Kitobni o'qish: «Магиня для эмиссара»

Посвящается моим друзьям и близким: Маргарите, Виктору, Юрию, Оксане, Софье

Часть первая
Салерано. День корабля

Глава 1

В одном вопросе мужчины и женщины, безусловно, согласны между собой: и те и другие не доверяют женщинам.

Г. Л. Менкен

Пять минут назад я, беременная на шестом месяце, ушла от мужа.

Скажем прямо – ещё двадцать минут назад я ничего такого экстремального не планировала. Шла себе с рынка вверх по нашей улочке, переваливаясь как утка, несла корзину со свежей зеленью и яйцами и – в другой руке, в отдельном пакете – зело вонючую рыбу миренью, которую в жареном виде обожал Андреас. Решила – порадую мужа. Духовитость миреньи искупалась нежностью её белого, с розоватыми прожилками мяса. Правда, чистить этот «деликатес» было удовольствием сильно ниже среднего – мелкие чешуйки щетинились колючими иглами, вымазанными в едкой зеленоватой слизи.

Служанки у нас не было: при ежемесячных выплатах за дом мы – два начинающих мага, один из которых в данный момент не способен колдовать, – позволить себе прислугу не могли. Так что готовить миренью предстояло мне самой. Как и резать лук, управляться с печью, чугунной сковородой и всё такое прочее…

До замужества я и не представляла, сколько приходится возиться на кухне состоящей в браке женщине. Ведь юные девицы, как известно, питаются бутербродами, яблоками и конфетами, запивая их шоколадом. Как те самые птички, с которыми девушек часто сравнивают – поклевали и полетели… Самое замечательное в таком образе жизни то, что после вообще не остается грязной посуды: одна чашка – и всё!

Посмотрев на начавшее хмуриться небо – гроза, что ли, собирается? – поднялась по трём серым каменным ступеням к дверям, поставила на крыльцо корзину. Вытащила пристёгнутый на длинную цепочку бронзовый ключ. Дом был старинным, двери – тёмного дерева, высокие, двойные, а замок – с норовом. Нужно было привалиться плечом или хотя бы прижать створку коленом, тогда ключ легко проворачивался.

Прихожая была под стать дверям – гулкая, с высоченным потолком. Разогнать сумрак в ней не могли даже два светильника, которые я зажигала по вечерам. А сейчас – когда свет скупо падал через круглое застеклённое окошко над входными дверями – и вовсе приходилось передвигаться на ощупь. Зайдя на кухню, положила на стол пакет с рыбой. Поставила корзину на табурет рядом. Ополоснула руки в тазу с прохладной водой – хорошо-то как! Сейчас загляну наверх, переоденусь в домашнее, полчасика отдохну и возьмусь за готовку.

Медленно поднялась по лестнице на второй этаж, где находились три спальни и кабинет мужа. Обычно днём, если Андреас не ходил по клиентам, он работал там. Мы вложили оставшиеся от первого вклада за дом деньги в обустройство кабинета. Муж разумно полагал, что, если хочешь, чтобы тебе хорошо платили, – произведи хорошее впечатление. Так у нас появился огромный – три на пять локтей – письменный стол с красовавшимися на нём вычурными бронзовыми лампой и пресс-папье, дорогой бордовый ковёр на полу, бархатные портьеры ему в тон, кожаные кресла и тёмные шкафы, заставленные книгами с тиснёными сафьяновыми корешками и всякой околомагической ерундой вроде хрустальных шаров, кварцевых друз, реторт с цветными жидкостями и неопознанных костей. На непосвящённых обстановка действительно производила впечатление. А вот мой бывший научный руководитель, который, будучи в Салерано проездом, заглянул в гости, сморщил нос от смеха. Андреас тогда обиделся.

В кабинете мужа не оказалось. Жаль – я соскучилась…

Пройдя к нашей спальне, повернула ручку двери, открыла, шагнула – и застыла с занесённой над порогом ногой, не веря глазам.

В кровати лежали двое. Точнее, не просто лежали. Голый Андреас, с запрокинутой головой и рассыпавшимися по плечам светлыми волосами раз за разом прижимал к постели мою бывшую согруппницу по магической семинарии Орсетту. Чёрные волосы Орсетты разметались по подушкам, белая рука порхала по спине мужа, поглаживая поясницу…

Наверное, я ахнула. Потому что они замерли. А потом повернули головы ко мне. Первой открыла рот Орсетта:

– А, вот и корова пришла!

Что-о? Ну да, лодыжки у меня стали последнее время отекать. И сама я набрала пару лишних стоунов¹. Но ведь такое естественно во время беременности, разве нет?

Оскорбление было настолько неожиданным и незаслуженным, что я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. С отчаяньем уставилась на мужа. Пусть прогонит её! Пусть скажет, что это – ошибка, что любит меня… попросит прощения, наконец!

Но он не делал ничего. Даже не слез с неё, оставаясь на ней и – в ней. Просто молча смотрел на меня… и всё.

А я смотрела на них. Пока не запомнила всё – каждую деталь: скинутое на пол одеяло, её розовый чулок, сброшенной змеиной шкуркой повисший на спинке кровати, капельки пота и слипшиеся завитки волос на лбу мужа… А потом отступила в коридор, потянув за ручку дверь. И прислонилась к стене, пытаясь прийти в себя, отдышаться и осознать случившееся. А ещё – хоть не хотела – невольно прислушивалась.

Из-за двери раздался смех моей – теперь уже бывшей – подруги…

Вот что я теперь должна делать? Приволочь с кухни сковороду и закатить скандал с воплями, слезами и рукоприкладством? Не могу… противно это. А ещё – поняла внезапно, как озарило, – не могу и не хочу больше оставаться в этом доме.

Отлепившись от стены, побрела в комнату, куда перебралась с тех пор, как четыре месяца назад по утрам стал терзать утренний токсикоз. Чтобы не будить Андреаса, часто засиживавшегося с книгой за полночь, ага. Войдя, хотела присесть на кровать – надо же подумать, что делать дальше? И поняла – сяду и застряну. Начну рыдать, жалеть себя… туфли захочется сбросить. А потом опухшие ноги назад не втиснешь. Да и истерика исправить случившееся не поможет. А злость – отличный стимул для великих свершений! Повернулась к кровати спиной, оглядывая комнату: что я должна взять? Хм-м. Не что должна, а что могу уволочь. Да и делать всё надо быстро, пока пара голубков ещё в спальне.

Как бы в подтверждение моих мыслей за окном предупреждающе громыхнуло. Вот напасть, только ливня и скользких мостовых мне не хватало!

Первая реакция – спонтанная – самая честная. Андреас не оттолкнул Орсетту, не защитил меня. Хотя ясно, он-то к бабским склокам да к тому, что из-за него чуть не дерутся, – привык. До нашей свадьбы за ним хвост девиц таскался. Такой кавалер – высокий, видный, гордый, с чуть горбоносым породистым профилем, с пронзительным прищуром синих глаз. Вёл себя как герцог крови – смотрел на всё чуть свысока… и, казалось, будто он имеет на это право. И неважно, что как маг он был не особо силён. Зато поставь рядом Андреаса и моего наставника, и всякий скажет: «Вот этот – да, настоящий маг. А тот дядька – скорее небогатый дворянин или учитель лицея».

Я рядом с красавцем-мужем смотрелась бледно. И вначале не могла поверить, что он – солнце нашей семинарии – благосклонно решил обратить внимание на самую обыкновенную заурядную девицу, синий чулок четвёртого года обучения – Алесситу лен Ориенси. Но Андреас был настойчив, ласков, мил… и всего через три месяца я – сама не поняла как – оказалась Алесситой лен Тинтари, женой божества. До звёздочек в глазах влюблённой в свежеиспечённого мужа.

Спустя полгода мы получили дипломы практикующих магов и – Андреас решил, что в глуши нам делать нечего, а в столице нас пока никто не ждёт – отправились в Салерано – стоящий на берегу синей бухты второй по величине город Таристы. Здорово помогло небольшое наследство, доставшееся мне от матери, – мы сразу смогли внести первую треть стоимости дома, из которого теперь я собиралась уйти.

Сейчас, думая о своей беспросветной глупости и наивности, мне хотелось постучаться головой о стену. Но что толку-то?

Я так его любила, так гордилась, что он выбрал именно меня, так старалась быть хорошей женой, что не замечала очевидного, старалась не спорить ни по какому поводу, соглашалась со всем, что предлагал Андреас. Наставник советовал мне остаться в семинарии – учиться у него дальше, но Андреасу делать в небольшой Виэнии было нечего – и мы уехали. Когда понадобилось платить за дом, я пошла в местное отделение банка, сняла наследство мамы, к которому не прикасалась всю учёбу, и в бархатном синем кошельке – из рук в руки – отдала мужу. Ведь тот обмолвился, что, если платить стану я, для него это будет унизительно, его поднимут на смех, скажут, что он семью содержать не может, сидит на шее у жены. Так что под купчей оказалась его – и только его – подпись. А остатки денег ушли на бордовые шторы в кабинете.

Потом меня убедили, что ходить по потенциальным клиентам вдвоём – глупость. Ибо, во-первых, мужчинам платят больше. Во-вторых, нужен достойный, дорогой, солидный гардероб – тогда можно запрашивать за услуги дороже. А одеть женщину – при ширине-то наших юбок – затратнее, чем двух мужчин. В-третьих, в купленном доме с обустройством и ремонтом дел полно – а кто этим станет заниматься, если он на работе? И, наконец, какой мне смысл перебегать дорогу собственному мужу, создавая репутацию сильной магини, если, забеременев, я не смогу колдовать? Карьеру должен делать именно он, Андреас, мужчина, хозяин, кормилец. Так же будет лучше для семьи, правда?

Я соглашалась со всем…

И вот досоглашалась. Денег нет, работы нет, знакомых почти нет, никаких прав ни на что нет. Всё, что есть, – внезапно наступившее прозрение, что любовь не только слепа, но и зла. Или это она зла к слепым?

Очень смешно, ага.

Вытянув из-под кровати потёртый ковровый саквояж, распахнула шкаф. И хмыкнула. Ещё одно прозрение: год с лишним замужем – и ни одного нового платья! Все со времён семинарии. Ну как же можно быть такой дурой!

Всё это старьё тащить с собой смысла нет. Возьму что получше и что влезет, свою шкатулку с мамиными бусами и серьгами, письма, пару тетрадей с конспектами. Свои книги, увы, мне уже не уволочь – слишком тяжёлые. И, что совсем плохо – денег тоже почти нет. Андреас сам вёл семейную бухгалтерию. Платил из заработанного за дом, выдавал мне на хозяйство – ровно на неделю, причём за каждый солен я должна была дать отчёт, записав траты в толстую тетрадь, – а остаток клал на своё имя в банк, говоря, что копим на приданое малышу.

Так, что ещё, кроме платьев, мне надо? Обувь. Гм, та же песня – ни одной новой пары. Какой смысл покупать – я же никуда не хожу? Точнее, хожу только на рынок. А кто там на облупившиеся мысы да ободранные каблуки смотреть будет? А и увидят – так хорошо – лишнего заламывать не станут.

Взвесила саквояж на руке. Тяжеловато… А ещё же зонтик нужно прихватить. И плащ.

Вышла в коридор. Из спальни не доносилось ни звука. Умаялись и уснули, что ли? Хотя какая разница? В дверях кабинета меня озарило: зайдя, быстро пробежалась вдоль полок, собирая мелкое и ценное. Напоследок примерилась к пресс-папье в виде вычурного сфинкса с грудями-куполами. Тяжёлое, зараза! Ничего, до ломбарда дотащу!

Я уже добралась до прихожей, когда в голове возникла ещё одна мысль. Жутко дурная и хулиганская. Раньше я не стала бы делать такого ни за что. Но двадцать минут назад для меня отменили все правила, по которым я жила раньше, потому что мир рухнул.

Поставила у входной двери саквояж и порысила на кухню. Схватила пакет с сырой миреньей, вывалила тушки в полупустой таз с водой. Достала деревянную скалку с тупым концом. И начала толочь рыбу – как была – в чешуе, с головами, непотрошёную. Через три минуты у меня был полный на две трети таз бурды. Серая жижа с черными ошмётками и плавающими по поверхности блёстками чешуи воняла куда духовитее, чем просто рыба. Отлично! Прихватила веник из угла и, осторожно подняв таз, отправилась вершить прощальную месть.

Начала́ с гардероба мужа, где тот хранил свои расшитые бронзовой нитью – на золотую канитель у нас пока денег не было – парадные камзолы. Любимый – вишнёвого атласа – я полила сверху. Остальные щедро окропила веником, следя, чтобы не попасть себе на юбку. Настроение улучшалось с каждой минутой. Представила лицо Андреаса, зажимающего пальцами нос, и чуть не расхохоталась. Да-а, а с бытовой магией он не очень в ладу. И заклинание непростое, и сил на то, чтобы вывести такой аромат, нужно немало… Ничего, пусть Орсетту попросит. Та тоже не потянет, но вместе, может, и справятся.

Закончив с туалетами экс-супруга, навестила кабинет. Задерживаться не стала – а то вдруг выйдут из спальни не вовремя? Плеснула на парадный ковёр, на стол – надеюсь, затянутая кожей середина столешницы испорчена непоправимо – и отправилась вниз – кропить гостиную и столовую. Остатки гнусной жижи аккуратно – тонкой струйкой – распределила по трём парам сияющих новой кожей мужниных сапог.

Вот теперь я поняла, зачем кошки писают по углам!

За дверью снова громыхнул гром. Я, завязав под подбородком капор и застегнув плащ, подхватила свой саквояж и шагнула за порог.

Глава 2

Если что-либо не работает – стукните это хорошенько, если оно сломалось – ничего, всё равно нужно было выбрасывать.

Вдохнула полной грудью пахнущий озоном воздух. Подняла глаза – ага, на западе, над гаванью, зависла серо-синяя туча с косой дымкой ливня под ней. А тут, на холме, кажется, обойдётся – небо серое, но дождя пока нет. К запаху грозы примешивался резкий дух молодой тополиной листвы и что-то цветочное. Хорошо, что сейчас весна…

Хотела бросить ключ за спину, в прихожую, и захлопнуть дверь. Но, одёрнув себя, сунула его в карман – хватит уже порывов. Если выйдет, заберу потом книги – самой новые мне в ближайшие месяцы точно не купить.

Хихикнула. Но в следующие пару недель возвращаться сюда точно не стоит. Уже сейчас разит так, что скулы сводит и глаза слезятся. А то ли ещё будет, если не склонный к домоводству Андреас вместо тотальной чистки решит просто дать выветриться запаху, и заныканные по карманам и в складках штор ошмётки протухнут! Ведь сейчас же тепло, и уже начали летать мухи!

Оценив масштаб учинённого безобразия, прибавила шагу. Вот теперь я точно домой не вернусь. Иначе мне же всё содеянное и исправлять придётся. Да ещё и извиняться…

Только куда это я так бодро шагаю?

Ответ пришёл – как упал с небес: в обитель сестёр Храма. И нужны мне были там две вещи. Первая – зайти в расположенный рядом с обителью Храм, чтобы, положив руку на ларец святой Яниры, при свидетелях поклясться, что своими глазами видела измену мужа, и подать заявление о расторжении брака. А второе – сёстры давали на три дня приют всякому, кто в том нуждался. Простая келья, хлеб с водой два раза в день – но сейчас мне большего и не надо. Только дойти бы… живот начало неприятно тянуть, а поясницу заломило.

А перед этим нужно ещё заглянуть в ломбард – избавиться от тянувшего почти на стоун грудастого сфинкса.

– Вы уверены, что эти предметы – не краденые? – мужчина поправил пальцем пенсне на длинном носу, уставившись на меня поверх него в упор.

Я постаралась ответить бестрепетным взглядом. Будет жмотничать – ничего, кроме сфинкса, на грудь которого он таращился через лупу уже целых пять минут, не получит. Остальные вещи легче – отнесу куда-нибудь ещё.

– Абсолютно. Сама покупала эту старинную бронзу за восемьдесят соленов у Мартинеса. И так дёшево было только потому, что вместе с ней шла настольная лампа.

– А лампа где?

– На столе стоит. А где ей ещё быть? Часто вы встречаете ньер, которые с лампами в руках по улицам ходят? – не сдержалась я.

Оценщик скривился, не оценив шутки.

– Так вот. Продать это можно за сотню – сами видите клеймо. Меньше чем за шестьдесят – не отдам. Или не поленюсь отнести к Мартинесу. Думаю, тот не откажется взять пресс-папье назад.

Ух ты! Оказывается, один полезный навык за время замужества я все же получила – после хождений по три раза в неделю на рынок торговалась я, как дышала, с невозмутимым лицом карточного шулера.

Пальцы торговца чуть сжались. Ага, хороший признак – отдавать не хочет.

– Даю сорок!

– Шестьдесят.

– Сорок пять.

– Давайте сюда. Хочу успеть к Мартинесу до дождя.

– Пятьдесят!

– Пятьдесят пять и забирайте!

– Ну, ньера, вы…

– Как и вы, любезный ньер, – улыбнулась я.

Неплохо, на десять монет больше, чем я рассчитывала. Вот только если предложить этой пиявке в пенсне остальное – он отыграется… Придётся зайти куда-нибудь ещё.

Не успела выйти на улицу, на нос упала большая капля. Похоже, ливня не избежать.

Я оплакивать рухнувший брак не собиралась – пусть небо сделает это вместо меня.

Вообще, если бы не беременность, я бы и не беспокоилась – маг себя и защитит, и прокормит. Но из-за положения ситуация осложнилась – ведь мне нельзя было колдовать. Никто не знал, почему так происходит, но магические способности у детей магов появлялись лишь тогда, когда мать, вынашивая плод, сама не колдовала вовсе. Учёные мужи почесали затылки и создали теорию, что нерастраченное волшебство накапливается в женском организме, при переполнении оного перетекая в плод и пропитывая его. Звучало сущим бредом, но работало. Чем строже воздерживалась будущая мать от траты магии, тем сильнее оказывалась магическая жилка в ребёнке.

Андреас трижды пытался уговорить меня выручить его с заказами, преступив запрет. Два раза я согласилась – зачаровать брошь от потери – сущая безделица. Сложность тут только в длине самого заклинания и настройке его на владелицу. Сделать нетускнеющим серебро тоже нетрудно. Но когда муж принес домой золотой кубок, который некий купец решил преподнести градоправителю, – я в первый раз за все время супружества заартачилась. Чашу нужно было заколдовать так, чтобы всякий налитый туда яд становился безвредным. А это – скажу вам – не пальцами щёлкнуть. На такое нужно выложиться до предела, и потом два дня магичить не сможешь. Я отказалась, сказав, что боюсь за ребёнка. Андреас обвинил меня в том, что я не думаю о семье, а он из-за меня потеряет важного клиента, который мог бы открыть нам двери во многие знатные дома. Скандал продолжался три дня. По вечерам я подолгу рыдала в подушку. Было это два месяца назад.

Нарушать запрет сейчас я не собиралась. Значит, будем искать пути, как прожить четыре месяца, его не нарушая. Вот кому нужна магиня без магии, зато с животом?

Полтора часа спустя я стояла в большом зале Храма, положив руку на чёрный каменный ларец святой Яниры. Сей артефакт нейтрализовывал любую защитную магию и не терпел лжи: соври – и ладонь тут же покроется волдырями от ожога.

– Итак, дщерь, ты утверждаешь, что своими глазами видела измену мужа. Расскажи, как и когда это произошло, и не могла ли ты ошибиться?

Глаза пожилого храмовника смотрели сурово. Я уже поняла, что тот считал недопустимым и безнравственным, что женщина, которая по определению должна подчиняться и повиноваться, жалуется на супруга и повелителя. Вот только выбора у меня не было. А право по закону – было.

– Сегодня днём, вернувшись с рынка, я застала моего мужа в супружеской постели с другой женщиной. Точнее, на другой женщине. То есть ошибки быть не могло, – произнесла я нарочито спокойным голосом.

– Я вижу, ты в тягости, а у мужчин есть потребности…

– Это не всё. Заметив мой приход, эта другая меня оскорбила. А муж не прервал её и не защитил меня. Он остался с ней. Я требую развода!

– Может быть, ты была плохой женой? И сама виновата в случившемся? Подумай – как будет расти ребёнок без отца?

Уже подумала. Справимся. Тем более – Андреасу я пока не говорила, сама узнала на днях – по всем признакам я ждала девочку. Так что имя его дедушки, которым муж собирался наградить наследника, всяко нам без надобности.

– Я хочу развода. По закону доказанная измена даёт мне такое право, – повторила я.

– Покажи ладонь!

Предъявила невредимую длань с твёрдыми бугорками мозолей под пальцами.

– Заявление принято и засвидетельствовано. Какое имя хочешь носить?

– Девичье. Алессита лен Ориенси.

– Заплати тридцать соленов – пошлину за подачу заявления о расторжении брака, ещё двадцать – за выдачу нового паспорта. Документы будут готовы через два часа. Следующий!

Недовольный храмовник отвернулся, уставившись в окно. По стеклу бежали потоки воды – ливень был в самом разгаре.

Два часа я просидела на деревянной скамье в коридоре, ломая пальцы. Обручальное кольцо с опухшего безымянного еле стащила, слюнявя и крутя перстень. Фыркнув, сунула его в карман, к ключу.

Наверное, правы те, кто говорит – что нельзя починить, не стоит и оплакивать… но, выходит, весь наш брак был ложью? Как примириться с тем, что светловолосому красавцу – гордости семинарии – нужна была не я – сероглазая Алессита с каштановыми косами, а наивная покладистая зубрила со складом полезных заклинаний в голове, сильной магией и приличным приданым? А как только я исчерпала полезность, игра в любовь закончилась. Но интересно, что он делает сейчас? Все ещё нежится рядом с довольной Орсеттой? Ой, вряд ли… думаю, амбре от миреньи пропитало уже весь дом и окрестности, собрав кошек и мух со всего холма.

Мысль о том, как разгневанный голый Андреас скатывается, зажимая нос, вниз по лестнице и въезжает босой пяткой в воняющий рыбьей требухой хлюпающий коврик, заставила зажмуриться. Ох, он, наверное, сейчас и зол!

Главное, чтоб меня не помчался искать. Хотя это тоже вряд ли. Скорее, будет ждать, пока сама приду с повинной. Ведь деваться мне некуда, да?

Ещё в голове крутилась мысль о деньгах. Я не рассчитывала, что расторжение брака обойдётся так дорого. Выходит, не прихвати я бронзовую сфинксиху, даже бы развестись не смогла! Но теперь денег осталось на неделю-другую жизни в недорогой гостинице, не больше.

Получив на руки новое удостоверение личности и свиток – свидетельство о разводе, вышла на улицу и раскрыла зонтик. До обители сестёр Храма недалеко – два поворота и одна улица – доберусь и попрошу убежища. Сёстры не отказывают никому. А сейчас главное смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на мокрой брусчатке.

Ещё через час сестра Керенис – спокойная пожилая женщина с добрым лицом – отвела меня в маленькую келью с крошечным окном, куда и кошке не пролезть. Стены некрашеные, шершавые, терракотового глиняного цвета. Пол каменный. Зато там была кровать. Узкая, с соломенным тюфяком – но я так вымоталась, что уснула бы и на камнях.

Оставив мне масляный светильник, жестяную кружку с водой и толстый ломоть серого хлеба, сестра Керенис молча кивнула и вышла из кельи. Я осталась одна. И хорошо – настроения разговоры разговаривать почему-то не было.

Задвинула щеколду. Сбросила туфли и ахнула – ноги в мокрых чулках опухли, как никогда прежде. И впрямь корова…

Пять минут спустя я, укрывшись своим плащом поверх тощего одеяла, лежала на постели, жевала безвкусный хлеб и сосредоточенно разглядывала трещины на потолке. А потом, доев, повернулась к стенке и уснула.

* * *

Часто люди обижаются на жизнь, говоря: «Я же делал всё правильно! Как же вышло, что я оказался в такой заднице?»

Только есть большая разница между «я делал всё правильно» и «я делал, как мне говорили старшие, начальники, родственники». Посмотри внимательно на их собственную жизнь – нравится ли она тебе? Согласен ли ты с таким «правильно»? Примерь – подходит ли тебе такое? А ещё поразмысли над тем, где в своей жизни они определяют место для тебя. Чем они руководствуются – твоим благом, некой абстрактной справедливостью или же попросту своими удобствами? И, если тебя что-то не устраивает, иди своей дорогой. Или терпи и не жалуйся.

Я жила чужим умом – вот и получила по заслугам. Закрывала глаза, слушалась без раздумий. Но ведь отказаться от выбора тоже значит сделать выбор…

И вот теперь я сидела на каменном бортике в крошечном саду из трех яблонь и, стараясь аккуратно вырисовывать буквы и не загибать строчки вниз, писала письма. Моей старой тётке Леонелле, с которой я поддерживала отношения, подруге по семинарии Виаланте – Вильке, с которой мы – душа в душу и все платья пополам – прожили три с половиной года в одной комнате в семинарии, и, наконец, учителю. Содержание посланий было одинаковым. Что адрес сменился, и писать в Салерано, на улицу Трёх Жемчужин, больше не следует – писем я не получу. Как определюсь на новом месте – отпишусь сама. Закончила традиционными пожеланиями удачи и призванием милости Рианнеса – покровителя магии.

Запечатав конверты, поднялась.

Сейчас отнесу их на почту, по пути куплю чего-нибудь поесть, а потом пойду к ратуше – именно там на стене вывешивали предложения работы для тех, кто в ней нуждался.

«Нужна покладистая трудолюбивая секретарша – помощница по хозяйству. Требования – грамотность, чистоплотность, порядочность, рекомендательные письма от прежних хозяев. В обязанности входит: содержать в порядке корреспонденцию, дом, одежду, огород, готовить на пять человек, ходить за покупками, шить. Оплата – проживание в доме на всём готовом, платье раз в полгода и один солен в день».

Это они серьёзно? Секретарь в огороде? Кажется, такое называется не секретарем, а подёнщицей. А ещё прачкой и кухаркой. М-да.

«Нужна образованная компаньонка с хорошими манерами для девушки семнадцати лет…»

Эх, пошла бы, но кто в здравом уме возьмёт для своей дочери беременную компаньонку?

«Требуется порядочная няня двум детям – мальчику девяти и девочке четырёх лет. Проживание в доме. Оплата – три солена в неделю. Рекомендации обязательны».

Интересно, сойдёт ли за рекомендацию мой диплом виэнской магической семинарии?

«Архивариус ищет домоправительницу без вредных привычек. Грамотность обязательна. Оплата по договорённости. Собеседование».

В принципе, это выглядело симпатичнее предыдущего. Детей я любила, но таскать на руках в своем состоянии четырёхлетнюю девочку вряд ли бы смогла. Как и гоняться за девятилетним мальчиком. А где живёт этот архивариус? Недалеко… и объявление выглядит свежим. Может, мне повезло, и место ещё не занято?

Считать ли беременность вредной привычкой?

Спорный вопрос.

Постучав три раза молотком в форме совы в чёрную дверь, встала, скрестив руки, в тени козырька. Ждать пришлось долго. Достаточно, чтобы рассмотреть во всех подробностях серую каменную стену старинной кладки и стоящий возле крыльца ящик с воспрянувшей после вчерашнего ливня геранью с сухими нижними листьями – похоже, поливали цветы не часто. Угол ближайшего к моему месту окна тоже просил тряпки. М-да… Неужели здесь тоже ищут секретаря с крепкой спиной и навыками поломойки? Я, конечно, могу… но хотелось бы такого счастья избежать.

– Вам кого? – Засмотревшись на грязное окно, я пропустила момент, когда дверь приоткрылась.

– Я хотела бы поговорить с ньером архивариусом по поводу собеседования на место домоправительницы.

На лице смотрящего на меня молодого человека появилась скептическая усмешка. Взгляд скользнул сверху вниз, и, похоже, вид растерянной девицы в помятом платье и стоптанных башмаках брюнета не вдохновил. Губы на длинном белом лице поджались. Сейчас откажет, не глядя, – поняла я.

– Я грамотна, имею опыт подобной работы.

Говорить постаралась спокойно, без дрожания или умоляющих ноток в голосе. Серый глаз прищурился.

– Ладно, заходите, архивариус вас примет.

Уф!

Странный какой-то. Слуга – не слуга. Одет небогато – тёмный камзол, чёрные брюки. Вот только уверенные жесты ухоженных рук в картину не вписываются. Неужели это и есть архивариус? Похоже, да.

Следуя за хозяином, зашла в большую сумрачную комнату справа от прихожей. По его знаку опустилась, держа спину прямой, на стул с деревянной спинкой. Руки сложила на коленях. И чуть наклонила голову, изобразив внимание.

– Давайте!

– Что давать? – не поняла я, захлопав глазами на усевшегося на край стола черноволосого.

– Рекомендации. Если вы работали, они у вас есть.

– Я вела хозяйство в доме родственников почти в течение года.

– Понятно, – скептически фыркнул черноволосый. – Ладно. Ваше имя?

– Алессита лен Ориенси.

Ага, удивила. Благородная, ищущая место прислуги.

– Откуда родом?

– Родилась в Кансаре на севере Таристы… – начала я.

– Я в курсе, где Кансара. Откуда прибыли в Салерано?

– Из Виэнии. Жила там пять лет. Тут – почти год, – отрапортовав, сама захлопнула рот.

– Возраст?

– Двадцать один.

– Семейное положение?

– Не замужем.

– Курите, пьёте, играете, болтаете, воруете?

Это он всерьёз? Наверное, округлившиеся глаза стали ответом. Архивариус фыркнул снова.

– Можете представить поручителей?

– Ньер Рассел лен Дилэнси. Он проживает в Виэнии.

– Маг? Кто он вам?

Он знает моего учителя?

– Наставник, мы с ним переписываемся. Он может дать мне рекомендацию.

Брюнет уставился на меня. Пристально, потом глаза подозрительно прищурились.

– Так вы – тоже маг?

– Да, я закончила виэнскую магическую семинарию. Вот диплом, – достала свиток из широкого прорезного кармана юбки. Подлинность в удостоверении не нуждалась. Написанные на бежевой с золотой искрой бумаге дипломы магических учебных заведений были зачарованы так, что не мялись, не пачкались и выглядели свежее, чем мое вчерашнее свидетельство о расторжении брака.

Архивариус взял документ у меня из рук. Просмотрел подписи, список дисциплин, оценки… а потом уставился в упор:

– Ньера, вы беременны?

Ясно, сложил два и два. И сейчас выгонит. Кому нужна прислуга, которой самой нужна прислуга?

– Да. Я жду ребёнка, – и, не дожидаясь вопроса, добавила: – На шестом месяце.

– Муж?

– Мы развелись вчера.

Длинный белый палец задумчиво забарабанил по краю стола. Хотела бы я знать, что он прикидывает…

– Ладно. Попробуем. Испытательный срок – месяц. Когда сможете приступить к выполнению обязанностей?

– Я должна забрать вещи из обители сестёр Храма. Вернусь через час.

Раз желает общаться в деловой до лапидарности манере, постараюсь соответствовать.

– Жду вас через час. Вы удачно меня застали, обычно днём дома я не бываю.

Только выйдя на улицу, сообразила, что так обрадовалась тому, что меня берут, что не спросила про оплату. Хотя какая разница? Через четыре месяца, если всё будет в порядке, я снова смогу магичить и стану зарабатывать, как положено дипломированному магу.

По пути к обители сестёр Храма дала крюк, чтобы содрать объявление с доски на стене ратуши. Всё, место занято! И если бывшему придёт в голову меня разыскать, чтобы обсудить уместность размещения рыбьих голов по карманам парадного камзола, ни к чему облегчать ему жизнь.

Через пятьдесят минут я, держа в руках потёртый саквояж, снова стучалась в чёрную дверь.