Kitobni o'qish: «Карт-Бланш для Синей Бороды», sahifa 15

Глава 19

Напрасно я боялась, что граф будет искать со мной встреч после случая с конфетой. С самого утра следующего дня он занялся делами замка, и слуги летали, как пчёлы, выполняя приказания хозяина.

Воспользовавшись этим, я решила наведаться в Ренн, чтобы кое-кого повидать. Тем более что из Конмора отправились повозки, гружённые бочками. Для меня приготовили легкие сани, и возница, весело насвистывая, направил их вслед за обозом. Так я могла не бояться козней Сильвани, и чувствовала себя увереннее.

Пока бочки выгружали возле графского дома, я приказала отвезти меня на ту улицу, где жила раньше с матушкой и сёстрами. Но интересовал меня совсем не наш прежний дом.

– Подождите меня здесь, – попросила я возницу, указывая на дом Вильямины. – Я постараюсь долго не задерживаться.

– Как прикажете, миледи, – ответил слуга, послушно останавливая лошадей.

Вильямина явно ждала гостей. Она принарядилась, намотав вокруг головы алую ткань и выпустив один конец на плечо.

– Приехала? – хохотнула она. – Я же говорила, что приедешь!

– Вы были правы, госпожа, – ответила я вежливо. – И вы, наверняка, знаете, для чего я приехала. Что вы сказали милорду? Что может излечить его от болезни? Я видела браслет у него на руке…

– Браслет! – прорицательница покривилась. – Этому болвану непременно нужно какое-то средство, чтобы излечиться!

– И он его нашел. Только оно не спасает, а губит, и он это знает, но уже не может переносить боль. Откройте его тайну, я хочу помочь.

– Никакого средства от болезни нет, – сказала Вильямина поучительно.

– Нет?!

– Есть только человеческие страхи, – сказала она с досадой и постучала себя по лбу пальцем. – Человеческие страхи, пустившие корни.

– Я… не понимаю.

– Не заставляй меня думать, что ты такая же глупая, как этот болван! – вспылила предсказательница. – Никакое лекарство или средство его не излечит, потому что болезнь у него в голове. Это всё его мысли, его терзания. Но он не хочет избавляться от них, а ищет средство! Безнадежный олух!

Несколько секунд я осмысливала то, что поведала старуха.

– Вы хотите сказать, – медленно проговорила я, – что на самом деле болезни нет…

– И не было, – поддакнула Вильямина.

– Он здоров, но наказывает себя за смерть, в которой невиновен…

– Он так благороден, – закатила глаза старуха. – Я не могла объяснить ему то, что ты поняла сейчас, поэтому дала браслет и сказала, что когда найдется та, которая добровольно и с радостью согласится взять на себя его боль, он вылечится.

– Вы солгали ему?

– Он ждал этой лжи, – старуха философски пожала плечами.

– Благодарю вас, – я положила на стол две золотые монеты, и Вильямина сцапала их, как синица червяка. – Теперь я знаю, что делать.

– Может, хочешь, чтобы я тебе погадала? – предложила она

– Нет, благодарю, – поспешно отказалась я.

– Тогда прими совет, – она развалилась в кресле, в котором сидела подперев рукой голову и разглядывая меня, словно решая – какой совет из тысячи ей известных, мне подойдет. – Любовь – это прекрасная игра, но главное не заиграться в неё. А то можно и голову потерять. Трудновато будет жить без головы.

Кровь бросилась мне в лицо, и я, пробормотав слова прощания, вышла из дома гадалки.

В замок я возвращалась, как на крыльях. Возница подгонял лошадей, солнце заливало светом белоснежные равнины, и мне казалось, что при известном усердии можно преодолеть все трудности. А любовь… Что ж, не у всех всё складывается так, как желается. Можно обозлиться на весь мир, а можно попытаться сделать добро тому, кто недосягаем для тебя по каким-то причинам. Это я сейчас и собиралась претворить в жизнь.

Едва я вошла, сбивая с башмаков налипший снег, как услышала вопли и плач, и похолодела, представляя самое страшное, потому что плакала Вамбри. Я промчалась по великолепным коврам, даже не успев разуться и снять накидку, взлетела по лестнице на одном дыхании и столкнулась в Барбеттой.

– Что случилось?! – я схватила её за передник, останавливая, потому что она так и порывалась куда-то бежать. – Что-то с милордом?!

– И с милордом, и с бедняжкой Вамбри… Я за отцом Диланом…

Она собиралась бежать за священником! В моих мыслях тут же промелькнули тысяча самых страшных картин, и я бросилась мимо служанки в оружейную комнату, откуда доносились рыдания Вамбри. Воображение нарисовало мне умирающего Алена, и я сама готова была закричать от отчаяния, что так поздно узнала о пагубном зелье, убившем его.

Дорогу мне преградил Пепе бледный, как смерть, и это ещё больше уверило меня, что произошло несчастье.

– Пустите меня! – закричала я, когда Пепе схватил меня за локоть.

– Лучше бы вам туда не ходить, миледи, – сказал слуга торопливо.

– Немедленно отпусти! – бросила я ему в лицо, и он разжал пальцы.

Вбежав в комнату, я остановилась, как вкопанная, на мгновение потеряв дар речи.

Господин граф – живой и здоровый – стоял у ведерка розгами, достав одну и рассекая ею воздух, проверяя на гибкость, а две дюжих служанки удерживали Вамбри, лежащую вдоль скамьи – одна за плечи, другая за ноги. Штаны графской дочери были приспущены, а сама она хлюпала носом и умоляла отца простить ее.

Увидев меня, де Конмор нахмурился:

– Уходи, Бланш.

– Что это вы задумали?!. – я с ужасом смотрела на залитое слезами лицо Вамбри. Правая щека ее алела, как от пощёчины. – В чем она провинилась, что вы решили наказать её так жестоко?!

– Не твоё дело, – отрезал граф. – Уходи.

– Нет, я не могу уйти, – я встала между мужем и лавкой. – Объясните, за что вы собираетесь её наказать?! Тот случай со снежками давно забыт, мы уже помирились!

– Есть кое-что кроме снежков, – сказал граф, помахивая прутом.

– Что же? – спросила я неосторожно.

– Это – не твоё – дело.

– Моё! – сказала я твердо, даже не попятившись. – Я – ваша жена и отвечаю также за вашу дочь, за мою падчерицу! Поэтому требую ответа! Или вы скажете, за что собираетесь наказывать Гюнебрет или… – что там «или» я не успела придумать и замолчала, лихорадочно соображая, как остановить разъяренного мужа.

А то, что он был уже на пределе – не было сомнений.

– Глупое бабье, – процедил Ален в сторону, а потом сказал: – Это она столкнула тебя с лестницы.

– Что?! – пискнула я.

– Довольна? – муж сдвинул меня в сторону, делая шаг к лавке.

– Подождите! – я снова встала между ним и Вамбри. – Прошу, милорд, отмените наказание.

– Пошла вон. Если не хочешь, чтобы выпорол тебя вместе с ней, – и он уже не отодвинул, а оттолкнул меня в сторону.

Едва не упав, я остановилась, заламывая пальцы. Можно было догадаться, что Сильвани не покусился бы на меня, несмотря на угрозы – он всего лишь простолюдин, хотя и с деньгами, и покуситься на благородную даму… да еще жену графа… Это было бы слишком дерзко и глупо. А вот Вамбри возненавидела меня с первого дня. Но кто не возненавидел бы мачеху, которая почти твоя ровесница и начала хозяйничать в замке, меняя привычную жизнь?

И как можно быть настолько безжалостным, чтобы пороть собственную дочь?! А вдруг… вдруг дьявольское снадобье уже помрачило разум моего мужа? Если он решил наказать единственную дочь, то что сделает с женой, от которой намерен избавиться по истечении года?..

Вамбри отчаянно завизжала, и это придало мне сил и решимости. Я бросилась наперерез и встала перед мужем.

– Пошла… – начал он, но я приподнялась на цыпочки и схватила его лицо в ладони.

– Ален, пожалуйста… – залепетала я, – ради всего, что вам дорого…

Он не ударил меня тут же – и это было хорошим знаком. Я смотрела в серые льдинки-глаза, моля взглядом о снисхождении. Наверное, я заплакала, потому что граф поднял руку и коснулся моей щеки костяшками пальцев, словно стирая слезу.

Розга, которую он держал в руке, царапнула мою кожу.

– Пожалуйста… – я почти шептала. – Ради моего доброго к вам отношения… Вы не можете быть так жестоки…

– Она хотела тебе навредить, – сказал он, но холода в глазах стало меньше. – Ты не понимаешь? Я забочусь о тебе.

– Понимаю, – я по-прежнему не отпускала его лица, а он не пытался отстраниться. – Но умоляю вас проявить свою заботу не таким образом, а по-другому…

– Чего ты хочешь? – спросил он жёстко, и брови его опять поползли к переносице.

Краем глаза я видела, как Вамбри вырвалась из рук служанок (впрочем, те не слишком её удерживали) и пролетела к выходу в одно мгновение, и граф тоже это заметил.

Предупреждая следующий его шаг – а он собирался броситься следом за дочерью, я обхватила мужа за шею и прижалась губами к его губам. Я понятия не имела, как отнесется граф к такому явному бесстыдству, да ещё на глазах у слуг, но вот его губы дрогнули, отвечая, а сам он обнял меня за талию, притягивая к себе поближе. Это не делало мне чести, но я забыла и о глазеющих слугах, и о дочке графа, и помнила лишь о мужчине, который держал меня в объятиях. Словно повинуясь волшебной силе, мои руки скользнули на его затылок. Волосы были жесткими, но мне доставляло несказанное удовольствие гладить их, перебирать густые пряди. Теперь уже не надо было бояться, что граф оттолкнет меня, не пожелав поцелуя – он сам целовал меня с такой страстью, что голова у меня закружилась, как от вина. Дыхание моё сбилось, и чтобы глотнуть немного воздуха, я запрокинула голову. В ту же секунду граф впился поцелуем мне в горло, а я только тихо ахнула, захваченная новыми ощущениями. Это было странно, и вызывало трепет и волнение. Страшно? Нет, скорее приятно… Я закрыла глаза, уже сама подставляя шею для поцелуев, мечтая, чтобы это продлилось как можно дольше… Мечтая и желая чего-то большего… Чтобы навсегда…

Рука графа переместилась с моей талии ниже, беззастенчиво погладила меня по бедру, сжала, а потом он прижался ко мне весьма недвусмысленным образом. Что-то твёрдое уперлось мне в живот, и от этого стало и страшно, и восхитительно одновременно.

Графу было неловко действовать одной рукой – он схватил меня за плечо, потом за грудь, потом за затылок, снова впиваясь ненасытным поцелуем в губы.

В какой-то момент разум мой всё же возобладал над желаниями, я вспомнила, где нахожусь, и зашептала между поцелуями:

– На нас смотрят, милорд…

Граф оторвался от меня не сразу.

Я уперлась ладонями ему в грудь, напоминая тем самым, что в комнате мы не одни и уже попрали все правила приличия. Тяжело дыша и судорожно сглатывая, мой муж освободил меня из объятий.

Смущенно поправляя растрёпанную прическу, я огляделась и обнаружила, что в оружейной мы совсем одни. Я даже не заметила, в какой момент слуги покинули комнату, предусмотрительно прикрыв за собой дверь.

– Тут никого нет, – сказал Ален, снова хватая меня за талию. – Какого чёрта ты меня остановила?! И какого чёрта нарушаешь договор?

– Но вы нарушили его первым, и несколько раз, – напомнила я.

– И собираюсь нарушить его по всем пунктам, – заверил он и, продолжая обнимать за талию, потащил меня в коридор, а там принялся пинком распахивать каждую дверь, ругаясь вполголоса всякий раз, когда дверь ударяла о стену.

После третьего пинка я осмелилась спросить:

– Вы кого-то ищете, милорд?

– Кровать. Я ищу хоть одну кровать в этом доме! – ответил он.

– Все спальные комнаты на втором этаже, – коротко заметила я. – А мы сейчас на четвертом.

– Ты права, – и он потащил меня к лестнице.

– Это не слишком разумно… – я попыталась остановить его, трепеща от страха и волнения, что сейчас наш брак «для вида» может стать самым настоящим браком.

– Это самое разумное, что я собираюсь сделать, – отрезал он, и я замолчала.

Кто бы подсказал мне – как поступить? Что послушать? Сладко дрожащее сердце или разум, бьющий во все колокола?

Не успели мы спуститься на третий этаж, как снизу через перила показалась и исчезла рыжая голова Пепе. Потом он снова выглянул, и вид у него был смущённый и виноватый.

– Что у тебя? – спросил Ален крайне нелюбезно.

– Прошу прощения, я не осмелился бы вас побеспокоить…

– Говори, не тяни! Видишь, я хочу провести время с женой.

– Принесли письмо…

– Прочитаю потом.

Граф хотел пройти мимо Пепе, но тот показал послание, которое до этого прятал за спиной:

– На нем королевская печать.

– Как некстати, чёрт! – ругнулся граф. – Дай мне минутку, Бланш. Ломай печать, Пепе, чего ждешь?

Печать была сломана, Пепе развернул послание, чтобы граф мог прочесть. Он читал и мрачнел всё больше.

– Король в десяти милях отсюда, ждет меня, – буркнул он. – Я должен ехать.

– Я соберу сумку вам в дорогу, – сказала я, чувствуя себя так, словно Вамбри второй раз столкнула меня с лестницы.

Это был знак свыше, не иначе. Я слишком заигралась в любовь, слишком заигралась в жену рядом с чужим мужем. И хотя леди Милисент ещё не была графу настоящей женой, её призрак маячил за его плечами.

– Бланш!.. – окликнул меня Ален, но я уже бежала к кухне, ругая себя за допущенную слабость.

Граф де Конмор уехал через полчаса, в сопровождении Пепе. Я вышла проводить, и Пепе, повинуясь взгляду своего хозяина, поспешно удалился, сказав, что ему надо проверить, готовы ли кони.

– Бланш, – Ален взял меня за плечо, привлекая к себе. – Это досадная задержка. Я не могу не поехать к королю. Но я вернусь и…

Осторожно высвободившись из-под его руки, я отошла на два шага и сказала:

– Выполняйте свои обязанности, милорд, и не думайте больше ни о чем. Я виновата перед вами, я попыталась отвлечь вас от наказания Гюнебрет, и мне это удалось. И теперь я настаиваю, чтобы вы не сердились на дочь. Всего лишь недоразумение – это не стоит ссоры между отцом и дочерью…

– Ты что там лопочешь? – спросил он подозрительно.

– Я о том, – тут я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза, – что мне очень жаль, что я заставила вас позабыть о нашем договоре. Но теперь, когда и вы, и я пришли в себя и действуем разумно, как и подобает просвещённым и цивилизованным людям, давайте не будем больше совершать безумств и даже мечтать о них. Это неправильно.

– Неправильно? Ты сказала – неправильно? Я не ослышался? Значит, там, в комнате…

– Всё ошибка, – сказала я очень спокойно. – И для вас, и для меня будет лучше, если мы ограничим наши отношения договором. Будем добрыми друзьями, Ален.

– Добрыми друзьями?! – несколько секунд граф смотрел на меня, будто хотел испепелить взглядом. – С тобой можно спятить и не заметить, – он пинком открыл дверь и вышел, а я осталась одна.

Граф вернулся только к следующей ночи, очень поздно, когда слуги уже легли спать. Я стояла у окна в рубашке и наброшенном сверху халате, и смотрела на дорогу, время от времени дыша на стекло, чтобы растопить «глазок». Увидев сани, я поспешила вниз, чтобы встретить мужа у порога, когда он войдет. Пепе отправился устраивать на ночь лошадей, а де Конмор скинул сапоги, и я помогла ему надеть домашние туфли. Он улыбнулся – устало, немного печально.

– Не хочу ни есть, ни мыться, – сказал он, предупреждая мои слова. – Дай ключ.

Но я только покачала головой:

– Вам он больше не понадобится, милорд.

– Что это значит? – он посмотрел на меня, словно определяя, не сошла ли я с ума.

– Тайная комната вам больше не понадобится, потому что я сожгла всю отраву, которой вас снабдил Сильвани, – сказала я четко и раздельно.

– Что?!

– Я всё сожгла, – повторила я, протягивая ему ненужный теперь ключ, не хранивший больше страшную тайну.

Граф выхватил его и помчался к хрустальному окну.

Я поспешила следом, но не догнала. Когда я прибежала к потайной комнате, дверь была распахнута, а граф в бешенстве метался от стены к стене, пиная пустую шкатулку.

– Ты и правда всё сожгла?! – заорал он, увидев меня.

– До последней крошки, – заверила я его.

– Да ты знаешь, что это было самое редкое лекарство на свете?!

– Я сожгла и запасы Сильвани. Теперь вам негде добыть ещё этого яда.

Последовала долгая пауза, после чего граф заговорил ледяным тоном:

– Мало того, что ты довела меня до края, как мальчишку, а потом заявила, что мы – всего лишь друзья, мало того, что залезла в мою комнату, нарушив мой приказ, так ты ещё посчитала, что вправе решать за меня! Не слишком ли? Я тебя прихлопну, назойливая муха.

В тот момент он выглядел страшно – чёрный, косматый, с бешено сверкающими глазами. Он двинулся ко мне, и самое правильное было бы убежать, но я не сделала ни шага.

– Когда ты перестанешь совать нос в чужие дела? – спросил граф и взял меня левой рукой за горло.

– Вы не чужой, вы мой муж, – возразила я, стараясь не показать, как мне страшно. – Те, кто употребляет кушанье лотофагов, становятся страшными в гневе и совершают безумные поступки, так сказал лекарь. Неужели ваш разум порабощен настолько, что вы готовы совершить убийство?

– Да, я твой муж, – прорычал граф. – И только мне решать, как поступить со своей женой.

– Предыдущих жён вы убили тоже из-за излишнего любопытства? – спросила я дерзко.

Пальцы на моем горле слегка разжались.

– Говорят, вы убили семь своих жен, – продолжала я. – Хотите дать новый повод для слухов? То, что продал вам Сильвани – это не лекарство, а страшный яд. Вы должны быть благодарны, что я спасла вас от него. Ещё не поздно…

– Это лекарство! – снова заорал он, но отпустил меня. – Лишь оно избавляло от боли!

– Есть ещё одно средство, – сказала я твердо. – И оно надежнее, чем то, что выбрали вы.

– Замолчи, пока я тебя не пришиб, – посоветовал он, но гнев его уже схлынул.

Оставалось только гадать – что же так подействовало. Упоминание о его жёнах или о том, что есть иное лекарство?

– Моё средство надежнее, – повторила я, стараясь, чтобы голос звучал торжественно. – Я хочу носить ваш браслет. Отдайте его мне.

Если бы в Конмор ударила молния или с небес спустились ангелы, граф был бы поражен меньше.

– Что ты сказала? – спросил он, глядя на меня с ещё большим изумлением, чем когда я объявила ему о ничтожности тайной комнаты.

– Отдайте мне заговорённый браслет, милорд, – сказала я, подходя к нему совсем близко. – Я добровольно и с радостью хочу принять вашу болезнь на себя.

Я даже попыталась взять его за руку, чтобы снять браслет, но Ален отшатнулся, как от привидения.

– Откуда ты знаешь об этом?!

– Мне рассказала Вильямина. И кушанье лотофагов – не средство избежать проклятья. Это подтвердил господин Рильке, наш аптекарь. За этим я и ездила к нему в тот раз, когда вы видели меня вместе с Реджинальдом.

– Вильямина! – он ударил кулаком здоровой руки по столу – да так, что столешница жалобно ухнула. – Болтливая старуха! Старая дура! Я прикажу выпороть её.

– Вы не сделаете ничего подобного, – сказала я. – И, по моему мнению, это вы – самый настоящий дурак. Почему вы никому об этом не рассказали?

– Твоё мнение никого не волнует.

– Я – ваша жена. Пусть лишь на год, но я обязана заботиться о вас. И я ещё раз повторяю: отдайте браслет, я готова носить его добровольно и…

– Заткнись, Бланш! – сказал он, больно ткнув пальцем мне в грудь. – Ты никогда не наденешь его.

– Надену! – его безумие передалось и мне.

Я схватила Алена за правую руку, задрала рукав и вцепилась в этот проклятый браслет. Несколько минут мы с графом молча боролись, и он победил, притиснув меня к стене. Мы оба тяжело дышали и смотрели друг на друга чуть ли не с ненавистью.

– Почему ты такая настырная? – спросил он, приблизив своё лицо к моему.

Его чёрная борода защекотала мою щеку, и я почувствовала слабость в коленях.

– Неужели вы не поняли? Повторю ещё раз: пока я ваша жена, я буду делать всё, чтобы помочь вам и вашей семье. И вы обязаны относиться ко мне с почтением, как и обещали в церкви перед алтарем. А теперь отпустите, я дышать не могу, как вы меня сдавили.

Он отстранился, давая мне свободу, но не спускал с меня глаз – мрачных, сверкающих.

– Отдавайте браслет, – сказала я, протягивая руку ладонью вверх.

– Нет, – ответил он угрюмо.

– Отдайте браслет, Ален, – повторила я настойчиво. – Не бойтесь, он не причинит мне зла. Потому что я верю, что колдовство не может причинить зло человеку, когда намерения чисты.

– Чёрта с два я позволю тебе страдать вместо меня.

– Увидите, что я не буду страдать. Вильямина сказала, что моей силы достаточно, чтобы победить эту болезнь.

– Какая там у тебя сила, шоколадница? – спросил он с вызовом.

– Такая, какой нет у огромного, сильного и смелого рыцаря, – заверила я. – Помните, когда мы танцевали на балу в Ренне, вы сказали, что ваша правая рука – для вашей жены? Так вот, что бы вы там себе не думали, сейчас я – ваша жена, Ален. И я требую вашу правую руку.

Он медленно, словно во власти волшебной силы, поднял правую руку и протянул мне. Я сняла браслет с его запястья, коснувшись скрюченных мужских пальцев – холодных, как камень.

– Я добровольно, по собственной воле и с радостью принимаю вашу болезнь, – сказала я, глядя де Конмору в глаза и надевая браслет на свою правую руку. – С этого момента проклятье не властно над вами, и вы начнёте выздоравливать.

– Не уверен, что это поможет, – сказал он, глядя на меня не отрываясь. – Вильямина – старая шарлатанка…

– Вильямина знала, что я стану вашей женой, ещё когда вы впервые пришли к ней, – я положила руку ему на плечо и погладила. – Всё получится, Ален. Я всем сердцем верю в это, а вера творит самые настоящие чудеса.

– Неужели чудеса ещё случаются на нашей грешной земле? – спросил он, и в голосе его я услышала горечь. – Я чувствую себя подлецом и слабаком за то, что позволил тебе надеть этот проклятый браслет.

– Вы не подлец и не слабак, милорд, – сказала я твёрдо. – И теперь ваша правая рука принадлежит мне. Я стану лечить вас, и сделаю это лучше королевских лекарей.

– Ты разбираешься не только в шоколаде, но и в лекарствах? – усмехнулся он.

– У меня много талантов, – ответила я загадочно.

– Я в этом уже убедился, – он помедлил и попросил: – Назови меня ещё раз по имени? У тебя это так хорошо получается.

– Назову, если будете меня слушаться… Ален, – я тихо засмеялась, понимая, что победила. Ещё не до конца, но одну битву я выиграла. А значит, в силах преодолеть и остальные. – И лечение начнется прямо сейчас. Идите за мной.

Я пошла к выходу из комнаты, оглядываясь на мужа через плечо и приглашающее улыбаясь.

И грозный Ален де Конмор, страшный граф Синяя Борода пошел за мной послушно и доверчиво, как ягненок на шёлковой ленточке.

После легкого, но сытного ужина я повела де Конмора прямиком в баню и толкнула двери, жестом приглашая графа войти.

– Может, позовешь Пепе? – спросил он, медля.

– Справлюсь и сама, – успокоила я его. – У меня ведь уже есть опыт.

Он посмотрел подозрительно, но потом хмыкнул и вошёл.

– Я помогу вам избавиться от боли, – сказала я, заходя следом и закрывая двери. – Просто доверьтесь мне.

Вопреки моим опасениям, он не начал кричать и даже ничего не сломал и не швырнул. Но взгляд у него стал грустным и усталым.

– Мне не помогли лучшие доктора, почему думаешь, что сможешь помочь ты? – спросил он.

– Может потому, что я в это верю? – улыбнулась я и принялась расстегивать на нем рубашку.

Он уставился на меня, как будто увидел в первый раз, а потом спросил:

– Что это ты творишь, Бланш?

Глаза у него заблестели, и я не удержалась от улыбки:

– А что такое? Помнится, как-то вы сами просили меня это сделать.

– Но сейчас ты делаешь это без просьб, маленькая насмешница. Значит ли…

– Спокойно, господин де Конмор. Помните о нашем договоре. Мы решили, что останемся в его рамках, лишь друзьями. Так будет лучше для всех.

– Лучше, – признал он. – Но мне нравится, как ты меня раздеваешь, продолжай.

Я ограничилась одной лишь рубашкой, а потом отвернулась к столу, делая вид, что меня необыкновенно заботят склянки и плошки, которые я до этого там расставила.

– Будьте любезны, от штанов освободитесь сами, – сказала я ему, – и забирайтесь в ванну.

– Чем дальше, тем интереснее, – сказал он, и я услышала шорох ткани, а потом тихий плеск воды. – А ты присоединишься ко мне?

– Договор, мой господин! – сказала я строго и повернулась, взяв плошку с мыльной мазью.

Когда я обернулась, Ален уже лежал в ванне, погрузившись в воду до самых ключиц. Вода была достаточно прозрачная, и я с трудом заставила себя не смотреть на то, что она скрывала.

– Начинается лечение, – сказала я, поставив плошку на край ванной. – Сначала немного вина, – я протянула графу бокал с крепким вином. – Пейте и наслаждайтесь покоем.

– Что будешь делать ты? – немедленно спросил он, отпивая несколько глотков.

– Буду вас мыть, милорд.

– Уверен, ты отлично с этим справишься, – он посматривал на меня, и от его взгляда меня охватывала дрожь, несмотря на то, что в бане было жарко.

Я распустила пояс халата, и де Конмор поперхнулся вином. Я невозмутимо сняла халат и сложила его на лавке, оставшись в одной нижней рубашке без рукавов.

– И что, по-твоему, ты делаешь теперь? – спросил Ален, немного придя в себя.

Вместо ответа, я набрала полную пригоршню мыльной мази и щедро натерла ему плечи, грудь и спину, а потом взялась за мочалку.

– Решила содрать с меня кожу живьем? – принялся возмущаться граф, когда я стала с усердием его тереть.

– Прекратите ворчать, – оборвала я его. – Можно подумать, милорд, мыться – вам в новинку.

Он допил вино и постепенно расслабился. От мыла вода стала мутной, и я вздохнула с облегчением. Потому что мне хватало прикосновений, чтобы голова закружилась, как от неимоверной высоты. А были ещё приглушенный плеск воды, и вздохи, когда я смывала мыло и касалась ладонью то плеча Алена, то груди, и запах морозного воздуха и корицы, который исходил от волос графа. Положив голову на борт ванной, граф закрыл глаза и полностью отдал себя мне на откуп, позволяя делать все, что заблагорассудится. Я мыла его медленно, осторожно подливая горячей воды и подбрасывая в жаровню ветки розмарина для аромата.

– Вам легче? – спросила я тихо.

Он ответил не сразу, и я испугалась – вдруг уснул?

Но граф, не открывая глаз, вдруг сказал:

– Мне кажется, я уже в раю.

– Вам ещё рановато туда отправляться, – заверила я его, обрадованная, что моё нехитрое лечение помогает, но когда он попросил еще вина, ответила: – Пожалуйста, пока не пейте. Допьете вино, когда ляжете в постель. Если уснёте в ванной, то будете ночевать здесь – я вас не вытащу и на кровать не перенесу.

Когда с мытьем было покончено, и я окатила графа прохладной водой, он, ничуть не стесняясь меня, поднялся из ванной. Я еле успела отвернуться, заметив, впрочем, всё, что можно заметить у голого мужчины. Щеки мои так и запылали, но я старалась говорить строго:

– Накиньте простыню, господин граф. Если вам нравится разгуливать голышом, то для меня это не то чтобы привычно.

– Прости, – покаялся он. – Можешь смотреть, я прикрылся.

– Вот и хорошо, – я помогла ему вытереться, набросила халат сама и накинула халат на плечи мужа, после чего проводила разомлевшего графа до его комнаты.

Камин хорошо протопили, и в спальне было тепло. Я зажгла свечи и поднесла мужу еще один бокал:

– Теперь можете допить вино, а потом ложитесь в постель, на живот, я продолжу лечение.

– С большим удовольствием я сейчас лег бы на спину, – проворчал он.

– Когда вы уже перестанете болтать пошлости? – возмутилась я, укрывая его простынёй ниже пояса, после того, как он подчинился и, буквально, рухнул в постель. – Уберём подушку, теперь лягте ровно, руки вытяните вдоль тела, голову положите набок, вот так.

Устроив таким образом мужа, я опять сбросила халат, села на Алена верхом и размяла пальцы.

– Слушай, ты уверена, что мне не надо перевернуться? – граф зашевелился, и мне пришлось шлёпнуть его по спине, заставляя лежать смирно.

Я вылила в ладонь немного ароматического масла и начала растирать руки и плечи графа плавными движениями, объясняя:

– Мой отец долго болел, был прикован к постели. Поэтому я каждый день массировала его, чтобы кровь не застаивалась. Этому меня научил наш семейный доктор, он в молодости практиковал где-то на востоке и знал кучу восточных секретов. Так можно снять боль, вы расслабитесь и уснёте.

Я старалась изо всех сил, оглаживая руки графа от кончиков пальцев до плеч, массируя мускулы, разминая воротниковые мышцы.

Работа была нелёгкая, с непривычки заболели пальцы. Но ещё более нелёгким оказалось сидеть верхом на этом мужчине. Хотя на мне и были нижние штанишки – короткие, выше колена, но даже через их ткань и ткань простыни я ощущала твердые мужские ягодицы и чувствовала, как всё во мне разгорается от соприкосновения. Хотелось большего, хотелось обнять мужа, прижаться всем телом и застонать от наслаждения…

– Бла-анш! – застонал Ален, и я вздрогнула – так его голос отозвался в моем сердце. – Если ты остановишься, я умру тут же, под тобой.

– Молчите и получайте удовольствие! – приказала я ему, а себе пожелала не терять рассудка.

– Как можно молчать… А-а!..

– Больно?! – испугалась я, немедленно останавливаясь.

– Продолжай! Сделай так ещё раз! – начал умолять он.

– Разве можно отказать, когда вы так мило об этом просите? – засмеялась я, продолжая массировать под лопатками, крепко нажимая большими пальцами.

– Бланш… Если я умру, то знай, что я умер от счастья… – подстанывал он после каждого моего движения.

Я шлепнула его снова и занялась массажем, уже не слушая его стонов, и старательно прогоняя мысли, сводящие с ума.

Особенно усердно я работала с его больной рукой – сначала растирая кожу широкими легкими прикосновениями, потом усилила нажим, потом осторожно начала массировать пальцами. Мышцы были слишком твёрдыми, словно бы сведенными судорогой, но на боль граф не жаловался, и я понадеялась, что делаю всё правильно, и хуже точно не будет.

Наконец Ален начал постанывать реже, потом замолчал, а потом я обнаружила, что он спит. Спит крепко и спокойно, как младенец. Осторожно спустившись с кровати, я укрыла графа одеялом до плеч, бросила в жаровню веточку розмарина, подхватила халат и на цыпочках вышла из комнаты, решив, что заберу вино и душистое масло потом, чтобы не греметь сейчас склянками.

От усердия мне было жарко, рубашка прилипала к спине. Я отерла лоб тыльной стороной ладони, тихонько закрывая двери, и чуть не столкнулась с Вамбри. Она оказалась за моей спиной бесшумно, под стать отцу – бледная, лохматая. В темноте её можно было принять за привидение.

После того, как мы играли в карты, я думала, что мир, хотя и шаткий, установлен окончательно. Вамбри по-прежнему не заговаривала со мной без крайней необходимости, но с лестниц больше не сталкивала, и вообще, старалась обходить меня стороной – наверное, боялась отца.

– Боже, ты меня напугала, – прошептала я, схватившись за сердце.

Но Вамбри смотрела на меня, с такой ненавистью, что я так и не отняла руку от груди – лишь отступила на шаг, прижавшись спиной к стене.

– Много шлюх приходило в этот дом, – сказала девушка, сжимая кулаки, словно собиралась меня ударить. – Но ты – самая бесстыдная из них!