Kitobni o'qish: «Уголовно-правовой запрет. Теоретические основы и особенности реализации в профессиональной медицинской деятельности»

© Н. Т. Идрисов, 2025

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2025

Введение

С древнейших времен, с момента первых ростков социализации, человечество нуждается в средствах регулирования отношений между индивидами. Отграничение дозволенного и запрещенного является не только способом обеспечения свободы субъекта, но и его безопасности. Безусловно, основным средством регулирования отношений в связи с обеспечением безопасности индивида является запрет. Возникновение и развитие запрета напрямую коррелирует с социальным генезисом посредством сложной взаимосвязи, симбиоза, в котором запрет отражает эволюцию социальных норм, ценностей, интерпретации мира, технологического процесса, а также роли человека и государства в онтологии социального бытия.

В протообществах запреты основывались на инстинктивных, неосознанных психоэмоциональных механизмах, объясняли устройство мироздания первым представителям человечества, являлись истоками социальной информации, заложили фундамент в институционализацию семьи, культуры, производства. Первейшие запреты формировались как результат контакта человека с познаваемым внешним миром, отражали развитие его сенсорной системы, эволюционно создавая правилосообразную сферу его сознания, отвечающую за прием, обработку информации о возможном и запрещенном, редуцируя на основе этих знаний первоистоки социального поведения первобытных людей.

В традиционных обществах запреты получили форму религиозных догм, основывались на мифах, обычаях и уже устоявшихся социальных иерархиях. Нарушение таких запретов рассматривалось не просто как социальное правонарушение, а как оскорбление божеств и духов, что может привести к мистическим карам.

С развитием общественных и технологических процессов возникли социальные проблемы, которые потребовали иного содержания властных велений о недопустимости вредоносных поведенческих актов, а также механизмов обеспечения социальной дисциплины в условиях бурно развивающегося социального взаимодействия. Стремительное развитие социальных транзакций порождало в том числе негативные последствия (преступность и иные девиации), противодействие которым стало задачей особых видов государственно-властных велений – уголовно-правовых запретов.

Эволюционируя от религиозно-моральных норм к рациональным и гуманистическим правовым принципам и положениям, запреты отражают сложный путь развития человеческого общества и понимания роли права в регулировании общественных отношений.

И сегодня правовые запреты находятся в центре формирования социальной реальности, являясь важнейшим инструментом социального управления. На Форуме безопасного интернета в Москве в 2019 г. член Совета Федерации Елена Мизулина заявила: «Что такое право? Это и есть самая большая несвобода. Я вам могу сказать, что чем больше прав у нас будет, тем менее мы свободны, потому что право в отличие от запрета – это когда ты должен действовать, и только таким образом, как написано в законе… Говорят, что депутаты только всё запрещают, но это совершенно ложное представление. Запрет – это как раз есть то, где человек свободен, потому что он говорит: это нельзя, а все остальное – как хочешь»¹. Сказанное сенатором демонстрирует непрекращающуюся актуальность одной из древних и важнейших онтологических для общества проблем – поиск баланса между дозволенным и запрещенным, такого баланса, который, с одной стороны, гарантирует фундаментальные интересы индивидов и групп, а с другой стороны, создает условия для социального и личного прогресса. Среди правовых запретов наибольшим потенциалом такого гарантирования обладают уголовно-правовые запреты, противостоящие наиболее опасным формам человеческого поведения и обеспеченные уголовным наказанием (в том числе смертной казнью) как побудительным оператором соблюдения таких исключительных государственно-властных велений.

Действительно, роль уголовно-правовых запретов в гарантировании социальной дисциплины растет с каждым днем. Данный вывод основан на результатах исследования новеллизации уголовного закона, явным направлением которой стала обширная легализация уголовно-правовых запретов. Нами посчитано, что по состоянию на 13.01.2025 в Уголовный кодекс РФ внесены изменения 331 федеральным законом и 13 постановлениями Конституционного Суда РФ. При этом изменения в Общую часть уголовного закона вносились 117 федеральными законами. Иными словами, правотворец в качестве основного направления реформирования уголовного законодательства выбирает легализацию уголовно-правовых запретов. О неоднозначности такой новеллизации Особенной части уголовного закона пишет С. А. Маркунцов: «Всего за неполный 21 год действия количество составов преступлений, содержащихся в Особенной части УК РФ, выросло с 534 до 878, то есть на 64,5 %. Изменения, вносимые в Особенную часть УК РФ, зачастую были бессистемными, непоследовательными, противоречивыми и оттого бессмысленными»².

Следует заключить, что такой темп новеллизации уголовного закона обусловлен, с одной стороны, фактическим признанием за уголовным правом роли основного гаранта социальной дисциплины. С другой стороны, легализация уголовно-правовых запретов представляет социально-правовой феномен, подчиненный особым правилам генезиса и применения. Нарушение таких правил влечет «обесценивание» уголовного права (А. Э. Жалинский), разрушение его «скреп», закрепленных как в Общей, так и в Особенной части уголовного закона (Н. А. Лопашенко). Результатом такой новеллизации становится «деформация права (патология правотворчества)», когда нарушаются технологии правового нормирования и соционормативная система теряет свою однозначность (Г. К. Варданянц). Более того, произвольное и легитимированное внедрение в социальную реальность уголовно-правовых запретов посредством запрещающих норм уголовного права влечет нарушение как внутриотраслевых, так и межотраслевых связей элементов правовой системы (А. Г. Безверхов), образуется «правовая декомпрессия» (патология правоприменения), когда снижается или нарушается частота или качество правовых интеракций (Г. К. Варданянц). В условиях современной стремительной трансформации социально-правовой реальности уголовно-правовой запрет требует переосмысления как с точки зрения определения его правовой природы, так и с позиций необходимости выработки правил его легализации, которые должны обеспечить эффективное редуцирование запретом социально позитивного поведения лица.

В настоящем исследовании предпринята попытка такого переосмысления. Уголовно-правовой запрет рассмотрен с позиции междисциплинарного подхода, объединяющего методы социологии, антропологии, кибернетики, информатики и синергетики. Применяемый авторский подход предлагаем именовать парадигмой социально-информационного обоснования уголовно-правового запрета. В отличие от известных новейшей теории уголовного права специальных исследований уголовно-правового запрета (С. А. Маркунцов³, А. Ю. Алаторцев⁴), предлагаемая система знаний о структуре и содержании уголовно-правового запрета позволяет рассмотреть данный социально-правовой феномен не только с формально-юридической точки зрения, но и раскрыть условия и правила эффективной легализации такого государственно-властного веления, а также установить механизм редуцирования уголовно-правовым запретом социального поведения человека. Применяемая в настоящем исследовании авторская парадигма исходит из информационной природы уголовно-правового запрета, источником такой информации является социальная реальность, а средствами ее изъятия, определения актуальности, достаточности, достоверности и устойчивости являются методы социологии.

Исследование уголовно-правового запрета как особым образом структурированной властной социальной информации предполагает не только выявление общих закономерностей легализации и реализации таких властных велений. В разных сферах социальной реальности уголовно-правовой запрет обнаруживает некоторые специфичные технологии и последствия. Особенно это положение актуально для таких уникальных сфер общественной жизни, как здравоохранение. Специфика реализации уголовно-правового запрета в данной сфере сопряжена с особой ролью этих социальных транзакций, гарантирующих жизнь и здоровье человека, онтологию общества и безопасность нации и государства. Поэтому вторая часть исследования посвящена регламентации и реализации уголовно-правового запрета в процессе осуществления профессиональной медицинский деятельности, что позволяет выявить прикладные показатели эффективности легализации и реализации уголовно-правового запрета.

Часть 1. Общие положения об уголовно-правовом запрете

Глава 1. Понятие, функции и механизм уголовно-правового запрета

1.1. Понятие уголовно-правового запрета, его юридические и социальные функции

В Толковом словаре русского языка С. И. Ожегова разъясняется, что «запретить» – значит не позволить что-нибудь делать (например, запретить курить). Во втором значении указано: «Признав общественно вредным, ненужным, не допустить к применению, пользованию (например, запретить пропаганду войны)»⁵.

В теории права представлены различные подходы к определению природы и сущности запретов. А. А. Белоусов утверждает: «Запреты суть принципы, упорядочивающие общественную жизнь, на иных условиях невозможную. Превращение запретов в норму есть процесс становления социальности, благодаря которому происходит развитие индивидуальной свободы и создание институтов, гарантирующих ее существование»⁶.

Ю. П. Васильева дополняет: «Запреты существуют не сами по себе, а имеют функцию защиты, охраны некоего образца, идеала. Образец задан и имплицирован в семиотических системах, которые представляют собой структуру информации, упорядочение знаний»⁷.

Н. Т. Чеканова пишет: «Действительно, запреты, обладающие социальной, национальной, групповой и даже индивидуальной спецификой, пронизывают жизнь общества. В них а) отражается стремление сохранить себя (свой покой, свою группу, субкультуру) и б) реализуется воля индивида или коллективного субъекта к самосохранению. Запрет может трактоваться как некое упорядочивающее, организующее начало, поскольку момент структурирования, организации имплицитно содержит в себе и функцию ограничения. Отсечения лишнего, ненужного, вредного»⁸.

И. С. Пасешниченко рассуждает: «Так, запрет на убийство на каннибализм, экзогамия (запрет на инцест) представляют собой основу человеческого развития. После осознания человеком коллективной деятельности, взаимозависимости, ценности жизни человека, с которым он живет, по праву можно считать отношения между людьми, на самом деле человеческими»⁹.

П. И. Дзыгивский обоснованно отмечает неразрывность многих определений запретов: «Развитые дискурсы гуманитарного знания в качестве синонимов запрета предоставляют нам религиозный закон, юридическую догму, моральный императив, эстетическую норму и т. д. Запрет среди них – понятие родовое, поскольку остальные означают „запрет, освященный авторитетом пророка“, „запрет, писанный для жителей определенной территории“, „неписаный, но субъективно важный запрет“, „запрет на излишества, признанные безобразными, низкими и скучными“¹⁰.

Социально-гуманитарный, философский, культурно-нравственный дискурсы запрета породили неоднозначность понимания правового запрета.

С. А. Маркунцов определяет правовые запреты как „государственно-властные, императивные требования воздерживаться от конкретного поведения, поэтому их следует рассматривать как явления, относящиеся к сфере юридического долженствования“¹¹.

А. В. Малько указывает: „По своей сущности запреты – такие государственно-властные сдерживающие средства, которые под угрозой ответственности и наказания должны предотвращать возможные нежелательные, противоправные деяния, причиняющие вред как личным, так и общественным интересам. Запреты в большей мере используются в уголовном законодательстве, которые основаны на нравственных нормах, таких как „не убий“, „не укради“ и прочих“¹².

Я. И. Гилинский определяет правовой запрет как девиантогенный фактор, который порождает отрицательные для социума явления¹³.

С. С. Алексеев выделял понятия „общий запрет“ и „запрещающие нормативные предписания“. Последние он определял как „„обычное“ государственно-властное веление, непосредственно выраженное в тексте нормативного акта и состоящее в возложении на тех или иных лиц обязанности воздерживаться от действий известного рода“¹⁴.

Встречается в специальной литературе определение правовых запретов как совокупности правовых установлений (инструментов) и форм правореализационной практики, с помощью которых удовлетворяются интересы субъектов права и обеспечивается достижение социально полезных целей»¹⁵.

Соответствующее положение сформулировали Н. Н. Рыбушкин и А. В. Краснов: «Запрет как специфическое средство правового регулирования присутствует только в той норме, которая призвана вытеснить вредное общественное отношение, как уже существующее или предполагаемое, причем независимо от того, какой запрет – общий или конкретный – имеется в виду»¹⁶.

О. С. Вырлеева-Балаева справедливо пишет: «…правовые запреты можно определить как государственно-властные сдерживающие средства, которые под угрозой ответственности, путем требования воздержания от совершения определенных противоправных действий, должны предотвращать противоправные деяния, причиняющие вред как личным, так и общественным интересам»¹⁷.

На наш взгляд, правовой запрет является властной социальной информацией, структурированной особым образом. Такая информация играет ключевую роль в социальном управлении и представляет собой тип информации, исходящей от субъектов, обладающих властью и авторитетом, направленной на регулирование поведения индивидов и групп, поддержания социального порядка. Под властной социальной информацией мы понимаем систему данных (сведений) о социальной реальности, обладающую потенциалом влияния на действительность, формирующую убеждения, поведение и решения индивидов и определяющую субъектов управления социальными процессами.

Властная социальная информация, составляющая правовой запрет, обладает рядом признаков:

1. Правовой запрет – это государственно-властное веление о недопустимости поведения, создающего угрозу социальной стабильности или непосредственно приносящего социальный вред. Анализируя механизм уголовно-правового регулирования, Т. В. Кленова справедливо отмечает: «Уголовно-правовые нормы, предусматривая уголовную ответственность за определенные в Уголовном кодексе общественно опасные деяния, указывают на их недопустимость, то есть методом запрета или исключения предопределяют правила должного поведения членов общества и тем самым регулируют общественные отношения»¹⁸. И далее: «Именно возможностью асоциального поведения граждан, наносящего существенный вред общественным отношениям, вызывается к жизни вся система уголовно-правовых запретов»¹⁹.

2. Побудительным оператором правового запрета, то есть элементом запрета, обеспечивающим его исполнение, а также определяющим негативные последствия нарушения такого веления субъектом является принудительная сила государства или государственное легализованное насилие. Побудительный оператор правового запрета также является элементом властной социальной информации, транслируемой по каналам информационной матрицы общества.

В научный оборот термин «соответствующий побудительный оператор» введен Г. Т. Чернобелем, который определял его как элемент нормы права, придававший ей свойство обязательности и сохранения действия независимо от исполнения²⁰. Иными словами, Г. Т. Чернобель объединил обязывающий характер со свойством нормативности.

В развитие данной точки зрения приведем мнение С. Н. Братуся, который указывал, что нормативность «предполагает принуждение, без которой нормативность размывается, рамки, границы поведения стираются, от масштаба поведения ничего не остается»²¹.

Однако, на наш взгляд, правовая природа запрета такова, что со времен табу и тотемов, а затем религиозных и культурных запретов, содержит в себе «энергию» запрета, то есть запрет немыслим без негативных последствий его нарушения.

Поэтому под побудительным оператором правового запрета мы понимаем не нормативный его характер или статическое свойство обязательности (запрет может быть и ненормативным, например, конкретному осужденному за преступления против половой свободы осуществлять профессиональную деятельность педагога), а те негативные социальные последствия, которые наступят для лица в случае совершения запрещенного поведенческого акта.

В. Н. Кудрявцев убедительно писал: «Помимо этого, право обладает специфическим признаком обязательности, которая подкрепляется государственным принуждением. В результате право не просто информирует граждан и коллективы о полезных, возможных или вредных для общества формах поведения, не только указывает на одобряемые социальные ценности, но и делает это властным образом, устанавливая правила поведения, которые необходимо исполнять, в том числе под угрозой применения санкции»²².

При этом верно отмечал А. Г. Братко: «Но правильно ли, что запреты обращены только к антисоциальным лицам? Если да, то получается, что граждане, обладающие высоким моральным и правовым сознанием, не соблюдают их, раз они им не адресованы. Что же они в таком случае соблюдают? Если только моральные нормы, то их поведение объективно соответствует требованиям правовых запретов и, следовательно, они соблюдают также и последние. Отсюда можно сделать вывод, что запреты адресованы всем гражданам, а не только тем, кто склонен их нарушать»²³.

3. Важным признаком правового запрета является его объективация в юридической форме. Запрет становится правовым, когда становится нормой права и обретает соответствующие признаки, включая закрепление в источниках права. Норма права, легализованная в формальных источниках права, выступает особым средством трансляции властной социальной информации по каналам информационной матрицы общества. В. И. Игнатьев и Ф. И. Розанов пишут: «Поскольку информационная матрица – это функциональная среда каждого человека, то опосредованно информация от управляющей структуры доходит до каждого конкретного индивида. В процессе выполнения указанных действий человек меняет свойство среды, что, в свою очередь, приводит и к изменениям в информационной матрице. На основании изменений информационной матрицы управляющая структура получает сведения о том, что ее указания были выполнены»²⁴. Норма права в информационной модели общества выступает универсальным инструментом опосредованного взаимодействия государства и индивида, обеспечивающая сохранность и целостность социальной системы.

Таким образом, правовой запрет – это объективированное (закрепленное) в правовых актах государственно-властное веление о недопустимости социально опасного поведения, обеспечиваемое к исполнению принудительной силой государства в целях обеспечения социальной дисциплины.

Т. А. Едкова справедливо заключает: «Общетеоретическая конструкция правовых запретов „опредмечивается“ в отраслевых юридических науках и получает свое конкретизированное нормативное закрепление в отраслевых нормах. В каждой отрасли права запреты имеют свое собственное предназначение, свои цели и функции. Особую ценность они имеют для отраслей деликтного права…»²⁵

При этом ряд ученных продолжают детализировать отраслевую классификацию правовых запретов, выделяя подвиды отраслевых правовых запретов.

Так, С. А. Маркунцов предполагает, что уголовно-правовые запреты делятся на фактические и формально-юридические: формально-юридический запрет содержится в статьях Особенной части УК РФ, фактический запрет включает формальные запреты и запреты неоконченных преступлений²⁶. По степени отражения объективной реальности этот ученый выделяет реальные и фиктивные уголовно-правовые запреты (фиктивные уголовно-правовые запреты не отражают реальной структуры и систему общественных отношений)²⁷.

Е. К. Варийчук предлагает классифицировать налогово-правовые запреты на адресованные к государственным органам и направленные на защиту прав налогоплательщиков²⁸.

Гражданско-правовые запреты классифицируют на субъективные и объективные (как элемент нормы права и элемент правоотношения)²⁹.

Ряд классификаций правовых запретов характеризуются логическим пересечением и перекрыванием элементов³⁰.

Представленные примеры классификации правовых запретов, с одной стороны, характеризуются разнонаправленностью (может быть, даже хаотичностью оснований и методов классификаций), с другой стороны – свидетельствуют о сложности такого явления, как правовой запрет.

На наш взгляд, основанием для классификации правовых запретов должно быть положено содержание такой властной социальной информации. Следующим критерием, определяющим вид правового запрета, является содержание побудительного оператора правового запрета. Такая специфика содержания правового запрета предполагает его отраслевую принадлежность, а система воздействия на субъектов общественных отношений, организованная в рамках отрасли права (как публичной, так и частной), образует запрет как метод правового регулирования.

Для целей настоящего исследования мы выделяем такую разновидность властных велений, как уголовно-правовой запрет.

Уголовно-правовой запрет является объективированным (легализованным) в Уголовном кодексе РФ антиделиктным государственно-властным велением о недопустимости общественно опасного акта поведения индивида, обеспечиваемым к исполнению мерами уголовно-правового принуждения, нацелен на гарантирование всеобщей социальной дисциплины.

В отечественной уголовно-правовой доктрине существуют и иные определения уголовно-правового запрета.

Так, С. А. Маркунцов указывает: «Уголовно-правовой запрет можно рассматривать как нормативно-правовое предписание, закрепленное в нормах уголовного закона и конкретизированное в иных нормативно-правовых актах, устанавливающее обязанность лица не совершать (воздержаться от совершения) общественно опасные деяния, признаваемые уголовным законом преступлениями»³¹.

В. М. Галкин и М. И. Блум определяли уголовно-правовой запрет как содержащееся в законе предписание, обязывающее воздерживаться от совершения преступления³².

Следует согласиться с С. А. Маркунцовым, утверждающим о необоснованном размывании и хаотичном смешивании различных уголовно-правовых явлений в понятии «уголовно-правовой запрет». Так, по мнению этого ученного, уголовно-правовой запрет определяется «в качестве метода уголовно-правового регулирования, то есть запрета совершать предусмотренные законом деяния под угрозой применения уголовного наказания»; в качестве «типичной для уголовного права нормы-запрета, наиболее полно отражающей отраслевую специфику», и, наконец, как «формальное сосредоточение всех уголовно-правовых запретов…»³³.

Поддерживая эту позицию, отметим, что понятие «уголовно-правовой запрет» необоснованно отождествляется с запрещающей уголовно-правовой нормой, с частью правовой нормы, со статьей уголовного закона, что, на наш взгляд, не соответствует правовой природе и сущности данного явления.

Представляется верным определять уголовно-правовой запрет именно как специфическое государственно-властное антиделиктное веление о недопустимости криминального поведения, обеспеченное государственно-властным принуждением.

Иные подходы к определению уголовно-правового запрета являются отражением его признаков, однако не раскрывают его сущность.

В определении уголовно-правового запрета как «ячейки» уголовного права недостаточно учитывается его социальная природа, излишне формализуется данное явление. Традиционное понимание нормы права как ячейки отрасли права также противоречит данному определению. Представляется, что функции уголовно-правового запрета выходят за рамки исключительно формально-юридического действия, могут быть основаны и реализовываться на иных социальных нормах и установках. При этом вывод о нетождественности уголовно-правового запрета и уголовно-правовой нормы не исключает их взаимосвязь и взаимообусловленность функций данных явлений.

Для целей настоящего исследования, предлагаем определиться с понятием «функция уголовно-правового запрета».

Под функцией в Толковом словаре С. И. Ожегова понимается работа, производимая органом, организмом; роль, значение чего-нибудь³⁴.

Функция любого явления определяет сущность механизма его активности, деятельности в соответствии с его целями и спецификой реализации.

Для определения функций уголовно-правового запрета следует исходить из механизма такого запрета, его задач и свойств, а также назначения и целей.

Под функциями уголовно-правового запрета мы понимаем основные направления воздействия такого антиделиктного веления на сознание индивидов в процессе реализации механизма уголовно-правового запрета в целях недопущения асоциального поведения и гарантирования социальной стабильности.

В различных отраслевых исследованиях по-разному подходят к пониманию функций правовых запретов.

Ю. Н. Слепченко считает, что функциями административно-правовых запретов являются функция социального контроля, функция охраны и защиты, коммуникативная, воспитательная, мотивационная³⁵.

Р. Г. Нурмагамбетов выделяет регулятивную, охранительную, политическую, организаторскую, мотивационную, воспитательную, коммуникативную, стабилизирующую, гарантирующую и функцию социального контроля конституционных запретов³⁶.

Т. Е. Комарова пишет: «Функции гражданско-правовых запретов являются конкретными проявлениями функций гражданского права и обусловлены спецификой гражданско-правового воздействия на общественные отношения. Связь между функциями гражданского права и функциями гражданско-правовых запретов носит двусторонний характер»³⁷. При этом в итоге автор склоняется к выводу, что запреты выполняют функцию метода правового регулирования гражданско-правового института³⁸.

Следует отметить, что исследование функциональных возможностей уголовно-правовых запретов невозможно без определения их задач.

Е. Н. Лебедева справедливо отмечает, что задачи правового явления первичны и определяют его функции: «Цели и задачи предрешают функции права, определяющие их, таким образом обуславливая действие друг друга. Через функции достигаются цели, разрешаются задачи, определяется уровень эффективности, перспективы оптимизации познания. Функции – это объемное средство материализации целей и задач»³⁹.

А. И. Плотников считает, что определение задач тесно связано с категорией «цель»: «Цели и задачи совпадают не во всем, но в значительной мере. Они не имеют качественного и сущностного различия, если их рассматривать изолированно как явления, но отличаются пространственно-количественными координатами: общее представление о необходимом результате – цель; представление о необходимо результате в реальных условиях ее осуществления – задача»⁴⁰.

О. Н. Коваленко пишет: «Функциональные возможности уголовного права определяются с учетом обеспеченности соответствия функциям уголовного права задач уголовного права, выраженных в уголовном законе. Функции уголовного права обуславливают способность норм уголовного закона активно решать задачи, сопряженные с обеспечением общественной безопасности»⁴¹.

С. А. Маркунцов выделяет две группы функций уголовно-правовых запретов.

Первая группа функций, по мнению ученого, отражает их информативное и аксиологическое содержание. «Эта группа функций связана с действием уголовно-правового запрета как элемента объективного права на психическом (идейно-мотивационном) уровне, но и с пониманием его как „отрицательной обязанности“, то есть на уровне субъективного права, а также связана с пониманием запрета как метода правового регулирования»⁴².

Вторая группа функций уголовно-правовых запретов «будет отражать их институциональную составляющую. Эта группа функций определяется пониманием уголовно-правового запрета как первичного ядра, элемента системы уголовного права и одновременно как инструмента государственного воздействия на общественные отношения»⁴³.

Представляется, что уголовно-правовой запрет проявляется как двуединое явление – элемент уголовно-правовой системы и инструмент социального управления. Поэтому функции уголовно-правового запрета делятся на юридические и социальные.

1. ЮРИДИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ЗАПРЕТА

Являясь частью правовой системы, уголовно-правовые запреты обладают функциями уголовного права в целом.

Б. Т. Разгильдиев считает, что «уголовно-правовая функция – это свойство уголовного права. Ее объектом выступают сознание и воля физических лиц»⁴⁴.

По мнению А. И. Коробеева, «функциями уголовного права являются основные направления уголовно-правового воздействия на преступность»⁴⁵.

С. В. Анощенкова определяет функции уголовного права как «социальное назначение, в которое объективируется сущность уголовного права, состоящая в обеспечении правопорядка в интересах всех членов общества путем регулирования общественных отношений»⁴⁶.

В доктрине уголовного права традиционно юридическими функциями уголовного права называют регулятивную, охранительную и предупредительную⁴⁷.

Однако не все авторы склонны считать, что уголовное право и его элементы выполняют регулятивную функцию.

Например, А. А. Пионтковский, П. С. Ромашкин и В. М. Чхиквадзе считали, что уголовное право обеспечивает регулятивную функцию иных отраслей права, являясь универсальной социальной санкцией, при этом «уголовные законы усиливают уже существующие нормы иных отраслей права»⁴⁸. Аналогичной точки зрения придерживался В. Г. Смирнов, который признавал за уголовным правом лишь охранительную функцию⁴⁹.

Представляется, что доводы и соответствующие выводы ученых о невыполнении уголовным правом и, соответственно, уголовно-правовыми запретами регулятивной функции несостоятельны.

Регулятивная функция правового явления предполагает такое воздействие на общественные отношения и их субъектов, при котором обеспечивается необходимый порядок, сбалансированная система социальных связей путем подчинения всеобщим правилам и нормам.

Р. А. Эльмурзаева убедительно пишет: «Традиционно регулирование отождествляется с определенным набором команд, правил, предписанных государством для регламентации поведения или действий экономических субъектов. С этой позиции, сконцентрированной на государстве, регулирование рассматривается как технократическое устройство, позволяющее государственным органам рационально управлять социально-экономическими процессами для достижения „общественного благосостояния“»⁵⁰.