Kitobni o'qish: «Бриллиант из крокодиловых слез»
– Катюша, ты не могла бы принести чаю? – робко попросил профессор Кряквин.
Катя Дронова, его жена и восходящая звезда отечественного прикладного искусства, изумленно уставилась на мужа.
Нет, в такой просьбе не было ничего особенного, если бы она исходила от кого-нибудь другого. Но профессор был настолько неприхотлив и скромен в быту, что в его устах это прозвучало так, как если бы какой-нибудь обыкновенный муж попросил на завтрак стейк антилопы канна под соусом из черных трюфелей. Или дижонский сыр с тушеным шпинатом и фуа-гра.
– Валек, ты здоров? – Катерина потрогала его лоб.
На этом лбу можно было зажарить тот самый стейк антилопы – до того он был горячим.
– Валек, немедленно в постель! – Катя перепугалась не на шутку. – У тебя температура не меньше сорока градусов!
– Сорок – это совсем не жарко… – пробормотал профессор, но закашлялся и послушно отправился в спальню.
– Вот до чего доводит самолечение! – бросила ему вслед Катерина и схватила телефон.
Дело в том, что профессор Кряквин был крупнейшим специалистом по Африке. Он изучал население Черного континента, культуру этого населения и его удивительные обычаи. Значительную часть жизни профессор провел на бескрайних африканских просторах и был принят в качестве полноправного члена в некоторые племена. Ничего удивительного, что когда под сырым петербургским небом у него начались насморк и кашель, Валентин Петрович прибегал к помощи традиционных африканских средств.
– Это лекарство я получил от верховного колдуна племени козюмбра, – бормотал он, растворяя в стакане с водой подозрительный буро-зеленый порошок. – Оно непременно должно помочь. Здесь печень черного козла, яд змеи пуф-пуф и засушенные цветки колуханции прекраснолистной…
Судя по всему, африканскому средству, которое там, в местах обитания племени козюмбра, помогает от желтой лихорадки, зеленой лихорадки, геморрагической лихорадки Эбола и жуткой болезни под названием «черный кузнечик», не по силам оказалось сладить с обычной петербургской простудой, и дело дошло до высокой температуры.
И то сказать: в ноябре в Санкт-Петербурге ужасная погода. Целыми днями льет дождь, иногда с мокрым снегом. На асфальте этот снег немедленно превращается в грязную кашу, которую машины месят колесами. По мостовой изредка проезжают снегоуборочные машины и сбрасывают эту кашу с проезжей части на тротуар. Несчастным пешеходам, словом, достается все сразу: ледяной ветер срывает шляпы и бросает в лужу, головы поливает кислотный дождь, ноги мокрые по колено, потому что никакая обувь не выдерживает наших петербургских луж. А ведь еще надо ступать осторожней, чтобы не поскользнуться и чего-нибудь не сломать. Да, и желательно крепче держать портфели и сумки, чтобы их не вырвали шустрые злоумышленники.
Так что профессор Кряквин вовсе не был исключением – в ноябре в Петербурге болеют все.
– Немедленно в постель! – повторила Катерина и набрала номер поликлиники.
Сначала она несколько минут слушала унылые гудки. Наконец гудки прекратились, раздался щелчок, и раздраженный женский голос проговорил:
– Подождите!
Трубку явно положили на стол, и тот же голос продолжил разговор, прерванный Катиным звонком:
– Представляешь? Рубашку ему чистую каждый день подавай – это раз! Завтрак чтобы горячий – это три! И когда он отдыхает, чтобы я ходила исключительно на цыпочках! Тоже мне, олигарх нашелся!
Кто-то невидимый сочувственно повздыхал, трубка брякнула, и голос вернулся к Кате:
– Поликлиника!
– Можно вызвать врача?
– Нельзя! – рявкнула особа, не желающая ходить на цыпочках. – Вы, дама, на часы смотрели? Вы раньше где были? Врача можно вызвать только с восьми сорока пяти до девяти ноль-ноль. Такие вещи знать надо.
– А если человек плохо себя почувствовал позже девяти ноль-ноль, что ему делать?
Вообще-то Катя была женщиной спокойной, всегда всем довольной и предпочитала ни с кем не портить отношения. Однако сейчас ее обожаемому мужу было плохо, а в такие минуты Катя превращалась в свою полную противоположность. За своего Валека она готова была бороться с целым взводом спецназовцев, что там какая-то тетка из районной поликлиники.
– Так что ему делать, ползти на кладбище? – Катерина начала закипать.
– Необязательно на кладбище, – огрызнулась особа, – можно в крематорий.
– А можно с вашим начальником поговорить? – процедила Катя, с трудом сдерживаясь.
– По вашему голосу, дама, непохоже, что вы больны, – не сдавалась собеседница. – Успокойтесь, вы совершенно здоровы.
– А я и не говорю, что больна! – Катя повысила голос.
– Тогда зачем вам врач? Что вы время у занятых людей отнимаете?
– Врач нужен не мне, а моему мужу профессору Кряквину!
Услышав насчет профессора, собеседница неожиданно смягчилась и почти сочувственно поинтересовалась:
– Температура какая?
– Сорок и две десятых! – выпалила Катя. Десятые всегда придают вранью убедительность.
– Ладно. – Особа пошелестела бумажками и милостиво изрекла: – Ждите, будет врач.
Катя положила трубку, перевела дыхание и устремилась в спальню, чтобы проверить, как там Валек.
Профессор, прикрыв глаза, лежал на кровати. Лицо его пылало, как племенной костер сенегальских охотников. Маленький, высохший от тропического солнца – от острой жалости к нему у Кати на какую-то минуту даже заболело сердце. Она подсела к мужу, подоткнула одеяло, проверила лоб. Неужели стал еще горячее?
Валентин Петрович приоткрыл глаза и слабым голосом проговорил:
– Катюша, так как насчет чая?
– Ах да, чай! Сейчас принесу. – Катя поправила подушки. – Скоро придет врач, и все будет хорошо.
В эту самую секунду в дверь позвонили.
Катерина вскочила и помчалась на звонок. По дороге она едва не своротила статую африканского бога плодородия и чучело черной пантеры, подаренное профессору шаманом племени юк-юк.
Профессор Кряквин много ездил по свету. Свою любимую Африку он изъездил вдоль и поперек, от Марокко до Кейптауна и от Сомали до Сенегала, а еще ввысь и вглубь – он видел пески Сахары, снега Килиманджаро и пещеры Чинхойи. Профессор изучал население Черного континента и был знаком с бедуинами в пустынях и с пигмеями в джунглях. Аборигены его любили и всегда дарили на память какие-нибудь сувениры. Африка – просторная страна, это вам не густонаселенная Европа, где повернуться негде. Нечего удивляться, что африканские друзья дарили профессору крупные подарки, и он все принимал, чтобы не обижать хороших людей.
Так в коридоре его квартиры скопилось множество экзотических вещей. Первое время Катя боялась этих чучел и масок, особенно в темноте, но потом привыкла. Даже научилась не ронять ценные экземпляры и не натыкаться на них.
Она распахнула дверь.
На пороге стоял крупный, довольно полный мужчина с маленькими, подозрительно блестящими глазками и коротко стриженными курчавыми волосами. Одет он был в серый плащ, разумеется, мокрый: на улице шел дождь.
– Здравствуйте, доктор! – Катерина посторонилась и пропустила курчавого в квартиру. – Надо же, как вы быстро! В вашей поликлинике вообще сначала сказали, что уже нельзя вызвать врача, но когда узнали, какая у Валека температура…
– В поликлинике? – удивился курчавый. – Ах да, в поликлинике! Конечно, в поликлинике… А где же наш больной?
– Вон там. – Катерина кивнула на дверь в дальнем конце коридора. – А разве вы не снимете плащ?
– Я его там сниму, – стал упираться доктор, – у меня там кое-что нужное. А как у вас интересно…
Он начал было оглядываться, но Катя глянула на него сердито: мол, человеку плохо, а вы тут экскурсию устраиваете. Доктор застыдился и устремился к больному.
В комнате он сбросил плащ на спинку стула, подсел к профессору и уставился на него с явным интересом.
– Ну-с, – проговорил он наконец, – что же у нас болит? На что же жалуемся?
– Он простужен, – немедленно вмешалась Катя. – Высокая температура, кашель…
– Вот как? Очень интересно.
Врач резко поднялся.
– А где у вас, хозяйка, ванная комната? Я хотел бы вымыть руки.
– Да, конечно! – Катерина бросилась к двери. – Это вон там, рядом с той деревянной маской!
– Ага. – Врач скрылся за дверью.
Он отсутствовал довольно долго, Катя уже хотела идти на разведку, чтобы убедиться, что доктор не утонул в просторной профессорской ванне. Наконец он вышел и вернулся к больному.
Он осмотрел профессора, заставил его сказать «а» и повернулся к Катерине:
– Что ж, случай довольно обычный. Принимайте жаропонижающее и антигриппин. Обязательно обильное питье плюс домашние средства: малиновое варенье, мед – вы все сами знаете.
С этими словами он поднялся и схватился за плащ, который повесил на спинку стула.
– Скажите, а другого выхода в вашей квартире нет? – спросил он уже в коридоре.
– Другого? – вытаращилась Катя.
– Именно, другого. У меня, понимаете, еще один больной в вашем дворе. Так вот, нельзя ли как-нибудь так от вас выйти, чтобы прямо во двор? Чтобы не обходить?
– Ах да! – сообразила Катя. – Есть черный ход, конечно. Идемте в кухню, это там. – Она повела врача в другой конец квартиры.
«Странный какой-то доктор, – думала она, запирая за ним дверь черного хода. – Никаких инструментов, даже стетоскопа нет! Как же он прослушал Валека без стетоскопа?»
Впрочем, развивать эту мысль она не стала. Нужно было вернуться к мужу, чтобы проверить его состояние и решить, можно ли оставить его без присмотра и сбегать в аптеку.
На этот раз Валек лежал с открытыми глазами. Увидев жену, он хрипло вздохнул, скромно кашлянул и слабым голосом спросил:
– Катюша, так все-таки как насчет чая?
– Ах да, чай! – спохватилась Катя и направилась на кухню.
Но именно в этот момент зазвонил телефон.
Звонила лучшая подруга Жанна Ташьян.
– Катерина, – сурово начала она, – надеюсь, ты не забыла, что мы с тобой сегодня идем по магазинам?
Жанна была преуспевающей деловой женщиной, работала нотариусом. Вечно занятая по горло, она тем не менее все успевала: и вести дела клиентов, и выглядеть отлично, и одеваться дорого и со вкусом. Правда, еще одна их подруга, Ирина, тихонько говорила Кате, что вкус у Жанки весьма специфический, чего стоят одни ее ярко-красные костюмы вызывающего вида. Хотя та же Ирина признавала, что их темпераментной черноглазой подруге красное, конечно, идет.
Но, несмотря на многолетнюю дружбу, Жанна никак не желала принимать Катерину такой, какая есть, и все время пыталась ее перевоспитать. Она утверждала, что Катя рассеянная, разболтанная, невнимательная и просто ленивая. От лени она не может работать, как все, а вечно ищет себе оправдание. От лени же и одевается хуже домработницы, потому что покупает в магазинах не то, что нужно, а то, что попадется под руку.
В конце концов, Жанна решила, что словами делу не поможешь, и сама время от времени выгуливала Катерину по магазинам – когда ей казалось, что пришла пора обновить гардероб.
Как раз сегодня Жанна выкроила время для такого похода, потому как была уверена, что давно пора приодеть Катерину к зиме. Прекрасно зная о Катькиной забывчивости, она позвонила заранее – и вот пожалуйста, сразу ясно, что поход сегодня не состоится.
– Понимаешь, Жанночка… – жалобно начала Катя.
– Даже слушать ничего не хочу! – мгновенно вскипела Жанна. – Я отменила завещание и дарственную и перенесла на завтра куплю-продажу, а ты знаешь, что это значит? Клиент может передумать или вообще обратиться к другому нотариусу!
– Извини, сегодня никак не могу. – В голосе Катерины слышалась не свойственная ей твердость. – Валек болен, температура высокая…
– Так накорми его антигриппином или чем там еще – аспирином, анальгином, в конце концов. Катька, очень уж ты над ним трясешься, он же не маленький ребенок у тебя!
– Ему плохо, как ты не понимаешь? – возмутилась Катя. – Я не могу его оставить в таком состоянии.
– От этих мужей одни неприятности, – заворчала Жанна, когда стало окончательно ясно, что на этот раз Катька не уступит. – Вот что хорошего ты от него видела? То в своей Африке проторчал чуть ли не полтора года, то жену черную оттуда притащил, то…
– Извини, Жанна, мне нужно срочно в аптеку! – И Катя поскорее повесила трубку.
Нет, Жанна была не против мужчин вообще, а исключительно против мужей. Она утверждала, что мужья современной деловой женщине только мешают. Какой от них толк? Дети родятся? Так ведь не каждый год это происходит. Дети вырастают и вполне могут встречаться с папочкой на стороне. А так он сидит дома и требует чистое белье и полноценный обед каждый день. Да еще общение ему подавай. Его нужно утешать и жалеть, когда обидят на работе, над ним нужно квохтать, когда разобьет радикулит или разболится зуб. А когда прикажете заниматься собой? Когда, спрашивается, расслабляться после тяжелого дня на работе? Когда отдыхать? Нет, Жанна была решительно против мужа в доме. В этом вопросе Катерина была с ней не согласна, но сейчас не время было продолжать давнюю дискуссию.
– Катюша, все-таки, может быть, принесешь мне чашку чаю? – подал голос профессор Кряквин и зашелся лающим кашлем.
– Ах да! – спохватилась Катерина и бросилась на кухню. Но не добежала: в дверь снова позвонили.
Известно, что дверные звонки могут звучать очень по-разному в зависимости от характера и настроения того, кто звонит. Так вот, на этот раз звонок был решительный, требовательный, нетерпеливый, можно даже сказать, хамский.
Катерина резко изменила траекторию и едва не свалила деревянную статую центральноафриканского бога дождя Укуруку.
На этот раз она открыла не сразу. Во-первых, сейчас она никого не ждала, а во-вторых, в памяти тут же всплыли рассказы о легкомысленных женщинах, которые открывают дверь незнакомцам и впоследствии очень об этом жалеют.
Она глянула в глазок.
Линза дверного глазка, как известно, сильно искажает изображение. В первый момент Кате показалось, что на лестничной площадке стоит чудовище с жабьими глазами и всклокоченным мехом вокруг головы. Она испуганно ойкнула и спросила:
– Кто это?
– Будем хулиганить или будем дверь открывать? – проквакало создание за дверью. – Сначала вызывают врача, а потом держат на площадке! Мне с вами в прятки играть некогда!
– Врача? – удивилась Катерина и машинально открыла дверь. В квартиру ввалилась тетка неопределенного возраста. Как выяснилось, глазок не слишком исказил ее внешность: у тетки действительно были выпученные жабьи глаза, а одета она была в фиолетовую куртку с воротником из облезлой норки.
– Держат за дверью! – не унималась тетка, продвигаясь в глубь квартиры. – А у меня, между прочим, двадцать восемь вызовов. Некогда мне на лестнице околачиваться! Откройте рот, скажите «а».
– А я не больна. – Бедной Кате пришлось отступить перед теткиным напором.
– А если не больна, зачем тогда врача вызывать? Сегодня что, первое апреля? У меня, между прочим, тридцать два вызова.
– Мой муж болен, – виновато потупилась Катя.
– Этот, что ли? – Странная гостья остановилась перед статуей вождя племени козюмбра в парадном облачении и прикоснулась к груди вождя стетоскопом. – Дышите! Мужчина, я сказала «дышите», а вы не дышите. Какой-то он у вас странный. Он что, всегда такой или только во время болезни?
– Это не он, – Катерина потянула врача за рукав, – он вот в этой комнате!
– А, тогда ладно. – Тетка утратила к статуе всяческий интерес и двинулась в спальню профессора.
– Доктор, давайте я вашу куртку повешу, – робко предложила Катя, увидев, что тетка направляется к постели больного прямо в верхней одежде.
– Куртку? – Та притормозила и с недоверием покосилась на Катю. – А плечики у вас есть? А то все норовят прямо на крючок нацепить, всю норку мне обтрепали!
– Не беспокойтесь, доктор. – Катя предъявила деревянные плечики, после чего тетка все же с видимой неохотой сняла куртку.
Усевшись на кровать, она уставилась на больного.
– На что жалуется? – поинтересовалась она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Он простужен, доктор, – поспешила ответить Катя. – Температура высокая, кашель…
– Сама вижу, – огрызнулась докторша, – вас не спрашивают! Скажите «а», – тут же велела она профессору. – Широко откройте рот и скажите «а»!
Профессор едва заметно пошевелился, приоткрыл рот и выдавил какой-то странный звук.
– Все ясно. – Тетка поднялась. – ОРВИ.
– Что? – испугалась Катя.
– ОРВИ, острая респираторная вирусная инфекция. Антигриппин, жаропонижающее, обильное питье и домашние средства: малина, мед… Только у вас ничего этого нет, скорее всего.
– Почему же нет, – обиделась Катя. – Малина у меня есть, прошлогодняя, правда, а мед я куплю. Тот доктор, что приходил перед вами, говорил то же самое.
– Какой еще доктор? – подозрительно сощурилась тетка. – Какой еще приходил?
– Перед вами у нас уже был врач, тоже из поликлиники…
– Что же вы мне сразу не сказали? – выпалила она. – Что вы мне голову морочите?
– Да вы мне слова сказать не давали! – не осталась в долгу Катерина.
– Голову морочат, а у меня, между прочим, тридцать девять вызовов! Кто их обойдет? Вы их обойдете?
– Нет, – честно призналась Катя.
– И они там тоже хороши! – не унималась тетка, на ходу влезая в рукава куртки и топая к дверям. – Совсем с ума посходили! Посылают по два врача на один адрес! Знают же, что у меня сегодня сорок два вызова, и хоть бы что! – Она уже взялась за дверную ручку и вдруг повернулась к Кате: – А больничный-то?
– Больничный ему не нужен, – отмахнулась та.
– А если больничный не нужен, тогда зачем было врача вызывать? У меня, между прочим, пятьдесят два вызова!
– А что, врача вызывают только из-за больничного? – искренне удивилась Катерина.
– А для чего же еще?
За непробиваемой докторшей с грохотом захлопнулась входная дверь.
Катерина перевела дыхание и потрясла головой, как будто ей в уши попала вода.
Потом она вспомнила, что антигриппина в доме нет, накинула свою любимую куртку серо-зеленого цвета и помчалась в аптеку.
На улице шел унылый осенний дождь. Проезжающие машины норовили окатить прохожих грязной водой, и пешеходы испуганно жались к стене. Ближайшая к дому аптека оказалась закрыта. В следующей, возле метро, к единственному окошечку выстроилась гигантская очередь.
Катерина пристроилась в хвост и задумалась.
В такой унылый осенний день хотелось чего-нибудь яркого, необыкновенного. Например, придумать удивительное панно из пестрых, сверкающих тканей и украсить его блестками. Или поехать куда-нибудь далеко, где нет унылого дождя, где ласково плещет морской прибой и солнце светит триста шестьдесят пять дней в году. Например, в Африку.
Стоило ей подумать об Африке, как она вспомнила о своем больном муже и устыдилась. Он лежит там больной и одинокий, а она здесь, видите ли, мечтает!
– Девушка, можно вас попросить? – раздался вдруг рядом хриплый задушевный голос. – Купите мне настойку боярышника, а? Мне от сердца, буквально пять пузырьков…
Катя подняла голову и увидела небритого мужчину с тусклыми слезящимися глазами. Он протягивал ей несколько скомканных купюр.
– Так купите сами, я вас пропущу без очереди, – предложила она.
– Нашлась тоже добрая, – проворчала стоявшая за ней бабка. – Я, может, тороплюсь!
– Мужчине плохо! – попыталась пристыдить ее Катерина.
– Ага, плохо ему, – проскрипела бабка. – Со вчера ему плохо! Душа у него горит!
– Девушка, мне не отпустят, – уныло протянул мужчина.
– Конечно, не отпущу! – донесся голос из окошечка. – Я его знаю как облупленного! Каждое утро за этой настойкой тащится, чтобы опохмелиться. И вам, женщина, не советую ему ничего покупать. Вам самой что нужно?
– Антигриппин и жаропонижающее, – заторопилась Катя.
Она вернулась из аптеки и уже в коридоре вспомнила, что так и не принесла мужу чай. Окончательно устыдившись, она помчалась в спальню – проверить состояние больного.
Валентин Петрович грустно смотрел в потолок и тяжело, с присвистом дышал.
– Как ты, Валек? – Катя с тревогой склонилась над мужем. – Я принесла тебе лекарства.
– Кумамбра, – едва слышно отозвался профессор. – Кумамбра футу-фруту.
– Господи! – Катерина схватилась за сердце. – Валек, что с тобой? Тебе совсем плохо?
– Амбакуюк, – только и ответил он. – Бардышлы камышлы.
– Ой! – Катерина попятилась и при этом уронила стул.
Грохот упавшей мебели привел ее в чувство. Она схватила с тумбочки градусник и сунула мужу под мышку.
– Аку-маку быр-быр, – оценил заботу профессор и прикрыл глаза.
Катерина опустилась на краешек кровати и уставилась на мужа. Едва дождалась, когда пройдут пять минут, и вытащила градусник.
Ртуть поднялась до отметки сорок и две десятых.
– Ой! – повторила Катерина и схватилась на этот раз за голову. – Ой! – воскликнула она снова и потянулась к телефону.
Как всегда в трудную минуту, она позвонила Ирине Снегиревой.
Ирина была самой близкой ее подругой. Такой же близкой, как Жанна. Но по сравнению с Жанной у нее были два огромных преимущества.
Жанка в любой трудной ситуации сначала ругает Катю и принимается ее перевоспитывать. Нет, конечно, потом она бросается на помощь, но это уже потом. Ирина не такая – первым делом она всегда спешит выразить сочувствие.
И еще Жанка ужасно занята и всячески это подчеркивает. Ирина тоже много работает, но у нее всегда найдется несколько минут для любимой подруги. Свои детективы она строчит дома за компьютером, поэтому ее всегда можно застать на месте. Однако работа есть работа, и иногда Ирина попросту отключает телефон, чтобы ей не мешали сосредоточиться. Но, кажется, сейчас, как смутно помнила Катя, Ирка как раз закончила очередной роман и еще не успела полностью погрузиться в следующий.
Трясущимися руками она тыкала в вечно западающие кнопки и молила бога, чтобы Ирина оказалась дома. Очевидно, телефону передалось ее состояние, потому что Ирина ответила мгновенно.
– Катерина, что случилось? – строго спросила она. Знала по опыту, что если Катю сразу не приструнить, она будет полчаса рыдать, сопеть, сморкаться и до сути разговора доберется бог весть когда.
– Валек, – едва слышно шепнула Катя: силы от горя ее покинули окончательно.
– Что, снова уезжает в Африку? – поинтересовалась Ирина. – Не переживай так, это уже было – съездил и вернулся, никто его там не съел. Наберись терпения.
– Он заболел, – выдохнула Катя в трубку, собрав силы.
– Простудился? Дай ему горячего чаю с малиной, горчицы в носки насыпь, пледом укрой. У вас в коридоре вечно сквозняки гуляют и в окна дует.
– Чай? – встрепенулась Катя. А ведь она так и не принесла мужу чай, хотя он просил. А теперь уже ни о чем не просит, только лежит и говорит по-африкански…
– Катька, кончай реветь! – прикрикнула Ирина. – Говори толком, что у тебя стряслось!
Плотину прорвало. У Катерины прорезался голос, и, захлебываясь слезами, она поведала о своих несчастьях.
– А врач выписал антигриппин. И еще чай с медом. Я пришла из аптеки, а Валек бредит.
– Бредит? – Теперь Ирина забеспокоилась. – Так, еще какие симптомы?
– Кашляет сильно, прямо заходится…
– Кашель какой, – перебила Ирина, – сухой или мокрый?
Вырастив двоих детей, она прекрасно разбиралась в оттенках кашля и вообще в простудных заболеваниях. В инфекционных, кстати, тоже.
– Полусухой, – пробормотала Катя. – Ой, что я говорю! Сухой, как будто лает.
– Да у него, наверное, бронхит! А температура?
– Сорок и две, – прорыдала Катя.
– Не врешь? – ахнула Ирина. – Катька, да ты с ума сошла? Какой еще чай с малиной? Ему надо срочно температуру сбить, а то сердце не выдержит! Немедленно вызывай неотложку!
– Это по ноль-три?
– Ноль-три – это «Скорая», а тебе нужна неотложка, и не простая, а платная, потому что тех полдня прождешь – у них вызовов до черта! Записывай телефон! И соберись, Катерина, рыдать будешь, когда мужу полегчает.
Этот призыв сработал. Катя утерла слезы, набрала номер неотложной помощи и внятно объяснила девушке, какие симптомы у ее мужа.
Профессору, похоже, было совсем плохо. Катю он не узнавал и упорно продолжал говорить на каком-то африканском наречии. От него несло жаром, как от камней, нагретых жарким африканским солнцем. Катя обтерла ему лоб мокрым полотенцем и вышла в коридор, не в силах смотреть на такое безобразие.
В это время в дверь снова позвонили.
Как уже было сказано, дверной звонок может звучать очень по-разному в зависимости от настроения и характера того, кто за дверью. Предыдущий звонок был требовательным и нетерпеливым, под стать тетке участковой с ее жабьими глазами и сорока пятью вызовами. На этот раз он тренькал взволнованно, как будто спешил на помощь. Впрочем, так и было.
Катерина выбежала в прихожую и распахнула дверь.
В квартиру вошел седенький старичок с редкими пушистыми волосиками, напоминающими пух одуванчика, и детскими голубыми глазами, излучающими теплоту и оптимизм.
– Ну-с, голубушка, – воскликнул старичок, потирая пухлые ручки и сбрасывая старомодное, но аккуратное бежевое пальто, – где у нас больной?
Под пальто у него оказался белоснежный халат, на шее висел хромированный стетоскоп. Катя немедленно почувствовала к старичку доверие.
– Пойдемте, доктор! – Она двинулась к комнате профессора.
– Только сначала руки помыть. – Доктор свернул к ванной. – Знаете, сколько вокруг микробов? На каждом шагу, голубушка, на каждом шагу микробы!
Через несколько минут старичок склонился над профессором Кряквиным и приложил к его груди теплую пухлую ладонь.
– Так-с, больной. – Он постучал по тыльной стороне ладони костяшками другой руки. – А теперь покашляем!
– Аку-маку мамбаку! – поприветствовал его Валентин Петрович.
– На каком это языке? – Весьма заинтересованный, доктор развернулся к Катерине.
– Не знаю, – Катя пожала плечами, – может быть, на суахили. Мой муж – африканист, он много времени проводит в джунглях.
– Вот как? – нахмурился врач. – Перемена климата может оказаться весьма опасной. Представляете, какой это стресс для организма – из жарких джунглей в нашу сырость и слякоть!
Он снова повернулся к больному и принялся простукивать его грудную клетку.
Еще через минуту доктор тяжело вздохнул, отстранился от профессора и задумчиво проговорил:
– Не знаю, как вам и сказать, голубушка…
– В чем дело? – Катя побледнела. – Доктор, что с ним? Это какая-то африканская лихорадка? Неужели это «черный кузнечик», самая страшная болезнь джунглей? Прошу вас, скажите мне правду!
– Зачем лихорадка? Какой еще кузнечик? Самая обыкновенная пневмония, голубушка! И молите бога, чтобы оказалась односторонняя.
– Вы в этом уверены? – Катя явно сомневалась в словах доктора. – Вот так, без рентгена, без флюорографии?
– Какая флюорография, голубушка! Поработаете с мое – все будете на слух определять. Уши опытного врача гораздо надежнее любого аппарата. А от рентгена, голубушка, больше вреда, чем пользы!
– Конечно, облучение, – грустно кивнула Катя.
– Да облучение там небольшое, – отмахнулся доктор. – Облучение – это полбеды. Хуже другое: врач полагается на технику и перестает доверять собственным рукам и ушам. А техника может и подвести. Или ее могут перехитрить. Вот у меня случай был: один молодой человек не захотел проходить флюорографию и послал вместо себя друга. Тот был здоров, и рентген, понятное дело, ничего не показал. Хорошо, что я сам увидел первого молодого человека и прослушал его. Оказалась пневмония, и не простая, а двухсторонняя! Хотя вы зря, голубушка, так убиваетесь. Сейчас пневмония прекрасно лечится. Отличные прогнозы! Мы его госпитализируем, и через пару недель будет как новенький.
– Мне не нужен новенький, – простонала Катя, – мне нужен этот. Я к нему очень привязана!.. А что, разве обязательно госпитализировать? Разве нельзя лечить его дома?
– Дома? – Врач с сомнением покачал головой. – Вы, голубушка, капельницу ставить умеете?
– Капельницу? Это такая бутылочка с дыркой в пробке?
– Понятно, – протянул врач. – А хотя бы уколы делать можете? Хотя бы внутримышечные?
– Нет, – честно призналась Катя, – с детства боюсь уколов. А что, это обязательно?
– Естественно, голубушка, – вздохнул старичок. – Капельницу нужно ставить раз в день, а уколы делать – не меньше трех, если, конечно, мы хотим добиться положительного результата. Нет, воля ваша, придется госпитализировать!
Профессор Кряквин приподнялся на кровати и высказал, что он думает об услышанном:
– Быр-быр кандымыр фук-фук!
– Вот видите, ваш муж разделяет мое мнение! – Доктор вытащил из кармана халата мобильный телефон и набрал номер: – Сережа, голубчик, вы где? Ах, вот как! Вот и отличненько, заедете сюда и заберете больного с пневмонией.
Доктор продиктовал Катин адрес и отключился.
– Вот и отличненько, – он повернулся к Катерине, – сейчас за ним приедут. Машина с санитарами как раз поблизости. Отвезут его в больницу, и будет с вашим мужем все в порядке…
Последние слова доктор произнес как-то неуверенно, и в душе у Кати шевельнулось страшное подозрение.
– А в какую больницу его отвезут?
– В какую? – Доктор замялся, отвел глаза и протянул виновато: – Вообще-то в Седьмую городскую…
– Куда? – Катерина подпрыгнула. – В Седьмую? Это в ту, что на улице Прапорщика Лампасова? Да вы знаете, как ее называют? Седьмая истребительная! Нет, в эту больницу я своего мужа не отдам! Только через мой труп!
– Не волнуйтесь так, голубушка, – забеспокоился доктор. – Седьмая больница действительно, как бы это сказать, не очень… Но там тоже есть платное отделение, так называемый мини-госпиталь, и в этом отделении вполне сносные условия. Если можете, оплатите пребывание мужа в этом госпитале, и все будет в порядке.
Катерина немного успокоилась.
Вскоре в квартире появилась парочка веселых санитаров. Играючи они уложили невесомого профессора на носилки и понесли вниз по лестнице. Катя бежала рядом с носилками, то поправляя одеяло, то вытирая лоб мужа чистой салфеткой.
Через полчаса машина въехала на территорию Седьмой городской больницы. Профессора переложили с носилок на больничную каталку и подняли на лифте на шестой этаж.
Катя по-прежнему шла рядом с мужем и испуганно оглядывалась.
Больница производила удручающее впечатление.
Пол покрыт линолеумом противоестественного светло-коричневого цвета, стены лет тридцать назад выкрашены темно-зеленой масляной краской, облезлой и вспученной. Но самое печальное зрелище являли ходячие больные. Облаченные в больничные халаты с черными штампами на самых заметных местах, с перевязанными головами и пятнами зеленки, они бродили по коридорам поодиночке и небольшими группами.
– Это какое отделение? – испуганно спросила Катя у санитара.
– Травматология, – жизнерадостно отозвался тот. – Кого на улице подбирают, тех сюда и везут. Кого побили по пьяни, кто сам упал… Неопознанные, так сказать, летающие объекты!
Санитар свернул за угол и остановился перед аккуратной стеклянной дверью с табличкой «Мини-госпиталь».
