Kitobni o'qish: «Присутствие»

Всё является вымыслом автора.

…

Нет ни конца, и нет начала

У того, что раскрывает

Вишни лепестки…

Вступление

– Мама! Я видела Его! Он здесь! Мама! Я говорила с Ним! Вот только что!

– Кто? Да кто же? Успокойся! Что-то приснилось тебе! Кто? Папа?

– Нет же! Не папа! Но Он! Христос! Он здесь! Мама! Он живой!

Она лежала с распахнутыми глазами и не могла пошевелиться, так как из самой сердцевины солнечного сплетения ввысь устремлялся столп света. Ни с чем не сравнимое чувство, непередаваемое по ощущениям. Этот столп Света она ощутила после того, как Он сказал ей:

– Идите по Земле с Миром!

Она была предназначена на потеху многотысячной толпы, на растерзание тиграм и львам. Шла по утоптанному пыльному песку и мелким острым камушкам босыми ногами, а вокруг скандировали те, кого она когда-то считала людьми:

– Ату ее! Э-гей! Выпускай хищников! Давай! Посмотрим, как она сотворит чудо!

Навстречу ей шел Некто. Издалека она разглядела белоснежные одежды. Тигров и львов еще не выпустили на арену. Первая острая мысль: «Ему угрожает опасность!» Но следом же – другая: «Он идет, чтобы меня спасти!»

Она бежит Ему навстречу, всё это какие-то мгновения, и вот, Он уже совсем рядом. Так близко, что она смотрит Ему прямо в глаза, но тут же отводит взгляд. Его глаза слишком чистые! Свет, сияние исходит от этих лучистых глаз.

Она падает на колени и обнимает Его ноги.

– Господи! Господи! Прости меня!

И ноги Его босы, как и ее.

– Прощаются тебе грехи твои! – слышит она в ответ. И тогда она осмеливается молить еще! О самом сокровенном!

И снова она слышит ответ на свою мольбу:

– Идите по земле с миром!

Когда столп света исчез за потолком, она смогла посмотреть на часы. Ей казалось очень важным запомнить это время. Нужно бежать в храм, чтобы всем рассказать, что Он здесь!

– Мама! Мама, я видела Его! Он здесь! Он живой!

________________

– Итак… Вы видите сны? Можете вспомнить какой-то из ваших снов?

– Да.

– Расскажете?

– Сухая, потрескавшаяся от жары земля, серый песок. Разъяренная толпа на трибунах вокруг. На этом песке, в самом центре этого жаркого пыльного круга – женщина. Совсем одна. Вот-вот выпустят хищников. И… Словно бы я и есть тот самый лев, который должен напасть на эту самую жертву. Ощущаю свое могущество и силу. Но женщина эта совершенно не источает страха. Скорее напротив. Она полна решимости и силы духа. В этот момент я вдруг понимаю, что должен спасти ее. Женщина падает передо мной на колени и называет меня Господом! И тогда я решаю, что лучше не перечить ей, а ответить, как бы ответил Господь. А Он бы сказал: «Прощаются тебе грехи твои. Идите по земле с Миром».

Да. Именно так я ответил этой женщине.

– То есть вы были львом, а потом стали человеком?

– Да. Вернее… Как бы это сказать. Я понимаю, что это прозвучит странно…

– Вы сказали, что ответили так, как ответил бы Иисус. То есть вы имитировали Спасителя?

– Не знаю… Затрудняюсь ответить. Но этот сон был слишком реален. Я помню каждую деталь. Трибуны, шум, песок под ногами, ее шершавые горячие руки. Она обнимала мои ноги. Я шел по этой горячей земле босиком. И мне кажется, что я действительно спас эту женщину.

– Почему же вам так кажется?

– Нет, простите, мне не кажется. Точнее сказать, что я знаю.

– Хорошо. Хорошо. Ну что ж. Благодарю за доверие. На сегодня достаточно. Увидимся на следующей неделе. Постарайтесь не забывать вести дневник настроения. Всего хорошего.

Глава 1

– Это кто? А? Старик? Ты его знаешь? Вот ведь мы дали вчера… Ничего не помню.

Митрич с недоумением смотрел на мирно спящего хипаря, уютно укрытого любимым Арчиным пуховым одеялом, свернувшегося калачиком на старинном громоздком сундуке.

Аркаша, примостившийся на коврике рядом с клавесином, натянул овчинный полушубок на нос, заерзал недовольно и только пробурчал:

– А я предупреждал.

– Что предупреждал, кого предупреждал? Ну, перебрали малек. Бывает. Кто вчера приходил-то еще? Эх… ладно… – Митрич махнул рукой. – Чаю, чаю надо, да покрепче!

Он спустился по скрипучей лестнице и уже с первого этажа кричал наверх.

– Так кто приходил-то вчера? Чей приятель у нас на сундуке завис? – И, поняв, что никто ему не ответит, продолжил: – Предупреждал он! Значит, плохо предупреждил. – Митрич потер виски. Похлопал себя по затылку. Покрутил головой, разминая мышцы. – Вот ведь. Ничего не помню, хоть тресни. Кто был-то еще? – бубнил Митрич, зажигая плиту и наливая из дубовой кадушки алюминиевым черпаком воду в старинный латунный чайник.

Заварив ароматный травяной чай, по собственному рецепту, Митрич разлил его всклинек по трем кружкам, предварительно поставив их на небольшой серебряный подносик, и очень аккуратно, чтобы не расплескать напиток, слегка позвякивая горячей посудой, пошел во двор.

– Да тут рай! – воскликнул Митрич. – Красота-то какая! А?! Гляди-ка! Проснулись, что ли?

Аркаша и тот хипарь, что спал на сундуке, уже примостились на лавке около поленницы и, как коты, жмурились на весеннее солнышко. Хипарь был одет в Аркашины старые, залатанные кое-где штаны и белую рубаху. Вещи были ему великоваты.

– Тепло-то как, а, друзья мои?! – блаженно улыбаясь, пробормотал Аркаша. – Яблоня вон скоро зацветет.

Митрич хмыкнул и заворчал деловито:

– Яблоня, яблоня! Вон чаю нам заварил. А?! Каков аромат? Зацените!

– Дааа! Кардамон чую, смородиновый лист точно есть, что еще? – принюхивался Аркадий.

– Да не гадай! Пейте уже! Сейчас быстро в норму придем! – И, уже обращаясь к хипарю: – Старик! Ты какими судьбами? Прости дурака, запамятовал! – аппетитно хлебнув из кружки, спросил Митрич.

– Да, по правде сказать, и я не помню ничего. Но я рад оказаться здесь с вами сейчас. Хорошо у вас тут. Тихо так и уютно.

– Хе, хе… Это сейчас тихо. А мы что, вчера, на волынке разве не играли? Темыч был тут? Ты Темыча знаешь? Нет? Ааа! Вот оно что! – вдруг хлопнув себя по лбу, воскликнул Митрич. – Тебя Анюта пригласила! Угу… А сама, значит, сбежала! Анюта хорошая! Скромная девушка. Такие вечеринки ей в тягость. Она тихоня. Ты ее парень, что ли?

Хипарь мягко улыбнулся.

– Да ладно, чего ты! Нормально всё! – И Митрич панибратски, но резковато стуканул хипаря по плечу.

– Зовут тебя как, приятель? Давай, что ли, заново уж знакомиться, раз такое дело! Ну не помню я! Прости уж!

Хипарь погрустнел и сказал:

– Я ничего не помню.

– Зовут как, говорю? Имя свое, что ли, забыл?

– Митрич! Ну ладно тебе! Видишь, отдыхает человек. Анюта придет, прояснит, – вступился за хипаря Аркадий. – Да и одежда его куда-то подевалась. Подшутил, что ли, кто. Не смогли найти. Пришлось свое старье отдать. Уж не обессудь, друг, – улыбнулся Аркаша хипарю.

Митрич только пожал плечами и, усевшись на пенек, уставился не моргая на полянку изумительных голубых подснежников.

– Вот ведь, природа… – прошептал большой, лысеющий уже мужчина, но в этот момент он казался совершенным ребенком, наивным и беззащитным.

И они втроем молча стали прихлебывать чай, погрузившись каждый в свои думы.

Молчание прервал телефонный звонок.

– Да! – Аркаша взял трубку.

– Хорошо всё. Сидим, чай пьем. Что? Какое светопредставление? Тихо всё. Не знаю. Не видели. Ага. Угу… Да нет же! Нет! Сейчас выйду, да. Хорошо. Эй! Погоди. А кто у нас был вчера? Ну вот… Не успел спросить.

– Слышишь? Что Темыч говорит? Ночью какое-то светопредставление было. То ли буря, то ли гроза. А мы не слышали ничего. Ты слышал?

– Нет!

– А ты, приятель?

– Нет….

– А ну-ка, пойдем, поглядим на улицу.

Они втроем встали и гуськом отправились по тропинке вдоль дома к калитке.

Улица выглядела весьма неопрятно. Старый, сухой высоченный вяз, который Митрич уже давно хотел спилить, но не мог добиться разрешения от властей, всё-таки упал, но, благо, упал на дорогу и только наискось перегородил проезжую часть, не повредив ни проводов, ни машин, ни соседних крыш. Верхушка его была словно обожжена, и дерево расщепилось на две ровные части.

Дорожный песок размыло бурными потоками воды, оставив глубокие борозды, в которых застряли непонятно откуда взявшиеся крупные бурые камни и лохматые пучки травы.

– Ничего себе! Это как же мы такое событие прозевали? – воскликнул Аркадий. – Ишь ты! Видно, молния, что ли, попала в него?! – бормотал он, разглядывая поваленное опаленное дерево.

– Мдааа… Мощно, видать, прокатилось. Ураган нехилый прям. Этот вяз чтоб свалить, это ж какая силища нужна!

Снова зазвонил телефон.

– Да? Нюта? Привет! – Арчи хитро подмигнул хипарю. – Да вот… Вышли поглядеть на улицу. Удивительно, согласен. Нет. Не слышали мы ничего! Да, согласен, что странно. Нюта! Слушай! Тут товарищ твой грустит. Ты бы, что ли, зашла его проведать?! Ээээээ…

Аркадий прикрыл трубку рукой, отвернулся и отошел в сторону.

– Ну что… Поработаем? – посмотрел Митрич на хипаря. – Надо вяз распилить да в сторону оттащить. Да? Подмогнешь?

– Да.

– Ну. Тогда, старик, сейчас пилу достану и пойдем. Жди тут.

Митрич как-то неуклюже развернулся и потрусил по узкой тропинке в сарай, на задний двор, за пилой.

Издалека в их сторону медленно, по ухабам да рытвинам размытой дороги, двигалась легковушка.

Хипарь подошел к упавшему дереву и, взявшись за одну из самых больших и крепких веток, потащил всю эту громадину в сторону с проезжей части.

– Э! Друг! Надорвешься! Куда!

Арчи, заметив старания хипаря, бросился на помощь.

– Ничего! Не такое уж оно и тяжелое. – Молодой человек улыбался так естественно и светло, что Аркадий даже смутился. Арчи, когда попадал в странную ситуацию, начинал нервно покусывать свой рыжий ус. Вот и сейчас, прикусив усы, он пробормотал:

– Ну, давай вместе, что ли, попробуем! Как у тебя получилось его сдвинуть вообще! А так, с виду-то, и не скажешь! – Он, смерив взглядом довольно щуплое тело неизвестного гостя, схватился за другую ветку, и они, уже вдвоем, быстро оттащили дерево с дороги.

Легковушка проехала мимо без помех, а водитель лишь показал большой палец в окно, мол, спасибо, братцы! Так держать!

Митрич уже стоял с бензопилой у калитки.

– Это как? Вы чего, вдвоем его двинули, что ли?

– Слушай, а оно не такое уж и тяжелое. Сам попробуй.

– Да я спину свою лучше поберегу. Спасибо! Ррразойдись! – И Митрич, картинно приподняв страшно зарычавшее орудие, приступил к распилу старого вяза.

Аркадий пристально посмотрел на хипаря:

– Друг! Слышишь? Сейчас Анюта придет. Я ей сказал, что ты здесь еще. Ну, в общем, ты дождись ее.

– Хорошо. Я подожду.

Работа спорилась. Митрич пилил вяз на ровные пеньки, а ребята складывали из них причудливую пирамиду неподалеку.

Они не заметили, как тихо подошла то ли девушка, то ли молоденькая женщина с короткой стрижкой, худенькая, в светлых джинсах и серой курточке. Кокетливым из всего ее образа был только голубой шарфик, повязанный на манер пионерского галстука.

– Привет!

– О! Небесная пионерка пришла. Нюта! Пионерский галстук должен быть красным! И завязан по форме! А это что у тебя?! – Митрич ткнул пальцем в Анютин шарфик и безцеремонно схватил девушку за нос, когда та доверчиво поддалась на избитую шутку.

– Ну вот, опять дурацкие шуточки. Сколько можно?

– Привет! – уже обращаясь к хипарю, девушка улыбнулась и слегка смутилась. Юноша был чрезвычайно красив. Во всяком случае, женское сердце екнуло, и Нюта опустила глаза.

– Привет, Анюта! – сказал хипарь. – Митрич и Аркадий говорят, что мы с тобой знакомы. А я совсем ничего не помню. – Он рассмеялся так, словно они и вправду были знакомы сто лет, а ребята просто решили подшутить над наивной девушкой.

– Да?! Совсем-совсем?! – Анюта покраснела, улыбнулась и тут же перевела разговор на другую тему: – Ребята! Как же вы могли ничего не слышать и не видеть?! Ночью происходило что-то невероятное! Гроза была такая, что всё небо сверкало! То ли молнии, то ли северное сияние! Грохотало одновременно со вспышками! Всё небо крест-накрест рассекали линии разноцветные. Я пыталась сфотографировать, но ничего у меня не вышло.

Мама сказала, что, наверное, так выглядит апокалипсис. Много деревьев повалило. И телефоны не работали всю ночь.

– Ну, спали мы, значит, крепко. Одним словом, прозевали мы апокалипсис. Ты вот что, Ань, возьми-ка кавалера своего да накорми его завтраком, что ли… А нам тут вот повозиться, разгрести еще нужно, порядок навести. Давай, старичок! – похлопал Митрич хипаря по плечу. – Заходите вечерком. Отдыхайте.

Глава 2

Анюта и молодой человек шли по размытой песчаной улице, перепрыгивая через глубокие канавки, выбирая ровный ландшафт и разглядывая сотворенные ночным «светопредставлением» художества.

Вырванные с корнем старые деревья, кое-где опрокинутые столбы, сорванные рекламные баннеры и много-много бурых камушков на дороге, взявшихся невесть откуда.

– Мы сейчас пойдем ко мне домой, и я приготовлю что-нибудь на завтрак. Правда, мамы дома сейчас нет. Она уехала на конференцию. Но это ничего. Вы блинчики будете? С вареньем. Я еще осенью наварила много яблочного варенья. С корицей. А есть и с рябиной, – тараторила Аня от стеснения.

– Только я не пойму, почему Арчи сказал, что Вы мой приятель. Нет, конечно, Вы теперь мой приятель, но мы же не знакомы были раньше? Или… Я бы вас запомнила. Вас как зовут?

– Я не помню, Нюта. Я ничего-ничего не помню.

– Совсем ничего? Даже имени своего? Боже! Что же делать? Но это же не я вас привела к ребятам?! Вроде бы нет… Да нет же! – засомневалась уже сама в себе девушка. – Я, конечно, очень рассеянная. Знаете, так бывает, когда постоянно о чем-то думаешь. Ну… Некоторые меня считают странной. Вообще-то, – она даже приостановилась и показала рукой в сторону старинного, довольно обшарпанного желтого здания с белыми полуколоннами, – я работаю в музее, научным сотрудником. Но еще я стихи пишу, – созналась Анюта. Щеки загорелись, Анюта прикрыла их ладонями и продолжила:

– Моя мама – психотерапевт. Она-то уж точно во всём разберется. Неужели у вас амнезия? Ах!

Аня внезапно остановилась как вкопанная. Руки ее, подпитавшись энергией красных щек, вдруг распахнулись:

– Я, кажется, поняла. Неужели?! Боже мой! Вас ударило молнией! Этой ночью! И у вас случилась амнезия! Наверное, так. Но… Почему же тогда Арчи и Митрич ничего не помнят? Ах… Ну да… Я говорила им, что этот их «сидр» – вовсе не «сидр»! Я однажды хлебнула этого так называемого «сидра». Взрослые дяденьки, а ведут себя как подростки!

Пока Аня сердилась, они дошли до маленького деревянного домика, давно перекрашенного в голубой цвет поверх прежнего зеленого, с ажурными наличниками, краска на которых облупилась и местами топорщилась, отчего домик имел вид весьма растрепанный и в то же время чем-то напоминал старинные бабушкины кружева.

– Ну вот, мы пришли. Вы собак не боитесь? У нас собака. Ой, наверное, надо было бы его привязать сначала. Вы только не трогайте его. Стойте смирно.

Навстречу им вышел лохматый большой пес довольно угрожающего вида.

– Рекс! Нельзя! Иди на место.

Но Рекс и не вздумал повиноваться. Он подошел к гостю. Деловито обнюхал смиренно стоящего человека, после чего сел и дал лапу. Хипарь взял лапу Рекса, потрепал его по лохматой башке и сказал:

– Вот и познакомились, Рекс. Молодец!

– Вот это да! Я такое впервые вижу! Вы, наверное, очень хороший, раз Рекс на вас так отреагировал. Ну и хорошо, ну и славно. Пойдемте в дом.

Глава 3

– Ну что ж, давайте поговорим о настоящем! Как вы сейчас? Вас что-то беспокоит?

– …Мне нравятся наши встречи. Я жду этого дня потому, что надеюсь, что память моя вернется и я вспомню хотя бы свое имя.

– Да, да, благодарю. Мы будем делать всё возможное, чтобы это произошло. Но нам нужно стараться вместе. Итак! Расскажите о вашем настоящем. Вы ведете дневник?

– По правде сказать, нет. Я не веду дневник. Дневник ведет Нюта. Она записывает всё, что мы делаем, возможно, даже в стихах.

– Нюта – это ваша девушка?

– Анюта, это та девушка, которая дала мне приют. Я благодарен ей.

– Ах, да, Анна. Понимаю. Расскажите, как вы проводите ваш день.

– Вчера мы гуляли в лесу. Вернее, утром, пока Нюты не было дома, я разбирал книги. В доме много старых книг, и Нюта разрешила их посмотреть. Я вытирал пыль с полок и корешков, кое-что читал. Потом пришла она, и мы отправились гулять в лес.

– Что-то вас заинтересовало из просмотренных книг?

– Да. Много поэзии. Мне нравится поэзия.

– Вы выделили для себя каких-то поэтов? Может быть, вы запомнили что-то из прочитанного?

– Да, например, вот это. – Молодой человек посмотрел в окно на колышущиеся ветви, прикрыл глаза, начал читать:

– Не жалею, не зову, не плачу,

Всё пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна березового ситца

Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст,

О моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя? иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне…

Он сделал паузу, и тогда психотерапевт подхватил:

– Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь…

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть.

-Мда… Есенин! Я помню это стихотворение еще со времен студенческих. А вы?

– Вы попросили что-то из прочитанного мной. Я выбрал это.

– То есть вы хотите сказать, что, прочитав один раз, запомнили сразу всё стихотворение?

– Наверное. Просто оно мне понравилось.

– А что именно, не могли бы вы поделиться мыслями? Что именно вас затронуло в этом стихотворении?

– Душа автора.

– Угу…А помимо Сергея Есенина вам понравилось что-то еще?

– Да! Пушкин, Гумилёв, Майков, Бунин, Шекспир, Басё… Я понимаю, вас удивляет свойство моей памяти. Да, я могу повторить всё, что прочитал. Но не нужно экспериментов, прошу Вас.

– У Вас феноменальная память?!

– Возможно. Но более всего мне бы хотелось вспомнить, кто я. Мое имя. Хотя… Я еще не говорил вам… Нюта дала мне имя, и оно мне нравится.

– И какое же? Нет, вы не говорили.

– Она стала называть меня Михаилом.

Глава 4

– Так вот, этот ураган, или это «светопредставление», как говорят, пролетело повсюду! Ну, так выходит из сообщений СМИ. Проверить мы, конечно, это никак не можем, – нервно покусывая заусенец, сказал Рыжий.

– Ну а нам-то что с того? – Митрич поглядел с тоскою сквозь пространство.

– Да как что?! Весь мир на ушах! Это у нас слабенько еще было. А вот у них там! – Рыжий махнул неопределенно рукой куда-то за спину.

– И?

– Ну что «и»?! Будто вы не понимаете? Вы вот говорите, что не видели! А я своими глазами видел это всё! И Темыч! Ну, скажи им!

Митрич, Арчи, Темыч и Вадик Рыжий, как обычно, сидели во дворе, за большим деревянным столом, у поленницы. На столе было подозрительно пусто.

Вадик вынул из пачки папиросину, привычно размял перед тем, как поджечь, и затянулся, прищурившись, будто бы решал серьезную квантовую задачку и от прищура его зависел весь процесс решения.

Арчи замахал руками, разгоняя едкий дым:

– Друг, ты бы на трубку, что ли, перешел бы уж? Там хоть табак ароматный.

– Да ладно тебе! В мире такое творится! Может, это моя последняя папироса!

– Хорошо бы! Вон, даже Митрич курить бросил, а ты всё дымишь! Мало, что ли, дыма в городах?!

– Так мы ж… Ой, ладно. – Рыжий с досадой бросил папиросину в кадушку с дождевой водой.

– Ну, старичок! Куда?! И не совестно тебе?!

– Да я Вам про мировой катаклизм талдычу, а вам всё равно! Вы, «старички», – погрозив кулаком в сторону компании, – буржуи! Развели тут, понимаешь! Посиделки!!! – Рыжий резко схватил свою кепку и устремился к калитке.

– Да куда, Вадик! Не кипятись! – попытался остепенить Рыжего Темыч.

– Пусть его, поостынет, вернется, – не меняя позы, тихо сказал Митрич. – Слушай, старик, я тут мелодию придумал. Может, песня получится. – Он потянулся за гитарой, которую заранее еще подготовил, примостив сверху поленницы. Обняв инструмент со всей нежностью, он наиграл несколько ажурных аккордов и посмотрел на приятеля. – Подыграешь на свиристелке какой-нибудь? Эдак нежно, филигранно чтоб.

Темыч, чернобородый богатырь с элегантной проседью в густых цыганских кудрях, достал из нагрудного кармана изящную тростниковую флейточку собственного изготовления и, приложив к пухлым губам, издал несколько чарующих звуков.

В этот момент в калитку постучали.

– Открыто же!

Вадик Рыжий, преобразившийся, улыбающийся, распахнул калитку с улицы и по-хозяйски, широким жестом пригласил войти Анюту и хипаря Мишу.

– О! Нюта! Друг! Добро пожаловать! – Аркадий вскочил, приветствуя новых гостей.

– Вот! Кого я вам привел! Ну-ка! Подвиньтесь! – суетился подобревший Вадик. – А я чайку соображу, да, Митрич? – И, не дождавшись разрешения, побежал в дом.

– Вы, наверное, уже знаете, да? – Нюта почтила каждого из присутствующих своим фиалковым взглядом.

– Знаем что? Ах! Ну да! Михаил! Наш друг вспомнил свое имя! Это надо бы обмыть! – И Митрич, подцепив струну, издал забавный вибрирующий звук.

Нюта опустила глаза.

– Нет, я не вспомнил, – улыбнулся хипарь Мища. – Просто Анюта предложила мне это имя, и я согласился. Не может же человек без имени. Нюта сказала, что это имя мне подходит.

– Ага… Ну, хорошо. Это тоже можно обмыть. Но вот парадокс! Миша! Придется обмывать чаем! Алкоголь что-то не идет пока!

– Вам же Вадик пытался сказать, а вы его не слушали! – Нюта не оставляла намерения достучаться и донести важную мысль. Вообще-то девушка очень редко позволяла себе вот так вот, в мужской компании, отстаивать свое мнение. Она знала про несерьезное отношение к ее персоне и что принимают ее здесь по какой-то неведомой ей причине.

– Что Вадик пытался сказать? Про мировые катаклизмы? Ну так они всегда были! – Митрич был непоколебим, хоть его глаза и заискрились то ли нежностью, то ли смешинкой. Митрич иногда мог смотреть своими хитрыми глазами так, что дамы от этого его загадочного взгляда теряли голову. Но только не Нюта!

– Послушайте! Вадик, может, слов правильных не подобрал. Но это и правда важно!

В общем…

Тут Рыжий подоспел с подносом, на котором громоздились чашки, горячий чайник и даже плетеная корзиночка с мятными пряниками.

– Поберегись! Разбирайте чашки!

Пока Аркадий разливал чай, Анюта поспешила со своими объяснениями:

– По всей земле одновременно пронесся этот ураган! Молнии сверкали повсюду, и весь мир видел этот странный ослепительный свет! Северное сияние! И да! Многие люди видели в небе еще некое явление…«Лицо» или «Лик». – Нюта сделала многозначительную паузу, обведя взглядом компанию. – Вы же знаете, что пропадала связь на какое-то время? Именно в тот момент, когда всё это «светопредставление» происходило во всём мире, не было связи! Вообще! Интернет пропал, и телефоны выключились. Поэтому нет ни фото, ни видео этого явления. Есть только очевидцы! А очевидцы – это весь мир.

– Ну да… Кроме нас с Арчи, – резонно заметил Митрич.

– Ну да. Подожди! Дима! Это еще не всё. Вы же вообще не интересуетесь тем, что в мире делается. А я интересуюсь.

– Угу, искусствоведу, поэтессе совершенно необходимо знать о мировых проблемах, курсах валют и ситуации на фронтах мировых войн.

– Послушайте же! Нет больше войн! В том-то и дело! После этого явления все войны остановились! И вот еще что! Сегодня объявили, что… – Нюта теребила свой платочек, стесняясь продолжать.

– Ну не тяни уже! Раз начала, давай уж сразу все новости. Удиви нас еще больше!

– Даже и не знаю, как сказать. Ну, вроде как тот «лик», что был всем виден на небе, проявился в человеческом обличии, и он теперь вроде как руководитель… всего…

– А меня, значит, слушать не хотели! – Рыжий, резко вскочив, опрокинул чашку с чаем, быстро смахнул на землю разлившийся чай рукавом своей замусоленной курточки и сердито уселся на место.

– Мда… Дожили… – Темыч вертел в руках тростниковую флейту.

Арчи достал носовой платок из нагрудного кармана, снял очки, подул на стекла и тщательно протер несколько раз.

На какое-то время за столом повисло молчание. Потом тишину нарушил Митрич.

– То есть твоя мама, когда говорила про «апокалипсис», была, как всегда, права? – попытался пошутить Митрич.

Нюта только вздернула бровь.

– Ну, а ты, Миша! Ты, брат, что скажешь?

– А что так взволновало Вас? Вот и Анюта переживает. Почему?

– Вот! Согласен! Но, старик, тут же дело всё в истории и религиозном вопросе! Или ты и этого не знаешь, не помнишь?

– Я читал. Я знаю теперь.

– Теперь? То есть ты вот за эти последние дни успел усвоить историю всей нашей небольшой планетки?

– Да.

– А! Ну, тогда другое дело… – иронично ухмыльнулся Митрич.

Анюта с выражением посмотрела на Митрича, но того вдруг понесло.

– То есть парню отшибло память, у него нет ни одежды, ни документов, ну что ни спроси, ничего у него нет. И Он вообще не переживает ни о чем. Это ж как шибануть должно было, чтоб такое просветление получить?! Нет! Более того! Память отшибло, но теперь он за несколько дней изучил всю историю с религиями вместе взятыми?! Чего вы переживаете, говорит он! – Митрич встал с места и пошел куда-то вглубь сада.

– Ты не обижайся на него. – Арчи уже нацепил на нос очки. – Просто последнее время творится в мире что-то уж совсем странное. Ты вот, друг, не помнишь ничего, и это, может, даже и хорошо! А мы стараемся жить тихой жизнью и не вникать ни во что. И вот, гляди ж ты, всё равно никуда от этого мира не спрятаться.

Михаил слушал Аркадия, глядя на живописную тропинку, по которой ушел вглубь сада Митрич. Вдруг Митрич проявился в зеленом солнечном коридоре. Он что-то аккуратно нес в ладонях.

– Глядите-ка! Кого нашел!

– Ох ты, кроха! Скворец молодой. Из гнезда выпал.

– В момент бы кошка слопала, если бы я не увидал. Она уж в позу встала, и тут я.

– Надо его обратно, в гнездо.

– Да как? Лестницы такой высокой у нас нет. На дерево я не полезу. Сломаю. Или сам сломаюсь, когда рухну вместе с веткой. Если только Рыжий полезет? Он самый компактный из нас.

– Не, я высоты боюсь, вы чего? Не, не полезу.

Михаил подошел к Митричу, погладил звонко пищащего птенца по крохотной головке, молча забрал его и пошел вглубь сада.

Все дружно отправились за ним.

Хипарь подошел к самому высокому дереву, спрятал птенца за ворот рубахи, отчего рубаха его затрепетала на уровне сердца, будто сердце хипаря выпрыгнуло наружу и застряло за белой тканью, поплевал на руки и полез вверх. Ловко, с невероятной легкостью, как заправский гимнаст, Миша добрался до цели, пробравшись по весьма хрупкой ветви до птичьего гнезда, вынул нежное существо из-за ворота и аккуратно вернул пропажу на место. Благодарные родители радостно щебетали и кружили рядом.