Kitobni o'qish: «Ты и Я»

По – юношески перепрыгивая через ступеньку, молодой человек стремительно нёсся к двери своего подъезда. Нетерпеливо кивнув на ходу грустно улыбающейся консьержке, в два шага пересёк мерцающим мрамором холл, резким взмахом руки вдавил кнопку лифта.

Вынужденное ожидание в несколько секунд вызвало в нём лёгкое раздражение, сопровождаемое нервным постукиванием пальцев по железной закрытой двери. Поднял взгляд на цифровой индикатор, и наткнувшись на светящуюся пятёрку внезапно наморщился. Барабанная дробь резко сменилась легким приглушенным ударом ладони.

– Бли-и-и-и-н!

– «Сегодня же пятое!»

Эта дата, так часто звучащая в последние две недели в его голове, именно сегодня, с самого утра, начисто вылетела из памяти, словно устав в ней находится так долго.

«Зря спешил…Надо было пойти с мужиками, звали же…»

Зайдя в прибывший, и уже не так срочно нужный, лифт, потянулся в карман за телефоном. Покрутил в руках, размышляя, кого набрать. Подумал, быстро передумал и с лёгкой усмешкой поместил аппарат связи с внешним миром обратно в карман.

«У холостяков своя жизнь, у меня – своя…буду сидеть дома…один».

Ещё совсем недавно (по меркам быстротечного времени), он сам принадлежал к классу безбрачных мужских особей, и в каких-то невысвеченных, затаённых уголках своей души очень гордился этой принадлежностью, лелея внутреннюю уверенность, что категории «холостяк» он не изменит никогда. Основания для такой веры сформировались не в одночасье; им предшествовал процесс длиною во всю его жизнь.

Его ненаглядная маман разочаровалась в институте брака едва сыну минуло шесть лет, больше с этим не экспериментировала, и старалась забыть, как страшный сон период замужнего существования. Своим многочисленным знакомым томно объясняла, что она натура творческая, многогранная, и втиснуть себя в семейные рамки – это превыше её человеческих сил.

Как следствие, сын, с детства впитывая царящий в доме девиз: «Живи свободно!», вырос в молодого мужчину, который не то, чтобы не признавал ценность семейной жизни, – нет; просто для него это понятие стало недорогим номиналом, без которого он собирался обойтись.

Но жизнь внесла свои коррективы…

Выйдя из лифта уже неторопливо, вразвалку, он направился к своей квартире. Легко щёлкнул ключом в замочной скважине, толкнул пальцем дорогую облицовку неслышно открываемой двери, на пороге приостановился. В атмосфере знакомого жилого помещения повисло так нелюбимое им в последние годы ощущение пустоты и безжизненности. Как будто Ленка, уезжая в свои чертовы командировки, забирала с собой не только нужные вещи, но и упаковывала в дорожную сумку частичку души и какое-то искрящееся тепло, что согревало их совместный очаг.

–Н-да… – шумный, омрачённый этим ощущением глубокий вздох разнёсся по притихшей квартире. Он почувствовал, как внутри него рождается волна неудовольствия и злости. Эти её отъезды, пусть и нечастые, всегда выводили его из себя. Никакого смысла в них он не видел. Какая ей радость в этих поездках в немыслимую глухомань, существование чуть ли не в пещерных условиях, возня по уши в земле! Плюс ко всему копеечная зарплата, ну и конечно же оставление его в ненужном никому одиночестве!

Вешая в шкаф сброшенный летний пиджак, поймал себя на мысли, что начинает раскручивать себя по полной. Знал по опыту, если эту нарождающуюся злобную волну не остановить, ничего хорошего не выйдет. Она-то потом схлынет, а он останется с дикой головной болью.

«Ладно, ладно». Мысленно постарался успокоить себя. «Ничего… дайте только срок…». В том, что рано или поздно он убедит её оставить свои раскопочные затеи, он не сомневался. В жизни он всегда добивался того, чего хотел. Нужно только время.

Чтобы окончательно утихомириться, направился в гостиную, к бару. С бутылкой красного вина плюхнулся в стоящее рядом огромное мягкое кресло. Потянулся за пустым бокалом, медленно наполнил его, любуясь на бордовые, искрящиеся блики напитка.

Сделал несколько глотков. Внутри потеплело, смягчилось.

«Релакс…». Откинул голову на высокую спинку кресла, задумался. Мысли понемногу успокоились, пригладили чуть было не разбушевавшиеся чувства, потекли мирным потоком.

Время, конечно, сделает своё дело. Он точно знал, что время – это вещь, на которую можно положиться. Наступит день, когда они узаконят свои отношения, заявят друг на друга официальные права и всё пойдёт своим чередом…

Хотя с момента их встречи прошло больше трех лет, а воз, как говорится доселе там. Это вызывало немалое удивление, ведь он уже не раз просил её стать женой. Кому сказать – не поверят! Он, убеждённый холостяк, любящий и ценящий свою свободу превыше всего, и вдруг туда же: «выходи за меня замуж!». Да он и сам бы не поверил такому повороту событий ещё несколько лет назад!

Но и это было не самым для него удивительным. Удивление, переросшее в непонимание, вызывал факт, что она так и не приняла его предложения. Отшучивалась; иногда молчала, лишь глядя на него своими пронзительно зелёными глазами; временами принималась (не поймёшь, серьёзно ли) обсуждать их неравный социальный статус. В общем, сводила на «нет» все его попытки. Ну а он, будучи человеком неглупым, принимал ситуацию как есть, твёрдо зная, что рано или поздно ей надоест полукочевая жизнь, эта бесформенность их отношений и захочется мира и покоя в его объятиях. Другого просто и быть не могло!

Без излишней скромности он всегда считал себя, что называется – «завидной партией». С какого бока ни подойди – мужчина хоть куда! И молодой, и красивый, местами – обаятельный, с солидным капиталом и положением, физически и морально здоров на все сто…Ещё до их встречи, будучи убеждённым сторонником безбрачия, ему приходилось отбиваться от массы явных и полупрозрачных предложений со стороны женского пола. Для себя он никогда не принимал их всерьёз, лишь сделал вывод, что на рынке брачных услуг его персона котируется очень высоко. А Ленка просто пока ещё своими малозаинтересованными в материальности мозгами этого не поняла, и ценить не научилась.

С другой стороны, наверное, эта незаинтересованность и даже какая-то оторванность от мирских дел так его впечатлила при их первом знакомстве. Частенько всплывал в памяти тот день, когда он впервые привёл её в свои холостяцкие апартаменты. Чего греха таить, назначенный ужин у него дома должен был произвести (по его замыслу) маленький, но яркий фейерверк в голове у новой знакомой. Бурю восторга вызвать было чем: начиная от престижного района проживания, внешних архитектурных решений фасада его дома до авторского (естественно!) дизайна и отделки личного пространства, ему принадлежащего. По крайней мере, всем этим всегда восторгались, а может, и втайне завидовали, его друзья и знакомые.

Но как он ни всматривался в её глаза в ожидании положенной реакции, не заметил в них и тени заинтересованности всем созданным великолепием. Готовился к приятным для себя объяснениям, что тут да как, а получил какое-то внутреннее замешательство.

Улетучилось оно быстро благодаря несводимому с него, озорному и ласковому Ленкиному взгляду. Казалось, ей не было дела до окружавшей его обстановки; она весь вечер глядела лишь на него и внутрь него. Наверное, это было впервые, чтобы вот так, совершенно искренне, с неподдельным интересом и сердечным теплом кто-то был заинтересован в нём самом. И купаясь в направленном на него внимании, словно окруженный невидимой поддержкой, он весь вечер легко и непринуждённо ораторствовал и юморил перед девушкой, выдавая подчас такие полёты мысли, что сам удивлялся.

Поздно ночью, стоя перед зеркалом в ванной смотрел на своё отражение, будто впервые. На него улыбчиво смотрел какой-то восторженный мальчишка с горящими глазами и немного глуповатым видом. Таким он себя не знал. Это до сих пор незнакомое ему создание подтверждало смутно бродившее в нём новое ощущение. Да! Бастион одиночной жизни пал, и он таки влюбился! Прежде широкое течение мыслей сузилось и превратилось в речку с названием «Ленка». И оказалось, пребывать в видимых границах этой реки было для него таким наслаждением, что широкие и безбрежные просторы океана жизни под названием «Свобода» потеряли все свои, прежде так ценимые, прелести.

Их близкие отношения, возникшие вскоре после этого ужина, завязались просто и непринуждённо, естественным образом перетекли в совместное, почти семейное проживание. Он часто ловил себя на мысли, что его жизнь с появлением Ленки полностью переменилась, а он так и не почувствовал никакого дискомфорта. Вроде всё так и должно было быть. Они встретились, и они вместе. Попытался было поискать в себе сомнения, наслушавшись разных примеров своих приятелей на тему: «Наша встреча. Может лучше, чтоб её и не было!», но не нашёл даже микроскопической мыслишки сожаления. На том и забросил все эти ненужные попытки сопоставления, вовремя вспомнив о собственной индивидуальности и твёрдой уверенности, что его жизнь ни на чью похожа не будет…

В комнате заметно потемнело.

«Надо бы встать, пойти перекусить что ли…»

Ужинать, действительно, было пора, но вот вставать не хотелось. Ощущение пустоты в квартире чуть сгладилось теплотой наплывших воспоминаний. Мысли о Ленке не заменят конечно же самой Ленки, они лишь помогут как-то скрасить это одиночное существование и дадут ему силы дожить до её возвращения.

Проигнорировав едва заметное журчание в животе, в паре с сумерками намекавшее на то, что самое время заняться последним на сегодня приёмом пищи, так и остался сидеть почти недвижно, возвращаясь к неторопливо текущим воспоминаниям, доставляющим ему сейчас хоть какую-то радость.

Ленка… Ленка… Ленка… Первое время он бредил этим именем. Казалось удивительным, что такое простое и незамысловатое имя стало для него своеобразной молитвой, восторженно крутящейся днём и ночью в его голове. Бубнил будто заклинание – Ленка… Ленка… Ленка.

Это повторяемое имя заключало в себе всё: и любовное признание, и трепетное ощущение счастья, и радость от нахождения рядом с ней. Несмотря на его объёмный словарный запас в разных жизненных секторах, для разговоров на любовную тематику он не был подготовлен. Как-то не складывалось ни обстоятельств, ни чувств похожих. В общем, ни опыта, ни знаний. Возникло по этому поводу однажды небольшое волнение, – вдруг ей захочется услышать от него красивые слова о переполняющих чувствах, переживаниях, признаний поэтических, всего того, что обычно говорится в таких вот случаях, а его романтизма на это не хватит. Но волнение оказалось напрасным. Ленка тем и казалась удивительной натурой, что мало обращала внимания не только на окружающую обстановку, но ещё и на вербальные построения. Она умела понимать всё без слов. Временами даже казалось, что она знает и чувствует его лучше, чем он сам себя…

В отличие от его скромного немногословия, она часто придумывала ему разные имена, то шутливо-дурашливые, то протяжно-нежные, то серьёзно-героические. Но каким бы тоном она их не произносила, в глубинной основе любого к нему обращения сквозила нескрываемая любовь. Хотя, наверное, если бы она ничего не говорила и никак его не называла, её взгляд говорил бы убедительнее всяких слов.

Ему сейчас вспомнился ещё один достаточно волнительный момент – момент знакомства Ленки и его маман.

Его родительница навещала жилище сына крайне редко, конкретнее – всего один раз, много лет назад, когда он только обустроился на новом месте. И естественно, о том, что на его кухне вот уже полгода властвует незнакомая ей хозяйка, мать не знала. Хотя, признаться, матушка всегда так много была занята собой, что времени глубоко интересоваться делами сына у неё не находилось. При редких встречах и нечастых телефонных разговорах она конечно же задавала вопросы типа: «Как твои дела?» или «Что у тебя там происходит?», но он по опыту знал, что утомлять творческий ум маман длинными ответами не стоит. Они оба хоть и были связаны самыми тесными из возможных, узами, но уже давно жили в разных, непересекающихся и непохожих друг на друга, мирах и чувствовали себя достаточно хорошо, не нарушая установленных временем границы…

Готовясь к знакомству двух женщин, одна из которых дала ему жизнь, а другая эту жизнь наполнила, он немного, но всё-таки волновался. Для него это было особым событием. Втайне искренне желал, чтобы они друг другу понравились. И хотя он никогда не руководствовался немногочисленными мнениями своей матери, в этот раз почему-то очень хотелось, чтобы она оценила его выбор. Даже сам не понимал, почему для него это было важным. Наверное, сказывался здоровый мужской инстинкт, определяющий жизненную необходимость мира и согласия в его душе. Хотелось, очень хотелось, чтобы они подружились…

За Ленку он был спокоен. Как-то заведя полушутливый разговор, немного отвлечённо, как бы между прочим, спросил её, что ей думается о его матери. Ленка также полушутливо ответила, что с удовольствием поглядела бы на яблоню, родившую «такое яблочко!». И, с серьёзным видом добавила: «Я её буду любить только лишь за то, что она дала мне тебя».

Такое простое и искреннее признание заполнило его всего теплом и молчаливой благодарностью. Он точно знал, что это не просто пришедшие на ум слова: она умела взглядом отделять серьёзное от шутки.

Знакомство, состоявшееся вскоре после этого разговора, прошло, как он для себя определил, хорошо. Матушка выкроила время для приёма, домработница приготовила шикарный ужин, они прибыли без опозданий. За столом закрутилась оживлённая беседа. Вопреки его опасениям, женщины легко находили темы для разговоров, общались непринужденно, временами даже весело. Видно было, что Ленкины простодушие и открытость импонировали его маман; мало того, непосредственность девушки каким-то непостижимым образом повлияла на хозяйку. Он-то знал свою мать, и знал, что она редко бывает сама собой, предпочитая выносить на публику лишь тот образ, который соответствовал её настроению. Но этот ужин стал исключением, – его мать была просто женщиной, просто матерью.

Закончив с трапезой, Ленка вызвалась помочь домработнице убрать со стола и помыть посуду. На лице хозяйки промелькнуло едва заметное удивление. Но, воздержавшись от комментариев по этому поводу, она лишь приподняла чуть брови, потом взяла его под руку, приглашая пройти с ней.

– А мы с тобой пойдём в кабинет, сын. Посмотришь документы, проконсультируешь меня. Ты же знаешь, я в этих юридических реверансах совершенно не сильна…

Он пролистал бумаги, дал матери несколько советов, указал спорные моменты. Под конец мать, переведя разговор, неожиданно томно спросила:

– Мне уже нужно готовиться к новой для себя роли?

Он пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь сообразить, к чему вопрос.

– Я говорю о статусе бабушки… – Она улыбнулась, медленно и элегантно присаживаясь в кресло. – Надеюсь, ты меня уведомишь… заранее…

Он присел рядом, на подлокотник, взяв материнскую ладонь в свои руки. С лёгкой улыбкой на губах ответил:

– Ты будешь великолепна в любой роли!.. Но это дело будущего, пока тебе не нужно менять свой статус…

Он приложился щекой к её ладони. Подняв голову, задал в свою очередь вопрос:

– Как ты находишь Лену?

При этом он старался выглядеть незаинтересованно и говорить непринуждённо – спокойным тоном. Но сердце почему-то застучало чаще.

– Хорошая девушка… – Женщина, облокотившись свободной рукой на мягкий подлокотник кресла, задумчиво посмотрела на сына.

– Даже, кажется, она слишком хороша для тебя… и… слишком проста…

Он непонимающе посмотрел на мать.

– Проста?.. Ну, конечно же, она выросла в других условиях, в другом социальном круге, но… – он так и закончил непонятное для себя объяснение.

– Милый мой, причём здесь этот социальный круг! Ты же знаешь, мне совершенно всё равно – кто из какого социума… – Она сопроводила свою речь лёгким фырканьем. Тем же неторопливым тоном добавила: – Мы с твоим отцом были из одного, как ты выразился, социального круга, и что?! Мы были совершенно разными по своему содержанию, по своему наполнению, если хочешь…

– Я всё-таки не очень понял, что ты этим хочешь сказать? – Ему всегда было нелегко понимать эту женщину. Он всё же больше предпочитал её творческому восприятию своё логическое понимание. – Может, объяснишь?

Она глубоко вздохнула, всем своим видом показывая, что объяснения – не её конёк. С ноткой печали, театрально понизив голос, произнесла:

– Мужчинам всегда подавай объяснения… Увы, родной… Я говорю то, что чувствую. – Она наклонилась к нему, приобняла и закончила: – Понравилась мне твоя Ленка, по-нра-ви-лась!..

Сидя в своём кресле и устремив взгляд за окно на темнеющее небо, он улыбнулся, вспоминая матушкин вердикт, выведенный чеканным тоном: «По-нра-ви-лась!». Тогда виду не показал, но в глубине души обрадовался, как мальчишка. И хотя не очень понял, что она имела в виду, говоря о Ленке, всё равно было хорошо. Будто маленькая гирька свалилась с сердца, и оно опять стало биться легко и свободно…

– Конечно, понравилась! – Непроизвольно произнесённая фраза нарушила плотную тишину комнаты. – Она не может не понравиться! – добавил, обращаясь к заоконному миру. Поднял бокал и, чокнувшись с окружающим пространством, закончил коротким тостом:

– За нас!

Ленка понравилась не только творческой натуре его родительницы. Его друзья, ну или по крайней мере те, которых он считал друзьями, близкими людьми, после знакомства с ней, каждый по-разному, но выразил своё одобрение. Один институтский товарищ, уже неоднократно попробовавший узы Гименея на прочность, с какой-то затаённой грустью признался: «Ну и дурак же я! Постоянно увлекаюсь какими-то манекенами… А, надо бы вот таких, живых, как твоя Ленка, искать, находить и любить…»

Он и сейчас, и раньше, не единожды признавался сам себе в том, что восторг, вызванный в сердцах его друзей после знакомства с Ленкой, им самим воспринимался неоднозначно. С одной стороны, такое признание где-то льстило, рождало ощущение гордости, а вот с другой….

С другой стороны, многие восхищенные взгляды друзей-приятелей на его избранницу ему совсем не нравились. Частенько проскальзывало опасение, что кто-то может захотеть вклиниться в их тесный союз и попытаться примерить на себя его счастье. Понимал, конечно, абсурдность этих опасений, и даже мыслей таких, но деть эту обеспокоенность никуда не мог.

Наверное, это обстоятельство и послужило причиной тому, что они почти отказались от дружеских посиделок, совместных походов по ресторанам и поездок в отпуск большой компанией. По правде сказать, он отказался, а Ленка, понимая его душевные терзания, лишь молча согласилась с принятым им решением.

Со временем он понял, что не ошибся. Ему было уютно и комфортно жить в тесном, маленьком мирке вместе с ней; он мог часами смотреть на её мелькающую по дому фигуру, вечно чем-то занятую; особенно согревал тот факт, что он может в любую минуту подойти, обнять её, заглянуть в любимые глаза, поговорить о чем-нибудь важном или, наоборот, несущественном, и чувствовать, что она полностью принадлежит ему, а он – ей…

Отставив недопитый бокал, он с хрустом потянулся в кресле. Да, можно сказать, что он почти полностью счастливый человек. Единственное, что мешало убрать это не нравящееся слово «почти», так это её рабочие отъезды и отсутствие законодательного свидетельства их любви и верности. Он однажды попытался донести до неё свою невозможность быть полностью счастливым из-за этих двух пунктов, но она лишь рассмеялась в ответ, цитируя своего любимого Козьму Пруткова, принесшего, как известно, в мир умные мысли в краткой форме: «Хочешь быть счастливым, будь им!».

Вот так вот… Один умник напишет, другая начитается, а он – страдай…

Покинув своё уютное кресло, зашагал по комнате. Перебирая в голове возможные варианты занятия себя в этот одинокий вечер, ни к чему толковому не пришел. Читать не хотелось, смотреть за жизнью других, уткнувшись в телевизионный экран, тоже. Настойчивое урчание в животе определило планы.

«Пойду пожую чего-нибудь, да спать залягу».

Энтузиазма эта мысль не вызвала. Есть на самом деле хотелось, но идти в пустующие кухонные владения не очень. В Ленкино отсутствие кухня казалось ему самой тоскливой частью квартиры.

С шумным вздохом принуждающего себя человека побрёл по широкому и тёмному коридору. Ощупью нашел дверную ручку, приоткрыл дверь. Щёлкнул настенным выключателем, прищурился от обилия вспыхнувшего электрического света. Обошёл вокруг небольшого обеденного стола, направился к холодильнику.

Ленка, уезжая, всегда старалась приготовить ему, хотя бы на первое время, что-нибудь вкусненькое. И на этот раз большой белый шкаф был забит до отказа. Инспектируя взглядом содержимое холодильника, он вынул наугад два контейнера, выставил их на стол.

– Угу… Здесь салат… а тут у нас… котлеты. – Удовлетворительно хмыкнув, уселся ужинать.

Жевать в сплошной тишине стало как-то скучно. Он оглянулся в поисках телевизионного пульта, решив, что ужин на пару с какой-нибудь спортивной передачей будет веселей. Дотянувшись до лежащего на своём обычном месте пульта, взял, нажал кнопку.

Большой экран, установленный почти под потолком, призывно засветил мягкими тонами и зашумел разнообразными голосами. Он поднял глаза, всматриваясь в надписи игроков на майках и пытаясь определить, кто играет. Даже сразу не заметил прикреплённой к нижнему экранному углу небольшой зеленоватого цвета школьной тетради. Удивлённо уставился, не донеся до рта вилку с насаженной котлетой. Чуть прищурился, разбирая видневшуюся на тетради надпись: «Моему победителю».

Хмыкнул, узнав Ленкин аккуратный почерк. Только она называла его так – победитель. Перевела его имя – Виктор – с латинского и частенько, используя разные интонации, так и обращалась к нему. То нежно шептала ему: «Ты мой победитель», то звучным голосом звала зачем-нибудь к себе: «Эй, победитель!», а иногда, редко правда, с тихим вздохом упрекала, качая головой: «Ну ты же победитель…»

«Интересно, что она в этой тетрадке нарисовала?»

Он почему-то был уверен, что там рисунки. У неё было незамысловатое хобби – набрасывать простым, серым карандашом силуэты разных зверей и птиц, карикатурно выделяя в каждом какую-нибудь часть. Говорила, что это не совсем птицы и звери, а черты характера человека. Каждой из таких не совсем обычных фигурок она давала своё название, потом просила его всмотреться и тоже дать своё название. Ну а после резюмировала, есть ли в их названиях совпадения, и если есть, то сколько. Он не очень-то понимал, к чему всё это, считал просто забавной шалостью и искренне удивлялся, когда она, находя в их описаниях схожесть, радовалась и прыгала, будто дитя малое.

«Опять, наверное, напридумала картинок и оставила мне, чтоб не заскучал…»

Он решил сохранить интригу до окончания своего скромного ужина, тем более, что Ленка ещё никогда не оставляла ему никаких развлекалок. Наблюдая за игрой на экране, время от времени переводил взгляд на тетрадку, улыбался, сдерживая желание отставить столовые приборы и вскочить, взять её в руки. Но интрига есть интрига. Хоть какое-то интересное событие в этой одинокой пустоте…

Нарочито неторопливо встал, собрал посуду со стола, тщательно её вымыл. Щелкнул пультом, большой экран погас. Достал интригующий его объект, глядя на него с едва заметной улыбкой.

«Моему победителю».

Открыл зеленоватую обложку и удивленно приподнял брови. Это был текст, а не ожидаемые рисунки.

«Ленка написала мне письмо?! Ну-у, это даже лучше, чем предполагаемые комиксы…»

С тетрадкой в руках вернулся в гостиную, включил мягкое освещение, зажег бра, стоящее рядом с креслом, устроился в нём поудобнее. Вечер перестал быть таким тоскливым и одиноким, спать перехотелось. Наполнил бокал вином и в предвкушении от удовольствия хотя бы и такого общения с Ленкой открыл первую страничку. Аккуратный, буковка к буковке, Ленкин почерк вызвал на его лице улыбку.

«Мой милый победитель, здравствуй!

Ты, наверное, удивлён моим посланием. Я даже представляю себе, как в удивлении изогнулись твои красивые брови и нарисовали над переносицей едва заметный маленький треугольник. Целую тебя двадцать два раза в эту фигурку.

Наверное, я понимаю твоё удивление. Ты бы предпочёл живую речь. И мне нужно столько сказать тебе, столько всего важного и необходимого…

Но, видят небеса, я не придумала ничего лучшего, чем довериться бумаге. Не пеняй мне за это. По-другому не получилось…»

Он оторвался от текста, потянулся за бокалом вина. Это неожиданное и сумбурное начало было не совсем понятным. Внутри тихой молнией проскользнуло тревожное чувство, где-то под сердцем превратилось в холодный ком. Несколько глотков вина рассеяли эту мимолётную тревогу, да и двадцать два поцелуя обнадёживали.

«Посмотрим, что дальше…» Он отставил бокал и сосредоточенно погрузился в ровные и стройные ряды букв.

«Однажды, в деревенской глубинке мне довелось услышать тамошнее выражение: «Бог зря фамилии не даёт». Я сначала даже не поняла этой фразы, ведь по сути фамилии и так есть у всех. Но потом старожилы пояснили, что, если внимательно вслушаться в каждую фамилию, почувствовать образ, ею вызываемый, либо просто дословно переложить на предмет какой или действие, то сразу становится понятным, каков человек, данную фамилию носящий…

И знаешь, что интересно: много раз вот так вот я приглядывалась, прислушивалась и убеждалась в истинности этой поговорки. Куча информации выплескивается, едва лишь с кем-нибудь познакомишься… Твой имярек, такой звучный и голосистый тоже о многом говорит… Виктор Жезлов! Звучит красиво, правда, родной? Можно влюбится в одно лишь имя…

Имя у тебя, свет мой, очень и очень непростое, а главное – мощное, сильное. Быть победителем нелегко; наверняка, сам об этом знаешь. И знаешь о том, сколь многое нужно уметь, сколь многому необходимо научиться и сколь много в себя вместить, чтобы одерживать победы в физически видимом человеческом мире. Знаешь, поскольку в этом мире ты воистину – Победитель!

И поверь мне, родной мой, я совершенно искренне признаю и радуюсь этой твоей победе и всему тому, чего ты добился в этом мире. Поверь, это именно так… Я знаю, ты можешь сомневаться в этом моём признании, но уверяю тебя, совершенно напрасно! Аскетизма во мне почти нет, принципов и предубеждений тоже немного, и я вовсе не монашка, довольствующаяся малым…»

Дочитав до этого места, Виктор остановился, отложил тетрадь и в раздумье потянулся за бокалом. Сделав глоток, чуть поморщился. Ему всегда не нравились непонятные для него слова о мирах «видимых-невидимых», которыми девушка жонглировала в своей речи. И её заверения в присутствующем в ней всё-таки и материальном интересе, тоже ему не понравились. Как же, не монашка! Да на фоне сегодняшних потребностей слабой половины, о которых он знал не понаслышке, она именно что монашка! И у него было более чем достаточно времени, чтобы в этом неоднократно убедиться…

В полном несогласии с последними прочитанными строками и с рожденным от этого состояния некоторым недоумением он принялся читать дальше.

«Мне так хочется о многом тебе рассказать!!! Вот сейчас сижу думаю и пишу, мыслей так много -разных, нужных, и, наверное, не очень, что кажется, голова вот-вот от них взорвётся! И вместе с тем понимаю, что ты не любишь многословия, и мне нужно постараться организовать этот рой в нечто лаконичное и конкретное. Ну ты же знаешь, что мне это редко удаётся! Но я буду очень-очень стараться.

Вернусь к твоему имени, мой свет. Я долго думала над ним, размышляла… Ты же знаешь, мне нравится этим заниматься, – вытаскивать конкретный смысл, характерное значение из имён и названий. «Виктор», «Виктория» – уже говорит само за себя. Наречённые победителями призваны быть ими. Победа во всём и всегда! С фамилией получается не всегда так просто и понятно. Единственно, мне кажется… да нет, я даже твёрдо убеждена, что фамилия обладает не только несколькими гранями значений, но и определённым образом конкретизирует задачу имени… «Жезлов» – слышишь, звучит похоже на железо, железный. Или просто – жезл. Получается – победитель с железным, несгибаемым характером, имеющий в руке символ власти – жезл. Красиво, правда? Мне очень нравится!»

На этом месте Виктор усмехнулся. Несмотря на еле уловимый сарказм, скрытый в этой непроизвольной усмешке, почувствовал себя польщённым.

– Н-да! Придумала же....

«И это лишь одна из нескольких граней, раскрывающая суть. Ещё я, используя некоторые транскрипции и латинские буквы твоей фамилии, нашла одно интересное значение. Не буду утомлять тебя всей не совсем логической цепочкой, обращусь сразу к результату. А он такой: в одном из европейских языков имеется слово «жалюзи», по звучанию и написанию своему схожее с «жезлом», и в не очень далёкой древности жалюзями обзаводились частенько те, кто ревниво относился к своему очагу и предпочитал закрывать его от людских глаз… И, понимая это значение фамилии, можно приоткрыть следующую, едва уловимую грань этой фамилии – Победитель…

– Ревности! – гаркнул в сумеречную пустоту комнаты Виктор, раздражённо откинув тетрадь. Импульсивно встал и резко зашагал по комнате.

Ох, недаром у него внутри промелькивало тяжёлое чувство. Чем дальше он читал, тем быстрее улетучивалось первоначальное ощущение радости от нахождения этого зелёного сюрприза. Он и в принципе сюрпризов не любил, и в этот раз что-то подсказывало, что данный случай исключения не составит.

Он остановился у широкого окна. Небо затянулось грязно-серыми тучами и предвещало дождь. А его голова реагировала на эту внезапную смену погоды тупой, ноющей болью. Хотя, может быть, это не из-за погоды.

Виктор неприязненно посмотрел на брошенную тетрадь.

«Победитель ревности!» Придумала же такое!

На его лице заиграли желваки. Не хотелось себе признаваться, но Ленка задела душещипательную для него тему. Немного удивляло то, что она именно теперь и именно так – в письменном виде её задела… Да, он ревновал. Но ничего криминального в этом не видел, и, как она определила, «побеждать ревность» совершенно не считал необходимым. Господи! Да это совершенно традиционное качество для любящего человека, тем более мужчины! Чего здесь побеждать-то! Вернее – кого? Самого себя?!

Пришедшее определение показалось ему несуразной бессмыслицей. Стоя перед сереющей заоконной пустотой, недоуменно пожал плечами и покачал головой. Глядя на тяжелую зависшую тучу, задумчиво спросил:

– И как это она умудряется выворачивать наизнанку простые вещи, так что они становятся сложными?

Ответа не было. Да и понятно – тучи не умеют говорить. Виктор вздохнул и решительно направился обратно в кресло. Взял в руки уже явно отдающий неприятностями сюрприз, нашёл место, где остановился. Ещё оставалась слабая надежда, что он найдёт приемлемые объяснения в дальнейшем и ими успокоится.