Kitobni o'qish: «Восемь обезьян»
© Н. Александрова, 2018
© ООО «Издательство АСТ», 2018
«Брать или не брать зонтик»? – задала себе Надежда извечный петербургский вопрос. Собственно, жители нашего города такие вопросы себе давно уже не задают. Дамы носят зонтики в сумочке постоянно, а мужчины обзавелись куртками с капюшоном или же, чертыхаясь и подняв воротник, бегут до машины, прыгая через лужи.
Потому что дождь в Петербурге идет постоянно. Осенью он мелкий, нудный и может продолжаться несколько суток, зимой к дождю прибавляются мокрый снег и ветер, который кидает все это безобразие в лица отважившимся выйти на улицу гражданам, и они, проклиная погоду и Петра Первого, который не придумал ничего лучше, чем построить город на болоте, бредут, топая по грязи, да еще и каждая машина норовит окатить водой из лужи.
Весной дождям первое время рады, поскольку они смывают прошлогодний снег и песок. Однако и весной дождей слишком много. Летом же дожди идут сильные, иногда с грозами, но все равно затяжные. И небо у нас в Петербурге в основном окрашено в два цвета – темно-серый и светло-серый.
В общем, в любое время года зонтик должен лежать в сумочке, как косметичка и кошелек.
Надежда Николаевна Лебедева родилась и всю жизнь прожила в Петербурге, так что про погоду все знала. Однако сегодня в прихожей у двери ее ждали два огромных пакета с одеждой, которую нужно отнести в химчистку. И очень не хотелось тащить с собой лишнюю тяжесть, и так рук не хватает.
– Бейсик, дождь идет или нет?! – крикнула она на кухню коту, который сидел на подоконнике и смотрел на птичек.
Соседка снизу повесила у своего окна кормушку, и теперь синички и воробьи хлопотливо сновали мимо. Кот поначалу нервничал, а потом привык, расслабился и наблюдал с удовольствием. На Надеждин вопрос кот никак не отреагировал, даже ухом не повел. Она вздохнула. Не хотелось идти на кухню в сапогах, только пол протерла.
«Пойду так, – решила Надежда, – не сахарная, не растаю. Все равно обе руки заняты, зонтик нечем держать…»
Она сняла с вешалки куртку с капюшоном, сунула в карман кошелек и перчатки и осторожно приоткрыла входную дверь. Опытные котовладельцы знают, что коты – хитрые и своенравные животные, к тому же умеют мгновенно возникать там, где их совершенно не ждут, и особенно любят удирать из квартиры на лестничную площадку. А там уж как повезет. Вполне возможно, что именно в это время дверь на лестницу тоже будет открыта – сосед вышел к мусоропроводу или коляску с младенцем выкатили, – тогда можно вдоволь побегать по этажам, игнорируя жалостные причитания хозяйки. А потом еще и вкусненького получить в качестве приманки и моральной компенсации.
Надежда была женщина осторожная, так что оглянулась назад. Кот, разумеется, был уже в прихожей. Надежда погрозила ему кулаком и проскользнула в дверь.
Внизу, перехватив поудобнее пакеты, она собралась уже выходить на улицу, как дверь подъезда широко распахнулась и впустила соседку Антонину Васильевну. Надежда едва успела стереть с лица выражение досады.
Антонина Васильевна была по-своему женщиной замечательной. Имея весьма плотную комплекцию и много свободного времени, она от дома далеко не отходила. Летом сидела на балконе, наблюдая за двором, зимой же отиралась возле подъезда.
Таким образом она была полностью в курсе всех передвижений жильцов и их гостей.
Нельзя сказать, что жильцы были этим очень довольны, потому что некоторые гости приходили к ним не то чтобы тайно, но не афишируя свое присутствие. Антонина же Васильевна не ставила перед собой цели непременно сообщить, допустим, мужу, кто приходит к его жене днем, когда он прилежно трудится у себя в офисе, однако и не старалась сделать из этого тайну.
Но, несмотря на недовольство некоторых жильцов, Антонину в доме уважали, поскольку она сумела предотвратить пару-тройку квартирных краж и спугнула грабителя, намеревавшегося отнять деньги у двух шестиклассниц. Девчонки, правда, были боевые и сами бы управились, но Антонина со своими габаритами надолго отбила у мерзавца охоту добывать деньги таким способом.
К Антонине Васильевне прислушивались даже в ближайшем отделении полиции, а уж местный участковый относился с большим уважением.
К Надежде у Антонины Васильевны претензий не было, общались они вполне по-дружески, однако соседка была многословной, так что Надежда всегда старалась сбежать, не вступая в беседу.
– Здрасте, Антонина Васильевна! – гаркнула она, намереваясь проскользнуть мимо. Однако обойти габаритную соседку было трудновато, да еще маневренность Надежды затрудняли пакеты. Так что пришлось остановиться.
– Здравствуй, Надя, – сказала Антонина, – а ты куда это, в магазин, что ли?
Надежда мысленно вытаращила глаза – Антонина известна была в доме острой наблюдательностью, могла с первого взгляда определить, куда человек направляется – в магазин или на работу. Если в магазин, то за продуктами или в хозяйственный, и что надо купить в первую очередь. А тут, увидев Надежду, говорит, что она идет в магазин, когда даже самый рассеянный мужчина и тот поймет, что с такими пакетами можно идти только в химчистку. Или в благотворительную организацию.
– Да нет, в химчистку, – сказала Надежда, – куртки летние почистить да убрать, а костюм Сашин срочно нужен через три дня, у него переговоры важные. А что это у вас пальто мокрое, дождик на улице?
– Да, заканчивается уже, сейчас пройдет, ты подожди, чтобы вещи не мочить, – сказала Антонина.
Насчет погоды соседка никогда не ошибалась, в отличие от тех, кто озвучивает прогноз по телевизору, так что Надежда решила прислушаться к ее совету.
– А что это вы, Антонина Васильевна, вроде как расстроены? – поинтересовалась Надежда, видя, что Антонина тяжко вздохнула. – Как себя чувствуете, здоровы ли?
– Да какое в моем возрасте здоровье, – отмахнулась Антонина, хотя, по наблюдению Надежды, тетка была хоть и пожилая, но бодрая, – только вот странное что-то…
Надежда посмотрела в стеклянную дверь подъезда. Дождь и правда помаленьку прекращался, так что она поставила свои пакеты на пол и приготовилась слушать.
– Приходила тут ко мне вчера племянница, Люська, – начала Антонина, – ты ведь ее знаешь?
– Видела пару раз, – сказала Надежда, вспомнив племянницу.
Так, ничего особенного, глазки светленькие, носик пуговкой, фигура кубышечкой. Неказистая, в общем, бабенка. Но все же родная кровь.
– Приходила на смотрины, жениха своего показывала, – продолжала Антонина.
– Да что вы? – Надежда проявила сдержанный интерес. – Замуж, значит, выходит?
– Говорит, что да. Нашла, стало быть, свое счастье… – Антонина вздохнула.
– Ну и как вам жених? Понравился?
– Да как тебе сказать… Не то чтобы понравился, так ведь и Люське-то особо ловить нечего. Лет ей тридцать восемь, ни рожи ни кожи, ума тоже немного, так что выбирать не приходится. Так вроде мужик как мужик, мне цветы принес, торт, пьет в меру, к Люське по-хорошему. А дальше-то жизнь покажет… Я ей так и сказала – решай сама. Да она уже все решила, от счастья светится прямо. И то сказать, надежду уже потеряла, а тут вдруг какой-нито мужик подвернулся. Ну, она ко мне вроде как за благословением явилась. Ты, говорит, тетя Тоша – с детства меня так зовет, – ты, говорит, единственная моя родная душа, так уж скажи доброе слово, напутствие, значит, чтобы все как положено.
– А у нее вроде бы еще какие-то родственники есть? Она вам двоюродная…
– Ой, там такое дело вышло! – Антонина прыснула, как девчонка. – У брата моего дом в Петергофе. Ну, участок большой, дом они новый недавно отстроили, все хорошо, честь по чести. И была у них собака, овчарка немецкая, но в прошлом году помер пес от старости. И решили больше они с женой собак не заводить – внуки маленькие приезжают, опять же хлопоты. А тут звонят им из приюта собачьего и предлагают собачку посмотреть. Соседи, что ли, навели, или так просто, наугад позвонили. Ну, брат, конечно, отказался – раз решили, так решили, и жена его против. А тут сын приезжает, уговорил их – поедем да посмотрим, за показ, мол, денег не берут, и силой нас никто не заставит.
Надежда осторожно скосила глаза на улицу – дождь еще капал, но явно шел на спад.
– Ну, поехали они всей семьей. Как увидели собаку эту – так просто влюбились в нее. Как говорится, с первого взгляда. И то сказать, красивая собака. Лабрадор черный, только она не породистая, что-то там уши не так расположены да в холке меньше нормы… В общем, им-то какая разница, им на выставки не ходить. Ласковая такая собачка, привязчивая, три года всего, с детьми сразу подружилась. Жена брата как увидела ее – берем, говорит, как же ее оставить такую славную. Ну и взяли, значит, выписали им документы, все как полагается, зовут собаку Люсинда. Живут теперь – не нахвалятся, и сторож из Люсинды хороший, и опять же умница, все понимает. Чистоплотная, вежливая, ласковая, не собака, а клад. Брат мне жаловался даже, что жена ее больше, чем его, любит.
«Как я его понимаю», – мысленно вздохнула Надежда, вспомнив, как трясется ее муж над своим обожаемым котом. Да что там, иногда она думала, что и женился-то на ней Сан Саныч исключительно из-за кота. Правда, такие мысли посещали Надежду редко.
– В общем, все было хорошо, а тут у брата день рождения случился, и приглашают они всех родственников, отпраздновать, заодно и дом новый посмотреть.
– Помню, весной вы ездили… – вставила Надежда.
Об этом знали все соседи, поскольку некоторые забеспокоились, не видя Антонину Васильевну у подъезда. Не заболела ли, мол, или еще что похуже…
– Да. Ну, показывают нам дом, опять же собака тут крутится, на своих она не лает, команды понимает. Ластится ко всем, ну все, конечно: Люсенька, Люсенька… А Люська, племянница-то, отзывается. Ну, посмеялись мы все, потом за стол сели, видим – Люська на родню затаила обиду. Сидит, губы поджала, не ест ничего. Брат потом ее в сторонку отвел, Люся, говорит, ты не подумай, что мы нарочно собаку твоим именем назвали, так уж вышло, нам такую в приюте нашли, у нее имя уже было. Ее Люсинда зовут, а ты – Людмила, так что не обижайся уж… А Люська все равно в претензии – вы, говорит, меня не уважаете, в грош не ставите, вот теперь, говорит, я все про вас окончательно поняла. Одно слово – дура. Брат так и сказал – не глупи, мол, не хватало еще нам из-за собаки поссориться. А жена его тут масла в огонь подлила – мол, собака мне родная, член семьи, а ты – племянница двоюродная, седьмая вода на киселе, без тебя как-нибудь обойдемся.
– Круто.
– Ага, может, конечно, и резко сказала, но Люська сама виновата, весь праздник ей испортила. В общем, едем мы в город, Люська и говорит, что с родней этой она больше и двух слов не скажет, что теперь из всех родственников одна я у нее осталась. Мать-то ее давно умерла, отца она и вовсе не знала. Ну, я не стала ей выговаривать в надежде, что одумается она со временем. Люська вообще-то заполошная такая, бестолковая, но незлопамятная. Помирятся, думаю, через какое-то время. Да вот только уж полгода прошло, а Люська про них даже и не заговаривает. Ну, мне что за дело, сами взрослые люди. И вот звонит она, значит, и просится в гости – жениха показать…
Надежда в тоске взглянула на улицу. Дождь почти перестал, пора ей идти, а Антонина все никак не остановится.
Тут она заметила, что на лице соседки проступило совершенно для нее нехарактерное выражение рассеянности.
– Про что я сказать-то хотела… – пробормотала она, и тут Надежда всерьез забеспокоилась, такой Антонину Васильевну она никогда не видела. Хоть и крепкая тетка, а все когда-то случается в первый раз, может, у нее какие-то мозговые явления?
– Может, вас домой проводить?… – неуверенно заговорила она.
– Да уж и так иду, – вздохнула Антонина, – ты не смотри на меня так, голова у меня не болит, все нормально, а просто вот как-то… В общем, слушай.
Надежда, уж взявшаяся было за свои пакеты, снова поставила их на пол.
– Значит, была у меня обезьянка керамическая, на полочке стояла… Ну, ты помнишь, Люська же и подарила на позапрошлый Новый год. Тогда как раз год Обезьяны был.
– Ах да… – Хоть и редко, но бывала Надежда у соседки и вспомнила жуткую керамическую обезьяну, которая стояла на видном месте. Новогодний пустяковый сувенир, которые раскупаются в ужасающем количестве перед праздниками, а потом их выбрасывают – как купленные, так и нераскупленные.
Эта обезьяна, надо сказать, отличалась тем, что была ужасно похожа на Антонину Васильевну. Она сидела в кресле и читала газету. Сидела в той же позе, как любила сидеть Антонина, у нее были такие же очки и даже точно такой же передник в крупную клетку. Антонина была женщиной с юмором, так что приняла подарок хорошо. Так и стояла у нее эта керамическая обезьяна весь позапрошлый год и прошлый, когда полагалось уже держать на полочке не обезьяну, а лошадь. И петухом обезьяну не заменили.
– Ну что с обезьяной, разбили, что ли? – нетерпеливо спросила Надежда.
– Да в том-то и дело, что нет! Пропала она!
– Пропала? – удивилась Надежда. – Да кому она нужна-то?
– Вот и я думаю – кому это барахло понадобилось? – подхватила Антонина. – Но, понимаешь, вот я точно помню, что до прихода Люськи с женихом она была. Я пыль как раз с полки вытирала. А утром сегодня хватилась – нет ее!
– Упала, разбилась… – Надежде уже начало все это надоедать.
– Да искала я! Комод даже отодвинула, никаких следов! Как сквозь землю провалилась!
– Ну, может, этот жених – тот еще увалень, разбил ее, а осколки спрятал, чтобы вы не рассердились и племянницу не отговорили за него замуж идти!
– Знаю, Надя, что ты думаешь. Выжила, мол, старуха из ума, нашла о чем беспокоиться. Но на мужчину этого, Витю, я думать никак не могу, потому что он в комнате один не оставался. Ты что, считаешь – я буду доверять человеку, которого впервые вижу, только потому, что он на моей двоюродной племяннице задумал жениться? Люська – дурочка, сама выболтала, что знакомы они с этим Витей недолго. Да она и год с человеком проживет – все равно о нем ничего не узнает! Так что на всякий случай я его одного не оставляла, Люську на кухню гоняла.
– Здраво рассуждаете…
– Вот! И как увидела я, что обезьяна-то пропала, так и думаю – может, у меня провалы в памяти начались?
– Да ладно вам… – отмахнулась Надежда, – с чего это вдруг сразу провалы…
– А куда она делась тогда?! – запальчиво закричала Антонина Васильевна.
– Ну не знаю… слушайте, а вы позвоните племяннице да и спросите по-свойски, мол, так и так, не видала ли она обезьяну, не роняла ли, не разбивала ли?… Может, все и разъяснится…
– Что ты, что ты, Надя, как я могу! Люська, она обидчивая очень, еще подумает, что я на ее жениха бочку качу! И так она со всей родней перессорилась из-за собаки, а теперь еще со мной из-за обезьяны отношения прекратить может. Да не стоит это барахло ничего, давно надо было выбросить!
Антонина пренебрежительно махнула рукой и устремилась к лифту, который как раз открылся и выпустил Димку, что проживал с матерью теперь в верхней квартире над Надеждой.
– Здрасте, тетя Надя! – гаркнул он. И тут же добавил: – И вам, тетя Антонина, тоже здрасте!
– Тетя, – проворчала вслед Димке Антонина Васильевна, – какая я тебе тетя? Со своей племянницей никак не разобраться, а тут еще этот в родню набивается…
Надежда подхватила наконец свои пакеты и отправилась в химчистку. Дождь перестал, Антонина предсказала верно. Прохожие бодро шлепали по лужам, каждый по своему делу.
– Только через неделю будет все готово, – извиняющимся голосом сказала приемщица в химчистке, – заказов очень много, не успеваем мы раньше.
– Ой, мне бы вот только костюм, – расстроилась Надежда, – мужу очень нужно к субботе, у него переговоры важные…
Разумеется, у Сан Саныча костюм был не единственный, однако этот он любил больше всех, говорил, что чувствует себя в нем свободнее. Надежда не стала многословно рассказывать о своей сложной ситуации незнакомому человеку, но, судя по обручальному кольцу, приемщица сама была замужем, так что прекрасно знала, что раз мужу нужен именно этот костюм, то как хочешь извернись, но его предоставь, в противном случае наслушаешься всякого и долго еще тебе потом будут этот костюм вспоминать.
Договорились, что костюм почистят к послезавтра, Надежда еще приплатила за срочность и ушла обнадеженная.
На улице дышалось легко. Дождь и не думал начинаться снова, больше того, серые низкие облака как-то рассосались, и теперь кое-где пролезали даже кусочки блеклого голубенького неба. Надежда решила прогуляться до торгового центра, купить там кое-что из косметики и заодно выпить кофе.
В торговом центре народу по утреннему времени было немного, в основном – молодые мамаши с колясками, сейчас как раз торопящиеся на улицу, раз дождик перестал.
Надежда купила нужную помаду и вовсе не нужный набор гелей для душа, поглядела на платья из новой коллекции, причем все настолько не понравились, что она даже не стала мерить. Потом осознала, что магазины ей до смерти надоели, и решила выпить кофе в итальянском ресторане, потому что там подавали к капучино крошечное воздушное печеньице, так что не нужно было брать ничего сладкого, то есть можно не прибавлять калории.
Кофе был хорош, но, как ни странно, настроения не поднял. Вот именно, Надежда Николаевна Лебедева, интеллигентная женщина средних, скажем так, лет, имеющая заботливого мужа и трехкомнатную квартиру, чувствовала себя если не абсолютно несчастной, то до такого было недалеко.
Надежда отхлебнула кофе и сунулась за печеньем. Оказалось, она его съела, остались одни крошки.
«Надо взять себя в руки, – мысленно приказала она, – можно, конечно, заказать пирожное, но потом недовольство собой станет еще больше, а куда это годится…»
Она вздохнула и решила разобраться в себе. То есть назвать вещи своими именами. Ей просто скучно. Не то чтобы она так не любит заниматься хозяйством, нет, она умеет готовить и для мужа делает все с удовольствием, но, господи, как ей все надоело!
Когда несколько лет назад институт, где трудилась Надежда старшим инженером, приказал долго жить и всех уволили, муж Надежды чрезвычайно обрадовался. Он и мысли не допускал, что жена будет искать другую работу. Сиди дома, сказал он твердо, занимайся собой, следи за котом, и вообще.
Сан Саныч был человеком деликатным и не стал уточнять, что под словом «вообще» он подразумевает калорийные завтраки, вкусные ужины и накрахмаленные рубашки (парил брюки и чистил ботинки муж всегда сам).
В первое время Надежда и вправду почувствовала себя белой женщиной, но потом голова ее, которая привыкла думать, стала какой-то пустой и невесомой. Думать было решительно не о чем.
Надежда по наивности считала вначале, что если выработать ряд правил и неуклонно им следовать, то она не превратится в типичную домашнюю хозяйку. Итак, она решила придерживаться пяти «не», а именно:
– не спать до полудня;
– не вылизывать квартиру;
– не болтать часами по телефону;
– не смотреть телевизионные сериалы;
– не торчать в Сети на разных чатах и форумах.
И неуклонно эти правила выполняла, что, надо сказать, не слишком помогло. Потому что очень скоро Надежда Николаевна ужасно заскучала. И если бы не ее увлечение, то впору было повеситься. Или записаться на какую-нибудь дорогостоящую и бесполезную процедуру типа изведения целлюлита.
Увлечение, то есть хобби, было у Надежды Николаевны вполне специфическое. Она занималась расследованием разных криминальных случаев, происходящих с ее знакомыми и друзьями. А также родственниками, соседями по дому и по даче, бывшими сослуживцами и даже случайными попутчиками в поезде и в метро. Причем истории были не просто криминальные, а даже очень опасные (как правило, минимум одно убийство, а то и больше).
И Надежда, по образному выражению ее мужа Сан Саныча, умудрялась влипать во все это с завидным постоянством по принципу «найдет свинья грязи».
Надо сказать, что Сан Саныч очень таких ее действий не одобрял. Ругался, стыдил Надежду, говорил, что рано или поздно ее поведение приведет к большим, а возможно, очень большим неприятностям, что как веревочке ни виться, а кончик непременно найдется, что нельзя безнаказанно дергать судьбу за усы, что когда-нибудь это ей, судьбе, надоест, и тогда…
Сан Саныч был человек умный, работящий, хороший муж, но немножко зануда.
Поэтому Надежда приняла мудрое решение про свои подвиги мужу не рассказывать. А то еще неизвестно, как там поступит судьба, но муж может так рассердиться, что и до развода недалеко.
Так все и шло потихоньку. Надежда научилась виртуозно скрывать свои расследования от мужа, так что его подозрения потихоньку утихли. Не то чтобы он поверил Надежде, что она остепенилась, просто был очень занят на работе.
И вот прошло уже почти два месяца, как она успешно раскрыла убийство в библиотеке 1, и ничего больше ни с кем не происходило. Просто хоть волком вой или звони всем друзьям-приятелям и всем знакомым с вопросом: «Ребята, у вас там ничего криминального не случилось?»
Этого только не хватало, тотчас подумала Надежда, и так уже по знакомым ходят слухи о ее расследованиях, так, глядишь, и до мужа дойдет. В общем, жизнь скучна и предсказуема. Сейчас она допьет кофе и пойдет домой, приготовит мужу обед, то есть ужин, вечером выслушает его подробный доклад о работе, потом они выпьют чаю… в общем, все как всегда.
«Не гневи Бога!» – говорила в таких случаях Надеждина бабушка.
И то верно, опомнилась Надежда, допила кофе и собралась уходить. Что это она расселась, дома дел невпроворот, а завтра с утра нужно к тетке съездить, что-то она прихворнула, так хоть продуктов привезти и в аптеку сходить.
Возвращаясь домой от тетки, Надежда неожиданно вспомнила, что ей нужно кое-что купить, а именно несколько пакетиков кошачьего корма.
То есть сухой кошачий корм в доме, конечно, был, Сан Саныч никогда не допустил бы, чтобы у его обожаемого Бейсика кончилась еда. Но сухой корм – это именно еда, а Бейсику время от времени полагались еще и лакомства, деликатесы. Лакомством он считал мягкий корм из пакетиков, и сегодня утром он устроил Надежде настоящий скандал. Оказывается, его лакомство закончилось, и Надежда вовремя не озаботилась пополнением запасов…
Бейсик в полной мере проявил свои актерские способности. Он жалобно мяукал, смотрел на хозяйку глазами, полными страдания, показывал всем своим видом, что ни за что не будет есть обычный сухой корм, который Надежда положила в его миску, и если его не накормят вкусным кормом из пакетика, он просто умрет с голоду, и тогда Надежде придется плохо, потому что муж никогда ее не простит…
Надежда, конечно, понимала, что все это – удачно сыгранный спектакль, беда в том, что Сан Саныч, неглупый и наблюдательный человек, в отношении кота становился доверчивым и наивным. И раскрывать ему глаза на проделки кота Надежда и не пыталась, давно сообразив, что дело это бесполезное.
Итак, чтобы восстановить мир в доме, ей нужно было срочно прикупить несколько пакетиков корма.
Надежда свернула к магазину с красноречивым названием «Кот в сапогах», и тут на нее налетела какая-то девица в розовом спортивном костюме и дутой курточке нараспашку.
– Девушка, смотреть надо, куда идете! – недовольно проворчала Надежда.
– Надя, это ты, что ли? – проговорила незнакомка.
– Что значит – ты? – Надежда подняла на нее глаза… и в первый момент не поверила им: перед ней стояла старая знакомая, бывшая сослуживица Элка Тихоструева.
Когда-то давно Элка работала в том же оборонном НИИ, что и Надежда, и они были примерно одного возраста. Честно говоря, Элка казалась даже несколько старше, она была чуть полноватой и вялой. Теперь же… как случилось, что Надежда приняла Элку за молодую девушку?
Приглядевшись к ней, Надежда поняла, что никакого чуда не случилось, лицо Тихоструевой вполне соответствовало ее настоящему возрасту, мягко говоря, «за тридцать», но фигура у нее была как у двадцатилетней, а самое главное – блеск в глазах и легкие, словно танцующие движения. Элка стала даже выше ростом… ах да, это же каблуки, и спина прямая…
– Элка, ты ли это? – воскликнула Надежда в изумлении.
– А что? – Тихоструева удовлетворенно улыбнулась и подбоченилась. – Хорошо выгляжу?
– Не то слово!
Надежда Николаевна была женщина невредная, и ей ничего не стоило то, что для некоторых других женщин нож острый: сказать старой знакомой заслуженный комплимент.
– Как тебе это удается? – спросила она с искренней завистью. – Мы ведь с тобой примерно одного года?
– Все очень просто! – Глаза Элки сияли от удовольствия. – Несколько лет назад я начала ходить на милонгу…
– Куда? – удивленно переспросила Надежда.
Она представила себе что-то вроде экзотического восточного единоборства или тяжелого рабского труда на плантации сахарного тростника.
– Милонга – это школа танго! – пояснила Тихоструева и встала в танцевальную позицию.
Какой-то парень едва не налетел на нее, но вовремя отскочил, а Элка, не обратив на него внимания, тут же поменяла позу.
– Ах, танго! – Надежда снова окинула взглядом фигуру бывшей сослуживицы. Вот откуда эта грация!
– Да, и я так втянулась, что теперь веду свой кружок. Приходи ко мне заниматься, тебе понравится! Кстати, это ведь совсем рядом, пойдем, я тебе покажу!
Надежда хотела сказать, что ей некогда, что ей не до танцев, что ее ждет дома голодный кот, а скоро и муж вернется с работы, но Тихоструева уже подхватила ее, как ветер подхватывает осенний листок, и вела к какому-то подъезду.
– А как вообще ты оказалась в нашем районе? – спросила по пути Надежда. – Раньше ведь ты жила не здесь… кажется, в Купчине?
– Ну да, в Купчине, а потом мы разменяли квартиру, дочка переехала на Гражданку, а я – сюда… вот мы и пришли!
– Элла, но я не могу, мне нужно идти… – вяло сопротивлялась Надежда, но от Элки исходила такая мощная энергетика, что ей было невозможно сопротивляться.
Тем более что в глубине души Надежде и самой было любопытно, какая волшебная сила могла так удивительно преобразить ее былую сослуживицу.
Они вошли в обычный подъезд жилого девятиэтажного дома, поднялись на несколько ступенек, вошли в коридор, из которого попали в довольно большую комнату.
– Вот здесь мы и занимаемся! – проговорила Тихоструева, обведя комнату широким плавным жестом.
Стены этой комнаты были увешаны крупными цветными фотографиями, на которых женщины самого разного возраста и телосложения, в длинных свободных юбках, исполняли сложные танцевальные па.
– Вот мои девочки… – проговорила Тихоструева, перехватив взгляд Надежды, и тут же добавила, что-то прочитав в ее глазах: – Да, вот с мужчинами у нас немножко сложнее, у нас их всего трое, так что бережем их для конкурсов и соревнований. И танцуем с ними по очереди. А может, ты своего мужа уговоришь?
– Нет, что ты! – Надежда представила себе, как Сан Саныч танцует танго с Тихоструевой… Нет, только не это! Да он в жизни не согласится на такое пустое занятие! Да она и сама ни за что…
Конечно, Элка выглядит замечательно – но остальным женщинам на фотографиях до нее далеко, как до звезд…
– Он такой занятой, – добавила Надежда. – У него совсем нет времени на такие занятия… Работает с утра до вечера.
– Между прочим, мы несколько раз получали призы на районных соревнованиях! – с гордостью проговорила Элла, показав на застекленный шкафчик, в котором были выставлены наградные кубки и почетные дипломы.
Надежда еще раз взглянула на одну из фотографий.
Снимок был сделан в этой же комнате. На этом снимке сама Элла позировала с кубком в руках. Но не этот кубок привлек внимание Надежды. На заднем плане был хорошо виден шкафчик с наградами, а на верху этого шкафчика стояла керамическая статуэтка – забавная обезьянка, которая смотрелась в ручное зеркало.
В этой обезьянке было какое-то едва уловимое сходство с Эллой Тихоструевой. А еще… еще при виде этой обезьянки Надежда почувствовала какое-то напряжение. Ну да, вчера как раз говорили с Антониной Васильевной про керамическую обезьянку.
Зрительная память у Надежды всегда была хорошая, так что она тут же представила себе полочку над диваном в квартире соседки, стоят там разные грошовые безделушки – фарфоровая китаянка, стеклянная роза, деревянный слоник, а также керамическая обезьяна, которая очень похожа на хозяйку. А эта, на фотографии, очень похожа на Элку. Но вместе с тем ясно, что эти обезьянки из одной, если можно так выразиться, компании. Или стаи. Или как там это у них называется.
Надежда отогнала от себя видение множества обезьян, которые в джунглях прыгают в ветки на ветку и кидаются в проходящих путешественников кокосами и бананами, и перевела взгляд с фотографии на шкафчик.
Обезьянки там не было. Стояли разные кубки, одна большая ваза с гравировкой – и никакой обезьянки.
– А где вот эта статуэтка? – спросила Надежда самым безразличным голосом, показав Тихоструевой на снимок.
– Ах, обезьянка! – Элла пренебрежительно махнула рукой. – Пропала. Кто-то ее унес. Не представляю, кому она могла понадобиться. Мне мои ученицы подарили ее на день рождения. Представляешь, здесь у метро есть такая небольшая мастерская, где можно заказать статуэтку, похожую на конкретного человека. Ну, на того, кому ее хотят подарить. Вот мои девочки и заказали такую обезьянку. Им показалось, что она чем-то на меня похожа. – Элла делано засмеялась. – Не знаю, в чем они увидели сходство… А потом ее кто-то унес… У нас здесь бывают случайные люди, за всеми не уследишь… А что ты про такую ерунду спрашиваешь, лучше вон фотографии посмотри!
– Не иначе, завелся у тебя тайный поклонник, – поддразнила Надежда, – боится к тебе подойти, вот и взял обезьянку на память.
– Да я уж и то думала, – хмыкнула Элка, – если поклонник, то очень тайный, шифруется почище Штирлица. Нет, Надя, честно тебе скажу, в смысле мужчин тут ловить нечего.
«Да мне и не надо», – подумала Надежда.
– Так придешь к нам заниматься?
– Подумаю, – уклончиво ответила Надежда, – с мужем посоветуюсь. Может, он будет против, если меня посторонние мужчины в танце крутить будут.
– Да какие тут мужчины, сказала же – нет у нас никого! Только пара пенсионеров…
И что-то такое расслышала Надежда в голосе бывшей сослуживицы, что посмотрела на нее очень внимательно.
– А как Виталик поживает? – Она напряглась и вспомнила имя Элкиного мужа.
– Мы развелись, – Элка вздохнула и поглядела в сторону, – оттого и квартиру разменяли.
– Да с чего это вдруг? – искренне огорчилась Надежда.
– Сама толком не пойму. Вроде все не так плохо было. Как свекровь умерла, ему ее квартира осталась. Прихожу я как-то вечером, а он вещи собирает. Ухожу, говорит, туда жить, и точка. Решение окончательное, обсуждению не подлежит.