Kitobni o'qish: «Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах»

Блог Бабы Яги. Путь в железных сапогах
Цугцванг

Осенью небо все ближе, все ниже, почти падает на купол зонта, стекает мутными слезами, будто оплакивает.

Я стояла под дождем, смотрела на Казанский собор и… нет, не плакала, думала.

Смерть – дело одинокое. Сказал писатель, доказал Кощей.

«Ты уже умирала, Яга? Знаешь, он запоминается, первый раз». Голос Бессмертного не выходил из головы. Эта фраза крутилась на повторе, которые сутки сводила с ума.

Осень две тысячи девятнадцатого. Местами уютная, часто мрачная; то согревающая яркими красками, то пронизывающая острыми холодными струями и ветром. Отличная осень, чтобы умереть.

Но обо всем по порядку.

***

Я, как и обещала, позвонила Кощею с целью предложить сотрудничество. Мы увиделись несколько недель назад. Посидели, как обычные люди, в кафе, поговорили о своих сказочных делах.

На встречу ходила одна, без провокатора-компаньона. Столик у окна был занят, но я больше люблю уютные уголки, тем более пришла на час раньше. Не выглядывать же все это время в окошко, ожидая повелителя Пустоши. Учебники, интересные статьи и какао заняли время, так что я пропустила его появление.

– Яг… Янина, добрый день, – раздалось над головой.

– Привет!

Кощей выглядел непривычно. Джинсы, кроссовки, расстегнутая ветровка демонстрировала футболку с логотипом рок-группы. Волосы наскоро причесаны. Я привыкла к выпендрежным костюмам и дорогим часам. Ну и к туфлям, куда без них. Сейчас мы с ним одного поля ягоды – типичные студенты.

– Ты поговорить хотела о чем-то важном. – Он устроился напротив.

– Да. Но сначала скажи, ты общался с Баюном? В прошлый раз мы виделись на общем собрании, и ты был несколько в шоке.

– А ты как будто нет, – ухмыльнулся Кощей. – Я допросил этого лохматого. Он подтвердил про Первородных.

Судя по всему, за прошедшее время не только я взяла себя в руки. Кощея всегда выдают глаза – есть в них безумный блеск или нет. В этот раз мы могли поговорить без резких переходов.

– Хорошо. Помнишь, ты меня спрашивал, как я смогла получить помощь Горыныча? – Он кивнул и отложил меню, весь внимание. – Он помог потому, что я обещала найти его кладку и позаботиться о детях.

– Ты шутишь?

– Конечно, полгода выдумывала, как бы тебя рассмешить. Эта кладка где-то в Нави. Предлагаю искать вместе.

– Нормальный Горыныч вместо мелких засранцев? – Выражение лица Кощея говорило само за себя: в перспективе он уже оседлал змея и летел на нем.

– Так, повелитель драконов, я не питомца тебе предлагаю. В сказке вымирание, нужно возродить популяцию.

Я говорила, конечно, уверенно, но сама этого не ощущала. Я принимала решение, влияющее на судьбу многих людей Лукоморья. Это вновь сожженные города, это самые красивые девушки на съедение… И герои, которые должны с Горынычами биться. Равновесие.

– Калинов мост должен стеречь Змей Горыныч. Баюн занял свободное место, это не его территория. И сам мост нужно восстановить, – добавила я.

– А ты чего раскомандовалась? – хохотнул Кощей. – Тебя главой корпорации назначили?

– Потому что, похоже, больше некому. Тяну лямку с самого увеселения возле Дуба. – И злиться по этому поводу теперь можно адресно – знаю, кому проклятья посылать.

– Я в деле. Тебе по моей земле одной не пройти, не пытайся. Ты хоть и проводник, но навьи… приставучи.

– А что они такое, кстати? Я их видела только издали, ничего не разглядела.

– Ну вот и будет шанс полюбоваться.

Он замолчал, принял от официанта свои кофе и пирожное. Съел эклер в два укуса и довольно улыбнулся:

– Я могу ими немного управлять. Не скажу, что это легко. Откровенность за откровенность – я ведь только учусь всему этому, сказочно-жуткому. И поверь, мне самому порой не по себе. То ли дело в Лукоморье – все живые, весело.

Весело. Просто обхохочешься. Хотя если посмотреть с его места, то, пожалуй, так и есть.

– А искать как будем? – уточнил Кощей.

– У меня есть карта Нави.

– Ты полна сюрпризов.

– А на ней отмечена река Истаяти, за которой мы найдем – или возможно найдем – то, что ищем.

– Надо же. Тебя послушать, так, наверное, знаешь, как в мою сокровищницу пройти.

Ехидный Кощей нравился мне больше одержимого.

Кофе допили, договорились созвониться, когда я буду готова отправиться на поиски, и покинули уютное кафе. За дверями нас ждал осенний Невский с его безумным потоком машин и людей. Я была на своих двоих – захотелось побыть среди толпы, может встретить кого-то необычного, как это часто бывает в сердце города. Порыв холодного ветра пробрался за воротник куртки, и я с неохотой накинула капюшон. Жаль, лето ушло, и от осени осталась половина.

Кощей шел рядом, не разговаривая, но меня не тяготила его компания. Очень приятно было видеть его адекватным.

– У тебя где-то машина? – прервала я молчание.

– Да, почти дошли. А как там Настасья поживает? – вдруг спросил он.

– Все хорошо, тренировки, тренировки…

– Передавай привет. Я не буду тебя до метро провожать, дела. До скорого.

И он скрылся на боковой улице. А несколько минут спустя, пока я ждала зеленый на переходе, проехал мимо. О такой машине я могла лишь мечтать, но мечтала совсем о другом – разгадать все шарады Корпорации.

Кощей, по-моему, как-то умудряется жить и учиться в этом мире, несмотря на все, что с ним сотворили. Я мало о нем знаю, но очевидно, что у него есть желание быть больше чем пешкой в непонятной игре могущественных существ.

И мы с ним поборемся за себя.

***

– Яга, надо поговорить.

Обычно я сплю довольно чутко, если не вымотана беготней по Лукоморью, так что шепот в тишине прозвучал сродни будильнику. Голос принадлежал не Бальтазару, это я и спросонья поняла, к тому же он ушел гулять. Нащупала телефон – два ночи. Посветила экраном: возле стола, опустив глаза, стоял летописец.

– Тихон, какого самописца?

– Извини. Дело, кажется, срочное. Я… Вот, сама посмотри.

Он передал мне скомканную бумажку и как-то понуро вскарабкался на стул.

– Ты увольняешься, что ли? – предположила я. Он вздохнул в ответ. – Если что, я понимаю, работенка так себе.

Разгладила бумажку, прочитала. Потом еще раз, медленно. А затем едва ли не по слогам.

– Это что? – Тусклый свет экрана прятался в заломах бумаги, делал из слов иероглифы. Я не хотела их понимать.

– Собирал одежду, в прачечную нашу отнести, нашел в кармане.

Дальше летописец сбивчиво рассказал, что уже некоторое время мучился от чувства, которому нет четкого определения. Месяц назад у него потерялось время, выпало, и он не мог вспомнить, что делал. Каждый следующий день чувство притуплялось, но полностью не исчезло. И вот он нашел записку.

– Думаю, я действительно потерял час или два своей жизни. Не знаю где, но уверен: за этим стоит корпорация и Первородные. Кто еще способен на подобную гнусность?

– Получается, выбора нет?

– Я его не вижу. Данные условия загоняют в угол.

– Мои родители?..

– В порядке. Я проверил каналы, какие смог, указаний не поступало. Пока что.

Он замолчал. Я отбросила записку, как что-то гадкое, пачкающее руки. В целом так оно и было.

– Может быть, ее подложили? Шутка такая. – Я говорила, но не верила себе. Они способны. И Ялия с ее зловещим пророчеством о потерях туда же.

– Исключено, Яга. Это написано моим самописцем.

В голове пустота. Пальцы замерзли и онемели. Как же так? Я же неваляшка – меня бьют, я встаю. Встану и в этот раз, должна.

– Если они примутся за семью, это можно будет обратить?

– Не могу сказать.

– Спасибо, Тихон. Иди спать.

Летописец исчез.

Наверное, вы думаете, что меня теперь не пронять – я же воительница, вон сколько всего смогла, храбрая такая… Черта с два. Хорошо, что дома никого не было. Никогда в жизни меня не выворачивало от страха. До сегодняшней ночи.

***

Учеба, работа, друзья, Маркус.

Делай, что в твоих силах, и следуй привычным маршрутом, сказала я себе. Решай повседневные задачи и держись за рутину – она вытянет, пока ты готовишься принять решение. Не даст свернуться калачиком в пыльном углу и выть.

Как найти выход?

Я крутила ситуацию под всеми возможными углами и не видела ни подходящих дверей, ни форточек, кроме одной – сделать все на своих условиях.

Если нет выхода – прорубить? О таком и подумать страшно.

Непроходящее мрачное настроение увеличивало и без того сильный отрыв от однокурсников. Сидя на парах, я думала: зачем оно все надо? А может, взять академ или перевестись на заочку? Начать с другими людьми, более занятыми своими делами, которым моя кислая физиономия будет подана как родная. И тут же ругала себя за слабоволие: Кощей продолжает жизнь в этом мире, я-то чем хуже? Справлюсь.

Ни Бальтазару, ни друзьям я пока ничего не сказала.

Молнии прорезали темноту, красиво распадаясь в воздухе, светящимися корнями небесного дерева. Я сидела на бортике ступы возле кладбища у Академии и выжигала очередную могилу. Хожу сюда три раза в неделю, как на работу.

Шоколадный батончик – единственная пища за день – медленно таял в руке. Дурная привычка не есть нормально, когда нервничаешь. Вообще, место для ужина неподходящее, конечно.

– Что-то ты мне не нравишься, – проворчал Бальтазар. – Ведешь себяу странно. Все время думаешь, в глаза не смотришь. С колдуном своим поругалась?

– Нет. Осенняя хандра, наверное.

Кот фыркнул:

– Ты врешь. Но яу подожду, сама скажешь. Пока держишь в себе – и спишь плохо, вон синяки какие под глазами.

– Зачем спать, когда есть кофе?

Я доела батончик и решила выжечь еще одну могилу.

Ни у кого из моих друзей больше не будет красных глаз, гарантирую.

***

С каждым днем становилось все страшнее. Ожидание того, что в любой момент Корпорация сделает свой ход, превращало меня в параноика. Спокойно было только в Убежище, но я не могу позволить себе остаться в нем жить. Я, подумать только, начала скучать по своим докучливым внутренним голосам, с ними можно было что-то обсудить. В лабиринтах сознания остался только один.

– Это тяжело – перестать быть человеком?

Девушка с косами – эхо Ядвиги – обернулась, улыбнулась так снисходительно, словно ребенку:

– Ты не перестанешь. Просто все будет иначе.

– Я буду как прежде? Спать, дышать, наслаждаться вкусной едой, чувствовать этот мир?

– Гораздо полнее. Увидишь то, что скрыто. Услышишь то, чего не могла раньше. Не обещаю, что тебе это понравится, но…

– А внешне я поменяюсь?

– По своему желанию.

Она ушла, а вслед за ней летели снежные бабочки.

Крохотные сияющие точки исчезали одна за другой, как исчезало отведенное мне время. Пришла пора поговорить с друзьями.

Я собрала в своей квартирке почти всех, кому доверяла. Не хватало Казимира – с ним я хочу поговорить отдельно, – Ворлиана и милого духа дома.

– Заходите, гости дорогие! Ягуся что-то важное от нас скрывает и вот решила признаться, – расшаркался кот перед Тохой и Бастет.

– Здравствуйте.

– О чем базарить будем?

Я подождала, пока кошка закончит воспитывать Тоху и они устроятся поудобнее. При таких новостях лучше сидеть.

Зашла чуть со стороны, с рассказа летописца. А после зачитала записку, в которой говорилось просто и незамысловато: в течение двух месяцев после получения письменного приказа сотрудники ССБ должны лишить меня жизни любым подходящим способом. Если буду сопротивляться и нанесу им урон – стереть память о моем существовании моим родителям и другим родственникам. А после снова попытаться устранить погрешность в работнике, то есть во мне. Точка.

Первой подала голос Баст:

– Должна признаться, что ожидала нечто подобное. Твое убийство – вопрос времени. Кощей уже полностью в своей должности, а ты нет.

Тоха молчал, его лицо исказила злость. Бальтазар вздыбил шерсть и поклялся растерзать всякого, кто ко мне приблизится, а потом обнял лапами за ногу и заурчал:

– Не бойся, яу с тобой.

Супчик верещал так, что не разобрать, и носился под потолком.

– Сначала они убили моего компаньона – им этого мало, мешает, что я живая.

– Ян. Ты что-то надумала? – Тоха пристально взглянул на меня, выискивая ответ на свой вопрос.

– Приходило в голову, – честно призналась я. – Но это слишком дико даже для такой ситуации. Сама? Нет, никогда. В этот раз они действительно загнали меня в угол, и любое мое действие ведет к ухудшению положения. Они могут поступить со мной, как с Кощеем, любым извращенным способом. Кто знает, какой метод устранения выберут? Буду сопротивляться – примутся за близких. В любом случае – со службы нельзя уволиться.

Четыре пары глаз с растерянностью смотрели на меня.

– Мне только двадцать один! Я не хочу умирать! – Хотелось это прокричать, но горло сдавило, вышел хрип.

Тоха обнял меня и шепнул на ухо, чтобы никто не слышал:

– Я не смогу это сделать. Прости.

– Я бы не попросила, – еле слышно ответила я.

Вот рассказала, а легче совсем не стало. Думаю, что зря это затеяла. Сообщила бы по факту, и все. А теперь у них такие лица и морды…

Прощались мы напряженно. Бастет даже погладила меня хвостом.

***

Бальтазар в глаза заглядывал, спрашивал, не хочу ли я новые туфли купить для настроения или, может, шоколадку. Я понимала, что он переживает и как никто понимает: благодаря Первородным у него осталось восемь жизней. Но, святые суслики, это жутко тяготило. Лучше бы язвил или выбирал мне наряд на конец человеческой жизни. Я раздражалась и испытывала чувство вины за это. Потому оставила кота и мыша дома и ушла в сказку.

Лукоморье обдало теплым вечерним ветерком. Здесь, говорят, нет осени, зима сменяет лето, и я пока не знаю, как это выглядит. Наверное, уже скоро снежинки упадут на зелень травы и листвы.

Изольда без меня пустовала. Казимир и Настя жили в гостевом доме, я приходила раз в несколько дней – проводить души и позаниматься с Настей грамотой. Ей было откровенно скучно и тянуло на подвиги, но она училась ратному делу у профессионалов и делала большие успехи в чтении.

Души у порога меня не ожидали, и я спокойно затопила печь, чтобы заварить травяной чай. Самобранку расстилать не хотелось, хотелось немного бытовой рутины. Так, за кружкой с успокаивающими травами, меня и застал Казимир.

– Яга, что это ты не поздоровавшись? – начал он с порога и вдруг замер, глядя на меня, нахмурился. – Что случилось?

– Присядь. Где Настя?

– Спит, укатали тренировки.

Налила и ему чай, хотя он не любитель.

Рассказывала ему, а сама все думала об изнанке сказочного мира. Совсем не доброй, опасной, трагичной. Интересно, можно ли иначе?

В какой-то момент стало настолько тошно, что не хватало воздуха, мы вышли наружу, под бархат неба.

– Вот такие дела, Каз. Цугцванг.

– Иди сюда, рыжуля. Тебе совершенно необходимы обнимашки.

Казимир раскрыл свои объятия, и я уткнулась щекой в толстовку без дополнительного приглашения. Он пах как обычно: смесью серы, дерева и кожи. Такой привычный, уютный запах. Огромная рука крепко держала меня за плечи, второй он гладил по голове. Хотелось заснуть и проспать весь этот кошмар. Монотонные поглаживания и какая-то успокаивающая чушь: «Я держу тебя, рыжуля», совершенно не похожая на Каза, заставили закрыть глаза. Момент необратимости, когда объятия стали крепче, а рука замерла на моей шее, я упустила…

Не была к этому готова.

Оказывается, перед тем как нырнуть в небытие, можно услышать хруст своих костей.

Тайные тропы

Мир потемнел и пропал.

Исчезли тепло объятия, стук сердца, звуки Лукоморья.

Сгинула тревога, канула в темноту вместе со мной, чтобы раствориться в сказочном мире. В этом бесконечно-вечном небытии, где нет верха и низа, где нет безумно колотящегося сердца и ног, которые несут тебя вперед, вперед, не останавливаясь, я испытала облегчение. У меня не было ничего, кроме мысли: «Это что, конец?» Да и к ней не было эмоций. Меня убил друг. Ну и что. Я останусь навечно в безмолвии. Ну и что.

– Не останешься!

Я услышала знакомый голос. Увидела сияющий силуэт с ореолом. Он летел ко мне. Темнота перестала быть непроглядной. Эхо Ядвиги и ее неизменные спутницы – светящиеся снежные бабочки – замерли возле меня.

– Пойдем. – Она протянула руку, но мне нечего было подать в ответ. – Встряхнись! Дай руку!

Ее косы парили, словно в невесомости, сияние бабочек ослепляло.

Стоп. У меня есть глаза, чтобы ее видеть, уши, чтобы слышать, значит, я не растворилась!

И я подала руку…

Лес. Величественный, спокойный, древний. Деревья смыкаются в вышине, переплетаются ветвями, кронами. Сумрачно. Мох, кора под щекой, жучок ползет по пальцу.

Я смотрела на свои кисти, такие белые на фоне лесной палитры, следила, как тонкие лапки шустро уносят насекомое в безопасность, в лесную подстилку. Рядом со мной сидела Ядвига, ее платье больше не сияло, оно сливалось по цвету со мхом, корой и пестрело по подолу мелкими желтыми цветками.

На мне оказалось такое же.

– Я умерла.

– Да.

– Где я?

– На пути назад.

– Куда – назад?

– К себе, девочка. Домой.

Ядвига улыбнулась. Коснулась ладонью мха, и от кончиков ее пальцев побежали искорки, зажгли белую гирлянду на елке. Огоньки пропадали в зелени, вновь появлялись, разбегались вдаль и в стороны, озорно подмигивали, убегая глубже в чащу. Ядвига убрала руку, во мху остался сияющий отпечаток. Я повторила.

Ладонь погрузилась в мох, точно вросла, тепло прилило к коже, я почувствовала пульс.

Нет, не свой. Леса.

Живого организма, большего, чем я видела раньше, большего, чем я знала. Тонкие нити мицелия переливались, как будто я могла смотреть сквозь почву – вероятно, так оно и было. Над головой ухнуло, посмотрела вслед улетающей птице – и за ней тянулся шлейф.

– Это галлюцинации?

– Если так подумать, то и меня нет, верно? Плод воображения. – Ядвига рассмеялась. – Это ты прозрела. Из-за козней Первородных бегаешь, мир спасаешь, вместо того чтобы жить как положено, в единении с лесом. Ты ведь едва взглянула на свой дом, едва прикоснулась к разуму зверей – и полетела дальше. Пойдем, поглядишь наконец на свое царство.

Под нашими ногами тускло светились следы животных, пешие тропы. Где заяц проскакивал, где волк рыскал, где лось продрался сквозь заросли. Деревья, а в них сок. Я касалась стволов, чувствовала, где больное дерево, где полное силы. Слышала биение звериных сердец…

Как много было скрыто от меня.

– Потому что ты была живая. – Подол платья Ядвиги струился, подобно воде, ни за корягу не зацепится, ни за кустик. – У живых другой взгляд. Иногда им нужно умереть, чтобы прозреть. Это только начало.

Ее босые ступни оставляли тусклые следы, как и мои шаги впечатывались в тело леса, пересекались со следами животных. Каждый шаг, словно стежок в полотне, вплетался в затейливый, неповторимый узор.

– Начало пути куда?

– Не знаю, это ведь твой путь. Одно точно – пару железных сапог ты уже истоптала. А может быть, и две.

– Всем Ягам так тяжело?

– Моя жизнь была спокойной, не то что твоя, Янина. И каждая Яга по-своему живет. Другое дело, что такой, как ты, прежде не бывало.

Обсуждать свою уникальность не хотелось. Спокойствие, которым одарила безмолвная вечность, все еще пребывало со мной. Я впитывала лес и отдавала часть себя.

Мы шли, не нарушая гармонии, в полном молчании, и молчание было самой естественной вещью на этом свете. Никто не терзался неловкостью, не хотел заполнить тишину своим голосом. Мы… я замолчала, чтобы услышать. Замедлилась, чтобы увидеть.

Озерцо – не больше прыжка Бальтазара, – скорее лужа на нашем пути. И рядом второе, равное. В них виднелись клочки неба, порванные кронами деревьев. Будто глаза погребенного великана смотрели из земли, небо тонуло в них, а они – в небе.

– В очи леса ты глянь, живущая в чаще, – шепнула Ядвига.

Заглянула в первое око. Светло в нем оказалось, отражались солнечные лучи и я: волосы заигрывали с солнцем, блестели рыжими искрами, глаза ярче, чем есть, – зеленые до нереальности, и бельма нет. Я улыбалась в отражении.

Во втором озерце моя улыбка померкла, волосы спутались в паклю, кожа потускнела, пошла пятнами, глаз затянуло. Я не видела ничего, кроме своей головы, но была уверена: опущу взгляд вниз – увижу костяную ногу.

– Жизнь и смерть? – уточнила я.

– Источник живой и мертвой воды теперь доступен тебе. Ты всегда можешь сюда прийти и взять немного. Нужно лишь крепко заснуть.

– Кощей-предатель сулил раскрыть нахождение источника. Но ведь он не об этом говорил?

– Нет, он говорил о доступном для всех, кому требуется помощь. Там, на сказочных просторах. Здесь же твое собственное место.

– Это не Убежище. Тогда что?

– Другая сторона бытия, мир за завесой жизни и смерти отныне есть и у тебя, как у любой Яги. Твое тело будет нуждаться в отдыхе, оно живое. Продолжит стареть, хоть и медленно. В Убежище можешь быть и сама, и с избой, и с компаньоном, но оно для сокрытия с глаз, для передышки. А здесь – восстанавливать дух. Лес внутри тебя, всегда рядом. И никто не потревожит.

Так просто, так естественно. Никакой суеты.

Раньше я вдыхала и задерживала дыхание до рези. Я бежала, игнорируя боль в боку.

Пришло время для глубокого, спокойного выдоха.

Мы шли дальше, я видела травы для ритуалов и снадобий, они светились среди прочих.

Умиротворение и возвращение к генетической памяти, вот что происходило. Кажется, из меня вынули нервную систему, почистили, починили и вставили обратно – так было хорошо и спокойно.

– Ты готова? – спросила Ядвига.

– Смотря к чему.

– Веди нас дальше по своему пути, ищи выход, чтобы открыть глаза. Твой друг ждет тебя.

– Мой друг убил меня.

– Да. Как поступишь с ним, когда сделаешь первый вдох новой жизни? Обнимешь или убьешь? – лишенным эмоций и акцентов голосом спросила Ядвига. Снежные бабочки замерли в полете.

– Я не знаю.

– Почему он это сделал?

– Я еще не думала.

Лес бескрайний пах грибами и ягодами, стелился удобной тропой под ноги. Пульс под ступнями бился все сильнее; казалось, почва шевелилась, как будто я шла не по земле, а по шкуре гигантского животного. И оно просыпалось.

Деревья расступились.

Изба лежала, спрятав ноги, на своем привычном месте. Я почувствовала тепло, запах хлеба и молока, трав, что пучками висят на стене. Изольда теряла четкость, рябила легкими волнами. Она манила к себе. Ее рябь шла в том же ритме, что пронизывал меня от ступней до головы. Крыша и стены вспыхивали искрами, тянулись артерии энергии, оплетая бревна. Какая же она, оказывается, живая!

– Посмотри, как связано все в Лукоморье между собой, – произнесла Ядвига.

Впереди, как вечность до этого, стоял Дуб, солнце на нем тускнело и светлело ровно в том же ритме, что пульсировали лес и изба.

– Почему ты меня направляешь, подруга? – спросила я эхо Ядвиги.

– Так заведено. У меня тоже была проводница. Я уйду, когда уже нечего будет сказать.

– А сейчас есть?

– Ты слишком открыта миру. У тебя много друзей и родни. Они твоя опора и твоя слабость. Из-за них ты и сильна, и уязвима. Пока Лукоморьем заведуют силы, потерявшие человечность…

Она не договорила, да и не нужно. Я никого в обиду не дам.

Мы прошли сквозь двери в пустую избу. Ни моего тела, ни Казимира. Зато насколько красива Изольда! Можно было увидеть переплетение частей, деталей… За дверью бани находилось что-то сродни сердцу, похожее на цветок физалиса. Оно светилось, как всё в лесу, пульсировало. Я зачарованно наблюдала, забыв о невзгодах.

– Красивая, да? – тихо спросила Ядвига.

– Потрясающая!

Я прошла вдоль стен, касалась бревен и чувствовала тепло дома. Избушка с характером, своя, родная. Так сложно устроена. В одном углу обнаружила утечку энергии – свет вытекал из царапин на бревне: здесь побывали когти Бальтазара.

– Я исправлю, – пообещала избе, и мы вышли наружу.

Мое тело лежало поодаль, Казимир унес его от избы за ближайшие деревья. Со стороны да в тусклом свете луны и «солнца» на цепи не заметишь. Подошли ближе, реакции не последовало.

– Он нас разве не видит? – Впервые за время путешествия по сумеречной зоне появился намек на эмоции.

– Мы не совсем души. Я вообще в твоей голове, – последовал загадочный ответ.

Я подошла ближе, потом просто села на траву, наблюдала. Что нужно чувствовать? Я по-прежнему не чувствовала ничего к своему убийству.

Казимир зато явно нервничал: ходил вокруг тела, внимательно смотрел, оглядывался по сторонам. Вставал на колени и поправлял мою голову, лежащую на свернутом пледе, прислушивался в поисках дыхания, хмурился. Он бы укрыл меня, наверное, но тут ему кое-что мешало: трава укутала тело в кокон. Я наблюдала, как травинки поднимаются, растут и укрывают, сплетаясь в зеленый живой саван, оставляя открытой лишь голову. Судя по виду Казимира, для него это была такая же внезапность, как для меня.

– Ты часть леса. – Ядвига присела рядом, и подолы наших платьев-близнецов слились с травой и друг с другом, а цветы на них подняли свои бутоны, расправили стебли, раскрыли лепестки. – Лес заботится о тебе. Он лекарь для души и тела. Эти травы сберегут плоть, покуда ты не вернешься.

– Бальтазар будет в бешенстве, – меланхолично подумала я вслух. – Его не было рядом, когда случилось… это.

– Это самое меньшее, что должно тебя заботить, – хмыкнула подруга. – Переживет.

Тем временем Казимир ругался сквозь зубы. Его хвост молотил по земле, а когти на руках стали длиннее. Он волновался. Поразительно.

– Помнишь, как он берег тебя? – тихо спросила Ядвига.

Я помнила.

Перед битвой Казимир принес мне броню со словами: «Легкие ранения могут долго заживать и приносить массу неудобств. Хотя бы от них защитишь себя».

Помнила и остальное хорошее.

Рука непроизвольно коснулась груди – помнила и плохое.

– Он же был не в себе, – упрекнула Ядвига.

– Я знаю.

– Разбери его на рога и копыта, на кожу и черную кровь. На когти, личину, на ступу с метлой. Это твой человек или чужой?

Я подошла к своему телу, обошла вокруг него и едва не коснулась беса. Он почувствовал.

– Янина? Ты тут? – Оглянулся, заскрежетал зубами. – Вернись в свое чертово тело, рыжуля! У меня слишком мало друзей, чтобы их терять. Если ты к утру не очнешься, от меня только копыта останутся – Настя пробудится от богатырского сна и прибьет. Лучше вернись и отомсти сама, если захочешь.

Я не желала мести, а хотела понять, разобраться. Совершенно очевидно, что он беспокоится и заботится, даже плед вон под голову положил. И букашек с лица снимает. Достаточно ли этого, чтобы пробудиться и жить как прежде?

Я оглянулась на Ядвигу: ее лицо закрывал сонм снежных бабочек, она отстранилась. Мне одной принимать происходящее, раскладывать на рога и копыта, на плюсы и минусы. Отсутствие эмоций мне нравилось, хорошо бы в жизни их отключать, рассчитывать на логику. Интересно, когда я вернусь в тело, так и останется?

– Разверни полено, – тихо сказала Ядвига.

Прошлые уроки не забыты. Нащупала мысль:

– Я не просила меня убивать. Пришла поговорить.

Так и было, я отправилась к другу, чтобы услышать, как ситуация выглядит со стороны. Совет или неожиданное решение очень бы помогли. Впрочем, как раз последнее я и получила.

– Хочешь сказать, не думала, что он способен убить тебя, если потребуется?

– Думала. Одну секунду. Но я бы никого из друзей не попросила это сделать. Никогда.

– Ты знаешь, что ему одному по силам подобная ноша?

– Я не решала, кому что по силам. Не слишком ли это – решать за других? Он, может, и не человек, но я своих воспринимаю одинаково.

– Если он твой, не мучай. Поговори и прими решение.

– А он решил за меня.

– Мы не простые люди, Янина. Мы бок о бок со смертью и сами почти как боги. Стоит ли усложнять? Это лишь кочка на длинной дороге твоей судьбы. Отныне тебе жить иначе, чем раньше.

– Пока что мне все нравится, – ответила я, имея в виду чудеса, которые увидела здесь, между жизнью и смертью.

– Не торопись с выводами. В твоем родном мире тоже будет не как прежде. Не тяни. И до встречи, Янина.

Эхо Ядвиги растворилось. У тела остались я и Казимир. Он прилег рядом и жевал травинку. Я немного постояла, глядя на эту странную картину, потом дотронулась до себя, и мир снова померк.

Необычно вновь чувствовать тело. Как будто долго плавала, а потом вышла на берег – гравитация дает о себе знать. Немного поморгала – глаза пересохли – и быстро огляделась: Лукоморье больше не сияло, как елочная гирлянда. Грустно.

– Святая инквизиция! – почти крикнул Каз мне в ухо, подскочил и загородил своей рогатой головой весь обзор. Протянул руку и почти сразу отдернул. – С пробуждением, ваше бессмертие. Ты пока полежи в травке, поговорим. Кто вас знает, воскресших, еще бросишься с кулаками, поранишься.

Пошевелиться я особенно не могла, это правда. Впрочем, это не помешало бы испепелить его молнией.

– Дай мне объясниться, потом решишь, – будто прочел мои мысли Каз. – Ты как, шея болит?

– А то ты не знаешь. – В горле тоже пересохло.

– Не-а. Те, кого я убивал, потом не оживали, чтобы поинтересоваться этим моментом.

– Не болит.

– Слушай… Ты пришла совершенно разбитая, ждала удара корпорации из-под каждого куста, видок – краше в гроб кладут. Сейчас, кстати, гораздо лучше. Я подумал, что в моих силах помочь тебе.

– Дай мне встать.

– А драться не будешь?

– Нет.

Казимир вспорол когтями плотный кокон из травы и подал руку. Я не приняла. Он хмыкнул и отошел.

– Корпорация бы с тобой не церемонилась, им все равно. Машиной сбить, отравить… Я умею убивать быстро, неожиданно, тихо и безболезненно.

– Да ты просто ниндзя. Я не просила тебя об этом.

– И не нужно, рыжуля. Я и так все понял. Из всего твоего окружения только я и Маркус имеем навыки и отсутствие совести, и ты пришла ко мне. Я сделал выводы, взял на себя ответственность. В итоге на тебе не осталось ни царапины и ты их переиграла.

– Ты мог со мной об этом поговорить.

– Мог. Но ты бы испугалась. Люди боятся смерти.

– Понятно, ты просто отличный че… демон.

Казимир озадаченно посмотрел на меня – кажется, не понимал, что не так.

– Дружба – штука двусторонняя. Ты спасла меня от страшной участи быть марионеткой, я отдал долг, избавив от мук ожидания смерти, и сделал это как мог мягко. Но ты… показала мне дружбу гораздо раньше, ворвавшись в лавку с этими нелепыми идеями про ступу и метлу.

Поразительные вещи происходят после смерти. Я вижу чудесное, я слышу от Казимира откровения. Признаться, мне нечего было ответить в ту минуту.

– Знаешь, веснушка, я давно живу. Все разговоры, которые могли быть, уже проговорены. Все обиды, какие могли быть, уже случались. Я понял, что тебе нужно время принять ситуацию. И если не собираешься меня поджарить своими молниями, я пойду, а то утром Настю гонять. Ты пока подумай, подашь ли мне руку при следующей встрече.

Летописец. Заметка № 1

Мои отчеты – самые читаемые во всем отделе. Я обогнал по интересности летописца Кощея. Данная заслуга не моя, а бурной жизни новой Яги. Признаться, мне бы очень хотелось ее притормозить.

Какой ужас случился на моих глазах, какая неожиданность, я едва не стал заикой! Однако следует заметить, что Корпорация не любит расходовать ресурсы: умерла так умерла, неважно как. Хотя бы с этим от нее отстанут.