Мой голос будет с вами. Истории из практики Милтона Эриксона

Интрапсихические изменения

Как уже упоминалось, на подсознание можно воздействовать позитивно. Общение с таким психотерапевтом, как Эриксон, который оптимистичен и настроен на личностный рост человека, может само по себе являться позитивным воздействием. Использование «обучающих историй» усиливает, дополняет и направляет это позитивное воздействие. Рассказывая истории, Эриксон добавляет новые данные, вызывает новые чувства и предлагает переживание нового опыта. Они раскрывают пациенту, который в течение многих лет боролся с ограниченным взглядом на жизнь, укорененным в чувстве вины, философию Эриксона, полную благосклонности и торжества жизни. И такой подход откликается у пациента на многих уровнях, включая бессознательный. Он может быть применен к пациенту как в бодрствующем состоянии, так и в гипнотическом. И пациент обнаруживает, что ему не нужно полагаться только на свои собственные устоявшиеся циклические паттерны мышления. Ему не нужно обходиться своей ограниченной философией и ментальными установками. Отчасти посредством этих историй он начинает осознавать новые возможности, которые он волен принять или отвергнуть как на сознательном, так и на бессознательном уровне.

Иногда пациент отождествляет себя с персонажем истории или с самим Эриксоном – мастером, который способен успешно справляться с трудными задачами. И тогда он может испытать чувство удовлетворения достигнутым результатом. Это чувство позволяет ему подходить к ситуации с бо́льшим чувством уверенности. Это можно проиллюстрировать на примере лечения сексуальных проблем, таких как преждевременная эякуляция. Когда пациент в состоянии гипнотического транса переживает наслаждение половым актом, психотерапевт добавляет к его воспоминаниям ощущение успеха и ожидание успеха и в будущем.

Разумеется, не все обучающие истории Эриксона и, конечно же, не все части его историй имеют цель привнести позитивный вклад в бессознательное. Некоторые из них служат для того, чтобы пробудить и привести к осознанию апатии, «застревания» или потери самоидентичности. Затем слушатель должен задействовать свои собственные бессознательные ресурсы, чтобы улучшить ситуацию. Или он может найти эмоциональную и интеллектуальную поддержку в какой-либо из других историй Эриксона.

Одна-единственная запомнившаяся фраза из рассказа Эриксона может изменить восприятие целого дня. Однажды это случилось со мной, когда я шел по лугу. Внезапно в моей голове всплыла фраза: «А ты знаешь, что каждая травинка имеет свой оттенок зеленого?» И я присмотрелся к траве повнимательнее. Это было правдой! Остаток дня мои глаза видели мир не так, как обычно.

Многие из рассказов Эриксона включают в себя взаимодействия между людьми и даже манипуляции между ними. Из этого можно сделать вывод, что он учит людей манипулировать другими. Однако это отнюдь не является целью рассказов или их результатом, который прежде всего состоит во внутренних изменениях. Многие, слышавшие эти истории, обнаруживают, что начинают действовать с большей свободой и более творчески. Очевидно, что это происходит в результате некоторых интрапсихических изменений. Мы можем лучше понять эти изменения, если посмотрим на истории и их персонажей как на репрезентацию внутренних психических структур. Например, родители в рассказах могут олицетворять собой направляющую силу, источники любви и поддержки или же иррационального руководства. Чаще всего они олицетворяют собой основы иррациональной принуждающей силы. Ребенок в рассказе может представлять собой образ нашего внутреннего ребенка – неопытного, стремящегося научиться, но не знающего как, спонтанного, но невежественного, с ограниченным набором поведений и реакций. Когда читатель отождествляет себя с ребенком, он, скорее всего, чувствует надежду, когда слышит, как ребенок преодолевает препятствия на пути к своему развитию и свободе.

Ряд интрапсихических изменений может быть результатом процесса «репарентинга»^[4], или «переродительства». Эриксон использовал эту концепцию в более широком смысле, чем Джеки Ли Шифф в своей книге «Транзактный анализ при лечении психозов»^[5]. Эриксон применил этот термин к своему методу замены прежних родительских установок новыми идеями, которые он вкладывал с помощью постгипнотических внушений.

Они могли сопровождаться фразой, которую Эриксон часто включал в свои гипнотические внушения: «И мой голос будет с вами, где бы вы ни находились». Эта фраза позволяла ему поддерживать контакт с пациентом в трансе, независимо от глубины регрессии пациента, а также служила сигналом к постгипнотическим внушениям. Еще одна фраза, которую он использовал: «Вы увидите вспышку цвета». Впоследствии, даже спустя долгое время после терапевтического сеанса, когда пациент видел вспышку цвета, он, вероятно, реагировал на другие постгипнотические внушения, данные в сочетании с этим внушением.

Они могли включать в себя предписания и точки зрения, которые затем будут услышаны (часто сказанные голосом Эриксона) как голос интроецированного^[6] родителя или суперэго. Интроекция голоса терапевта может использоваться в любой психотерапии, но наиболее часто она употребляется, когда пациент находится в гипнотическом трансе. Одно из возможных объяснений этому феномену дал американский психиатр Лоуренс Кьюби на заседании Американской психоаналитической ассоциации. Доктор Кьюби заметил, что в гипнотическом трансе различие между гипнотизером и субъектом исчезает. Затем субъект слышит голос гипнотизера, как будто он исходит из его собственной головы – как его собственный внутренний голос. То же самое можно сказать и об Эриксоне. Его голос становится вашим голосом и будет сопровождать вас, где бы вы ни были.

Очевидно, что наилучший способ донести всю полноту воздействия этих историй – передать их посредством видеозаписи или по крайней мере аудиозаписи. Тогда можно было бы лучше понять всю важность изменений в голосе Эриксона, пауз, положения тела и невербальных сигналов. К сожалению, видеокассет в настоящее время довольно мало, а качество большинства аудиозаписей оставляет желать лучшего. На самом деле одним из преимуществ печатного воспроизведения историй является их доступность для изучения и анализа.

Интерпретация терапевтических методов Эриксона

Клинические отчеты Эриксона изобилуют просто магическими исцелениями, и некоторые люди, ознакомившись с ними, не верят, что такое возможно. Другие считают, что эти отчеты вымышлены – интересно написаны и представлены, но тем не менее вымышлены. Из личного наблюдения за Эриксоном и его работой с пациентами я могу точно сказать, что по меньшей мере некоторые из таких отчетов выдумкой не являются. На самом деле я считаю, что все они являются вполне правдивыми и были отредактированы только ради более читаемой и, возможно, более драматичной презентации по сравнению с большинством клинических отчетов. Некоторые из тех, кто верит, что Эриксон произвел реальные и значительные изменения в пациентах, студентах и терапевтах, утверждают, что эти результаты, вероятно, были получены вследствие какой-то особой харизмы Эриксона, которой просто невозможно обучить другого терапевта. Однако в последнее время предпринимаются попытки изучить способы его общения с более аналитической точки зрения.

В своей книге «Терапия испытанием: Необычные способы менять поведение» Джей Хейли подчеркивает стратегический аспект психотерапии. Он определяет стратегическую терапию как терапию, где «клиницист инициирует то, что происходит во время терапии, и разрабатывает особый подход к каждой проблеме». Хейли отмечает, что Эриксон общается с пациентами не только с помощью метафор, но и «работает внутри метафоры, чтобы вызвать изменения». Он отмечает, что Эриксон избегает интерпретаций и что он чувствовал, что «типичные интерпретации-“озарения” бессознательных коммуникаций являются абсурдно редукционистскими, как если бы пьесу Шекспира пытались выразить в одном предложении». Хейли также подчеркнул, что к основным чертам эриксоновской терапии можно отнести «поощрение сопротивления», «предложение худшей альтернативы», «поощрение реакции посредством ее фрустрации», «посев идей», «усиление девиации» и «назначение симптома».

Бендлер и Гриндер с их «нейролингвистическим» подходом весьма скрупулезно изучили особенности коммуникации Эриксона. Они отметили, например, его склонность определенным образом отмечать те внушения, которые он мог вставлять в свою историю. Такое внушение могло, например, быть выделено паузой, изменением положения тела или тона голоса. Иногда перед отмечаемым внушением называлось имя пациента.

Эрнест Росси в своих книгах «Гипнотические реальности» и «Гипнотерапия» разбил гипнотические индукции Эриксона и косвенные формы внушения на пять стадий: (1) фиксация внимания, (2) депотенциация^[7] привычных стереотипов и систем убеждений, (3) бессознательный поиск, (4) бессознательный процесс и (5) гипнотическая реакция. Каждая последующая стадия вытекает из предыдущей. Росси и его соавтор, сам Эриксон, обозначили это как «утилитарный подход к гипнотерапии».

В этих книгах, а также в работах Вацлавика «Язык изменений» и «Изменения»^[8] обсуждается тезис о том, что коммуникация Эриксона – правополушарная, о чем говорит его тенденция иметь дело прежде всего с первичными процессами, архаичным языком, эмоциями, пространством и формой (то есть образами).

Джеффри Зейг в своей книге «Обучающий семинар с Милтоном Эриксоном» перечисляет некоторые преимущества использования анекдотов или забавных историй в психотерапии: (1) анекдоты не опасны; (2) они увлекают; (3) они культивируют независимость: человек должен понять смысл рассказанного, а затем прийти к самоинициированному выводу или действию; (4) их можно использовать для обхода естественного сопротивления изменениям; (5) анекдоты можно использовать для контроля взаимоотношений; 6) анекдоты формируют подвижность; (7) они могут привести в замешательство и способствовать гипнотической отзывчивости; и (8) анекдоты служат маркерами в памяти – они делают «представленную идею более запоминающейся».

Применение обучающих историй в психотерапии

Одним из наиболее важных и полезных подходов Эриксона можно назвать «чтение мыслей». Внимательно наблюдая за пациентом и отражая его поведение и реакции, Эриксон рождает у пациента ощущение, что тот читает его мысли, а значит, действительно знает его. Такое «знание» рождает очень доверительные отношения. «Раппорт»^[9], который является обязательным во всех видах психотерапии, во время гипнотической терапии, по-видимому, формируется быстрее, чем в других ее формах. (В этой связи интересно, что первым, кто использовал термин «раппорт» в сочетании с психотерапией, был немецкий врач Антон Месмер, вошедший в историю как «отец-основатель» гипноза.) Большинство терапевтов, независимо от их школы, согласятся с тем, что этот раппорт в отношениях врач – пациент является основным по значимости. Прочные терапевтические отношения дают пациенту ощущение понимания, безопасности и защищенности. Имея такую поддержку, он может с большей уверенностью и с большей готовностью рискнуть и пуститься в исследование как своего внутреннего, так и внешнего мира.

Тип «знания», о котором здесь идет речь, весьма отличается от обычного способа, которым психоаналитик узнает про своего пациента. На самом деле Эриксону не нужно было получать много информации о прошлом пациента или даже о его симптоматике. Есть определенная доля правды в предположении, что его знание было интуитивным, но только если мы примем во внимание тот факт, что интуиция Эриксона базировалась на годах тщательной и кропотливой тренировки в наблюдательности. Его наблюдения касались не только таких простых вещей, как движения тела, дыхание и частота пульса (видимая жилка на шее), но и реакций пациента, когда он слушал рассказы. Например, если пациент в какой-то момент истории напрягался, это служило ключом к тому, что затронут какой-то важный момент. Эриксон мог затем использовать другую историю или развить ту же самую таким образом, чтобы повысить реактивность пациента. Таким образом, рассказы носят не только терапевтический, но и диагностический характер.

Обучающие истории всегда использовались и должны использоваться в сочетании с другими принципами эриксоновской терапии. Эти принципы были изложены Хейли и другими и включают в себя: назначение симптома, использование сопротивления и рефрейминг^[10]. Часто рекомендуются также активные действия и даже испытания. Изменение происходит в результате взаимодействия между этими видами активности и внутрипсихическими сдвигами, в контексте близких и доверительных отношений между врачом и пациентом.

Как Эриксон писал в книге «Гипнотерапия», он использовал принципы захвата внимания пациента через удивление, шок, сомнение и замешательство, щедро используя в своих рассказах подтексты, вопросы, каламбуры и юмор. Каждая история имеет структуру и сюжет, часто с неожиданным концом. Они часто достигают некоей кульминации, за которой следует чувство облегчения или ощущение успеха. Использование обучающих историй демонстрирует принцип, который Эриксон изложил в книге «Гипнотические реальности», а именно: «Когда имеете дело с трудной проблемой, создайте для нее интересный формат. Тогда вы сможете сосредоточиться на том, насколько интересен этот формат, и не обращать внимания на лежащий за ним непосильный труд». Вначале вы, по реакциям и симптоматике пациента, определяете, каким может быть этот замысел. Затем выбираете историю или истории, которые являются аналогом формата самого пациента, а затем предлагаете ему улучшенный вариант. Или, как сказал Эриксон своей невестке Куки: «Сначала ты моделируешь мир пациента. Затем ты создаешь ролевую модель его мира». Приведенный ниже рассказ, «Порочное удовольствие», даст вам наглядный пример.

Порочное удовольствие

Ко мне пришла женщина лет тридцати и сказала:

– Я не думаю, что вы хотите меня видеть.

Я ответил:

– Это ваше допущение, хотите услышать мое?

– Ну, – сказала она, – на самом деле я совершенно не заслуживаю вашего внимания. Когда мне было шесть лет, мой отец изнасиловал меня, и с шести до семнадцати лет регулярно, несколько раз в неделю он использовал меня как сексуальный объект. И каждый раз, когда он это делал, я испытывала страх. Я застывала от ужаса. Я чувствовала себя грязной, никчемной, неполноценной и сгорала от стыда.

В семнадцать лет я думала, что у меня хватит сил вырваться от него, я трудилась изо всех сил, стараясь хорошо закончить школу, надеясь, что это вернет мне чувство собственного достоинства, но этого не произошло. Тогда я подумала, что, возможно, степень бакалавра искусств даст мне почувствовать самоуважение. И вот я окончила колледж. Но мне было все так же стыдно, я чувствовала себя никчемной и недостойной. Меня накрыло ужасное чувство разочарования. Я думала, что степень магистра даст мне чувство самоуважения, но и этого не произошло. И все это время – и в школе, и в колледже – мне делали недвусмысленные предложения. И это доказывало, что я не заслуживаю самоуважения. Я подумывала поступить в докторантуру, а мужчины все продолжали делать мне предложения. И я просто сдалась и стала обычной проституткой. Ничего хорошего. И вот какой-то мужчина предложил мне жить с ним. Ну, девушке нужна еда и кров, поэтому я согласилась.

Секс был ужасным. Пенис такой твердый и выглядит так угрожающе. Меня просто парализует от страха, и я становлюсь абсолютно пассивной. Это был болезненный, ужасный опыт. Тот мужчина устал от меня, и я стала жить с другим. Одно и то же, снова и снова, и вот я пришла к вам. Я чувствую себя грязью. Эрегированный пенис просто пугает меня, при виде его я становлюсь беспомощной, слабой и пассивной. Я так рада, когда мужчина наконец кончает.

Но мне нужно как-то жить. Мне нужна одежда. Мне нужен кров, и, по сути, я не заслуживаю ничего другого.

– Да, невеселая история; но что по-настоящему грустно, так это то, что вы глупы! Вы говорите мне, что боитесь бесстыдного, эрегированного, твердого пениса – и это глупо! Вы знаете, что у вас есть влагалище; я это знаю. Влагалище способно вместить самый большой, самый твердый, самый агрессивный пенис и превратить его в болтающуюся, беспомощную штуку. И ваше влагалище может получать порочное удовольствие, превращая пенис в поникший, беспомощный предмет.

Перемена в ее лице была удивительной.

– Мне нужно вернуться в Лос-Анджелес, – сказала она. – Могу ли я увидеться с вами через месяц?

– Конечно.

Она вернулась через месяц и сказала:

– Вы были правы! Я ложилась в постель с мужчиной и получала порочное удовольствие, доводя его до беспомощности. Это не занимало много времени, и я наслаждалась этим. А затем я попробовала другого мужчину. То же самое. И еще одного. И это приносит мне удовольствие! Теперь я собираюсь получить докторскую степень и пройти курс психологических консультаций, и еще я хочу подождать какое-то время, пока не встречу человека, с которым действительно захочу жить.

Я назвал ее глупой. И тем самым по-настоящему привлек ее внимание. А потом я сказал: «Порочное удовольствие». Она на самом деле терпеть не могла мужчин. Но я сказал: «удовольствие».

Когда Эриксон рассказал мне эту историю, я заметил:

– Вы так описали этот твердый пенис, что это прозвучало очень притягательно, даже интригующе. Потому что в этом было некое словесное обольщение. Вы проникали в нее словесно и образно.

Первая часть рассказа, заканчивающаяся словами «и, по сути, я не заслуживаю ничего другого», представляет собой моделирование мира пациента. Если рассказать эту историю человеку, который безуспешно пытался преодолеть ненависть к себе с помощью внешних изменений (получал высшее образование, позволял другим использовать себя), и если этот человек к тому же испытывает угрозу от какого-либо фобического стимула (представленного здесь в виде «твердого, угрожающего пениса»), то существует большая доля вероятности, что, по крайней мере на бессознательном уровне, пациент признает аналогичность данной истории собственному внутреннему миру.

Вторая фаза, «ролевое моделирование мира пациента», завершается после того, как Эриксон завладел вниманием пациентки. Конечно, если бы кто-то рассказывал эту историю, то внимание уже было бы захвачено драматическим и шокирующим началом. Внимание будет гарантировано такими словами, как «влагалище», «эрегированный, твердый пенис» и «вы глупы».

Фактическое ролевое моделирование происходит не только из-за содержания внушений Эриксона, но и благодаря его легкому, с долей юмора, отношению к проблеме, когда он перефразирует и перефокусирует ее, а затем представляет переформулированный взгляд на поведение пациентки в ее попытках жить. Проблема – страх перед мужчинами и ненависть к себе – выражается так: «Вы говорите мне, что боитесь бесстыдного, эрегированного, твердого пениса». Слово «боитесь» концентрирует в себе не только ее страх перед мужчинами, но и страх перед жизнью вообще. Ей твердо говорят, что этот страх – «глупый» (а она привыкла считать себя глупой). Предложение «самый большой, самый твердый, самый агрессивный пенис может войти в ваше влагалище» является постгипнотическим внушением, которое, если следовать ему, напомнит пациентке несколько покровительственный и эксцентричный взгляд на ранее угрожающий пенис – «эрегированный, твердый пенис», который он высмеивал, повторяя эту фразу несколько раз.

Заключительный, изящный шаг рефрейминга для пациентки выражается в предложении: «И ваше влагалище может получать порочное удовольствие, превращая пенис в поникший, беспомощный предмет».

Для читателя заключительным этапом ролевого моделирования является развязка или излечение, которое в данном случае Эриксон описывает устами пациентки. Когда он или кто-то другой рассказывает эту историю, у нас остается надежда, что проблемы такого рода могут быть решены. Как я уже говорил, «проблемы такого рода» не ограничиваются проблемами в сексуальной сфере пациентки, возникшими в результате инцеста, но могут включать в себя фобические страхи, ситуации, провоцирующие тревожность, или проблемы с уверенностью в себе. Метафоры в этой истории дают множество крючков, на которые можно навесить проблемы самоутверждения, гнева и беспомощности.

«Порочное удовольствие» – прекрасный пример использования рефрейминга для замены чувства пассивной беспомощности на чувство активного владения ситуацией. Эта история также демонстрирует, как можно использовать рефрейминг, чтобы помочь человеку перейти в положение хозяина ситуации. Хотя пациентка подчеркивала свой страх и беспомощность, Эриксон распознал, что у нее также было сильное чувство неприязни по отношению к мужчинам. Он связал это чувство неприязни с потенциальным чувством удовольствия и придумал эвокативную фразу – «порочное удовольствие».

Прочитав эту историю, не ощутим ли мы бо́льшую готовность признавать свое чувство неприязни и брать на себя ответственность? Сможем ли мы обратиться к тем силам, давление которых мы чувствуем, и получать удовольствие от овладения ими и низведения их до беспомощности?

Психотерапевт, использующий обучающие истории Эриксона, часто сам испытывает уменьшение общей тревожности. Таким образом, он может лучше сосредоточиться на своей непосредственной задаче – помощи пациенту быть более открытым, находить новые решения и новые ориентиры. Одно только наличие набора подходящих историй способно дать терапевту ощущение мастерства, контроля и компетентности. Кроме того, есть вероятность, что, читая или рассказывая историю Эриксона, психотерапевт сам войдет в транс, либо из-за своей ассоциативной связи с Эриксоном, либо из-за гипнотического эффекта истории, заложенного в ней самой. В состоянии транса психотерапевт будет не только менее тревожен, но и более открыт воздействию собственных бессознательных ассоциаций. Таким образом, он сможет лучше помочь пациенту избавиться от тревог, исследовать свой внутренний потенциал и найти различные способы видения ситуаций.

Я обнаружил, что наилучший способ для психотерапевта выбирать истории – это его собственные свободные ассоциации. Под этим я подразумеваю не только когнитивные свободные ассоциации, но и телесные реакции, эмоции, восприятия и, в частности, образные ассоциации. Вот пример использования историй Эриксона при лечении двух разных пациентов.

Первого пациента, тридцатилетнего еврея-хасида, направила ко мне его жена. Она читала о методике лечения Эриксона и считала, что я мог бы помочь ее мужу преодолеть его длительную неспособность просыпаться в разумное время. С десятого класса Иешивы^[11] он был не способен проснуться раньше 11 утра или полудня. Из-за этого он не мог удержаться ни на одной работе, хотя и неплохо преуспел в семейном бизнесе. Он был женат около года, и теперь его жену раздражало, что каждое утро ей приходится тратить час, чтобы разбудить его.

На первом нашем сеансе пациент рассказал мне, что его несколько раз гипнотизировал известный гипнотерапевт. Гипнотерапевт был удовлетворен тем, что пациент поддается гипнозу, но сам он считал, что гипноз на него совершенно не действует. Я попробовал на нем стандартные методы гипнотической индукции – левитацию руки и фиксацию взгляда. Он закрыл глаза и ощущал тяжесть в руке. Однако в конце сеанса он настаивал, что загипнотизирован не был, что он просто сотрудничал, несмотря на мое предостережение, что сотрудничать не нужно. После этого сеанса он позвонил мне и сказал, что, когда его жена услышала о проведенной нами гипнотической процедуре, она усомнилась в том, что та достаточно «нетипична», чтобы квалифицироваться как эриксоновский метод.

На нашем втором сеансе я сразу же сказал пациенту:

– Мы уже определили, что вы не можете быть загипнотизированы так, чтобы вы были этим удовлетворены, хотя и другой гипнотизер, и я считали, что вы были загипнотизированы должным образом. Поэтому мы не будем больше тратить время на то, чтобы убеждать вас, что вы действительно можете быть загипнотизированы.

Затем пациент описал один больничный кейс, о котором они с женой читали: Эриксон лечил супружескую пару, страдавшую энурезом, заставляя их каждую ночь вставать на колени на кровати и намеренно мочиться. Потом они спали на мокрых простынях. Мой пациент считал, что это и есть «эриксоновская» терапия.

Я начал с ним длинную и довольно бессвязную дискуссию о значении бессознательного, во время которой пациент, очевидно, расслабился, позволил своим векам закрыться и, казалось, вошел в гипнотический транс. Я не стал проверять глубину его транса. Однако во время разговора, когда я вспоминал историю с энурезом, я вдруг вспомнил комментарий Эриксона, сделанный им в конце другой истории. Он сказал: «Вам нужен стопроцентный, безотказный способ прожить долгую жизнь? Просыпайтесь каждое утро! И, чтобы вы гарантированно проснулись утром, пейте много жидкости перед сном, и вам придется просыпаться – идти в туалет, чтобы помочиться».

Я рассказал пациенту эту историю, а затем предложил ему выпивать по крайней мере один литр жидкости за час до сна, а также в течение двух недель каждый вечер ложиться на полчаса раньше. Обычно он ложился спать около 3 часов ночи, а просыпался около 11 часов утра. Я предложил ему для начала засыпать примерно в два часа ночи, затем в час тридцать, в час и, наконец, в полночь, когда ложилась спать его жена. Я также сказал ему, чтобы он не лежал в постели без сна. Кровать должна ассоциироваться со сном или с любовью. Если ему не спится, то он должен встать с постели, пойти в гостиную и там почитать или посмотреть телевизор. Затем, перед тем как идти спать, ему нужно выпить по крайней мере литр жидкости. Это, заверил я его, приведет к тому, что через шесть-восемь часов его мочевой пузырь наполнится и ему придется встать с постели, чтобы помочиться.

Сходив в туалет утром, он должен был принять душ, по возможности в конце сделав его холодным. Затем он должен одеться, позавтракать и приступить к работе, не возвращаясь в постель.

Пациент возразил, что не любит принимать душ по утрам и обычно принимает его ночью. Я вновь настоял на том, чтобы он принимал его утром – по крайней мере, до тех пор, пока не решится его проблема с пробуждением. Он пообещал, что будет это выполнять и позвонит мне через две-три недели, чтобы сообщить, как работает этот план. Через две недели он позвонил и сообщил, что у него нет проблем ни со сном, ни с пробуждением.

На следующий день я принимал умную, интеллигентную женщину, чьей первоначальной жалобой был болезненный цистит, а также проблемы со сном. В начале сеанса мои мысли не касались ее проблем с мочевым пузырем. Я знал, что на прошлой неделе у нее было последнее судебное заседание по ее бракоразводному процессу, хотя, войдя в мой кабинет, она выглядела вполне спокойной и милой. Я знаю, что она интересовалась психотерапевтическими методами Эриксона, и рассказал ей о своем опыте общения с евреем-хасидом.

Я рассказал ей о том, как посоветовал ему выпивать воду перед сном, и в конце присовокупил замечание Эриксона, которым он обычно завершал свои истории, а именно: «Мы все начинаем умирать с момента своего рождения. Некоторые делают это быстрее других. Все, что мы можем сделать, – это наслаждаться нашей жизнью».

Моя пациентка разразилась слезами. Я спросил, не хочет ли она рассказать мне, почему плачет. (Мне было интересно, было ли это как-то ассоциативно связано с ее проблемами с мочеиспусканием и моим разговором о мочеиспускании.) Она сказала, что разговор о смерти заставил ее почувствовать, что ее жизнь закончена. Это убеждение уже в течение некоторого времени росло в ней. Она чувствовала, что, несмотря на свой профессиональный успех, несмотря на то что она успешно воспитала двоих детей, у нее больше не было смысла жить.

Она связывала это чувство с тем, что ее родители так и не развелись, хотя и стали жить раздельно, когда ей было около одиннадцати лет. Мать запретила ей общаться с отцом, иначе это было бы воспринято как предательство по отношению к матери. Поэтому пациентка чувствовала, что ее лишили отношений с отцом. Она чувствовала, что, если бы ее родители по-настоящему развелись, она могла бы свободно видеться с ним. Ее отец был бы свободен, имел бы право на посещение и так далее, и между ними были бы свои взаимоотношения. Таким образом, она ассоциировала свой развод с предоставлением свободы собственным детям. В то же время она чувствовала, что теперь, когда она сделала этот шаг, ее жизнь закончилась.

Это навело меня на мысль о другой истории, которую я потом рассказал ей. После моего первого визита к Эриксону мне приснился сон. Во сне я видел слова: «Ты никогда ничего не заканчиваешь». Семь лет спустя, когда я слушал записи Эриксона в Финиксе, ко мне пришло озарение: «Кто сказал, что вы должны что-то заканчивать? Ничто не завершено окончательно, пока мы живы».

Я рассказал пациентке эту историю и предложил ей представить свою жизнь как продолжение жизни своих родителей, а жизнь своих детей – как продолжение ее жизни. И этот процесс будет продолжаться до тех пор, пока на земле будет существовать человеческая жизнь. Эта мысль показалась ей утешительной.

Главный смысл этого довольно длинного изложения двух терапевтических сеансов с двумя разными пациентами заключается в том, что мой выбор историй не был обусловлен заранее на основе каких-либо сложившихся предубеждений, а возник из моих собственных свободных ассоциаций, на которые повлиял мой жизненный опыт, отточенный более чем тридцатилетним клиническим опытом. Важно также подчеркнуть, что весь процесс протекал в контексте хороших терапевтических отношений между мной и пациентом.

Пациенты выбирали те части истории, которые могли соотнести с собой. Это необязательно были те части, которые, как я предполагал, они выберут. Но истории тем не менее оказались полезны.

Опасность в использовании историй, как и в использовании воображения вообще, состоит в том, что воображаемый опыт может стать заменой реального опыта. Если бы человек чувствовал, что он уже преуспел в удовлетворении своих жизненных потребностей, у него не было бы необходимости вставать утром с постели. Конечно, когда психотерапевт исповедует философию активизма, как это делал Эриксон, он никогда не будет поощрять бездеятельное существование. Те, кто слушает его истории, вряд ли откажутся от активного участия в жизни.

Иногда мои пациенты замечают, что, несмотря на увлекательный сеанс в кабинете психотерапевта, где они фантазируют и даже воображают успешное разрешение конфликтов, никакого переноса не происходит. Они жалуются, говоря: «Во мне не произошло никаких изменений. За пределами этого офиса нет ничего, что бы я начал делать по-другому». Иногда в таких случаях пациенту лучше молчать и оставаться пассивным, пока я рассказываю эриксоновскую историю. Это может быть длинная, скучная история о развитии ребенка. В конце такого сеанса пациент, скорее всего, скажет, что этот сеанс был не таким хорошим, как предыдущие, и заявит, что предпочитает более активное участие. Он может сказать, что ему было скучно. И я напомню ему, что работа, которую мы пытаемся проводить, происходит на бессознательном уровне и что не имеет значения, что делает его сознательный ум. Впоследствии он может сообщить о серьезных изменениях в своей жизни. Например, он стал более настойчивым в общении, установил новые отношения или сменил работу. Другими словами, его активность начнет происходить за пределами сеанса. А во время сеанса я беру на себя ответственность за активность.