Kitobni o'qish: «Фермуар последней фрейлины»

© Александрова Н.Н., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

* * *

Настя вышла из маршрутки на углу Литейного и Пестеля и пошла к Пантелеймоновской церкви, подставив лицо весеннему солнцу и чуть заметно улыбаясь собственным мыслям. Любимое место, любимое время года. Весна вступила в свои права, прогрела иззябший за зиму город ласковыми лучами, внушила обитателям надежду и уступила место лету.

Немного не доходя до церкви, она свернула в домовую арку, перекрытую широкими коваными воротами. Ворота, как всегда, были открыты, и улыбка на Настином лице поблекла: двор у них хоть и аккуратный, но запросто можно нарваться на местную шпану. Лучший район города, «золотой треугольник», два шага до Летнего сада и Инженерного замка, а попадаются на редкость неприятные экземпляры. Как в Ноевом ковчеге – семь пар чистых, семь пар нечистых. И никогда не знаешь, с какой парой столкнешься.

Настя прибавила шаг, чтобы поскорее пересечь двор и дойти до своего подъезда. Но не успела. Навстречу из соседней подворотни выступили двое, один лучше другого – рыжий, с бесцветными наглыми глазами и болячкой на губе, и темный, с сальными волосами и подбитым глазом.

Вот уж точно пара нечистых.

– Девушка, – окликнул ее рыжий, – вы куда так спешите? Разговорчик к вам имеется!

– Некогда, меня муж ждет! – Настя постаралась не показать ни испуга, ни неприязни и попыталась обойти шпану по широкой дуге.

Но те были настроены серьезно. Темноволосый преградил ей дорогу, набычился, рыжий подскочил сбоку и снова зачастил:

– Куда вы, куда? Говорят же: разговор есть.

– А она с нами не хочет разговаривать. – Темноволосый налился злобой. – Мы не ее полета птицы. Она нас, Витася, мелко видит. Видишь же, Витася, она из этих, из богатеньких!

– Ребята, не надо! – Настя все еще пыталась спустить все на тормозах. – Какая я богатенькая? Говорю вам, как-нибудь в другой раз пообщаемся, а сейчас мне некогда…

Она быстро огляделась.

У них во дворе всегда кто-нибудь мелькал – или кто-то из соседей, или дворник, или сантехник. Но сейчас, когда это было так нужно, не было ни души.

– Некогда ей! – прошипел темноволосый и сплюнул под ноги. – Сейчас ты для нас найдешь время.

Он схватил Настину сумку, рванул на себя.

Сумку она выпустила – там не было ничего ценного. Кошелек и мобильный телефон она носила в карманах куртки, а сама сумка старая, потертая. Да никакая сумка на свете не стоит неприятностей, которые сулили налитые кровью глаза брюнета. В душе, однако, поднялась злость.

– Доволен? – Она пристально смотрела брюнету в глаза. – Взял сумку – теперь вали с дороги!

– Ишь как заговорила, – удивился тот. – Нет, шлюшка, ты от нас так легко не отделаешься! Мы с Витасиком с тобой разберемся по полной программе! Правда, Витась?

– Да не горячись, Геша, – отозвался сзади рыжий. – Она девушка умная, сейчас сама с нами задружится. – Рыжий обхватил ее сзади, и она даже сквозь одежду почувствовала, какие у него потные и грязные лапы.

– Отвянь, козел! – Слова были из чужого, не ее словаря. В следующую секунду она изо всех сил пнула рыжего по ноге.

Видно, попала хорошо, потому что он разжал руки и заохал от боли. Зато брюнет разъярился пуще прежнего и врезал Насте по лицу. Она вскрикнула и почувствовала, как из носа потекло горячее.

Теперь надежды на мирное урегулирование не осталось, нужно было защищаться всеми доступными способами. Настя выбросила вперед ногу, пытаясь попасть брюнету в самое уязвимое место, но тот отскочил. Рыжий уже очухался и снова обхватил ее поперек туловища.

Брюнет, пыхтя и злобно сверкая глазами, навалился на нее и попытался сорвать куртку. Настя почувствовала на своем лице его дыхание – смесь чеснока, пивного перегара и мятной жвачки. Хотела заорать, но тошнота подступила к горлу. И как назло во дворе ни души!

Вдруг за спиной у бандита раздался удивительно знакомый голос:

– А ну, сволочи, отпустите девушку!

Брюнет развернулся, набычился, прошипел:

– Это кто у нас такой умный?

– Я! – Кулак голубоглазого блондина, описав красивую дугу, врезался в его скулу. Темноволосый покачнулся, отступил, оглянулся на своего напарника. Рыжий на помощь не спешил. Он уже выпустил Настю и метнулся к воротам, успев бросить на ходу:

– Тикаем, Геша!

Геша пару секунд колебался, но Настин спаситель уже шел на него, размахивая кулаками. Рыжий пустился наутек.

– Настена, ты? – удивился блондин.

– Вот уж не думала, что буду тебе рада! – Настя шарила по карманам в поисках платка.

– На, возьми! – Блондин, он же бывший муж Сергей, протянул ей платок, и она приложила его к разбитому носу.

– Как ты? – Сергей подошел ближе.

– Сам видишь как, – огрызнулась Настя. – Лучше всех!

– Пойдем, я тебя хоть до квартиры провожу.

Она хотела снова огрызнуться, послать его подальше, но устыдилась. Все-таки он действительно спас ее от этих паразитов.

Где-то наверху стукнуло окно, и старушечий голос спросил:

– Девушка, что с вами случилось? На вас напали?

В голосе был такой жгучий интерес, что Настю передернуло.

– Не напали, просто она крысу увидела! – крикнул Сергей. – Крыс у вас просто пропасть, вон одна по стене ползет, прямо к вам!

Окно с треском захлопнулось. Сергей обхватил Настю за плечи и потащил к подъезду. В обнимку они поднялись на ее третий этаж. Там он взял у нее из рук ключи.

– Я сама, – слабо запротестовала Настя.

– Ладно уж, – отмахнулся он. – Лучше вон платок крепче прижми, а то всю куртку кровью заляпаешь.

Она прижала платок сильнее и чуть не вскрикнула от боли. Неужели эти подонки сломали ей нос? Что же это такое? Сто лет она ходит по этому двору, и никогда ничего не случалось. Посвистят подростки, крикнут вслед что-нибудь – и все. А здесь, можно сказать, среди бела дня… Напали, сумку вырвали, едва не изнасиловали – совсем эти двое не в себе были, что ли? Обкурились, наверное, какой-то дрянью. Ладно, что об этих уродах думать.

Она споткнулась на пороге: закружилась голова. Сергей крепко взял ее за локоть и втолкнул в прихожую. Настя плюхнулась на пуфик у двери и запрокинула голову, чтобы кровь не капала на пол и на одежду.

Сергей закрыл дверь и огляделся с любопытством.

– О, – сказал он, – ты обои переклеила, и тумбочка новая.

Настя вспомнила, как два года назад один из троих страшных мужчин, что приходили за деньгами, напоследок пнул тумбочку, на которой стоял телефон, и тот упал на пол и разбился. Тумбочка с проломленной дверцей больше ни на что не годилась, и Настя вынесла ее по частям на помойку.

– А ты чего сидишь? – спросил он по-деловому. – Тебе умыться нужно и холодное к носу приложить, а то распухнет – завтра себя в зеркале не узнаешь.

Здесь он прав. Настя хотела встать, но ноги не держали. Вешалка, тумбочка, тапки внезапно закрутились в хороводе. Она закрыла глаза и прислонилась головой к стене.

– Эй, ты жива? – Сергей встряхнул ее за плечи. Голова взорвалась болью, зато перестала кружиться, так что когда Настя с опаской открыла глаза, оказалось, что все вещи в прихожей стоят на своих местах.

Сергей между тем ловко расстегнул на ней куртку, помог подняться и подтолкнул к двери ванной.

– Дверь не закрывай, – сказал он, пуская холодную воду, – вдруг тебе плохо станет.

Настя поглядела на себя в зеркало. Если бы были силы, она бы сейчас заорала от страха. На нее смотрела жуткая рожа, какую не в каждом фильме ужасов увидишь. Волосы спутались, глаза из-за размазанной туши выглядят, как у очкового медведя. Тушь пополам с кровью стекает по щекам на шею. Несмотря на платок, кровь попала на блузку. Ладно, черт с ней.

Настя наклонилась над раковиной и принялась плескать в лицо холодной водой. Через пару минут в голове слегка прояснилось. Она вытерла лицо полотенцем. Кровь из носа шла, но меньше. Нос, если не задевать, болел вполне терпимо. В зеркало она решила не смотреть, чтобы не расстраиваться.

– Насть, ты как? – Сергей приоткрыл дверь.

– Нормально. – Она старалась говорить как можно тверже. – Сейчас выйду.

И правда, голова не кружилась, ноги не дрожали. Она добрела до кухни, всего пару раз опершись на стену.

Кажется, в холодильнике у нее был лед, и воды выпить не помешает. Однако от небольшого усилия, требовавшегося, чтобы открыть холодильник, в глазах снова потемнело, стены закачались и поплыли.

– Да погоди ты! – Сергей подхватил ее и усадил на стул. – Слушай, может у тебя сотрясение мозга?

Совсем близко она увидела его глаза и поняла, что он беспокоится искренне. Словами он мог играть, на словах он врал ей бесконечно. Но с глазами поделать ничего было нельзя – по глазам она всегда видела, когда он врет. Не сразу, конечно, со временем научилась.

Сейчас он не врал, сейчас он в самом деле за нее волновался. Настя поглядела на стену, где висела тарелка, которую они привезли когда-то из Турции. Тарелка вела себя прилично – не двоилась, не троилась, не крутилась в безумном танце. Закрыла левый глаз и снова посмотрела на тарелку. Потом то же проделала с правым.

– Нет у меня никакого сотрясения, – с облегчением вздохнула она, – не стоит так переживать.

– Как это? – он возмутился. – На тебя напали, едва не…

– Да ничего бы они не сделали, попугали только. – Насте хотелось, чтобы голос звучал как можно естественней. – Так что спасибо тебе, конечно, что этому подонку врезал, но…

– Подожди-ка! – Он уже достал из морозильника лед и положил в пакет, который хозяйской рукой нашарил в ящике кухонного стола. Пакет со льдом он завернул в полотенце и подал ей, чтобы приложила к носу.

– Держи подольше, а то завтра нос будет, как мяч.

«Сама знаю», – подумала Настя, но вслух ничего не сказала. Все-таки он спас ее от этих отморозков, здорово помог.

Она прижала холодный сверток к носу. Поначалу было так больно, что выступили слезы, и Настя закрыла глаза, чтобы Сергей их не увидел. Еще начнет жалеть, а ей этого совсем не хотелось. Ей хотелось выпить горячего сладкого чаю и лечь в мягкую постель. Можно еще таблетку от боли, и тогда проспать до утра. А утром уже сокрушаться по поводу носа и истрепанных нервов.

Но если она сейчас покажет слабость, Сергей ни за что не уйдет. Будет суетиться возле нее, охать, принесет чай в постель, станет искать лекарство. Еще придумает, что ей нельзя быть одной, – вдруг кровь не остановится или совсем плохо станет, попросится ночевать… Ей ли не знать, каким он может быть убедительным.

А у нее нет сил с ним спорить. Это сейчас она еще кое-как держится на адреналине, а через какое-то время совсем расклеится.

Настя пошевелилась и переложила пакет со льдом в левую руку. Правой она залезла под воротник блузки и нащупала под ключицей еле заметный шрам. Теперь это была тонкая ниточка, которую скоро нельзя будет заметить. Но пока нащупать можно. Шрам зачесался – именно этого она и добивалась.

Перед глазами тут же встала картина: один из троих страшных мужчин, самый молодой, с совершенно белыми пустыми глазами, держит нож у ее шеи. Он вдавливает его неторопливо, но сильно. Другой в это время говорит, что еще немного, и нож перережет сонную артерию. Тогда Настю уже ничто не спасет – она истечет кровью за несколько минут.

Боли она тогда не чувствовала, просто ужас. Если бы этот тип не убрал нож, она бы, наверное, от ужаса умерла.

Но он убрал, потому что Сергей – избитый, с выкаченными безумными глазами – сунул главному все деньги, которые были отложены на черный день и на отпуск. И еще прабабушкины серьги с изумрудами. Серьги были старинные, замечательной работы, но хрупкие.

Серьги были единственной фамильной драгоценностью, передавались в их семье от матери к дочери. Настя и не носила их никогда, потому что замочки ослабли и камни сидели неплотно. Больше в доме не было никаких драгоценностей, кроме Настиного обручального кольца. От него главный бандит пренебрежительно отмахнулся.

Сергей тогда еще что-то говорил, просил, обещал, умолял. Настя не слышала: увидела, как течет ее кровь, и упала в обморок. А когда очнулась, в квартире никого уже не было, кроме Сергея. Он сказал, что крови больше нет, там только царапина, она быстро заживет, так что даже в травмпункт идти не стоит, потому что там поинтересуются, откуда рана. А им сейчас лишнее внимание ни к чему.

Он был такой организованный – мигом привел в порядок разгромленную квартиру, перенес Настю в спальню, принес ей чай. И говорил, говорил… Говорил, что все теперь у них будет по-другому, все будет хорошо, что он с деньгами решит обязательно, что она может на него положиться. Что, когда он увидел, как бандит поднес к ее шее нож, в душе его все перевернулось, и он понял, что, если с Настей, его женой, что-нибудь случится, он не сможет больше жить.

Он так много говорил, что слова его слились в один поток, из которого изредка выскакивало «обещаю», «никогда», «стал другим человеком».

Настя никак не реагировала. После всего случившегося она обмякла, было ощущение, что из нее вытащили все кости и осталась только оболочка.

Наконец она уснула. Проснулась рано утром, когда было еще темно. Сергей рядом крепко спал. С чего, интересно, он взял, что стал другим человеком? Абсолютно такой же, ничуть не изменился. Зато она изменилась.

В ванной она рассмотрела засохшую корку на месте царапины. Все-таки шрам останется. И не только на шее, но и в душе.

Сергей подошел, неслышно ступая босыми ногами, и осторожно обнял ее сзади.

– Обещаю тебе, что больше они не войдут в эту квартиру никогда, – сказал он.

«Это уж точно», – подумала Настя, но опустила глаза, чтобы он ни о чем не догадался.

Потом он ушел, а она позвонила на работу, сказала, что плохо себя чувствует и сегодня не придет. Заняла у соседки Зои Васильевны денег на новый замок, вызвала мастера, которому пришлось заплатить за срочность. Пока мастер работал, она собирала вещи мужа. Мужа, который в ближайшее время перестанет быть им.

Набралось два чемодана. Она оставила их у Зои Васильевны в прихожей и позвонила ему на мобильный. Он ответил сразу, не стал ждать вопросов и доложил, что предпринимает все, чтобы достать денег. Он все время повторял: «мы», «с нами», «для нас», так что Настя не выдержала.

– Нет никаких нас, – сказала она твердо. – Теперь ты один, можешь делать, что хочешь. Я подаю на развод. В моей квартире ты больше не живешь.

Квартира и правда была ее, точнее, их с мамой. Незадолго до ее замужества мама встретила в книжном магазине одного симпатичного бельгийца и вышла за него замуж. Перед отъездом в Брюссель она строго-настрого наказала дочери никого не прописывать в квартиру – потом, мол, не избавиться будет. И вообще, говорила мама, хорошо бы ей выбрать парня из нашего города. Здесь хоть можно посмотреть на его семью и понять, что люди из себя представляют. О некоторых сразу понятно, что связывать жизнь с такой семейкой не стоит.

У Сергея была квартира. Трехкомнатная, доставшаяся им с сестрой после смерти родителей. Но семья сестры состояла из пяти человек – она с мужем и трое детей, Сергею там места не было. Сестра отнеслась к Насте хорошо, особенно после того как узнала, что у нее есть собственное жилье. И все было прекрасно, они прожили два года, а потом…

Настя снова потрогала шрам на шее. Это придало ей сил.

– Послушай, – сказала она твердо и даже приподнялась со стула, – я тебе очень благодарна за помощь, но сейчас тебе лучше уйти. Со мной ничего не случится. Я приму обезболивающее и лягу спать.

– Хорошо! – Он согласился неожиданно быстро, а она-то думала, что с ним придется долго пререкаться. – Но я могу тебе позвонить завтра?

– Разумеется, – она кивнула на телефонный аппарат на тумбочке, – номер у меня тот же.

Два года назад она занесла его в черный список в сотовом, а к обычному телефону вообще не подходила. Так продолжалось месяца два, потом он перестал звонить.

– Ты не ходи, я сам дверь захлопну! – Он наклонился и чмокнул ее куда-то в висок. – Не ходи одна по двору, раз у вас здесь такое безобразие и черт знает кто шляется.

Она нашла в себе силы встать и проводить его до входной двери. Не потому, что хотела проявить внимание, просто нужно было убедиться, что он действительно ушел и дверь заперта на все замки.

Это последнее усилие потребовало от нее слишком многого. Хотелось рухнуть прямо на коврик у двери и лежать хоть до утра. Настя призвала себя к порядку и с трудом, но дотащилась до кровати. И упала, не раздеваясь.

Сергей вышел из подъезда и пошел через двор. Не доходя до ворот, он замедлил шаг и огляделся. Из подворотни появились двое – рыжий, с наглыми глазами и болячкой на губе, и темный, с сальными волосами и подбитым глазом. На скуле у брюнета наливался второй, совсем свежий синяк.

– Куда так спешишь, Серый? – процедил рыжий. – Не забыл, что с нами нужно рассчитаться?

– Не забыл, не забыл! – Сергей полез в карман и достал пару мятых бумажек.

– Э, нет, – заворчал второй. – Мало!

– Что значит мало? – окрысился Сергей. – Как договаривались. Хорош выделываться!

– Мало, значит, мало! – не унимался брюнет. – Ты мне морду разбил в натуре! За это должен заплатить!

– Вот как? – Сергей сверкнул глазами. – Ты ей вообще чуть нос не сломал! Так вдарил, что у нее, может, сотрясение мозга или еще что похуже. Мы так не договаривались! Я вам велел ее только припугнуть, но не бить!

– Велел – не велел, – ворчал брюнет. – Она напрашивалась! Та еще сучка, ты же сам говорил.

– Мало ли что я говорил. Это наши с ней дела, они вас не касаются. Я вас нанял, только чтобы припугнуть.

– Вот мы и припугнули! А только ты мне должен за этот, как его, блин…

– Моральный ущерб! – подсказал приятелю Рыжий.

– Во-во, за аморальный ущерб! Так что гони еще штуку.

– И не подумаю, – ухмыльнулся Сергей. – Берите, что дают. Недовольны – обращайтесь в прокуратуру!

– Мы обратимся, – елейным голосом протянул рыжий. – Мы, это, непременно обратимся. Только не в прокуратуру. Это слишком далеко. Мы к ней обратимся, к бабе твоей. Мы ей все о тебе расскажем. Как ты нас подрядил, чтобы на нее напасть в подворотне. Сколько нам за это заплатил…

– Она не поверит. – В голосе Сергея не было уверенности.

– А мы все-таки попробуем! – Рыжий усмехнулся, маленькие глазки злобно сверкнули. – Попробуем и поглядим, кому она скорее поверит – тебе или нам. Особенно если мы ей расскажем, что тебя неделю назад искали люди Николая Николаевича. И нашли, они всегда находят.

– Откуда… откуда вы знаете? – Сергей побледнел, точнее, посерел, на виске забилась синяя жилка.

– А о нем все знают! – Противно ухмыльнулся рыжий Витася. – Не каждый с ним лично знаком, не всем так везет, как тебе, но знают о нем все. Так что не выделывайся, плати еще по штуке – и расходимся, у нас дел полно.

– Вот и вот, – Сергей вынул две пятисотки, – больше у меня нет, так что берите, что есть, и валите отсюда. А то как бы не приметили вас местные. Тут в соседнем дворе Вован наркотой торгует, так ему ни к чему, чтобы полиция двором интересовалась.

Насчет Вована Сергей соврал – был такой парень, но Сергей понятия не имел, чем тот занимается. Тем более два года прошло, может, Вован вообще давно съехал. Или в тюрьму сел. Но на этих недоумков его вранье подействовало, они молча забрали деньги и испарились.

Сергей вздохнул и побрел на улицу. Возле калитки столкнулся он с какой-то старухой.

– Здравствуй, Сережа, – сказала она, и он узнал Настину соседку Зою Васильевну из квартиры напротив.

– Здравствуйте, – буркнул он, кляня в душе свою невезуху – надо же было так вляпаться! Интересно, видела она его в компании тех двоих или не заметила? Может, не обратила внимания? Да нет, старуха не в маразме, все замечает.

Сергей вспомнил, как два года назад, после Настиного звонка, он примчался и долго звонил в дверь, потому что замок эта стерва уже успела поменять.

Ишь, разбежалась, оперативно сработала! То пуговицу неделю просишь пришить, а то не успел муж уйти – так она замки сменила! Он был вне себя от злости – подумать только, мало ему своих неприятностей, так еще и жена из дома выгнала! Нашла, понимаешь, время выкобениваться, права качать, отношения выяснять! У него земля под ногами горит, а она…

В гневе он уже забыл о том, как бледная до синевы Настя с ужасом смотрела на нож в руках Васи Беленького. Кличку свою Вася получил за свои светлые глаза, которые, как только Вася доставал нож, становились совершенно белыми.

Говорили, что Вася уже порезал множество людей и давно уготовлено ему место в психушке, у него и справка даже есть, но как-то умудрялся он ходить на свободе. И вид его белых глаз пугал его жертв больше, чем нож в руке. И Настя от ужаса едва не потеряла сознание. Но Сергей же спас ее, уговорил этих троих дать ему отсрочку! А она… От злости он бухнул в дверь ногой.

Тут открылась дверь квартиры напротив, и соседка Зоя Васильевна поманила его молча.

В прихожей она показала ему на два чемодана и сказала, чтобы шел быстрее отсюда, потому как шум непременно привлечет соседей и кто-нибудь вызовет полицию, а ему, Сергею, насколько она понимает, это сейчас ни к чему.

Сергей подавил готовые сорваться с языка ругательства, взял вещи и ушел. Как-то сумела эта старая ведьма его убедить. И ведь не орала, не ругалась, говорила спокойно, даже тихо, а руки сами взяли чемоданы, и ноги сами пошли из этого дома прочь.

С тех пор прошло два года, он не возвращался сюда никогда. Первое время звонил по телефону, пытался с женой как-то договориться, потому как жить было негде. Разумеется, сестра его жить в общую их квартиру не пустила. Даже переночевать не позволила.

Тебя, говорила, пусти, так потом не выгнать будет. Зять смотрел волком, племянники тоже круговую оборону заняли. Сестра в пылу разговора и обмолвилась, что знает о нем все, знает, за что жена его из дома выгнала.

Уж не Настька ли ей позвонила? Нет, оказывается, видел его кто-то в том подвале, где он время проводил и все деньги оставлял. Кто-то из дальних знакомых узнал, кому-то сказал – слухи очень быстро разносятся, говорят же, что Петербург – город маленький. Так что сестра очень была настроена против него. У меня, говорила, дети, а ты, такой-сякой, хочешь их без жилья оставить? Доля-то от этой квартиры твоя по закону…

Что-то он тогда сестре сказал в сердцах, зять драться полез, еле-еле их разняли. А у него положение аховое, денег нужно было достать за три дня во что бы то ни стало.

Тогда сестра и говорит, что выплатит ему его долю за квартиру, только чтобы он отказ подписал от всех претензий. И деньги предложила смешные, раз в пять меньше, чем на самом деле доля стоит. Больше, говорит, у нас нет – сам видишь, семья большая, детей трое.

И ведь стояла насмерть, ни рубля не прибавила, зараза, а еще сестра родная! Пришлось по ее правилам играть, а как отдала ему деньги, так и сказала, чтобы духу его не было поблизости от ее дома. И не звонил чтобы. Не хочу, говорит, детьми рисковать, как будто он бандит последний, маньяк серийный какой-то…

Он тогда долги отдал, квартиру снял, работу поменял. Вроде наладилось все, а потом не смог удержаться, снова в тот подвальчик пошел. И все деньги просадил.

Эти мысли вихрем пронеслись в его голове, и Сергей пришел в себя. Ему сейчас не о прошлом нужно думать, а о настоящем, потому что если он не выполнит то, что ему велено, то будущего у него не будет. Это он точно знает.

– Здравствуйте, Зоя Васильевна! – повторил он и улыбнулся, как он думал, приветливо и обаятельно. – Рад вас видеть! По-прежнему бодры и здоровы!

– Скриплю потихоньку, – спокойно ответила старуха и прошла мимо, не задерживаясь.

Не стала спрашивать, какими судьбами он здесь, зачем приходил к Насте. Старуха не то чтобы нелюбопытна, но неглупа, прямо никогда не спросит. Он был уверен, что и к Насте она тут же не побежит с вопросом, не намерена ли она с бывшим мужем помириться. Ну и ладно. Ему до этого дела нет.

Сергей выбросил старуху из головы и сосредоточился на том, что случилось с ним неделю назад.

За неделю до этого дня он медленно шел по улице, хмуро глядя под ноги.

В городе стоял чудесный солнечный день, навстречу Сергею то и дело попадались хорошенькие девушки – но ему было не до них. У него были проблемы, очень серьезные проблемы, и он не представлял, как из них выпутаться.

Он уже подходил к своему дому – точнее, к дому, где он нашел временное пристанище, – когда рядом притормозила темно-синяя машина.

В ту же секунду сработали его рефлексы. Сергей пригнулся, метнулся в сторону от машины и испуганным зайцем припустил прочь, к знакомой подворотне. Железная калитка была не заперта, он толкнул ее, проскользнул внутрь и хотел уже закрыть калитку за собой – как вдруг на его плечо легла тяжелая рука.

– Куда спешишь, Серый? – прозвучал до боли знакомый голос.

Сергей обернулся – и увидел круглую улыбающуюся физиономию Феди Паука, правой руки Николая Николаевича.

Рефлексы Сергея снова сработали быстрее мозгов. Он метнулся в сторону, пригнулся, попытался проскользнуть между Пауком и кирпичной стеной…

Но не успел. Тяжеленный кулак Паука пришел в соприкосновение с его физиономией, и Сергей отключился.

Правда, он довольно скоро пришел в себя – но обнаружил, что находится не в знакомой подворотне, а в еще более знакомом месте – в кабинете Николая Николаевича.

Сам босс сидел за широким письменным столом и с задумчивым видом тасовал колоду карт.

Сергей иногда задумывался, зачем Николаю Николаевичу письменный стол – никто никогда не видел, чтобы на этом столе лежал какой-нибудь листок бумаги, или книга, или стоял компьютер. Стол босса всегда был девственно чист. Зачем он тогда нужен? Просто для солидности? У всех боссов в кабинете есть письменный стол – значит, и у него тоже должен быть?

Хотя… ведь он иногда должен подписывать хоть какие-нибудь документы? Ведь у него наверняка есть недвижимость, собственность, имущество…

Сергей отмахнулся от этих посторонних мыслей и попытался сосредоточиться на собственном положении.

Оно было безрадостным.

Он полусидел на стуле перед огромным письменным столом, а за спиной у него раздавалось шумное дыхание. Как будто там пыхтел рассерженный слон.

Однако это был не слон. Это был Федя Паук, а это куда хуже слона или любого другого животного.

– Ну что, очухался? – проговорил Николай Николаевич, сложив колоду. – Нам с тобой давно нужно поговорить.

Сергей промолчал. Собственно, пока его участие в разговоре не подразумевалось.

– Ты помнишь, сколько мне должен? – лениво протянул Николай Николаевич.

Вот теперь от Сергея требовался ответ. Быстрый и точный. Однако он молчал.

Сергей молчал не потому, что не знал ответа. Он его знал даже слишком хорошо. Если бы его разбудили посреди ночи и спросили, сколько он должен Николаю Николаевичу, – он тут же ответил бы, не задумавшись ни на секунду. Этот долг был его кошмаром.

Но ответить сейчас – значило ускорить расплату. Расплату, которая и так была неизбежна.

– Не отвечаешь? – грустно проговорил Николай Николаевич. – Не помнишь, что ли? Надо же! Вроде бы молодой человек, а такая плохая память! Ты бы витамины, что ли, попил… я вон куда старше тебя, а на память не жалуюсь.

– Босс, я могу ему напомнить! – раздался за спиной Сергея мечтательный голос Паука.

– А ты, Федя, лучше помолчи! – прикрикнул на него Николай Николаевич. – Вон как ты его разукрасил! Тебе это велели, а? Сколько раз тебе говорил…

– Нет, но он хотел сбежать…

– Сбежа-ать! – передразнил громилу Николай Николаевич. – Никогда не делай того, чего тебе не велели! Это ясно?

– Я-асно… – протянул Паук.

– Хорошо, что ясно! – И Николай Николаевич снова обратился к Сергею: – А вот я ничего не забываю. Особенно – кто и сколько мне должен. Вот ты мне должен двенадцать тысяч восемьсот. Евро.

Кто-то сказал, что любовь – это зубная боль в сердце.

Сергей с этим не был согласен. На любовь ему было наплевать, а вот этот долг, эта сумасшедшая, по его меркам, цифра была настоящей зубной болью в его сердце. В его сердце острой болью отдавался каждый евро из этих двенадцати тысяч восьмисот.

Самое же ужасное – с каждым днем эта сумма росла, росла, как снежный ком, и у него не было никаких шансов рассчитаться с Николаем Николаевичем.

То есть… иногда у Сергея возникала смутная надежда, что он может рассчитаться единственным доступным ему способом – занять еще денег и отыграться.

Но это всегда кончалось одинаково: он занимал деньги, проигрывал их, и долг снова увеличивался…

– И что же мне с тобой делать? – лениво протянул Николай Николаевич.

– Дайте мне еще один шанс… – отозвался Сергей слабым, безнадежным голосом. – Дайте мне еще только один шанс… только один, самый последний…

– Шанс? – босс тяжело вздохнул. – Да сколько можно? Я давал тебе шанс сто, двести раз – и каждый раз ты говорил, что уж это – самый последний, что на этот раз все кончится, ты расплатишься со мной и скроешься с моих глаз… но это никогда не кончится! Горбатого только могила исправит!

– Еще раз… самый последний раз… – взмолился Сергей – и почувствовал, что голос его звучит так жалко, так фальшиво, что он и сам бы себе не поверил.

– Еще раз? – переспросил Николай Николаевич, и вдруг Сергей уловил в его голосе смутную надежду.

– Да, еще один, самый последний раз!

– Ну что ж… но только это на самом деле будет последний.

– Да, да, самый последний… – повторил Сергей, не веря неожиданной удаче.

Неужели ему снова повезло? Неужели он попал в удачный день, и Николай Николаевич снова даст ему денег?

Краем сознания Сергей уловил что-то странное в голосе босса – но не придал этому значения. Сейчас ничто не имело значения, кроме того, что у него опять будут деньги, и он опять, еще раз сможет ощутить божественное волнение игры.

Для него давно уже не важно было отдать проклятый долг, давно не важно было вернуться к нормальной жизни. Важно было только одно – игра…

– Да-да, последний, самый последний раз! – повторил он, и глаза его загорелись. – Дайте мне всего тысячу… всего только тысячу евро – и я завтра же отдам вам все!

– Что? – Николай Николаевич взглянул на него удивленно. – Ты снова хочешь денег? Нет, об этом не может быть и речи! Денег я тебе больше не дам, и не проси!

– Как? – Сергей почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. – Как? Вы же сказали, что дадите мне еще один шанс!

– Я обещал дать тебе последний шанс, самый последний шанс, но не обещал тебе денег!

– Как же так? – Сергей ничего не понимал. Какой же еще может быть шанс, если не деньги, чтобы отыграться?

– Очень просто, – Николай Николаевич криво усмехнулся. – Мы с тобой сыграем. Сыграем в «двадцать одно». Ты же любишь играть в «двадцать одно»?

– Да… – протянул Сергей, не зная еще, что его ожидает. Он об этом не хотел и думать.

– Ну и отлично. Мы сыграем один раз – только один раз! Я ставлю на кон весь твой проигрыш. Если ты выиграешь – ты мне больше ничего не должен.