Kitobni o'qish: «Эмоция №18», sahifa 4

– Поймите, так будет лучше, – повысил голос Николай Владимирович. – Не хватало, чтобы разработку эмофонов связали с именем самоубийцы! Да и вы сейчас выглядите не лучшим образом: эта история на вас сильно повлияла. А проект серьезный, в него планируется вложить огромные деньги.

– Я справлюсь!

– Да, я планировал передать руководство проекта вам, но в данный момент повлиять на ситуацию не могу, – Николай Владимирович явно злился, он даже встал и начал нервно ходить по кабинету. – Все бумаги подписаны! Что вы сейчас от меня хотите? – он обращался к ученому уже на повышенных тонах, а тот молчал, внимательно наблюдая за начальником. Понимая, что он тут уже ничего не сделает, Леонид Генрихович вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Николай Владимирович плюхнулся в кресло, стирая неожиданную испарину со лба. И что это он так завелся на пустом месте? Из-за нелепых претензий рядового сотрудника! Он еще не знал, что Леонид Генрихович не так-то прост, и не собирался сдаваться.

Через неделю состоялось заседание по планированию производства эмофона Окунькова. К сожалению, заместитель директора Николай Владимирович почему-то не смог принять в нем участие. Зато на совещание пригласили Леонида Генриховича. Как только его вызвали из лаборатории, он загадочно подмигнул сотрудникам:

– Сегодня решается судьба нашей проектной группы! – непривычно радостно сказал он. – Думаю, все решения будут в нашу пользу. Не переживайте, я вас не брошу! – он быстро вышел из отдела. Александр и Ольга Андреевна недоуменно переглянулись.

– Что он имеет в виду? – спросила женщина. – Нам дадут новый проект? Или будем работать дальше с эмофонами?

– Я не знаю, – пожал плечами Александр. – Вроде бы эмофоны уже не наши. Сегодня передают все документы. Или он надеется, что их оставят за нами?

– Мы не имеем отношения к производству, – пожала плечами Ольга Андреевна. Но тут неожиданно в лабораторию ворвался Николай Владимирович.

– Где он? – рявкнул он на сотрудников. – Где Леонид?

– На совещании, – растерялся Александр. – Его только что вызвали, вы его там найдете, он недавно ушел…

– Я-то его найду, – процедил Николай Владимирович, вводя в компьютер нужные коды. – Только не сейчас. Я хочу, чтобы все было записано, каждое слово этого урода!

– Да что случилось-то? – Воскликнула Ольга Андреевна, увидев, что на экране высветился конференц-зал, в котором как раз начиналось совещание по производству эмофонов.

– Пока ничего, – задумчиво ответил начальник. Он не стал говорить, в какой ужасном поступке заподозрил Леонида Генриховича буквально недавно. Николай Владимирович был неглупым человеком и прекрасно знал своего подчиненного, имевшего непомерные амбиции при скромных талантах. Сначала он только удивлялся тому, с какой скоростью был запущен проект по эмофонам, потом иногда удивлялся собственным эмоциям. Да и все, что происходило в связи с этими приборами, было странным и могло быть объяснено только одним: эмофоны вовсю использовались, только тайно. Особенно он удивлялся собственному желанию в последнее время уволиться из компании. Причем, это желание возникало только в присутствии Леонида Генриховича. Не стоило труда понять, что такого не может быть: слишком много сил Николай Владимирович отдал этой компании, и уходить в ближайшем будущем точно не планировал.

Сейчас он хотел пойти на собрание и выгнать оттуда наглого сотрудника, но он немного опасался ученого: кто знает, как поведет себя Леонид Генрихович, узнав, что его раскрыли. А человек с эмофоном в руках мог представлять некоторую опасность. Поэтому Николай Владимирович решил сначала посмотреть на совещание со стороны и записать возможные доказательства преступного воздействия.

Сначала на экране все было спокойно. Леонид Генрихович передал бумаги начальнику параллельного отдела, двое военных с погонами генерала и полковника тоже просматривали договора и предлагали начать производства немедленно. Но потом вдруг Леонид Генрихович предложил себя в роли куратора проекта. Военные переглянулись – им и в голову не приходило, что это до сих пор не решено.

– Леонид Генрихович, о чем вы говорите? – недоуменно спросил директор по производству. – Все должности уже назначены. Курировать проект будет Николай Владимирович.

– Я не считаю это правильным, – немного раздраженно ответил ученый. – Именно мой отдел занимался разработкой этого оружия, Николай Владимирович в этом некомпетентен! Как видите, он даже не пришел на совещание.

– Вот гад, – пробормотал заместитель директора по другую сторону экрана.

– Вы, в общем-то правы, – неуверенно ответил директор, как будто не веря собственным словам.

– Что значит правы? – возмутился генерал из-за спины Леонида Генриховича, и тот сразу же повернулся к военным. – Мы же все утвердили. Производство должно проходить под грифом секретности в специальной лаборатории, доступ туда ограничен.

– Я могу вступить на должность заместителя директора вместо Николая Владимировича и курировать проект! – настаивал Леонид Генрихович.

– Давайте обсудим это позже в другом месте, – предложил директор.

– Нет, именно здесь и именно сейчас! – Леонид Генрихович сильно повысил голос. – Это мой проект!

По другую сторону экрана, находившиеся в лаборатории ученые не понимали, что происходит в конференц-зале: там все как будто сошли с ума. Военные и ученые кричали друг на друга, никого не слушая.

– Да что это с ними? – схватилась за голову Ольга Андреевна. – Мне так плохо! Тревожно: что они устроили?

– Выглядят как сумасшедшие, – пробормотал Александр, тоже потирая лоб.

– А вы еще не поняли? – Усмехнулся Николай Владимирович, сразу же отключив у компьютера звук. – Ваш начальник уже давно использует эмофон в своих личных целях. И сейчас он пытается повлиять на всех участников собрания одновременно.

– Это же невозможно! – воскликнула Ольга Андреевна. – Эмофон воздействует направленно, на одного-двух человек, не больше.

– Он мог убрать когерентную трубку, – предположил Александр. – Тогда воздействие пойдет на всех по радиусу, и на него тоже.

– И что за эмоцию он поставил?

– Скорее голосовой приказ, – хмыкнул Николай Владимирович. – И этот голосовой приказ пошел вразрез с установками окружающих. Они не могут его исполнить, поэтому и нервничают. Ваш Леонид Генрихович переходит все границы. Может, он и добьется своего, но сомневаюсь, что ему потом за это скажут спасибо.

– Что-то явно идет не так, – нервничала Ольга Андреевна. – Лабораторный прибор и так не всегда работал корректно. Это же тот самый первый прибор, который еще Олег делал. Там только положительные эмоции должны быть. Если Леонид Генрихович его переделал, настройки могли сбиться. Он может думать, что поставил определенную эмоцию, а на самом деле стоит другая. Надо их остановить, пока они не поубивали друг друга!

Она как сглазила. После очередной тирады полковника и грубого броска стопки бумаг прямо в лицо Леонида Генриховича, ученый заорал, что он их сейчас всех уничтожит одним нажатием кнопки. Он, уже не скрываясь, выхватил старый лабораторный эмофон из внутреннего кармана пиджака и направил на военных. Те вскочили, у генерала оказался пистолет. Первый выстрел пробил голову ученого, второй – директора по производству. Полковник, совершенно вне себя, в ярости разбил оба эмофона об пол, остальные участники совещания то кричали, то хохотали, то поджигали бумаги с расчетами, то что-то говорили с абсолютно пустыми глазами. Генерал выпустил остальные заряды пистолета в потолок.

Ученые вместе с заместителем директора, наблюдающие за этим безумием через экран из лаборатории, находились в шоке.

– Надо вызывать полицию, – глухо проговорил, наконец, Николай Владимирович. – И заодно психушку.

– И пожарных тоже, – через силу прошептала Ольга Андреевна, отворачиваясь от экрана. Ее мутило от увиденного.

– Это все эмофоны, это все эмофоны, – Александр качался на стуле, повторяя одну и ту же фразу и глядя в пустоту.

– Эмофоны свели их с ума, – всхлипнула Ольга Андреевна. – Что же за эмоцию он поставил, Боже мой!

– Да без разницы! Похоже на тотальный сбой системы, такое не запрограммируешь. Что же теперь делать? – Александр переглянулся с начальником. – Будет следствие, придется все рассказывать.

– Нет, – твердо ответил Николай Владимирович, выключая компьютер. – О таком рассказывать нельзя. Видимо, людям рано иметь эмофоны: слишком сложно удержаться от искушения безнаказанно влиять на других. – Сидим и работаем дальше. Мы ничего не знали, понятно? Вы – обычные инженеры, которые занимаются исключительно тестированием программного обеспечения.

– У нас остался один эмофон… – кивнул Александр на сейф.

– Я заберу его и уничтожу. А еще у вас с этого дня будет особое задание, лично для меня: сконструируйте прибор, который реагирует на любое излучение и распознает даже самые тихие звуки в неслышимом спектре. Это мой персональный заказ, я все оплачу. Мне нужна защита от вот такого, – он с отвращением кивнул на темный экран.

Следующие полчаса их дружная команда занималась тем, что уничтожала файлы с разработками за последние несколько недель. А Николай Владимирович связывался с полицией и давал показания в качестве единственного оставшегося в живых представителя экспертной комиссии по особым проектам.

Несмотря на то, что полицейские собрали мельчайшие улики с места происшествия, за сохранность информации об эмофоне можно было не беспокоиться: все приборы были уничтожены, включая старый лабораторный. Разобраться в их предназначении никто бы не смог, а выглядели они и подавно как простые телефоны. Вся документация, которая осталась после пожара, оказалась бесполезной: в расчётах полицейские ничего не понимали, а Николай Владимирович сказал, что это всего лишь проекты нового медицинского оборудования.

После довольно долгих разбирательств полиция постановила, что все члены комиссии в том злосчастном кабинете сошли с ума из-за убийства директора, одного из ученых и от последующего пожара, который едва не перерос в масштабный. Все оставшиеся в живых участники совещания были отправлены на принудительное лечение в психиатрическую больницу закрытого типа с последующим помещением под стражу. Произошедшее было объявлено несчастным случаем, ибо до реальных причин, разумеется, никто не мог додуматься.