Kitobni o'qish: «Брат мой, враг мой»

Shrift:

Посвящается Хелен


Mitchell Wilson

MY BROTHER, MY ENEMY

© Mitchell Wilson, 1952

© Перевод. А. Воронцов, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2023

Глава первая

1

Эта история началась задолго до того, как сотрудники службы по расследованию авиакатастроф совместно с полицией штата наткнулись на старый снимок в сумочке Марго, осматривая обломки, которые всего несколько часов назад разбросало по склону горы. Как и подобранный в цвет чемодан и прочие дорогие вещи, чудесным образом выпавшие неповрежденными перед окончательным взрывом, ярко-красная сумка будто вобрала в себя жизненную силу всех невинных людей, погибших в катастрофе. Совершенно целая сумочка Марго стоимостью в девяносто пять долларов лежала на столе экспертов, безмолвно провозглашая древнейшую истину в краткой истории человечества: вещи долговечней людей.

В наши времена девяностопятидолларовая сумочка однозначно подпадает под категорию предметов роскоши. Катастрофа произошла в 1929 году, в самые бесшабашные, сытые золотые дни, но даже тогда такая красная сумочка была настолько уникальным аксессуаром, присущим лишь чрезвычайно богатым дамам, что никто не мог увидеть никакой связи между покойной владелицей и девушкой на фотографии пятилетней давности. Марго, разумеется, значилась в списке пассажиров под фамилией мужа – фамилией, которая сразу же объясняла ее возможность иметь такую сумку. Но в то время никто не знал о какой-либо связи между этой фамилией и выцветшей надписью «МЭЛЛОРИ» на вывеске гаража, под которой на фотографии стояли трое молодых людей.

«ГАРАЖ БРАТЬЕВ МЭЛЛОРИ», гласила вывеска, намалеванная прямо над двойными распашными дверями старого сарая; а возле входа бойкая и жизнерадостная девушка возрастом чуть за двадцать стояла между двумя молодыми мужчинами. Все трое слегка щурились от солнца, бьющего им прямо в лицо, и улыбались. Родственное сходство между ними явно проглядывало даже сквозь застенчивые улыбки – столь же очевидное, как и на любой картине, изображающей молодых Медичи до того, как они исполнили свою клятву прийти к абсолютной власти. Молодые люди – несмотря на немалый рост, по сути, еще мальчишки, – возвышались над девушкой в своих рубашках с коротким рукавом, в наш век играющих роль доспехов эпохи Возрождения. Кен с дурашливым величием вскинул вверх разводной ключ, а его младший и более высокий брат, слева от Марго, неловко засунул руки в карманы, настороженно глядя прямо в камеру непроницаемыми умными глазами и улыбаясь грустной милой улыбкой невзрачного парня-домоседа.

Марго держала братьев под руки так, будто тащила их вперед, замерев на мгновение лишь для снимка, и, как только кнопка была нажата, потащила снова, оставляя гараж позади и не оглядываясь. Цель, к которой она стремилась, похоже, находилась где-то за горизонтом, в золотой стране, рассказы о которой она слышала с тоской в сердце. Кен, сжимая ключ, слегка выставил ногу, будто полный решимости идти туда, куда вела сестра; однако Дэви, более высокий брат, держался ровно. Могло показаться, что он отстает, но на самом деле Дэви опережал их на шаг.

На фоне внезапной смерти этот дешевый маленький снимок вызывал мучительное чувство. Он изображал трех молодых людей, пышущих надеждой, юностью, высокими амбициями, и демонстрировал почти все их скудное имущество, за исключением одного пункта. Там был гараж, при котором они жили; одежда, которую они носили, мало что имея, кроме того, что на себе; в кадр попал и передок подержанного «Доджа-родстера» парней, с университетским вымпелом инженерного факультета на лобовом стекле.

Их единственное имущество, которого не было на фотографии, не видел еще никто, поскольку оно пока представляло собой немногим больше, чем несколько разрозненных набросков, кое-какие расчеты в блокноте и идею в головах братьев. Однако эта идея стала тем мостом, по которому Марго смогла менее чем за пять лет проделать путь от гаража на Среднем Западе до возможности небрежно щеголять сумочкой за девяносто пять долларов; до имени, которое мгновенно узнал бы любой, кто хотя бы иногда заглядывал в финансовые новости; и, конечно же, до своей нелепой смерти в качестве пассажирки роскошного воздушного лайнера.

Эта идея, даже будучи рассказанной следователям, ведущим дело об авиакатастрофе, все равно в 1929 году была бы для них непонятной, но двадцать лет спустя они и вся страна так привыкнут к ней и настолько запутаются во всех ее последствиях – как известных, так и пока не реализованных, – что станет трудно вспомнить время, когда дела обстояли по-другому.

Вместе с губной помадой, пудреницей, носовым платком, портсигаром и скрученной пачкой банкнот на полторы тысячи долларов – на непредвиденные дорожные расходы, – непонятный старый снимок переходил из рук в руки, пока в конце концов не попал к клерку страховой компании. Тот занес его под номером в свою тетрадь и уже собирался бросить в кучу прочих предметов, когда на мгновение замер, сам не зная почему, встревоженный пытливым упорством в глазах более высокого брата, Дэви – самого младшего из троицы. Но тут эксперта подтолкнули под руку, и маленький прямоугольник глянцевой бумаги упал на стол. Большой пакет с именем Марго набили ее вещами и опечатали, чтобы отправить мужу и братьям, которые ждали ее, еще не зная, что она мертва. Ждали, чтобы вместе отпраздновать исполнение своей величайшей мечты.

Как и этот эксперт, очень многие сотрудники задерживались на секунду-другую, чтобы еще раз кинуть задумчивый взгляд на Дэви Мэллори, которому на фото едва исполнилось двадцать. Вот почему наше повествование – это в основном история о Дэви. И хотя Марго подталкивала и вела вперед, а Кен был более чем готов идти, именно Дэви мог смотреть выше голов. Он видел тот же горизонт, что и они, но также смотрел намного дальше этого горизонта – туда, где нет ни солнечного света, ни любви, ни гордости; ибо с исполнением каждой клятвы, которые они давали самим себе, приходило и слишком много всего другого.

Ибо даже тогда в глазах Дэви присутствовала тень беспредельной человеческой тоски. Иногда, пообщавшись с ним, люди продолжали думать о нем и после его ухода, поскольку чувствовали, что он предвидит мрачные времена впереди; не только для себя, но и для них и для каждого человека, который живет сейчас или родится позже; и им не хотелось расспрашивать его о подробностях.

Рассказ о Дэви Мэллори правильней всего начать не с него самого, не с его сестры Марго и даже не со старшего брата Кена, которого он боготворил. Скорее, это началось с появления в их жизни человека, который пришел как предзнаменование будущего – как своего собственного, так и их. Как иногда случается в долгом путешествии, когда вы гуляете по незнакомому городу, с виду ничем не отличающемуся от сотен других городков, оставленных позади, и кидаете взгляд на зеленую улицу с домами, внешне такую же, как и все прочие улицы, и вас не кольнет даже малейшее предчувствие, что когда-то один из домов на этой улице в этом безымянном городке станет домом, в котором вы проживете до конца своих дней.

Тот самый день, в конце мая 1925 года, начинался для Дугласа Воллрата точно так же, как и любой другой. Дуглас проснулся рано, мгновение лежал, глядя в потолок, а затем вскочил с постели, будто его кто-то подгонял. Этот большой дом секретарь купил для него по телефону, без предварительного осмотра, всего несколько недель назад. Требования были просты: «Что-нибудь приличное, вот и все. Побольше простора, хорошая современная кладовая и кухня, как минимум три ванные комнаты, в уединенном месте, но не слишком далеко от города. Если оттуда будет еще и хороший вид, замечательно, но это не важно». Воллрату ничто не казалось важным, кроме авиационного завода, который он решил добавить к своей коллекции промышленной собственности.

Он поднялся с кровати в своем обычном напряжении, не относящемся к чему-то конкретному, и оно велело ему спешить, спешить, спешить, независимо от той гонки, в которой он участвовал, приза в случае выигрыша или штрафа за неудачу; с неким остаточным гневом, будто нерастраченным со вчерашнего вечера, но он всегда просыпался так. Он жил с этим столько, сколько себя помнил. Это был один из его способов сконцентрироваться по утрам, каждый день.

Дворецкий Артур был на ногах уже несколько часов, и Воллрат пробормотал ему вежливым бесцветным тоном «доброе утро», а затем торопливо позавтракал в молчании. Снаружи на длинной подъездной дорожке его ожидал автомобиль, отполированный и сверкающий в этот погожий день. Только сев за руль, Воллрат начинал ощущать некоторую стабильность.

Дуглас вел большой низкий открытый «Каннингем» слишком быстро для этой дороги, но аккурат чуть ниже той скорости, на которой тяжелая машина потеряла бы устойчивость. Он мчался вперед, как голубая игла, тянущая за собой толстую коричневую нить пыли. Постепенно он начал расслабляться под мягкое шуршание шин, рев двигателя и шум ветра. Ему нужно было привести в порядок каждое из пяти чувств, чтобы как-то смягчить навязчивое нетерпение, которое всякий раз охватывало его в начале любого нового предприятия за последние пять лет.

В течение нескольких недель, проведенных здесь, он позволял играть главную роль инженерам, оставшимся от предыдущего руководства, попутно проходя у них обучение. Однако сегодня собирался взять бразды правления в свои руки. У него было больше уверенности в себе и ощущения своей финансовой власти – как унаследованной, так и приобретенной, – чем у многих мужчин вдвое старше него. И все равно в это прекрасное утро он знал, что молод и будет оставаться молодым всегда. Он чувствовал свою несокрушимость. Прямо сейчас, в эту минуту, Дугласу казалось, что, если бы ему взбрело в голову вывернуть руль и врезаться в придорожное дерево, он смог бы выбраться из-под обломков и спокойно уйти, не получив ни царапины.

Прямое шоссе серой линией бежало на юг, поднимаясь и опускаясь по холмам с пышными зелеными садами. Воллрат чувствовал себя всемогущим, проезжая через самое сердце страны, – казалось, его разум способен видеть на тысячи миль вокруг. С правой стороны земля пестрела амбарами, элеваторами и зеленеющими лугами, простираясь на восток через сотни дымящих городков – к сверкающим окнам Нью-Йорка и дальше, к залитым солнцем пляжам Ист-Хэмптона. Он знал каждый квадратный дюйм на этом пути. Слева к горизонту уходили пастбища, постепенно превращаясь в сплошные две тысячи миль пшеничных полей, угольных шахт и гор, достигающих самого Сан-Франциско. Повсюду ощущалась суета человеческих трудов и веселья. Чистый утренний воздух дрожал от накопленной жизненной силы всей страны. Дуглас сгорал от нетерпения, так торопясь в город, что не обращал внимания на пейзажи, а просто получал удовольствие от мягкой мощи двигателя.

Внезапно он осознал, как любит свою машину – будто наконец выставил ей важную оценку после нескольких недель ожидания. Он представил, как скажет: «Бывали у меня в прежние времена и “Кадиллаки”, и “Локомобили”, и “Роллс-Ройсы”, и “Изотта” – но эта малышка превосходит их все». И его тут же захлестнула волна мучительного юношеского смущения. Он понимал, что любое подобное замечание будет выглядеть вульгарной рисовкой, независимо от того, правдиво оно или нет – ему ли всего в двадцать пять лет так выражаться: «В прежние времена…» Господи! Он терпеть не мог подобные проявления мальчишества, характерные для совсем молодых людей.

Мимо промелькнул указатель:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УИКЕРШЕМ – ГОРОД ЧУДЕС!

ПРОМЫШЛЕННОСТЬ – КУЛЬТУРА – ГОСУДАРСТВЕННОЕ МЫШЛЕНИЕ

ТОРГОВАЯ ПАЛАТА СТОЛИЦЫ ШТАТА

Когда он преодолел очередной подъем, город показался вдали, сверкающий, как игрушка. Стремительный спуск, затем еще один подъем, долгий пологий поворот по девяностоградусной дуге, и город вырос перед ним, скользнул под колеса мощеной улицей и атаковал вывернувшим справа трамваем, отрезая пути к отступлению. Но Дуглас был готов играть в эту игру и перехитрил противника ловким маневром. Он зашел с тыла и проскочил дальше по гладкой стали трамвайных рельс.

Взглянув на приборную панель со множеством циферблатов и счетчиков, Воллрат увидел, что указатель горючего почти на нуле. Чуть дальше по замызганной улице он заметил гараж с бензоколонкой и направился к нему.

Снаружи висела вывеска:

ГАРАЖ БРАТЬЕВ МЭЛЛОРИ

Вообще-то это строение представляло собой просто старый сарай, оклеенный выцветшей рекламой сигарет и табака. Двойная передняя дверь была закрыта и заперта на засов.

Дуглас уже собирался отъехать, когда отворилась маленькая боковая дверь гаража и оттуда в солнечный свет шагнула девушка лет двадцати пяти. У нее было изящное точеное лицо с узким подбородком и высокими скулами. Из-под зеленой шляпки с глубоким проломом в тулье («ох уж эти Зеленые Шляпки»1, – подумал Дуглас) выбивались светло-каштановые кудри. В серых, чуть раскосых глазах читался спокойный и терпеливый ум.

Ее губы слегка изгибались в улыбке, исходящей изнутри, как у пригревшейся на солнце молодой кошки, которую забавляет этот мир, известный ей с древних времен. Аккуратно одетая в недорогое платье, она держала под мышкой сумочку, натягивая перчатки. Для девушки из рабочего класса, отметил Дуглас, она держится с большим достоинством. Он наблюдал за ней со своего низкого сиденья, готовый к тому, что его заметят. Девушка остановилась, взглянула ему в глаза, на машину – без тени удивления и пошла дальше, будто видела такие автомобили каждый день своей жизни. Он знал, что это не так.

– Механик внутри? – спросил он ровным и беспощадно-безличным тоном.

Девушка остановилась, все еще разглаживая перчатки, и вновь взглянула на него, явно не больше удивившись тому, что он с ней заговорил, чем сперва при его виде.

– Парни сегодня днем в университете. Гараж закрыт. Здесь есть другой примерно в миле дальше по улице в сторону центра.

Голос ее был низким и чистым.

– А вдруг у меня не хватит бензина, чтобы проехать эту милю?

Не моргнув глазом, она оценила сарказм, скрытый за вежливым выражением его лица. Затем взглянула на свои наручные часики и резко сдернула перчатки. У нее были небольшие ладони, явно хорошо знакомые с физическим трудом.

– Хорошо, – сказала она. – Сколько вам налить?

– Эй, постойте!.. Я не это имел в виду…

– Все в порядке, – откликнулась она с мягкой и радушной настойчивостью, по которой было понятно, что она знала – пускай и на мгновение, что он именно это имел в виду. – Я делаю это довольно часто. В конце концов, раньше я справлялась тут в одиночку.

Она бесцеремонно приткнула свои перчатки и сумочку за небольшую пулеобразную фару на сверкающем крыле машины. Воллрат молча наблюдал, как девушка прикасается к его автомобилю, будто не замечал этой дерзости. Затем откинулся на спинку сиденья, позволяя себя обслужить. Пожалуй, такую можно пригласить поужинать или даже прокатить на машине, подумал он, в отместку за то, что она задела его гордость.

– Стало быть, вы один из братьев Мэллори, – сказал он.

Ее улыбка в ответ на это выбила Дугласа из колеи своей непосредственностью. Он уже не был так уверен, что невозмутимость девушки – лишь способ привлечь его внимание. Она рассмеялась.

– Я сестра Мэллори, – пояснила она, поворачивая кран насоса. Ее узкие ладони двигались умело. Нежное лицо слегка порозовело от усилий. – Работаю в центре города. А Дэви и Кен занимаются гаражом, когда не ходят на учебу. Но сейчас они готовятся к выпускным экзаменам на инженерном факультете.

В этих беспричинных объяснениях сквозила такая скрытая гордость за братьев, что Дуглас ощутил внезапный порыв предложить: «Когда они закончат курс, скажите им, чтобы они подъехали на новый завод Воллрата. Возможно, мне потребуется нанять еще несколько инженеров».

В последний момент он сдержался, осознав, что это будет выглядеть хвастовством, и так сильно разозлился на себя, что покраснел от стыда. Он взглянул на девушку, гадая, поняла ли та, как близок он был к тому, чтобы выставить себя дураком. Их взгляды встретились, и она отвернулась, но не от смущения, а потому что он не вызывал у нее никакого интереса.

Когда девушка закончила работу, Дуглас расплатился с ней и наблюдал, как она аккуратно вытирает руки ветошью, оставив пока перчатки и сумочку на его машине. Она проделывала это без всякой суеты, и такое безразличное к нему отношение явно было не показным.

– Могу подбросить вас до центра. Я еду через главную площадь.

– Нет, спасибо! – И снова ее улыбка была непосредственной и неожиданной. – Остановка трамвая прямо здесь.

От такого отпора он опять перешел на формально-вежливый тон:

– Просто, знаете, хотел вас отблагодарить по-соседски.

– О, я понимаю! – сказала она. И Дуглас наконец сообразил, что она видит его насквозь.

– Спасибо за бензин, – буркнул он и выехал на дорогу, взревев мотором. Он сердито сжимал руль, не оглядываясь. Ибо знал, что, будь его машина меньше и потрепаннее, девушка, возможно, согласилась бы поехать с ним. Он живо представил себе улыбку в ее раскосых серых глазах и на губах, пока она идет к трамвайной остановке.

Не из-за своих или ее слов, а из-за того, какие она вызвала в нем чувства, не нагрубив прямо, он мысленно погрозил ей кулаком и пробормотал:

– Детка, за тобой кое-какой должок!

2

Два дня спустя в начале девятого утра сверкающий «Каннингем» свернул с улицы и остановился перед гаражом Мэллори. И снова двойные передние двери стояли закрытыми. Первым побуждением Воллрата было нажать на клаксон и потребовать обслуживания, поскольку он пребывал в приподнятом настроении и жаждал действия.

На заводе он успешно добился всего, чего хотел, – пришлось уволить только двух человек, чтобы сбить волну протестов; и теперь он чувствовал, что все рычаги власти полностью в его руках.

Дугласа все еще задевало поведение девушки из гаража, но он допускал, что составил о ней неверное впечатление, поскольку в то утро просто был не в духе. Все, что ему нужно сделать, – это еще раз взглянуть на нее. Наверняка она окажется обычной продавщицей из дешевого магазина.

Прождав минуту, Дуглас потерял терпение. Он вышел из машины и направился к боковой двери здания, злясь на девчонку, которая заставляла его ждать, но еще больше на себя за то, что его это волновало.

Он шагнул в беззвучную темень гаража, полную разнообразных запахов: моторного масла, бензина и застарелого аромата сена и силоса, которых там не держали уже много лет. На рекламном плакате аккумуляторов было дописано от руки: «Вулканизация – 50 центов». Дуглас заглянул в приоткрытую дверь – туда, где горела единственная в помещении включенная лампа. Бледно-желтый конус света падал на старый письменный стол, заваленный открытыми книгами с инженерными текстами.

Рядом в полутьме сидел молодой человек – очевидно, механик – и смотрел на неожиданного посетителя, покусывая карандаш. Ему было по виду около двадцати, в глубоко посаженных голубых глазах застыло странное выражение – то ли напускной грубости, то ли вечной озабоченности. Воллрат намеревался спросить о девушке, но не захотел выглядеть глупо перед самим собой.

– Как насчет бензина? Я тороплюсь.

Механик ленивым жестом бросил карандаш на стол и пронаблюдал за его падением, будто обдумывая, как лучше сформулировать ответ.

– Когда те двери закрыты, это значит, что мы не работаем. – Его приятный низкий голос звучал молодо, но с той терпеливой твердостью, которая возникает от привычки к общению с ребенком или с кем-то по-детски упрямым. – Мы откроемся через час.

– А кроме вас тут никого нет?

– На дежурстве только я – и заступаю на смену через час, начиная с этой минуты. – Молодой человек кинул на Воллрата выразительный взгляд.

Дуглас рассмотрел в темноте очертания нескольких автомобилей, полуразобранных для капитального ремонта. Вдоль одной из стен тянулся поцарапанный верстак, виднелись токарный и сверлильный станки. У столба стояла сломанная рессора, похожая на лук без тетивы, в наполненном маслом поддоне белели фарфоровыми изоляторами отмокающие свечи зажигания. Рядом высилась гора покрышек и бесформенными кучками лежали спущенные камеры. На другом едва освещенном столе неподалеку валялись приемники, наушники и радиодетали из наборов «собери сам». Вся окружающая обстановка показалась Воллрату безвкусной, дешевой и жалкой – по виду, по запаху и по общему ощущению.

– Да что с вами не так, народ? – взорвался он. – Я заезжал сюда на днях – вы были закрыты. Сегодня вы опять закрыты. Боже правый, неужели вы не хотите заработать себе на жизнь?

Механик в тусклом свете лампы секунду глядел на него, затем тихо рассмеялся и с медлительностью долговязого человека поднялся во весь рост.

– Мы только и делаем, что думаем, как бы заработать на жизнь, – произнес он так, будто в этих словах крылась какая-то ирония. – Хорошо, сейчас вы получите свой бензин.

При свете дня стало понятно, что молодой человек на целую голову выше Воллрата и у него худое, вытянутое, угловатое лицо. Он по-прежнему держал в левой руке открытую книгу, словно карточный веер. Вежливая улыбка играла на его губах. Она не изменилась, когда механик увидел машину, но в его глазах вспыхнул настороженный интерес специалиста. Он подошел к передним колесам, наклонился и осторожно провел ладонью по протектору и дискам. Выражение его лица оставалось приветливым, однако на нем читались выводы, которыми молодой человек не собирался делиться с ходу. Воллрат внезапно сообразил, что при всей своей страстной любви к вождению всегда небрежно относился к технике и теперь все признаки его неаккуратности были безжалостно разоблачены.

– Сколько горючего вам нужно? – выпрямляясь, спросил Дэви (а это был он).

– Полный бак! – Воллрат решил не интересоваться результатами только что закончившегося осмотра.

Сунув книгу под мышку, Дэви размотал шланг и наладил насос. Повернув кран, он снова достал книгу и принялся быстро читать, умело перелистывая страницы одним пальцем.

Дугласу постепенно становилось все более не по себе.

– Я так понимаю, пока Нортон Уоллис был жив, то проживал в этом городе, – заметил он, вспомнив информацию в какой-то брошюре Торговой палаты, из тех, что просматриваешь, чтобы сразу выбросить.

– Он до сих пор здесь, – откликнулся Дэви, не поднимая глаз. – Уже стар, конечно, но вовсе не мертв. Живет вон там, на холме. – Внезапно механик оторвал взгляд от книги и посмотрел на Воллрата в упор. – Уоллис – великий человек, – тихо произнес он, будто утверждая свою точку зрения на тот случай, если возникнут какие-либо сомнения.

– Был таким раньше, как по мне, – сказал Воллрат.

– Он таков и сейчас. Люди треплют его имя, но ни черта о нем не знают и даже не понимают толком, что он сделал. Если бы не работа, которой он занимался сорок лет назад, вы не ездили бы на этой машине – не было бы никаких машин. Он просто опередил свое время, вот и все. Да и наше время тоже, – добавил Дэви. Взглянул на циферблат насоса и снова уткнулся в книгу. Воллрат дал ему почитать секунды две.

– Так что же, он до сих пор трудится?

– Все дни напролет. – Книга не мешала ответу, а ответ не мешал чтению. Механик перевернул очередную страницу.

– Он видится с кем-то?

– Я навещаю его каждый день. Вернее, либо мой брат, либо я. По утрам.

– Вы работаете у него?

– Я его навещаю, – повторил Дэви. Он снова взглянул на Воллрата. – Мы друзья.

Он опять уткнулся в книгу. Через пару минут подача топлива прекратилась, и Дэви резко ожил с тем же дружелюбием, что и прежде в гараже, когда его напряжение сменилось смехом.

– Моя сестра обратила внимание на вашу машину.

– Да что вы говорите! – вставил Воллрат с таким тонким сарказмом, что только сам его и заметил.

– Она сказала, что у вас болтается переднее колесо.

– Так и сказала, да?

– Но она ошиблась. Я сам наблюдал за вами последние недели, когда вы проезжали мимо. Вам нужно отрегулировать развал-схождение. Чем раньше, тем лучше.

Воллрат уселся в машину. Да будь он проклят, если даст ему эту работу!

– Успеется. Мне сейчас некогда.

– Мне тоже, – согласно кивнул Дэви.

Прижав книгу к груди, он оценивающе окинул взглядом автомобиль. Внезапно его улыбка вернулась – такая же искренняя, как и у сестры. На лице мужчины она смотрелась необычайно обезоруживающе, придавая ему слегка застенчивый вид.

– Эта машина и впрямь неплоха, – признал он.

Это было сказано таким странным тоном, что Воллрат невольно повернул голову, чтобы взглянуть на парня. Хотя он и ожидал подобных слов, похоже, они имели совсем другое значение.

– Вы так говорите, будто собираетесь покупать такую в скором времени.

Дэви покраснел, а затем улыбнулся, кажется, позабавленный тем, что собеседник наконец что-то понял.

– Пожалуй, именно это я и имел в виду, – задумчиво произнес он. – По крайней мере, для брата. Какую я хочу для себя, мистер Воллрат, видимо, я и сам не знаю.

Услышав собственную фамилию, Дуглас с отвисшей челюстью смотрел вслед уходящему молодому механику. Внезапное осознание того, что все это время парень знал, с кем говорит, придавало его словам новый смысл. Одно дело, когда человек ведет себя хладнокровно и независимо с незнакомцем. И совсем другое, по мнению Воллрата, когда кто-то, зная его имя, из любезности продает ему бензин, читая при этом книгу, небрежно советует пройти техобслуживание где-то в другом месте, а затем отпускает похвалу машине, заметив, что она достаточно хороша для другого работника гаража, но не совсем то, что нужно его брату.

Если еще пару дней назад Воллрат не сомневался, что невозмутимое поведение сестры механика имеет определенную цель, то сегодня в этом бесхитростном юноше он не мог заподозрить ничего подобного. Дуглас вел машину медленно, пребывая в задумчивости. В первые мгновения он сам не знал, о чем думает, кроме того, что ему было бы крайне неуютно, если бы этот парень работал у него. Он не помнил, чтобы когда-либо раньше принимал такое категоричное решение в отношении кого-то – решение, основанное на страхе, и на какое-то время это его встревожило, будто он вдруг разглядел что-то важное в себе, чего раньше не видел. Что-то неприятное.

Слегка склонив голову набок, чтобы не удариться о верхний косяк двери, Дэви вернулся в гараж. Как обычно, он совершенно не осознавал, какое впечатление произвел. Он так привык видеть, как другие люди следят за успехами его старшего брата, что интереса к себе никогда не замечал. Он всегда сосредотачивался на том, что занимало его в данный момент, будь то человек, идея или изобретение, которое, возможно, никогда не воплотится в реальность, но детали которого он обязательно должен продумать в уме, – и был глух, слеп и невосприимчив ко всему прочему.

Он бросил свою книгу в беспорядочную кучу на столе. Следующие полчаса в его расписании были выделены для ежедневного визита, который предстояло нанести – по давно сложившемуся ритуалу. В глубине души он в последнее время побаивался этих посещений, но все же налил в канистру пять галлонов авиационного бензина, заполнив ее под горлышко, и прихватил такую же канистру ацетона, которую принес накануне из университета, оплатив из собственного кармана, хотя Нортон Уоллис легко мог позволить себе такую пустяковую трату. Однако Дэви никогда не считал себя благодетелем, который платит за двоих.

Он взял обе канистры и вернулся на залитую солнцем улицу. Ноша оттягивала ему руки, но это было ничто по сравнению с тяжестью в сердце, которая всегда возникала теперь, когда он начинал подниматься по длинному склону, идущему вдоль задних двориков всей Прескотт-стрит.

1.На современном сленге это означает «ветреница», «обманщица». – Прим. пер.
46 781,05 s`om
Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
06 fevral 2025
Tarjima qilingan sana:
2022
Yozilgan sana:
1952
Hajm:
520 Sahifa 1 tasvir
ISBN:
978-5-17-149409-4
Tarjimon:
Андрей Воронцов
Mualliflik huquqi egasi:
Издательство АСТ
Yuklab olish formati:
Matn
O'rtacha reyting 4,9, 10 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,4, 16 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,7, 7 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,8, 17 ta baholash asosida
Matn
O'rtacha reyting 4,8, 6 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 4,2, 24 ta baholash asosida
Matn, audio format mavjud
O'rtacha reyting 5, 1 ta baholash asosida
Audio
O'rtacha reyting 5, 1 ta baholash asosida