинаково. То есть, глупо рассуждать, насколько уехавшим во Францию, например было проще, чем тем, кто оказался в Турции или Германии. Просто потому что ни того. ни другого, ни третьего опыта не имеешь, но можно предположить, что знание языка страны прибытия и владение востребованными навыками добавляет мигранту возможностей, а по-французски говорило большинство уехавших русских.
Совсем не то в Китае начала прошлого века. Другой язык, иные нравы, резкое внешнее отличие от местных затрудняли ассимиляцию и не способствовали вливанию в китайскую жизнь. Жили диаспорой, Харбин, куда приехали около ста тысяч русских эмигрантов, оставался русским провинциальным городом на китайской территории и под китайской властью. В Харбине тех лет действовали хунхузы (разбойники), которые похищали людей под прикрытием местной жандармерии, а потом вымогали у родственников выкуп, дядя Шура, видный биолог, брат матери героини, был так похищен. Выкупить его удалось, разыграв в лотерею кольцо мамы с бриллиантом.
Конечно, такое не способствовало большой любви к Азии, а бедность, постепенно перешедшая в нищету, в которую семья впала когда отец-удалец оставил жену и двух дочерей, несмотря на то, что мать бралась за две-три работы в стремлении обеспечить себя и девочек - все это привело к тому, что чуть старше двадцати Наташа перебралась в Шанхай, где работала корреспондентом русской газеты. А мечталось о России.
Не о кошмарном сером совке с очередями, а о яркой праздничной открыточной, #россии_которую_мы_потеряли". Только у молодой женщины на этот образ наложился еще восторг перед первой в мире страной победившего социализма, которым в то время и куда более зрелые-осведомленные люди грешили. Победа во Второй Мировой еще упрочила обаяние потерянной родины, а возникшая с продажей КВЖД возможность вернуться, стала для Натальи исполнением заветной мечты. Она к тому времени уже некоторое время писала для просоветской газеты, истово верила, что лишь вернувшись на Родину обретет счастье и смысл.
Книга большая и воспоминания детства-юности занимают в ней очень небольшой объем, но именно эта тема: отъезда, невозможности достойно устроиться в новой жизни и последующего возвращения - сегодня кажется особенно актуальной. Вот так это было. Кто-то возвращался триумфально и был обласкан софьей власьевной как Горький или Толстой, кто-то трагически, как Цветаевы-Эфроны. Ильина вернулась трудно, но счастливо.
Фельетонистка, она из тех людей, которые, не создав чего-то масштабного самостоятельно, умеют быть в сфере притяжения по-настоящему великих личностей. Общалась с Бриннерами и Корнаковой в Харбине, была знакома с Вертинским и братьями Лундстрем в Шанхае, следом за ними просилась на поселение в Казань. А Вертинский, вернувшийся четырьмя годами раньше, помог ей с поступлением в Литинститут. Была другом и часто личным водителем Ахматовой, водила знакомство с Корнеем Чуковским и стала женой Реформатского (тут во мне филолог через такт дышит).
Говорят о ней много разного, говорят и такое, за что в позапрошлом веке на дуэль вызывали. Не могло, мол, такого быть, чтобы вот так кучеряво все устроилось без содействия некой структуры, где была осведомителем. Но я думаю. что в точности этого никто знать не может. С одной стороны, Ильина прямо говорит о преданности родине и стремлении заслужить право быть здесь своей, о таком, несколько воинствующем своем патриотизме. С другой - Анна Андреевна была очень чутким на фальшь человеком, и коль скоро сошлась с этой молодой женщиной так близко, значит сочла ее достойной своего доверия.
И в конце концов, Наталья Ильина была трудоголиком из тех, о ком говорят "пахарь". Невероятно целеустремленная и дисциплинированная, умела подчинять желания необходимости, а подробное описание ее казанских зим, когда овладевала стенографией (по-настоящему, не как человек после курсов) и готовилась к поступлению в Литинститут - это просто ода экстернату. Такое прежде только в "Дэвиде Копперфильде" доводилось встречать. Кстати, Диккенс описал там свой опыт, когда самостоятельно, по уцененному учебнику выучился стенографии, что позволило ему стать парламентским стенографистом и в конечном итоге дало время и средства для занятий творчеством. И кстати же, "Дэвид Копперфильд" с детства любимая книга Ильиной. Как тут не вспомнить : "значит нужные книжки ты в детстве читал" Высоцкого.
В Редакции Елены Шубиной вышло переиздание книги, в нем фамильная история, воспоминания о Вертинском, Корнаковой, Ахматовой, Чуковском, в нем трогательные и довольно нелицеприятные в отношении себя, но исполненные нежности и благоговейного уважения (в смеси с "бесит!", как любая жена о муже) - о Реформатском. Не очень поняла, зачем продублирован дневник Муси, наверно зачем-то надо было. Интересные французские, итальянские заметки, американское эссе "Тихий океан" о впечатлениях репатриантки от первой встречи с возвращенной родиной, о которых в "Дорогах и судьбах" уже рассказывалось.
Многое грустно, о многом умалчивается, и сегодня, когда время осторожного говорения возвращается, это тоже неприятно актуально. Закончу словами которые Реформатский с шутливым пафосом сказал, глядя на играющих во дворе детей:
Люди XXI века! Будьте вы хоть в чем-то счастливы!
Мемуарная литература сродни летописи. Но, в отличии от нее, более личностна, поскольку человек отражает события и впечатления исключительно свои. Строго индивидуальные.
Воспоминания Натальи Ильиной отличаются от всех остальных сразу по нескольким параметрам. Во-первых, детство и юность она провела в очень специфической среде – русском Харбине. Это не Париж и даже не Турция. Город, построенный русскими, всегда. до самой середины 50-х, оставался островком той, утраченной после1917 года, страны, не смотря на японское присутствие.
Второй момент – возвращение. Да, здесь есть много неясностей и вопросов. Меня всегда настораживали те эмигранты, которые, вернувшись, так уютно и с комфортом устроились. Практически без сучка, без задоринки, даже имея родственников за границей. А со временем спокойно разъезжали по всему миру. Вот Наталья Ильина как раз из таких. Благополучно дожила до глубокой старости, много и активно печаталась. К старости, правда, бабушку несколько переклинило, и она решила немного поплевать в новую родину, забыв все хорошее, что дала ей страна. Поэтому вторая часть книги значительно хуже всего того, о чем она писала до этого. В ход пошли клише о злобных тупых сотрудниках НКВД, Усатом-Полосатом, Солженицыне и прочее перестроечное. Вплоть до сказочно льстивого панегирика Соединённым Штатам.
Самое интересное, на мой взгляд, это воспоминания о встречах с Вертинским, Ахматовой, Чуковском и годах жизни с выдающимся учёным-лингвистом Реформатским. Великие люди у Ильиной не картонные, привычные нам по другим воспоминаниям, не застывшие в бронзе и металле, а живые, теплые, со своими странностями и причудами.
Рисуя их, Ильина пускает в ход весь свой несомненный талант фельетониста. И вот уже Чуковский совсем не добрый Доктор Айболит, а капризный старичок-бармалейчик, способный на всякие каверзы и пакости со своими гостями, Ахматова легко пропускает хороший стопарик водочки. И не один. А Вертинский вообще склонен к ресторанным оргиям.
Если бы меня спросили, как я , читая, отнеслась к автору этих мемуаров, то я бы ответить однозначно не смогла. Главным образом из-за станиц, посвящённых Реформатскому. Ну, не поверила я здесь Наталье Ильиной. Как-то вот вдруг вчерашняя студентка тридцати с лишним лет связала свою жизнь с пятидесятилетним преподавателем. Бывает, конечно. Но какой-то осадочек смутный не дает покоя.
Да и с собственным отцом Наталья Иосифовна, на мой взгляд, обращается в книге не совсем корректно. Мне кажется, не стоит вот так выворачивать детские обиды и полоскать родителя в не совсем чистой воде.
Что до литературных тонкостей, здесь придраться совершенно не к чему. Стиль автора безупречен, перо, не смотря на возраст Ильиной, в период написания книги, по-прежнему остро и отточено. Русский язык также прекрасен.
Читать/ не читать. Для любителей мемуарной литературы, то, что доктор прописал. Читайте.
«Но вечно жалок мне изгнанник…» (А. Ахматова)
«То, что ты видела, - говорила мать, - это всегда с тобой, этого отнять у тебя никто не сможет». А ведь я много чего повидала за свою пеструю, сложную, трудную, а в общем – хорошую жизнь! Удивительные люди, люди, которым я всем обязана (кем бы я была без них?) встретились на моем пути. «И все они умерли, умерли…»
Которые уже отличные, отнюдь не разочаровавшие мемуары – услада Филологической Девы! Жанр – убеждаюсь все больше – мой, и трепетней начинаю относиться к дневниковым записям, своим и чьим угодно вообще, пусть даже далеко не каждая жизнь выходит такой насыщенной, как у Наталии Ильиной. Жанр – мой, да и с рассказчиками мне везет: «все они умерли, умерли…» в цитате – фраза отнюдь не характеризующая все повествование, автор по характеру энергичная, жизнелюбивая, не без чувства юмора и весьма наблюдательная (профессиональная фельетонистка, «фанатка» Тэффи – на минуточку!), потому, хотя и наличествуют в книге потери дорогих людей, нет в ней мемуарных пыли и «мертвечины», что ли, когда печалящейся по самой себе ностальгии – чересчур.
Чем еще примечательны эти воспоминания? Хотя бы тем, что репатрианткой (возвратившейся и восстановленной в гражданских правах эмигранткой) Ильина была не европейской; родители рассказчицы от советского режима (отец – белый офицер, мать – из дворян) вынуждены были уехать в маньчжурский Харбин, и в таком обитании была, конечно, своя специфика. Правда, положение русских эмигрантов в Харбине или Шанхае, куда Ильина перебирается позже, по непрочности своей не уступало положению многих наших соотечественников в благополучной Европе: гражданами второго сорта ощущали себя частенько и те, и другие. В Шанхае молодая журналистка Ильина знакомится с Вертинским (и сейчас его слушают, знаю, многие), которому неведома еще всесоюзная слава, который изматывает себя несколькими сразу за ночь выступлениями в шанхайских заведениях. Наконец, исполняется давнишняя горячая мечта мемуаристки – она возвращается в Советский Союз, который, конечно, русскому Востоку представлялся несколько, говоря мягко, другим.
Узнавать Советы, какими они были на самом деле, Ильина станет посредством таких его граждан, как, например, Ахматова, которая любила напоминать наивной репатриантке, в советской будто очереди: «Вас тут не стояло». Анна Андреевна ни в грош не ставила, кстати, ни мемуары Георгия Иванова, ни жены его – Ирины Одоевцевой. В главе этой поминаются добрыми словами Фаина Раневская и замечательная поэтесса Мария Петровых, Ахматова с обеими была дружна. «Корней Иванович» - это, конечно, о Чуковском, одном из любимейших детских писателей, обладателе своеобразных манер и черт характера, так узнаваемом заново. Примечательны похороны писателя, на которых приняты были беспрецедентные меры охраны: опасались, хе-хе, появления Солженицына. А между прочим, мужем мемуаристки являлся не кто иной, как Александр Александрович Реформатский, и в заключительной главе – фанатичный лингвист, каким он был не только в университетской аудитории и за работой, но и с близкими, в быту.
P.S. Книжка осталась от предыдущих дачных хозяев, была найдена и увезена в квартиру сперва только по присущей большинству из нас текстовой жадности. На днях мне в руки попал книжный каталог, пролистав который, я обнаружила свежее издание «Дорог и судеб» по цене 700 почти рублей. Моя жаба довольно ухмыльнулась.А между прочим, в Канаде, в Монреале («Нонреаль» - окрестила его одна моя приятельница) тоже живут друзья детства и юности и тоже читают то, что я пишу… Ощущение огромности мира, разъединенности его частей, отрыва от прежней жизни, куда, как мне казалось, дверь захлопнулась навсегда, - размывается, исчезает. «Нонреали» становятся «реалями»…
Еще неделю назад я полагал, что мемуары, автор которых тебе неприятен, автоматически становятся нечитаемыми. Сейчас мое мнение изменилось.
Наталия Ильина мне совсем не понравилась. Несмотря на успешную карьеру фельетонистки, она как-то подчеркнуто неинтеллектуальна и даже сама признается, что муж, великий языковед Реформатский, регулярно упрекал ее за "невежество". Интересы у нее и вправду были довольно прагматичными и приземленными (все тот же Реформатский называл ее "бизнес-машиной"). По сути, она всю дорогу была типичной приспособленкой без каких-то твердых принципов и высоких идеалов, а размышления ее местами сильно смахивают на монолог Молли Блум (только с идеальной пунктуацией). Апогея "антикультурность" Ильиной достигает в главе о поездке в Италию, где она не столько рассказывает о красотах Рима, Флоренции и Падуи, сколько жалуется на жмущие туфли или порвавшееся платье.
Есть большие вопросы к Ильиной и по некоторым моментам биографии. По ходу чтения сложилось устойчивое впечатление, что наша Наталия Иосифовна была не чужим человеком для органов — как-то уж больно складно у нее получилось репатриироваться и поступить в элитный московский ВУЗ (провалив экзамен, но заручившись рекомендательным письмом от Симонова — это же так просто для дочки белого офицера, год назад приехавшей в СССР!). Когда Ильина рассказывает, как она сдавала страшный экзамен у Реформатского и вскоре уточняет, что через некоторое время тот стал ее мужем, я смеялся уже просто в голос. Еще бросается в глаза странное отсутствие на страницах книги первого, еще шанхайского мужа Ильиной — да, жили они недолго, но ведь на страницах этой книги нас знакомят с целой прорвой никому не нужных дядюшек и тетушек, а Ларисе Андерсен, с которой Ильина чуточку пересеклась в Харбине и Шанхае, и вовсе отведена целая глава. Предположить, что мемуаристка не хочет копаться в грязном белье, сложно — после главы про отца-то.
В общем, как человек Ильина мне совсем не близка. Однако при этом книга мне очень даже понравилась. Наверное, за счет того, что про себя Ильина пишет не так уж и много, в первую очередь делая акцент на выдающихся людях, с которыми ей пришлось пересекаться. А уж в этом плане ей повезло как никому — тут и основатель русской метеорологии Воейков, и Вертинский, и актриса Корнакова, и Ахматова, и Чуковский, и тот же Реформатский. Всем этим людям отведено по полноценной главе, и каждая из них содержит множество любопытных инсайдиков. Очень понравились и главы о матери и отце Ильиной, вот мать, в отличие от авторки, меня просто очаровала. Ну и, конечно, крайне порадовала информация о Белом Харбине и Русском Китае, ради которой книга и покупалась.
5/5
Эта книга - одна из очень не многих, которые я готова читать в любое время и с любого места. Вещь написана очень легко, с большим вкусом и, что особенно ценно, с большой долей самоиронии. Автору нигде не изменяет чувство меры, великолепный язык, ярчайшие образы. Я никогда не могла понять нелюбовь к Ильиной Фаины Раневской, которая ее презирала за эти мемуары, за то, что она осмелилась писать об Ахматовой, пропуская ее через призму собственной жизни. Но по крайней мере для меня в этих воспоминаниях Ахматова - равно как и Чуковский, и Вертинский и многие другие - предстают абсолютно живыми людьми, при этом Наталия Иосифовна нигде не позволила себе развязного тона, неряшливой или фальшиво восторженной речи. Напротив, описания ее очень точны и тщательно выверены, но при этом лишены штампов и какой-либо искусственности. Если бы меня попросили описать эту книгу одним словом, я бы, наверное, сказала "интеллигентный". Вообще, мне кажется, что, обладая огромным литературным даром, Ильина, строго говоря, не родилась большим писателем, он (дар) был дан ей, чтобы встретить в своей жизни так много великих людей и оставить о них такие воспоминания.
Лучшие мемуары из всех, что я когда-либо читала.
Книга - большая удача для тех, кто любит живой, острый язык, понимает сказанное между строк. Переизданная в отличном формате, с фотографиями, что делает книгу более живой и полной. ( хотя с упоением читала и ранние издания) Петроград, отступление белой армады на Восток, русская диаспора в Маньчжурии, затем русский Харбин, работа в газетах, Возвращение после войны на Родину. Надежды, иллюзии, учеба в Литературном институте. Встречи с удивительными людьми, брак с величайшим советским лингвистом Александром Александровичем Реформатским. Наталия Иосифовна отнюдь не бесстрастный хроникёр ХХ века. Книга дополнена воспоминаниями родственников Ильиной и блистательно -ностальгическим эссе отца Н.И. о судьбе детской игрушки дочери на фоне разворачивающихся событий после революции и Гражданской войны.
"Дороги и судьбы" Наталия Ильина. все-таки 4 из 5. Книжка показалась достаточно занятной, хорошо написанной. Интересны были воспоминания автора о Вертинском, о котором я практически ничего не знаю, да и знаю-то я его из-за Анастасии, замечательной актрисы. О Чуковском и Ахматовой как-то несколько слишком субъективно и поверхностно.... Ну, видимо, что осталось в памяти. А вообще мне-то хотелось о самой Ильиной, но о себе она рассказывает скорее опосредованно, ну может, кроме Харбина и Шанхая. Конечно, порой саркастически, критически...она ведь неплохим фельетонистом была. И складывается впечатление о "хорошоустроенности" в Союзе. Но, в общем, все-таки интересно, о жизни, о себе, об окружении, хотя ожидала почему-то большего.
«Дороги и судьбы» kitobiga sharhlar, 15 izohlar