Kitobni o'qish: «Небо в шоколаде»

Андрей Бакланов сверился с записной книжкой. Адрес был тот самый, нужный ему адрес. Он вошел в подъезд. Лифт, как и следовало ожидать, не работал, нужно было пешком подниматься на седьмой этаж. Впрочем, Андрей поддерживал форму – работа требовала этого – и не слишком огорчился.

Лестница, грязная и полутемная, кое-как освещалась недобитыми сорокаваттными лампочками, и этого света как раз хватало, чтобы разглядеть надписи на стенах и убедиться, что местная шпана умудряется писать с ошибками даже те несколько матерных слов, которые составляют весь ее словарный запас и которых шпане хватает на все случаи жизни.

На четвертый этаж Андрей взбежал на одном дыхании, но потом ему пришлось немного снизить темп – лестница была крутая, и пульс его заметно участился. Подумав, что нужно добавить пару упражнений к утреннему комплексу, Андрей продолжил восхождение.

Сверху послышались неторопливые шаги и тихое покашливание спускающегося человека. Легко промахнув еще один марш, Андрей увидел сутулого худощавого мужчину лет шестидесяти, медленно бредущего ему навстречу. Он шел, опираясь на черную палку и по-стариковски ощупывая ногой каждую следующую ступеньку лестницы.

Бакланов посторонился, пропуская пожилого человека, и мысленно отметил про себя некоторую избыточность, нарочитость, с которой тот демонстрировал свою немощь: вовсе еще не стар мужик, а разыгрывает из себя глубокого старика – наверное, чтобы молодые люди уступали место в транспорте да не загружали дома лишней работой…

Проходя мимо Андрея, мужчина что-то неразборчиво пробормотал. Бакланов оглянулся и спросил:

– Вы что-то сказали?

– Я с тобой попрощался, – проговорил пожилой незнакомец бесцветным скрипучим голосом.

– Поздоровались? – удивленно уточнил Андрей.

– Нет, попрощался, – повторил незнакомец и в ту же секунду мгновенно преобразился.

Напускная старческая немощь слетела с него, как карнавальная маска. Он выпрямился, выдернул из своей трости длинный узкий клинок и молниеносным ударом вонзил его в грудь Бакланову, насадив того на стальное лезвие, как коллекционер-энтомолог насаживает на булавку редкого жука или бабочку.

«За что?!» – хотел было выкрикнуть Андрей, но вместо слов изо рта у него хлынула темная горячая кровь, он захлебнулся ею, хрипло ухнул и провалился в густую, бесконечную и беспросветную темноту, в которой все его вопросы раз и навсегда утратили смысл.

Незнакомец пристально взглянул на дело своих рук, выдернул из груди трупа окровавленный клинок, осторожно отстранившись, чтобы не запачкаться кровью, вытер оружие заранее припасенным куском бумажного полотенца и вложил лезвие обратно в трость.

Затем легкой пружинистой походкой хорошо тренированного человека он взбежал на верхний этаж дома, где имелся выход на чердак. Ключ от двери чердака был у него заранее изготовлен. Пригибаясь и стараясь не испачкаться о пыльные стропила, он прошел по чердаку до следующей двери и вышел на другую лестницу. Здесь он вновь превратился в немощного пожилого человека. Опираясь на трость и осторожно нащупывая перед собою каждую ступеньку, он спустился по лестнице и вышел на улицу как раз в то время, когда из соседнего подъезда донесся истошный женский визг: кто-то нашел труп Андрея Бакланова.

Никак не показывая своей заинтересованности и не ускоряя шагов, пожилой мужчина направился к остановке троллейбуса.

Несмотря на активные протесты жителей Санкт-Петербурга, в городе наступила очередная неотвратимая зима. Это значит – ледяной дождь вперемежку со снегом полил или посыпал, изредка прекращаясь, чтобы уступить место сильному пронизывающему ветру с залива.

Зимой недовольны были все. Дети не хотели вставать в темноте, капризничали и придумывали себе несуществующие болезни, как Том Сойер, чтобы не ходить в школу.

Пенсионеры мерзли на ледяном ветру, дожидаясь общественного транспорта, который и летом-то ходит как бог на душу положит, а зимой его вообще нет, и ругали городские власти.

Обыватели давились в душном метро, наступая друг другу на ноги и пытаясь читать через плечо газету соседа.

И наконец, богатые бизнесмены тоже проклинали зиму, потому что на морозе переставали заводиться их «Мерседесы», работающие на экономичном дизельном топливе.

Относительно спокойно воспринимали натуральное свинство, называемое в Санкт-Петербурге зимой, немногочисленные гости Северной столицы – те безрассудные смельчаки, что решились приехать в Россию в декабре. Они настроились на выживание в экстремальных условиях и приятно удивлялись, что в гостинице есть горячая вода, а в баре – широкий ассортимент спиртных горячительных напитков. Находчивые местные гиды уверяли иностранцев, что Санкт-Петербург Достоевского нужно смотреть именно в такую отвратительную погоду, иначе, мол, не будет должного эффекта.

И в довершение всех неприятностей зимой на город идет грипп. Он надвигается неотвратимо, как девятый вал, как татарская конница на древнерусские города, как американский блокбастер на российский кинопрокат, и не щадит абсолютно никого. Болеют все: чиновники и дворники, бизнесмены и ветераны, студенты и пенсионеры. Спасения от гриппа нет, никакие лекарства не помогают, его можно только пережить, как стихийное бедствие.

Мужчина неприметной наружности, неброско, хоть и довольно-таки дорого одетый, запер машину и бегом бросился к парадной, закрываясь плечом от порывов ледяного ветра. Руки его были заняты многочисленными пакетами из супермаркета. Лица мужчины в полутьме было не разглядеть, но по движениям можно было определить, что он довольно молод, лет тридцати пяти, не больше.

В парадной мужчина раскланялся с консьержкой и, не дожидаясь лифта, поднялся на свой этаж. Дверь квартиры он открыл своим ключом, несмотря на то что из-за этой двери раздавался тонкий лай и выразительный женский голос что-то кричал в отдалении.

В прихожей мужчину встретил только крошечный песик породы чихуахуа. Песик радостно прыгал вокруг и пытался заглянуть в пакеты, а при удаче даже пробовал забраться в них.

– Да подожди ты! – отмахивался от него хозяин. – Не до тебя сейчас!

Услышав шум и поворот ключа в замке, молодая женщина, с удобством расположившаяся на широкой кровати, встрепенулась, мигом спрятала под подушку половину недоеденной шоколадки и детектив в яркой обложке, легла на спину, закатив глаза к потолку и уронив поверх одеяла безжизненные руки. Вся поза ее выражала полнейшее изнеможение, лицо на фоне умело подобранной наволочки голубоватого цвета казалось мертвенно-бледным.

Маркиз – а это был, разумеется, он – отнес пакеты в кухню, загрузил холодильник, включил электрический чайник и только после этого заглянул, наконец, в спальню.

– Как ты, дорогая? – мягко спросил он.

– Ох, ужасно! – простонала она. – Все тело ломит, и, кажется, у меня снова высокая температура.

Маркиз наметанным взглядом увидел крошки шоколада на простыне и краешек яркой обложки, высовывавшийся из-под подушки. Он наклонил голову, чтобы спрятать улыбку, но голосом себя никак не выдал.

– Сейчас будем пить чай, тебе нужно потреблять много жидкости.

– Только не с лимоном! – заволновалась Лола и скривилась. – От лимонов меня уже всю сводит.

Она даже привстала на кровати, но тут же опомнилась и со стоном упала на подушку.

– Совершенно нет сил! – пожаловалась она слабым голосом. – Руку поднять и то трудно.

– Конечно, дорогая, грипп – это очень серьезно! – кротко присовокупил Маркиз.

Лола исподтишка взглянула на него, заподозрив неладное, но на лице своего верного компаньона она прочла только живейшее, искреннее беспокойство о ее здоровье.

– Что-то ты бледненькая, может быть, вызвать доктора?

– Не нужно никакого доктора! – Лола повысила голос и села на кровати. – Он снова будет делать мне уколы! А ты же знаешь, чем это кончается.

– У тебя от уколов синяки, – согласился Маркиз, – я, правда, не видел, но верю на слово…

– Если бы ты их видел, ты бы ужаснулся! – рассердилась Лола. – Это не врачи, а коновалы какие-то! Укол нормально сделать не могут!

– Раз ты ругаешься, значит, тебе лучше! – заявил Леня. – Когда тебе было плохо, ты действительно не могла подняться с кровати.

– Мне лучше?! – возмущенно завопила Лола, но, посмотрев Лене в глаза, рассмеялась: – Мне действительно лучше. И зверски хочется есть, просто слона бы немедленно съела!

– Сырого или жареного? – деловито спросил Маркиз.

– Гриль! – заявила Лола и отправилась в ванную, а Леня поплелся в кухню – жарить слона.

Они не были родственниками, они не были мужем и женой. Они даже не были любовниками. Эти двое – Маркиз и Лола, так они себя называли, так знали их в определенных кругах, – были партнерами. Деятельность их проще всего было бы характеризовать как мошенничество. Леня Марков по кличке Маркиз ненавидел насилие во всех его проявлениях, будь то убийство крупного бандитского авторитета или же драка бездомных котов на улице. Деньги, как считал Леня, нужно отнимать у людей хитроумными способами, причем чем умнее и опаснее был тип, которого обманывают, тем интереснее бывало Маркизу с ним потягаться.

Маркиз достиг совершенства в своем деле, он был известен в определенных кругах, но предпочитал всегда работать один, привлекая небольшую группу постоянных помощников лишь по мере надобности.

И вот однажды, зайдя совершенно случайно в кафе у вокзала, которое называлось «Синий попугай», он встретил там Лолу. Девчонка работала по мелочи: сыпала клофелин в кофе и забирала бумажник. Маркиза привлек ее артистизм. Она выглядела совершеннейшей деревенской дурой, только что приехавшей в большой город. Никто бы не заподозрил ее в мошенничестве, даже Маркиз, а уж у него-то глаз был наметан! Если бы он от скуки не стал наблюдать за одной парочкой в кафе, никогда бы не стали они с Лолой партнерами. Девчонка, как он и предполагал, оказалась далеко не так проста. Начинающая актриса «подрабатывала» на хлеб с маслом, потому что жить на ту зарплату, что она получала в театре, было невозможно.

Несмотря на то что Лола оказалась капризной, своенравной и довольно-таки взбалмошной девицей, Маркиз никогда не жалел, что взял ее в напарницы. Когда доходило до дела, все эти ее качества мгновенно улетучивались, Лола становилась послушной, исполнительной и находчивой. Кроме того, от природы она была умна и привлекательна. В сочетании с артистизмом все это обеспечивало успех всех или почти всех операций, в которых она помогала Маркизу.

Со времени их знакомства прошло почти два года. Они много и плодотворно работали вместе. Маркиз был в делах предельно осторожен, но риск – это неизбежная принадлежность его профессии. И однажды судьба свела его на узкой дорожке с очень влиятельным и опасным человеком – Артемом Зарудным. Зарудный никогда никому ничего не прощал. Так не слишком опасное на первый взгляд мошенничество в итоге вылилось в кровавую драму. Маркизу угрожали, потом похитили Лолу и шантажировали его жизнью девчонки. И тогда он сделал выбор и понял, что Лола для него не просто помощница, а нечто гораздо большее. Что именно – некогда было уточнять. Нужно было действовать. И они действовали.

Лола никогда не забудет, что он спас ей жизнь.

Потом они долгое время жили за границей, но там им не понравилось. Деньги таяли, работать, так сказать, по специальности Маркизу было там трудно – он не знал европейской специфики, да и с языками у него все обстояло не так уж хорошо. К тому же их деловое содружество распалось, потому что там, в Европе, не могло быть у них никаких общих дел. Понадобилось полгода для того, чтобы Маркиз понял, что ему скучно без Лолы.

Лола же не отягощала свою хорошенькую головку тяжкими раздумьями, она и там, в Европе, пыталась играть в театре, но тамошняя избалованная публика была совсем не такой, как в России. Упрямая Лола ни за что не хотела признаваться самой себе, что ей скучно без Маркиза, и, чтобы дать выход своим нежным чувствам, завела собачку. Она назвала крошечного песика породы чихуахуа Пу И, в честь последнего китайского императора.

Неизвестно, какой характер был у покойного китайского императора, ясно только, что в характере его тезки не было ничего благородного. Пу И был хулиганистым и вредным псом, но Лола все ему прощала за привлекательность и обаяние и избаловала его до невозможности. Однако при близком знакомстве песик привязался к Маркизу и даже стал меньше хулиганить.

Они решили вернуться в Россию, но тут ждал их сильно обиженный Маркизом Артем Зарудный. В глубине души Маркиз понимал его чувства и решил вести себя тихо. Но жизнь вновь столкнула их на узкой дорожке, и в этот раз пострадал старый друг и учитель Маркиза – Аскольд. И тогда Леня решил мстить. Месть его была остроумна и жестока: он лишил Зарудного того, чем тот дорожил больше всего, – его денег. А раз не стало денег, то не стало и власти. Зарудный стал безопасен, как ягненок, и Маркиз вздохнул спокойно. Удалось даже подзаработать, жить бы да радоваться, но в этот раз сюрприз ему подкинула Лола. Строптивая девчонка не нашла ничего лучше, как влюбиться в банкира Ангелова, с которым она познакомилась, когда для пользы дела устроилась в его дом работать горничной. Мнимая горничная сумела увлечь банкира, это-то хорошо, так и было задумано, но вот потом, когда операция успешно завершилась, Лола решила, видите ли, уйти к банкиру навсегда! Ей, видите ли, надоела такая жизнь, полная приключений и опасностей, ей хочется тихой пристани! Банкир ее любит и готов обеспечить ей жизнь принцессы.

Несмотря на то что, Маркиз прекрасно знал Лолу, может быть даже лучше, чем она сама себя знала, он был взбешен. Но не показал виду, даже и бровью не повел, когда услышал эту новость.

«Скатертью дорога!» – подумал он, сжав зубы, и пожелал Лоле счастья в личной жизни. Лола же ждала от Лени вовсе не таких слов. Если бы он проявил хотя бы небольшие признаки недовольства, если бы сказал, что ему жаль… но тогда он не был бы Леней Маркизом. Лола тоже мысленно сжала зубы – и ушла. Когда же вернулась через некоторое время, – а иначе и быть не могло, потому что эти двое на самом деле были счастливы только возле друг друга, – оказалось, что место ее занято. То есть не ее, а место Пу И. Маркиз взял в дом огромного черного кота, которого он спас из когтей его помойных недругов, и назвал его в честь своего погибшего друга Аскольдом. Кот принял новое имя с невозмутимостью, и оно так удивительно ему подошло, что здравомыслящему и реалистичному Маркизу на мгновение пришла даже в голову мысль о переселении душ.

Лола, разумеется, вернулась, потому что банкир ей наскучил уже через неделю. Пу И был возмущен до глубины души, увидев в собственной квартире постороннего кота. Но смирился, потому что кот Аскольд никому не позволял себя безнаказанно оскорблять. Понемногу между зверьми установилась политика нейтралитета. С Лолой Аскольд держался независимо. В общем, все четверо были не против совместного сосуществования.

Но выяснилось, что против такого сосуществования активно протестует банкир Ангелов. Он являлся в их квартиру в любое время дня и ночи, заваливал Лолу цветами и подарками, утверждал, что жить без нее не может, и даже начал утомительную процедуру развода с женой, с тем чтобы по окончании ее немедленно жениться на Лоле.

Лола закатывала своему банкиру потрясающие сцены, недаром она была талантливой актрисой. Маркиз послушал их скандалы пару раз, и ему стало скучно – все равно что смотреть в театре «Макбета» или «Короля Лира» каждый день в течение месяца. Пу И недолюбливал банкира с самого начала, поэтому во время выяснения отношений скрывался в комнате Маркиза и лаял из-за двери. Маркиз валялся на кровати в обнимку с котом и тосковал.

По прошествии месяца такой, с позволения сказать, жизни Ангелову и Лоле как-то вдруг сразу надоело выяснять отношения. Банкир занялся своими непосредственными финансовыми обязанностями, обретя в итоге всей этой истории несомненное благо, потому что все же успел развестись со своей стервой-женой, а Лола, чтобы подлечить вконец истрепавшиеся нервы, улетела к теплому Красному морю, прихватив с собой песика.

Она вернулась через три недели, заметно посвежевшая и загоревшая, и тут же свалилась с жесточайшим гриппом. Леня оказался первоклассной сиделкой, он был терпелив и внимателен к своей боевой подруге. Прошло десять дней, и Лола пошла на поправку.

Маркиз ловко хозяйничал в кухне, повязавшись Лолиным кокетливым клетчатым передничком. Из ванной доносилось звучное бормотание – Лола читала Шекспира:

 
– …Какого обаянья ум погиб!
Соединенье знанья, красноречья
И доблести, наш праздник, цвет надежд,
Законодатель вкусов и приличий,
Их зеркало… все вдребезги. Все, все…
А я? Кто я, беднейшая из женщин,
С недавним медом клятв его в душе,
Теперь, когда могучий этот разум,
Как колокол надбитый, дребезжит,
А юношеский облик бесподобный
Изборожден безумьем? Боже мой!
Куда все скрылось? Что передо мной?..
 

– Дездемона, иди ужинать! – постучал Маркиз в дверь ванной комнаты. – И вообще, молилась ли ты на ночь?

– Это из «Гамлета», неуч, – холодно заметила Лола, появляясь на кухне в туго затянутом длинном синем халате, подчеркивающем ее тонкую талию – она здорово похудела во время болезни.

– Ну тогда: Офелия, о нимфа! Помяни меня в своих молитвах! – взревел Маркиз так громко, что Пу И удивленно присел на месте и тут же от испуга напустил лужу на пол.

Маркиз покаянно наклонил голову и пошел убирать за собачкой.

Слон не слон, но целая половина жареной курицы лежала у Лолы на тарелке. Леня красиво уложил вокруг курицы разноцветный гарнир из овощей и подвинул ей соевый соус.

– Вкусно, но суховато, – протянула Лола через некоторое время.

– Спиртного больным ни в коем случае нельзя! – твердо произнес Леня, но тут же смягчился: – Ну разве что чуть-чуть, в честь твоего выздоровления. – Он налил в бокалы светлого французского вина. – Дорогая, за твое здоровье!

– Спасибо тебе, Ленечка, ты замечательно за мной ухаживал, – сказала вдруг Лола дрогнувшим голосом.

– Ну что ты, – растрогался Маркиз, – я ужасно рад, что ты вернулась. Скучно так было, дел никаких не наклевывается…

– Да, кстати, о делах! – оживилась Лола. – Тебе большой привет от Лангмана. Я виделась с ним в Мюнхене.

– Что ты делала в Мюнхене? Ты же, по-моему, летала в Египет! – изумился Маркиз.

– Но сначала я заезжала по пути в Германию.

– По пути, – хмыкнул Маркиз, – просто-таки рядом…

– Мне нужно было привести в порядок дела, – упрямо продолжала Лола, – проверить банковские счета, оставить доверенность на продажу своей квартиры, забрать оттуда кое-какие вещи… А тебе я об этом не сказала, потому что ты бы меня не пустил.

В свое время у них были неприятности с немецкими властями, и хоть они разрешились, но один облеченный властью человек советовал им некоторое время не появляться в Германии. Однако Лола всегда делала все по-своему. Очевидно, их добрый знакомый, следователь страховой компании Лангман, узнал о ее приезде по своим каналам.

– Зачем ты с ним встречалась? – недовольно набычился Маркиз. – Что там еще случилось?

– Ничего особенного! Лангман сам меня нашел. Сказал, что я приехала очень кстати, потому что он хотел бы обратиться к нам с просьбой о небольшой дружеской услуге.

– Ну-ну, – вздохнул Маркиз, – знаю я его просьбы.

– Нет, тут в самом деле ничего такого! – горячо заговорила Лола. – Понимаешь, это просто неофициальная дружеская услуга. К нему обратился его приятель из Австралии…

– У такого человека, как Лангман, не может быть приятелей! – усмехнулся Маркиз.

– Ну, не приятель, а коллега… в общем, этого человека он знает довольно близко. Зовут его Билл Лоусон, и Лангман с изумлением узнал, что у этого Лоусона, оказывается, русские корни.

– Бабушка его была фрейлиной императрицы и сбежала в семнадцатом году, прихватив царские бриллианты! – фыркнул Маркиз.

– А как ты узнал про его бабушку? – заинтересовалась Лола. – Ты что, с Лангманом по телефону разговаривал? Тогда зачем дурака валяешь, если и сам все давно знаешь?

– Так-так, – протянул Леня и машинально отогнал Пу И, который пытался похитить с его тарелки остатки курицы, – рассказывай все по порядку, ничего не пропускай.

– А чаю? – капризно протянула Лола. – И сигаретку выкурить…

– Курить не позволю! – категорически запретил ей Леня. – А чай – пожалуйста, пей. Только конфет я не купил, ты и так ешь много сладкого.

Лола хотела было обидеться, но вспомнила, что уже съела сегодня две шоколадки и что действительно пора перестать капризничать и вновь вернуться к здоровому образу жизни.

– Ну ладно, – она положила на стол записную книжку, – я девушка ответственная, на память не надеюсь, все записала…

– Ага, и забыла на десять дней… – подколол Леня.

– Подумаешь, Лангман сказал, что это не срочно! – отмахнулась Лола и продолжала: – Ну ты слушай! Значит, у этого Билла Лоусона действительно была русская бабушка. Ничего удивительного, после революции русские эмигранты разбрелись по всему свету, даже до Австралии добрались. Но в случае Лоусона это не совсем так, – Лола заглянула в свои записи.

Открылась дверь, и на пороге появился огромный черный кот с белой манишкой на груди. Кот двигался неторопливо, с большим достоинством. Он спокойно подождал, пока Маркиз уберет со стола тарелки и нальет себе и Лоле чаю, и только после этого мягко прыгнул к нему на колени. Пу И, с негодованием наблюдавший за котом из-за угла, немедленно подошел к Лоле и прижался к ее ногам. Кот и ухом не повел, он вообще мало замечал это мелкое, истеричное, громко лающее создание.

– Значит, его бабушка была дочерью профессора Ильина-Остроградского. Знаешь такого? – спросила Лола.

– В первый раз слышу! – честно признался Маркиз. – А кто это?

– Этот Лоусон утверждает, что его прадед был знаменитым путешественником, этнографом, исследователем культуры народов Африки.

– Как Миклухо-Маклай, что ли? – оживился Маркиз.

– Вроде того, – согласилась Лола.

– Скажите пожалуйста, как сильно человек интересуется собственными предками! – деланно удивился Маркиз. – Я вот, например, понятия не имею, кем был мой прадедушка.

– Твой прадедушка был шимпанзе! – заявила Лола. – Потому что ты, Ленечка, дико необразованный. Ты даже не можешь отличить Шекспира от Лопе де Вега и Гоцци от Гольдони!

– Это точно, – согласился Маркиз. – Гоцци от Гольдони мне слабó…

Лола ожидала, что Маркиз рассердится и начнется обычная их, почти семейная, перепалка, но Маркиз на этот раз не оправдал ее надежд, и Лоле стало скучно его шпынять.

– Значит, у этого самого Ильина-Остроградского было три дочери. Сам он умер еще до революции, а дочери остались. Вернее, две дочери остались в России, а третья, старшая, которую звали Анна, унаследовав от папочки любовь к путешествиям, обстригла волосы и нанялась на корабль юнгой.

– Чушь какую-то ты рассказываешь, – недовольно заговорил Маркиз, – прямо приключенческий роман Сабатини! Ну, понятно, семейная легенда, этот Лоусон начитался пиратских романов, но как Лангман-то на такое купился! Ведь он вроде здравомыслящий человек!

– Слушай, что ты все время меня перебиваешь?! – закричала Лола так громко, что Пу И отскочил от нее на середину комнаты.

– Пу И, не сметь писаться! – приказал Маркиз. – Мне надоело уже за тобой убирать!

Кот Аскольд негодующе фыркнул – с ним-то в этом плане не было абсолютно никаких хлопот, кот прекрасно умел пользоваться туалетом и даже спускал за собой воду.

– Давай я сначала все доскажу, а уж потом ты будешь возмущаться! – предложила Лола тоном ниже. – И я не понимаю, отчего ты так настроен против этой истории? Тем более что еще не выслушал ее до конца.

– Отчего-то мне все это не нравится, – задумчиво пробормотал Маркиз, – но ты права, рассказывай дальше, а там посмотрим.

– Значит, бабушка, эта самая Анна, в возрасте шестнадцати лет дала деру из России, и сделала она это очень вовремя – в одна тысяча девятьсот четырнадцатом году, пока еще можно было. Потом началась Первая мировая война – то-се, удрать стало не так-то просто. А потом – и вовсе невозможно.

– Ну, что тогда началось в России, мы себе примерно представляем, – согласился Маркиз.

– Да, а бабуля нашего Билла Лоусона поскиталась немножко по свету, послала подальше свою любовь к приключениям да и выскочила замуж за австралийского промышленника по фамилии…

– Лоусон…

– Точно. О чем и сообщила своим родственникам в Санкт-Петербург, а до этого, зараза такая, ни строчки им не присылала. Поскольку произошло это событие в девятнадцатом году, счастливая новобрачная, как ты сам понимаешь, ответа на свое письмо из России не получила, соответственно посчитала, что родственники на нее обиделись, и приняла решение – впредь не поддерживать с ними совершенно никаких отношений.

– Очевидно, ей не пришло в голову, что ее родственников могло не быть в живых, – заметил Леня, – их могли посадить, расстрелять, наконец, они могли просто умереть от голода или от тифа…

– Австралия, что же ты хочешь! – Лола пожала плечами.

– Ну и что было дальше? – Леня поморщился.

– Дальше они все жили в своей Австралии долго и счастливо. Муж Анны разбогател. Она скончалась в возрасте восьмидесяти шести лет, пережив не только мужа, но и сына, отца нашего Билла Лоусона. Перед смертью она вновь вспомнила о родственниках в России и даже хотела их разыскать, но какой-то умный человек посоветовал ей этого не делать, чтобы не причинить родне неприятностей. Она сдалась, но якобы завещала внуку: если будет возможность, провентилировать этот вопрос. Внук, конечно, обещал, но не торопился этого делать. А потом у нас началась перестройка, многие стали искать своих родственников. И этот Билл Лоусон тоже решил попытаться.

– Почему же он не обратился в компетентные органы и не начал искать своих родственников официальным путем, через какую-нибудь юридическую фирму? – прищурился Маркиз.

– Что ты меня все время в чем-то подозреваешь! – возмутилась Лола. – Я рассказываю тебе только то, что узнала от герра Лангмана. А он, в свою очередь, получил информацию от самого Билла Лоусона. Надеюсь, хоть Лангману ты доверяешь?

– В разумных пределах, – проворчал Леня.

– Представь себе, Лангман тоже задал ему этот вопрос. И Лоусон ответил, что хочет найти родственников, если они у него еще есть, конечно, так сказать, инкогнито. А то, если делать все официально, они сразу безумно обрадуются, понаедут все жить в Австралию…

– Жлоб! – прокомментировал Леня.

– Возможно, – Лола не стала спорить, – но нам-то какое до этого дело? Нас просит об услуге не он, а Лангман. А Лангману мы обязаны, и он в дальнейшем может вновь нам пригодиться, так что отказывать ему только потому, что тебе лень заниматься таким пустяковым делом, я считаю неразумным. Кроме того, Лоусон еще сообщил, что не стал бы обременять Лангмана, если бы не обратился уже с этим делом в одно петербургское агентство. Кто-то ему их порекомендовал, он связался с ними и поставил перед ними задачу.

– Что за агентство, детективное? – заинтересовался Леня.

– Вроде бы. Но частное, так что оно гарантировало Лоусону полную конфиденциальность, чего он и добивался.

– И что?

– Да ничего. Взяли аванс, сказали, что поставили на это дело человека, а потом замолчали, ни ответа от них, ни привета. А по прошествии нескольких недель они заявили, что от дела отказываются, у них, дескать, несколько иной профиль работы – они выполняют заказы ревнивых жен и мужей. Так им спокойнее, и переквалифицироваться они не хотят.

– Аванс вернули? – с интересом спросил Леня.

– Разумеется, нет.

– Ну все ясно! Провели богатого австралийского лоха. Кстати, что это за агентство?

– Называется «Эркюль Пуаро», – с усмешкой сказала Лола, – хорошее название, неизбитое.

– А главное, скромное! – подхватил Маркиз. – Насколько я помню романы старушки Агаты, Эркюль Пуаро никогда не занимался слежкой за неверными супругами…

– Наш австралиец очень рассердился и решил действовать старым проверенным способом – по знакомству, – продолжала Лола. – Вот и обратился к Лангману. Он хочет, чтобы для него собрали все сведения о потомках профессора Ильина-Остроградского. По рассказам бабушки, в девятьсот четырнадцатом году здесь оставались две ее сестры – Мария и Татьяна – и мать, Софья Николаевна. Мария – рождения девятьсот пятого года, а Татьяна – девятьсот восьмого. Сейчас, разумеется, их нет в живых, но могли остаться их дети и внуки.

– Плохо, что все женщины, – вздохнул Маркиз, – замуж вышли, фамилию поменяли – и все, нет больше никаких Ильиных-Остроградских.

– Вот еще адрес. В четырнадцатом году у профессора была квартира на Пушкарской улице, доходный дом купца Шестапалова.

– Ты издеваешься?! – вскипел Маркиз. – Того доходного дома наверняка и нет уже давно!

– Отчего же? – Лола пожала плечами. – Старые дома крепкие, может, там и сейчас люди живут…

– И бабульки на лавочке вспомнят профессора Ильина-Остроградского, – ехидно ответил Маркиз.

– Так ты берешься за это дело? Тогда надо Лангману позвонить, что мы согласны.

– Как-то я сомневаюсь, – неуверенно заговорил Маркиз, – что-то мне в этом Билле Лоусоне непонятно. За каким чертом ему вообще эти родственники сдались? Бабушка перед смертью просила найти? Тогда отчего он так долго собирался? Сама посуди, бабуля скончалась уже давно, ну, когда был железный занавес, а после развала Союза он совершенно спокойно мог найти своих русских родственников, никто бы ему и слова не сказал.

– Он одинокий, решил присмотреть возможных наследников… Так и Лангману объяснил: дескать, если найдутся среди российских родственников приличные люди, он об этом подумает, а если они все пьяницы и бандиты, тогда он какому-нибудь фонду все деньги завещает.

– Говорю, жлоб! – припечатал Маркиз. – И кстати, с чего это он о смерти задумался? Ведь ему, по моим подсчетам, должно быть не больше пятидесяти, еще вполне жениться можно и наследников заиметь!

– Ну, не знаю, может, у него СПИД или еще что-нибудь! – заорала потерявшая терпение Лола. – Вот он и решил заблаговременно передать свое богатство в надежные руки.

– Ладно, не кипятись, – примирительно заговорил Маркиз, – сделаем мы все, раз Лангман просит. Ты пока выздоравливай, набирайся сил, я сам этим займусь. И начну с этого самого агентства «Пуаро».

– Да зачем тебе эти охламоны нужны? – фыркнула Лола. – Они же ничего не выяснили…

– Из принципа, – твердо ответил Маркиз, – раз они деньги взяли, должны их отработать. А то в самом деле – совесть надо иметь…

Из кухни донесся оглушительный грохот. Маркиз стремглав бросился туда и застал трогательную картину.

Кот Аскольд и Пу И, обычно демонстративно не замечавшие друг друга и всячески подчеркивавшие взаимное презрение, дружно восседали на полу вокруг остатков курицы, которую стащили со стола, и расправлялись с ней, громко хрустя костями.