Kitobni o'qish: «Проводник», sahifa 6

– Ты знаешь, а мне Москва понравилась… Такой ритм, движение… что-то колоссальное… – нарушив постукивающую тишину, произнесла задумчиво Наташка. Мягко сказать, удивила.

– А-а-а… ну-у-у…

– Это мой город…

– Кхе… ну-у-у…

– Ты хотела бы жить в Москве?

– Я?! Ну-у-у… не знаю…

«Вообще-то, вряд ли», – про себя я была более конкретна.

– Я бы хотела…. И я, наверное, туда и поеду. Поговорю с Ирой, если благословит, то поеду! Поедешь со мной?

Все слова куда-то делись. Я смотрела на неё во все глаза, не веря всем своим ушам. Какая Москва! Куда ехать! Об чём это она?! Шутит, что ли?!

Но на шутку это похоже не было. С Наташкиного лица исчезла задумчивость и размышляющее выражение сменилось решительным и бесповоротным. По всему видать, она пришла к окончательному выводу.

– Что думаешь? Ведь на самом деле, что нам тут делать?

– А чё нам там, в этой Москве, делать?! – одно воспоминание о морозе приводило меня в судорогу.

– Ну, ты думай. А я для себя уже всё решила…

На желанную родную землю я сходила в наипаршивейшем настроении. Только что, буквально несколько минут назад, было всё вроде бы так хорошо. Вернулись домой после далёкого путешествия на почти радостной волне. И на тебе! А не поехать ли нам обратно, на север, ещё поморозиться! И откуда эта идея вообще могла у неё в голове взяться! Ох, недаром всю дорогу раздумывала… вот и надумала!

Ещё пару дней я провела в раздраженном состоянии. Любая попытка поместить себя мысленно в условия проживания, с которыми пришлось давеча столкнуться, вызывала волну неприятия. Никак у меня не состыковывались в единое целое две картинки: я и столица. К тому же раздражение усиливалось при наблюдении за Наташкиным неприкрыто-радостным возбуждением от принятого решения. Совсем было непонятно, что в ней вызвал этот большой город! И главное, когда?! Мы только и делали, что почти три дня мёрзли и находились в каких-то толчеях. И ей это всё успело понравиться!

Время шло, раздражаться я уже устала. Тему отъезда мы не поднимали, Наташка ждала личной встречи со своей крёстной. Про наше путешествие она ей уже рассказывала по телефону, а про рожденные мысли нет. Я в глубине души, где-то в самом неприметном её уголке, лелеяла слабую надежду, что Ирина Аркадьевна не одобрит Наташкино намерение, и всё само собой обойдется. В моём немного утихомиренном мозгу очень аккуратно и ненавязчиво начали промелькивать предательские мыслишки. А ведь правда, делать мне тут нечего. Впереди очередная беспросветная зима без денег, без деятельности, без интереса. Нужно идти устраиваться куда-то работать. А куда? Зарплаты везде мизерные, перспективы ещё меньшие… Самый лучший вариант – попытать счастья в другом месте, раз уж в этом никак. В Москву? Но там холодно. Зато возможностей гораздо больше. Но всё равно холодно! Но холод же когда-нибудь кончится?!

Моментами я чувствовала себя отстранённой от собственного ума. Будто со стороны наблюдала за внутренними словесными баталиями. Одна идея, в поддержку своей значимости, выдвигала веские аргументы, другая оппонировала ей тоже внушительными соображениями. Вопреки сопротивлению, неожиданно победило так раздражающее меня решение: надо ехать в Москву. Окончательно сдаться этому решению помогла дружба. Куда ж одной-то ехать?! Надо на пару! Как ни крути, и веселее, и легче…

Аудиенция у Ирины Аркадьевны случилась почти спустя неделю после нашего возвращения из столицы. Мы принеслись к ней, как обычно, на всех парусах и застали её в процессе уборки квартиры.

– Проходите, проходите! – она, обняла приветствуя. – Прибыли, паломники! Раздевайтесь, будете рассказывать!

– Ир, а ты что делаешь?

– Да девочка-помощница не смогла прийти, а грязи накопилось, сил нет!

– И ты что, сама убираешь?! – наше удивление было очень даже объяснимым. Представить, сколько трудозатрат уйдёт у женщины её комплекции на помывку полов, было нереальным.

– Ну а как?! Сама!

– Давай сюда! Вот придумала! Сама! Давай мы…

Через минуту у нас уже был распределён фронт работ, и розданы необходимые чистильные средства. Управились мы довольно быстро. Я вообще не поняла к чему была произнесена фраза «грязи накопилось». То ли Ирина Аркадьевна никогда не сталкивалась с местами проживания, где действительно «грязи накопилось», то ли говорила о чём-то другом, находящимся вне своей квартиры. Хотя, учитывая её характер чистюли, может, вон те, три пылинки и есть – «грязи накопилось!».

– Ир! А мы решили в Москву уехать! – звонко сообщила Наташка в процессе завершения нашей уборки.

В кухонном дверном проёме возникла чуть ли не светящаяся Аркадьевна. Лицо улыбалось, глаза искрили, и не скажешь, что устала.

– Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! – она размашисто несколько раз перекрестилась. – Я уж столько молилась! Думала, вы никогда не соберетесь!

По комнате поплыл её переливчатый грудной смех.

– Я уже целый год прошу, ну вразуми их, Господи! Слава Богу!

Невозможно было не заразиться её необъяснимо-радостным настроением. Наташка вторила ей своим звенящим хохотом, я, правда, лишь по-дурацки улыбалась. В моей голове всё в очередной раз зависло. Лавиной хлынули отрывочные восклицания, немые вопросы и бестолковые фразы. Как это – молилась?! При чём здесь вот это вот: «прошу, вразуми их!»? О чём вообще идёт речь?! Мы пришли вроде бы с неожиданным, даже для нас самих, решением, а она – Слава Богу! Будто всё заранее известно! Или нет?!

Пока одна часть моего мозга бушевала под воздействием хлынувших слов, другая, более молчаливая и спокойная, резюмировала происходившее. Сложилось чёткое понимание, что к принятию нашего, как казалось, индивидуального решения, Аркадьевна приложила не только руку. Наверное, всю себя. В какой форме, было неясно. Ясно лишь одно – наше решение не совсем наше. Хотя доказательств никаких нет.

Мне всегда не очень нравилось быть объектом чужого влияния. И, обнаруживая с чьей-нибудь стороны признаки манипулирования над моей волей, мыслями или действиями, реагировала двумя способами: либо просто разворачивалась и исчезала; либо, безумно злясь, хоть на время, но подчинялась. В любом случае испытывала крайне неприятные эмоциональные переживания, вплоть до бешенного раздражения.

Сейчас, глядя на эту от всей души хохочущую парочку, я удивлялась. Даже уже не тому факту, что меня подвели непонятным мне образом к изначально не нравящейся мне идее, а собственной, новой, не свойственной ранее мне реакции. Несмотря на чёткое внутреннее понимание, что мой выбор стал результатом тончайших и невидимых воздействий со стороны этой улыбающейся женщины, позывов к раздражению даже и не наблюдалось. Более того! Я совершенно спокойно приняла этот факт и удовлетворилась тем, что поняла. Врать не буду, благодарна за такую помощь я не была. Но и отторжения не испытывала.

Да… уборочка вышла весёленькой. Никогда не думала, что можно столько пережить и перечувствовать за одно мытьё полов. Вроде бы не сочетаемые вещи, а вон как сочетаются! Уж и не угадаешь, что будет происходить с твоим организмом, когда к нему приближается нечто, носящее имя Ирины Аркадьевны…

Разговор об отъезде продолжился уже за столом, когда порядок в квартире был наведён полностью. Мы пили чай с бутербродами и сладостями.

– Понимаешь, я много думала, ну куда тебе идти? Здесь делать нечего, вот правда, нечего. Эта мысль об отъезде давно у меня уже крутилась… А потом вдруг бац! И всё у меня сложилось! Надо тебе ехать в Москву! – Аркадьевна неспешно повествовала Наташке. Та внимательно слушала, впрочем, как и я. – Тут болото, просто болото. Ничего толкового здесь не будет…

– Я представляю, что мне дома скажут… Переезд на квартиру вызвал целую бурю, а сейчас – в Москву!

Наташка грустно улыбнулась. Ситуация с её домашними даже мне виделась как крайне тяжелая.

– Да… мамане твоей нужно представить что-то веское… нужно думать… А что с женихом-то решила? – Аркадьевна оживилась, сменив тему.

– Да что решила?! Ну не мой это жених! Я у Матроны, когда стояла, так просила: помоги определиться. И знаешь, как только в поезд обратно сели, меня как озарило! Не люблю я его, и не к чему парню мозги пудрить. – Наташка выпалила свои соображения и выжидательно глянула на крёстную.

– Ну и Слава Богу!

Аркадьевна улыбнулась и перекрестилась. Её спокойный ответ несколько озадачил и Наташку, и меня.

– Что? Ты тоже так думаешь?! Ты ж сама говорила: «Парень хороший, надо замуж идти!»

Крёстная внимательно на неё посмотрела, глубоко вздохнула.

– Понимаешь, Натали, он правда, хороший. Я к нему присматривалась, и так, и вот так, он правда хороший. И то, что он про свои перспективы тебе говорил, всё верно, не рисовался, говорил, как есть. Парнишка умный, покладистый, сообразительный, продвинется далеко, характер у него славный. Всё хорошо… и придраться не к чему… Но тебе с ним будет так ску-у-у-учно… – Ирина Аркадьевна забавно поморщилась. – Ты через год померла бы с ним со скуки! Не твоё это, точно не твоё!

– А зачем же ты меня туда пихала?! – Наташкина претензия звучала шутливо. – Могла сразу сказать – не моё!

– Ну да! Сразу! Свободу выбора никто не отменял! – она улыбнулась. – Мы всегда за свободу!

– А-а-а-а…

– Ну, Натали, важно чтобы ты сама для себя решила. А то «скажи!». Сказала бы я сразу, и что?! Послушала бы?!

– Послушала…

– А! – Аркадьевна махнула рукой. – Сказала бы я тебе год назад – езжай в Москву, и что?!

Мы переглянулись с Наташкой. Да, права крёстная, год назад мы бы её даже не дослушали. Даже если бы знали наперёд, чем обернётся этот год, и в какой яме мы окажемся, всё равно и внимания не обратили бы на такое нелепое предложение. А год назад уехать было бы намного легче, по крайней мере, в финансовом плане, да и в других…

Просидели за чаем недолго. Под конец обсуждали сам момент окончательного отбытия из дома. Мне, конечно, хотелось его немного отодвинуть, поскольку началась календарная зима. В наших широтах конец осени плавно перетекал (за небольшими исключениями) в начало весны, а в московских, известное дело, – зима, это зима. Ехать в самом начале этого неприятного для меня сезона и морозиться подряд три-четыре месяца совсем не желалось. Плюсов к откладыванию намеченной поездки добавляли предстоящие новогодние праздники. Кто ж в праздники-то уезжает!

Обсудив несколько вариантов, остановились на следующем: провести новогодние каникулы ещё здесь, а опосля собраться и отбыть. Вторая половина января определилась всеми нами как оптимальный момент для переезда.

Уже одеваясь и прощаясь в прихожей, я не выдержала и спросила:

– Ирина Аркадьевна, вам же без нас скучно будет! Кто ж помогать станет, и вообще?

Мне было важно понять, почему она, так тепло и нежно относясь к Наташке, выпроваживает её за тридевять земель. Нелогично как-то. Люди, испытывая подобные чувства, стараются всеми силами держать около себя объекты своей симпатии. Да и Наташка была привязана к ней не на шутку. Зачем расставаться-то, к чему?

– Конечно, будет! Но при любом раскладе, здесь будет хуже всего… Уедете, купите большую квартиру, и я к вам переберусь! – оптимистично пошутила она.

Я в ответ лишь недоверчиво хмыкнула. Купить шнурки для ботинок иной раз накладно, а про своё жильё в наше дикое время и мечтать не приходилось… Так я и не выяснила, отчего Аркадьевной было принято такое необъяснимое и непонятное решение. К слову сказать, я сама, несмотря на свою боязливость перед нею, прикипела душой к этой, постоянно ставящей меня в тупик одним своим существованием, женщине. Не раз и не два отмечала про себя, что, находясь рядом с ней, практически всё моё мироощущение менялось. Иногда одно или два слова, сказанные ею ненавязчиво, будто мимоходом, но при этом очень ёмко и значимо, разрушали многолетние, создаваемые не одним поколением формальные штампы, и мозг, освободившись от привитого наслоения, начинал мыслить совершенно по-другому, расширяясь и принимая в себя, как живительную влагу, новое мышление и понимание. Вокруг меня всегда было много людей; с подавляющим большинством из них, находясь рядом, хотелось помереть. С ней же рядом хотелось жить. И не просто жить, а радоваться и фонтанировать задорной радостью, несмотря на все неудачи, промахи и неутешительное положение.

Вернулись под вечер домой в раздумчивом состоянии. Благословение от крёстной на отъезд получили, решение приняли окончательно и бесповоротно, дело осталось за малым: сообщить семьям. За себя я не переживала, мои корни уже привыкли, что их побег носится по нашей огромной стране с самого совершеннолетия. Возможно, они и не понимали, зачем носится, но никогда и не препятствовали, провожая каждый раз так ценной для меня фразой: «Езжай куда хочешь, живи как хочешь, делай что хочешь!». Такое у меня всегда было весёленькое родительское благословение…

С родителями Наташки всё было совершенно иначе. Понятие свободы было заменено на понятие долга и обязательств; кто кому чего должен и обязан распределяла мать семейства. Нужно было придумать и именно ей представить внушительную причину для переезда, способную все долговые обязательства отложить на потом.

Мы сидели и думали. Перебирали разные варианты и тут же их отбрасывали, признавая их неубедительными. В какой-то момент приличные версии кончились, и мы умолкли, про себя обдумывая оставшиеся.

Нашу сумеречную раздумчивость нарушил вернувшийся Жорж.

– Привет! Чё сидим?! Кому молчим?!

Его причудашное приветствие разгладило наши серьёзные лица.

– Привет! А у нас новость! Мы в Москву уезжаем…

– Да ладно! Надолго?

– Пока собираемся насовсем…

– Ух ты! Класс!!! Ну и молодцы!

Ещё один, радующийся этой новости. Я позволила себе быстренько пофантазировать: вот, если бы все умели так радоваться, пусть даже непростым решениям! Мы бы жили все в раю!!

– А что Аркадьевна?

– Только от неё… Благословила…

– Ну понятно… Это ж надо отметить! Я тут творожка вкусного принёс!

Он скрылся на кухне, шурша пакетами. Через минуту вернулся.

– Что это вы такие задумчивые?

– Жор, квартиру нужно будет освобождать, тебе что-то подыскивать.

Он потёр лоб, состроил полусерьёзную мину.

– Ну, решим… разберемся с этим. Это вы от этого напряглись?

– Да нет… – Наташка шумно вздохнула. – Что маме сказать думаем…

– Твоей?!

– Нет, блин! Ейной! – она кивнула в мою сторону. Подколола, по-своему.

– А-а-а-а… понятно… – и опять удалился.

Несколько минут мы провели в молчании, но не в тишине. По квартире разносился весьма своеобразный шорох из неопределённых источников. Мы недоумённо переглядывались. Что там Жорж задумал?

Предугадать дальнейшее, даже вооружившись самым большим воображением, было нереально. В широкий дверной проём неспешной поступью вплыла карикатурно-галантная фигура, одетая в нечто невообразимое и держащая в полусогнутой руке деревянную палочку, по всей видимости, имитирующую мундштук.

– Жора!!!

Мы покатились со смеху. Он напялил на себя старый женский заячий полушубок, изнанкой наверх. Естественно, он был ему мал, рукава заканчивались в районе локтя, да и общий вид был как у подстреленного воробья. Отыскал где-то фетровую шляпу, натянул до самых бровей. Видок был одновременно и юморным, и нелепым.

– Изольда Брондуковская! – пискливо-театральным тенором представился Жора. Неуклюже сделал книксен и принял горделивую позу.

– Так и скажешь мамане: подружку, – он указал на себя, – надо отправить в сумасшедший дом и присмотреть за ней! И без тебя – никак!

Довёл до слёз. От хохота уже болел пресс на животе, а от нашей серьёзной задумчивости не осталось и следа.

– Меня тогда беспрекословно отпустят и место рядом с тобой зарезервируют!

– А чё?! Класс!

Мини-спектакль Жоры оказал своё воздействие: грузиться тяжелыми и унылыми думами мы обе перестали. Это было ещё то время, когда мы достоверно не знали, а только лишь догадывались, что любое, даже самое трудное, решение нужно принимать с лёгким, не отягощённым сердцем; иначе сознание, будучи загружено неподъёмным сплавом печальных эмоций, рискует выбрать и принять в себя как минимум неверное решение, а как максимум – самое пагубное…

Предновогодний месяц мы провели в повышенной активности. Всё-таки понимание, что скоро всё будет по-другому, хоть и непонятно как именно, придавало нашему настроению определённую бодрость и живость. В любом случае, существование в стадии принятого решения разительно отличается от тягучего бездействия и колыхания в просторах жизненного моря в качестве естественного удобрения.

К тому же непонятным ветром нас занесло в участники предстоящего детского новогоднего утренника в одном Доме культуры. Это занятие – совершенно бесприбыльное, но интересное и по-своему весёлое – увлекло нас с головой. Наташка репетировала в детском спектакле роль маленького чёрта, я просто носилась с умным видом помощника организаторов. Откуда взялся в новогодней сказке чертёнок, мы не задумывались: у каждого автора своя фантазия, кто чем может, тот тем и делится. Период в три недели незаметно промелькнул в этой культурной суматохе и логично закончился премьерой и детским утренником.

Взбудораженные после встречи с детворой, с этой неприкрыто-восторженной и самой благодарной публикой, в приподнятом и радостном настроении мы заехали на пять минуточек к крёстной.

Почти с порога, неудержимо хвалясь, мы наперебой рассказывали ей и о спектакле, и об утреннике, и о малышах. В общем, фонтанировали, как могли. Ещё бы, Наташкин дебют имел очень даже видимый успех: маленькие зрители при выходе чертёнка на сцену разражались буйными воплями, а уже после, на утреннике, будто сговорившись, облепили со всех сторон так понравившегося им персонажа, оставив внушительную фигуру чуть растерянного Деда Мороза стоять в одиночестве. На наш взгляд это был фурор.

Аркадьевна выслушала нас с непривычно сосредоточенным лицом. По всему видать, энтузиазма нашего не разделяла. Совсем…

– Ох, Натали, Натали! И чего это тебя понесло чертей играть? – её тон был слишком серьёзным. Мы даже чуть осеклись. Казалось бы, вся эта история может быть воспринята только как весёлая и озорная, а тут, судя по тону и взгляду, было не до шуток.

– Так не было других ролей… – Наташкин энтузиазм резко пошел на убыль.

– Так не надо было и на эту соглашаться!

– Ну Ир, ну что здесь такого?! – этот вопрос мы практически произнесли одновременно. Наташка вслух, я про себя. Нам вообще была не понятна реакция крёстной.

Она шумно вздохнула, молча махнула ладонью и направилась на кухню. Мы, как потерянные цыплята, за ней. Присели все дружно за стол.

Ирина Аркадьевна смешно округлила глаза и покачала головой:

– Ты и так, радость моя, вечно насобираешь на себя всякое… А тут, нате! Чертёнок! Ох, Натали, Натали!

Мы с облегчением заулыбались. Её двадцатисекундный выговор достиг наших сердец, мы обе почувствовали, что как-то накосячили, уму, конечно, непонятно было как, но это уже и неважно. Важно, что нас аккуратно пожурили, больше чувствами, чем словами, и отпустили ситуацию, как пройденную.

– Нас пригласили на вечеринку в Дом культуры, в Натальином поселке, по поводу празднования Нового года… Вот, думаем, идти, не идти… – Наташка дипломатично испрашивала совета. Мы, действительно, были в нерешительности от этого предложения. Вроде и хотелось, и не очень. А после такое выданной реакции на детский спектакль, состоявшийся в том же Доме культуры, вообще было не ясно.

– И когда?

– Да вот, через четыре дня…

– Угу… угу…

Аркадьевна несколько секунд раздумывала, что-то молча прикладывала на пальцах, подсчитывала.

– Не, пойти надо…

Вердикт показался странным. Мы же знали, что она в принципе против всяких попоек, под каким бы соусом они ни преподносились: новый год, банкет, годовщина и т.д.

– Так значит, завтра… да… точно, завтра… так… так… да… в два часа встретимся там, помнишь, где в прошлый раз были? Вот там и встретимся… И ты чтобы пришла! – зыркнула своим искромётным взглядом на меня. Я с перепугу гулко глотнула.

– Есть!

– Вот так вот! Ну, идите с Богом!

Возвращаясь домой, мы живо обсуждали полученное неприятие от Аркадьевны по поводу сыгранной Наташкиной роли. Обоим было непонятно, что вызвало у ней такую реакцию. Тысячи людей облачаются в надлежащие костюмы, выходят на сцену или перед камерой, изображают роль служителей ада. Что тут такого? Ведь это же просто роль. Или не просто? Что получает человеческая душа от прикосновения к таким образам? Судя по отзыву Аркадьевны, что-то получает. А нам и не видно, и непонятно. Порешили на том, что в дальнейшем постараемся сначала думать, а потом делать. Если получится, конечно…

Назавтра, в точно оговоренное время, мы прибыли на место встречи. Им оказался магазин, почему-то названный бутиком модной одежды. Даже не пытаясь предугадать причины назначенного рандеву именно в этом месте, я просто молча разглядывала представленные экземпляры женской моды. Шмотки были стильными, брендовыми, во многом вычурными. Одним словом, не моё. Крёстная появилась вслед за нами, с небольшим разрывом в пару минут. Услужливая продавщица, по-видимому, знала её и с официальной радостью торгующего человека бросилась навстречу.

– Ирина Аркадьевна! Добрый день!

– Здравствуйте, Танюша! Готово, что я просила?

– Да, да, конечно. Вот, всё здесь…

Она подала ей несколько вешалок с чем-то светлым и блестящим.

– Иди сюда… – Аркадьевна поманила меня рукой.

– Я?

– Иди, иди…

– Чего?

– Иди, примерь вот это…

– Я? Зачем?

– Ну, мне надо! У тебя как раз такая фигура, мне надо посмотреть, как смотреться будет…

– Да я даже не знаю, как такое одевать!

– Иди уже!

Меня в полном недоумении препроводили в примерочную. Помочь Аркадьевне я, конечно, готова, но это! Я ж во всём этом буду смотреться как шут во фраке! Этак недолго и впечатление от одежды исказить. Попросила бы Наташку, она такое носит, и преподнесла бы такое гораздо гармоничнее.

– Ну вот!

Я предстала в центре магазина в очень необычном виде. Длинная, светло-переливчатая юбка, украшенная блестящими камешками, небольшой светлый топ, сшитый весь из серебряных чешуйчатых кружочков, и внизу растоптанные черные кроссовки. Нелепость ещё та!

– Ну чего ты скукожилась?! Выпрямись! Танюша, есть какие-нибудь туфли?

– Я с каблуков падаю! – попыталась я отразить эти атаки красоты.

– Поддержим!

Танюша метнулась и через секунду уже стояла с обувью в руках.

Мне ничего не оставалось, как подчиниться.

– Ну что это?! Ну носки же сними!

– Так смешнее…

Поймав на себе две пары придирчивых глаз, не принявших моей шутки, пришлось исполнить сказанное.

– Да я во всём этом по-дурацки выгляжу! Вон, лучше бы Наташка померяла!

– Ничего не по-дурацки…

Два эстета ходили вокруг меня кругами, внимательно разглядывали, что-то поправляли и обменивались понимающими взглядами и короткими замечаниями. Я, словно деревянный манекен, застыла в ожидании конца этой экзекуции.

– Натали, тебе нравится? – Аркадьевна вообще не обращала внимания на мои страдательные вздохи и обращалась только к Наташке.

– Очень!

– Класс, да!

– Слов нет…

– Мне тоже нравится. Я недавно этот наряд присмотрела, вот и пригодится… Всё, иди, переодевайся! – скомандовала уже мне.

Облегченно выдохнув, я пошла обратно в примерочную. Да… с Аркадьевной скучать не приходилось. Как что-нибудь придумает!

Пока я приводила себя в порядок, продавщица аккуратно избавила мою кабинку от этих серебристых вещей. Выйдя, подошла к кассовой стойке, где производился расчёт. Ирина Аркадьевна уже расплатилась и держала в руках компактную упаковку.

– На, держи. Обязательно оденешь на эту вашу вечеринку.

Я остолбенела. Такой поворот дела даже не мыслился. Мгновенно кровь бросилась в голову, сердце застучало. Нет, не от радости за столь невиданный и дорогой подарок. Основной эмоциональный фон был соткан из гнева и раздражения. За кого меня тут принимают?! Одеть меня, видишь ли, решили! Что это за унизительное предложение, завуалированное под дружеский презент?! Не нуждаюсь я ни в этом барахле, ни в такого рода внимании, ни вообще!!! В конце концов, моё мнение будет кто-нибудь учитывать?! Что за спектакль тут разыгрывается?!

И хотя всего лишь одна, крохотная часть моего сознания, принимала происходящее как есть и была спокойна, понимая, что в делании подарков кому бы то ни было ничего криминального нет, другая, подавлявшая своей мощью и заполонившая почти всё, билась в истерике. Ею данное действо воспринималась как пощёчина, как некая издёвка и немой укор в несостоятельности самой приобретать подобное. В общем, из меня в этот момент полезло такое, о существовании чего я и не догадывалась. Хорошо, что эти гневливые всплески холодными тисками сжали горло и не дали воспроизвести все мои мысли, иначе было бы совсем худо.

Ирина Аркадьевна обращалась к Наташке, игнорируя меня и мои реакции, будто я была совершенно пустым местом.

– Я в этот наряд столько энергии напихала. Ух! Ты, Натали, потом ещё присмотри обувь и ещё…

Она взяла Наташку под руку, и они направились к выходу, негромко переговариваясь на ходу. Я, как пень посреди поляны, одиноко осталась стоять в центре магазина с упаковкой в руках. Подмывало, конечно, отдать обратно всё купленное этой приторно-улыбчивой Танюше, и тем самым и закрыть тему, и утвердить характер. Не знаю, что не позволило мне так поступить…

Со всё ещё раздутыми ноздрями я поплелась вслед за ними к выходу. На улице Наташка с крёстной уже прощались возле такси. Ирина Аркадьевна, повернувшись, звонко послала мне своё задористое «пока!». В ответ я кисло улыбнулась и сделала ручкой. Я смотрела ей вслед со смешанными чувствами: как у неё так получилось довести меня почти до белого каления? Ясно же, что не специально…

Такси отъехало, а мы пошли прогуляться. Наташка болтала о том о сём, не затрагивая тему только что полученного подарка. Я же бубнила о своём.

– Нет, ну как же можно просто так отдать такую кучу денег?! Бред какой-то! Она же не миллионер, а мне всё это шмотьё сто лет не нужно! Так же нельзя!

– Остынь, всё нормально. Ира человек такой, – когда у неё что-то есть, она это раздаёт. Вот и всё…

– Всё… Ничего не всё… Мы б на эти деньги могли пару месяцев прожить…

Прогулка, конечно, немного остудила меня. В какой-то момент я даже заулыбалась.

– Я тебе сейчас скажу кое-что, только ты не ори сразу, – Наташка улыбнулась.

– А я когда-нибудь ору?!

– Это я так… Ира дала денег, чтобы мы прикупили тебе подходящую обувь к наряду. И ещё она записала тебя к своему мастеру… головёшку нужно будет привести в порядок…

– Угу… ещё денег… ещё обуть меня нужно… и постричь… Ты действительно думаешь, что я всё это надену?!

Вопрос остался без ответа. Сил на возмущение ихним поведением (и Наташки, и крёстной) у меня уже не осталось. Какой-то сплошной заговор. Бог с ними, пусть делают из меня, что хочется… Всё равно ничего толкового не выйдет…

День «икс», на который было назначена вечеринка, с утра начал преподносить сюрпризы. В первой половине дня я была доставлена под Наташкиным присмотром в салон-парикмахерскую, где два часа протомилась под прямым воздействием рекомендованного мастера. Девчушка на редкость оказалась шустрой, одновременно и общительной, и серьёзно-сосредоточенной. На моё видение желаемой причёски на голове внимания никто не обратил; после недолгого обсуждения между собой меня без меня, она приступила к своему чудодейству.

И вот, спустя непродолжительное время, я сидела и всматривалась в созданное. Впечатление было двояким: и нравилось, и непонятно. Раньше профессия парикмахер ассоциировалась мною с человеком, умеющим хотя бы относительно ровно подстричь чёлку. И в большинстве случаев я поднималась с парикмахерского кресла с удовлетворительным настроем, радуясь, что родители наделили меня хорошим волосяным покровом, который совсем испоганить трудно… А тут! Целый образ! И не надо бежать по подворотням домой, спеша хоть как-то скрыть полученную «красоту». С этой прической можно смело прогуливаться в самых презентабельных местах. Просто раньше не доводилось посещать эти самые места, и не доводилось доверять свою голову мастеру. Поэтому-то и непонятно… Непонятно, как себя и ощущать…

Но! К хорошему быстро привыкаешь. Надетый подаренный наряд оказался очень гармонично встроен в мой новый образ, и даже совершенно перестал раздражать своими блёстками. К слову сказать, приодели не только меня; Наташка красовалась в умопомрачительном вечернем костюме, как в сказке, подаренной крёстной.

Сборы на вечеринку были почти завершены, когда по квартире расплылась трель дверного звонка. Я пошла открывать. На пороге красовался жених, ещё не получивший отставку, и любезно согласившийся сопроводить нас на празднество.

– Привет! Проходи! Мы уже практически собраны… Ещё пару минут…

– Привет…

Я мимоходом отметила про себя его холодноватое приветствие, но, не придав значения, унеслась к себе в комнату. Через минуту вышла уже в полной готовности.

– Ну как?! Нравится?! – Наташка крутилась перед своим пареньком, застывшим в полном восхищении от увиденного.

– Ещё бы! Ты просто красавица! Невероятно красиво! – он перевёл дух и заинтересованно спросил: – А Наталья где?

В этот момент и у меня, стоящей за его спиной, и у Наташки, что называется, отвисла челюсть. Жених-то вроде был адекватным человеком, что это с ним.

– Как где?! Вот она!!! Ты же с ней здоровался?!

Он повернулся по указанному Наташкой направлению и замер в очевидной растерянности. Секунд несколько смотрел на меня взглядом совершенно незнакомого человека.

– Здравствуйте! Ты чего, не признал?! – его реакция меня не просто удивила, даже несколько ошеломила. Вроде бы мы знакомы достаточно давно, и только что здоровались, да и вообще…

– Наталья! – придя в себя, он будто выдохнул он моё имя. – Тебя совсем не узнать! Ты дверь открыла, я подумал, какая-то девушка, ещё хотел познакомиться, а ты скрылась! Невероятно! Ты совсем другая! Совершенно на себя не похожая…

– Да… это-то и пугает… – подытожив, пошутила я. – Всё, поехали, нам ещё нужно к моей маме на минутку заглянуть.

Минут через двадцать наша машина уже остановилась у калитки родительского дома. Ребята остались сидеть в ней, я по-шустрому направилась к двери. Поднялась на крыльцо и постучала в окошко. Загорелся свет, и передо мной возникло мамино лицо.

– Привет! Открывай!

– Вам кого?!

Я чуть не поперхнулась. Смотрит на меня в упор, между нами сантиметров двадцать, и спрашивает!

– Чего кого?! Мамань, ты что?! Дочь это твоя! Ё-моё!!!

Она пристально вгляделась. Господи! Опять этот взгляд незнакомого человека! Буквально полчаса назад было примерно то же самое. Но там был парнишка, знавший меня относительно недавно, а тут, позвольте, женщина, меня родившая! Что, вообще, происходит-то!