Kitobni o'qish: «Клятва на пламени»
Ритуал
Огонь. Он бесновался в печи. Он словно заполнил собой всю комнату. Блики и тени сражались друг с другом, а жар становился нестерпимым. Молодая женщина, которая склонилась к устью печи так близко, что языки пламени норовили подпалить концы длинных черных волос, точно не замечала опасных прикосновений. Она не сводила глаз со свертка в самом сердце огня.
Облаченный в синее одеяние мужчина за ее спиной держал на ладони блестящие карманные часы и следил за движением стрелок. Лицо мага было бесстрастно, а взгляд оставался сосредоточенным.
– Пора уже, – срывающимся голосом сказала женщина.
– Нет. Рано.
Он говорил спокойно, а вот женщина изнывала от тревоги. Ее пальцы впивались в металл печной заслонки с такой силой, словно несчастная вдова вовсе не ощущала жара.
– Ты поправишься, – прошептала она. – Обязательно поправишься, моя маленькая…
Мужчина на мгновенье оторвался от циферблата и одарил хозяйку дома нечитаемым взглядом. Огонь в печи яростно взметнулся, вверх полетел сноп искр.
– Ну хватит! – вскрикнула женщина и без раздумий протянула руки в пламя.
– Рано!
Ее уже было не остановить. Взволнованно дыша, женщина сжала в объятьях спящего ребенка и принялась осторожно снимать кусочки запекшегося теста с крохотного личика.
– Если вы меня не слушаете, зачем попросили провести ритуал? – сурово проговорил мужчина.
Его упреки женщина проигнорировала. Она с тревогой вглядывалась в лицо ребенка.
– Помогло?
– Дайте ее мне.
Маг принял младенца на руки. Глаза девочки были закрыты, но пугающая бледность, которая покрывала ее лицо всего час назад, исчезла. Маг услышал и тихое дыхание, и ровное биение сердца. Что ж, жить она будет, вот только на щеке остался крошечный отпечаток золы – результат неосторожности и спешки напуганной матери. С каменным лицом маг опустил девочку в колыбельку и повернулся к вдове.
– Когда проснется, покормите. Думаю, теперь она будет есть за двоих.
Женщина зажмурилась, но не заплакала. Только дрожащие губы выдавали ее облегчение и потрясение. Справившись с собой, она шагнула к колыбели, проворно запеленала дочь и принялась укачивать ее с таким спокойным видом, будто не потеряла мужа три дня назад и не провела последние часы, изнемогая от страха за своего ребенка.
– Спасибо, – прошептала она и наконец посмотрела на мага. – Спасибо. Вы очень добрый человек.
Маг пожал плечами.
– Благодарить меня не нужно. Просто уважайте наш контракт. Жизнь за жизнь. Вы приведете ее к нам, когда ей исполнится семь. Она посвятит свою жизнь Золотому Огню.
– Она здорова, – ровным тоном ответила мать. – Она будет жить… Это все, что мне важно.
Маг коротко кивнул и без долгих прощаний вышел за дверь. В комнате стало совсем тихо, даже треск дров был еле слышен. Через несколько минут далекий бой башенных часов возвестил о наступлении полуночи. Женщина улыбнулась и осторожно поцеловала дочь в лоб.
– Не бойся… Я никому тебя не отдам. Никогда. Мы уедем далеко-далеко. И никто нас не найдет.
Той же ночью молодая вдова приказала запрягать лошадей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Долг платежом красен
1.
Приехали посмотреть на старшую дочь, а засватали младшую. И теперь все вокруг суетились – дома и у соседей – никак нарадоваться не могли заключенной помолвке. Всего несколько дней назад Сильвина гадала на суженого и не верила, что сбудется. Вот и не сбылось.
В доме воеводы Велимира все на ушах стояли. Девушки-прислужницы и помощники отца носились с сундуками, узлами и корзинами, впопыхах нагружали телеги добром. Пол во всех комнатах был усеян ягодами рябины от сглаза, а молоденькие незамужние девушки тайком приоткрывали крышки сундуков в надежде найти туфли Велены и потискать их на удачу.
Перед грядущим отъездом молодой невесты началась такая сумятица, что хотелось просто спрятаться в каком-нибудь тихом местечке и не высовываться до самого торжества. Исполнив очередное поручение матушки, Сильвина отправилась на третий этаж, в свою спальню, но и там ей не удалось укрыться от всеобщего переполоха. Дверь в ее комнату была настежь открыта; матушка и Велена склонились над массивным сундуком в углу. На откинутую крышку летели отрезы и кружева.
– Смотри, какие простыни, – ласковым негромким голосом сказала матушка. – Годится для красивой невесты.
– Это же Сильвины.
– Но ей ведь не нужно теперь! А даже если понадобится, новое подберем.
– Не понадобится! – с порога заявила Сильвина. – Всегда буду жить с тобой и отцом. Поэтому приданое мне не нужно.
Велена виновато глянула на сестру, и, чтобы не видеть этого выражения, Сильвина приблизилась и обняла ее.
– Тебе все это больше подойдет, – сказала она, нежно проводя рукой по голове Велены.
– Но ведь мама для тебя это все собирала, – возразила Велена. – Еще до твоего рождения!
– Глупости! – отрезала матушка и подбоченившись уставилась на сестер. – И зачем оно будет лежать тут без толку? Ерунды не болтайте. Велена, беги умывайся и волосы причеши. Надо проводить гостей. А еще опару нужно приготовить…
– Я сделаю, – сказала Сильвина.
– Не надо, ты не умеешь. Велена, ты меня не слышала?
С неохотой высвободившись из объятий сестры, Велена вышла за дверь. Проводив ее взглядом, Сильвина опустилась на табурет и устало потерла глаза. Какими беспокойными выдались последние дни. Сначала весть о том, что ее едут сватать. Конечно, об этом говорилось шепотом; просто молодой купец, который служил когда-то под командованием отца Сильвины, решил навестить старого друга. Однако намеки на желанный союз в письме благородного Сваромира были вполне прозрачными. В конце послания купец даже передавал «особый привет» старшей дочери уважаемого Велимира, с которой гость мечтал познакомиться.
Намерения друга отца, которого Сильвина и в глаза не видела, настолько ее ошарашили, что она даже не знала, как теперь себя вести. Зато в доме все оживились и принялись подшучивать над ней. О помолвке говорили как о деле решенном. Кое-как свыкнувшись с мыслью о смотринах, Сильвина пришла к заключению, что свадьба с человеком, которого ценит ее отец, вполне может принести ей радость и тихое счастье. Так зародилась смутная надежда, а потом в ее воображении расцвели мечты о смелом добром муже, который будет всем сердцем любить ее.
Наконец желанные гости приехали, и взволнованная Сильвина оказалась лицом к лицу со своим женихом. За прошедшие дни в ее грезах сложился образ, который действительности совсем не соответствовал. Высокий и грозный, с огромными руками и густой черной бородой, Сваромир скорее пугал, нежели внушал уважение.
Да и она не оправдала его ожиданий. А вот Велена сразу пришлась ему по сердцу, что не было сюрпризом: звонкий голос и веселая улыбка сестры всегда располагали к ней окружающих. Сваромир внимательно слушал ее, не сводил с нее глаз, а потом как-то вечером попросил показать сад. Они там долго гуляли вдвоем, бродили туда и обратно по единственной протоптанной в грязном весеннем снегу дорожке. На другой день во время ужина Велена сидела по правую руку гостя и наливала ему вино, а он отрезал ей лакомые кусочки дичи.
А потом объявили о скорой свадьбе.
Сваромир первым отправился домой – в далекий каменный город, где хозяина ждал настоящий замок, а невеста, ее родители и гости должны были двинуться в путь через несколько дней.
Мысль о скорой разлуке с младшей сестрой привела Сильвину в состояние уныния, которое и рядом не стояло с унижением от того, что ее кандидатуру отвергли сразу же после знакомства. Наверное, она так до конца и не поверила в то, что ее ждет скорое замужество. В ночь перед приездом Сваромира девушки гадали на суженого: бросали кольца в воду, топили воском плавающие в тазу скорлупки от грецких орехов. По всем знакам, которые удалось прочесть, суженый Сильвины был блондином, так что с черноволосым купцом они точно не сладили бы.
Матушка все еще рылась в сундуке, то и дело откладывая то, что могло сгодиться Велене. После того, как Сваромир объявил о своем решении, она просто расцвела и весь дом поставила вверх дном, желая угодить будущему зятю.
– Сильвина, послушай, – вдруг заговорила матушка. – Пока нас не будет, внимательно приглядывай за домом. А когда эти бездельники выйдут в поля, сама лично следи за ними.
– Когда сев начнется? – удивилась Сильвина. – Но как же я успею на свадьбу?
– Нет, на свадьбу ты не поедешь.
Огорошенная этой небрежной фразой, Сильвина медленно встала и пробормотала:
– Я не поеду на свадьбу единственной сестры?
Матушка в сердцах всплеснула руками.
– Поездка не на два дня! Кто будет следить за всем тут? Или предлагаешь нам остаться? Какая свадьба без родителей?
– Но…
– Хватит. Не капризничай. Не видишь, что ли, сколько у меня забот! Не до тебя теперь.
Подхватив ворох разноцветных отрезов, матушка торопливо покинула комнату. Сильвина растерянно посмотрела ей вслед. Хорошенькая новость. Сегодня Велена проведет последнюю ночь в родительском доме. На какой срок затянется разлука с сестрой Сильвина не представляла. И даже на свадьбу она не попадет. Не увидит, как голову Велены украсят свадебным венком, не посмотрит на первый танец молодоженов. То, как матерям жениха и невесты поднесут хлеб, а отцам – вино, – все это пройдет без нее.
Когда за окном стемнело, Сильвина по привычке решила отнести Велене молоко. Она застала сестру в возбужденном состоянии: с сияющими голубыми глазами и раскрасневшимся лицом Велена была похожа на ребенка в ожидании праздника. Она восхищенно разглядывала пышный серо-зеленый наряд, аккуратно разложенный на кровати.
– Очень красиво, – негромко сказала Сильвина.
Сестра радостно ей улыбнулась.
– Вовремя ты! Смотри. А теперь угадай, что ты наденешь на мою свадьбу!
Смущенная этим энтузиазмом, Сильвина отвернулась, поставила стакан на столик у окна, а потом посмотрела на Велену и попыталась улыбнуться, но не слишком преуспела. Сестра сразу поняла, что что-то не так.
– Что случилось?
– Я на свадьбу не смогу приехать, – извиняющимся тоном сказала Сильвина. – Мне придется за домом следить, пока родителей нет.
Велена на мгновенье оторопела, а потом заговорила, чуть ли не задыхаясь от возмущения.
– Что? Ну уж нет! Это нечестно!
– Знаю. Но время сейчас трудное, сама понимаешь. Зима очень тяжелая была. И теперь нужно за всем приглядывать. Хоть кто-то должен остаться здесь…
– Тогда пусть отец едет! – яростно выкрикнула Велена. – И ты! А она пусть останется дома!
– Так нельзя.
– Можно! Мама бы никогда тебя тут не бросила одну!
Встревоженная этой вспышкой, Сильвина схватила руки сестры и быстро заговорила:
– Я приеду тебя навестить, когда ты станешь хозяйкой. На целый месяц там останусь! Ты уже освоишься, покажешь мне свой дом и город! Представь, как хорошо будет. Может, ты даже найдешь мне мужа.
Велена шумно дышала, ее лицо еще больше раскраснелось от гнева, и она упрямо сжимала губы. Однако спустя пару мгновений она потерянно опустила голову и пробормотала:
– Сильвина… Ты ведь не ненавидишь меня?
Сильвина закатила глаза.
– Конечно, нет. Поверь мне, все устроится. Я буду очень скучать, но мы скоро увидимся.
Сильвина не кривила душой. Она вовсе не сердилась на сестру. Младшая с детства ее защищала, и эта преданность поддерживала Сильвину в самые трудные моменты. А еще ощущение, что все идет правильно, внушало покой. Конечно, Сильвина хотела стать женой и матерью, но ей казалось, что там впереди, в туманном будущем, ее ждет что-то важнее замужества. В своих снах Сильвина часто бродила по дорогам и попадала в места, которые не видела даже на картинках книг. С годами подобные сны лишь укрепили ее уверенность в том, что однажды она сама отправится в путь, вот только мысль, что придется оставить родные края, не только завораживала, но и пугала.
На другое утро младшая дочь воеводы уезжала к своему жениху. Проводы не заняли много времени, но поглядеть на отъезд Велены собралась вся деревня. Сильвина стояла впереди толпы и смотрела вслед удаляющимся телегам. Холодный воздух пробирал до костей, но Сильвина так и не шевельнулась, пока последняя повозка не скрылась с глаз. Потом она вытерла мокрое от слез лицо и в полном одиночестве поплелась назад в дом.
***
Под подошвами сапог поскрипывали половицы. Только этот звук нарушал тишину, царящую в логове мурьхи. Словно запорошенные снегом белые стены покрывала густая паутина. С потолка свисали тяжелые коконы, в которых копошилось что-то мерзкое. А ведь совсем недавно это помещение было обеденным залом одного не слишком популярного постоялого двора. Хозяева заведения – муж и жена – сидели в креслах у очага. Одного взгляда на них хватило, чтобы понять: гостей им больше не принимать.
Киран приблизился к камину, взглянул на высохшие лица и обнажившиеся в неприятном оскале зубы. Мертвецы походили на мумифицированных вельмож, которых он видел во время путешествия на восток. Вот только этих несчастных «засушили» в спешке.
В дальнем углу что-то закопошилось. Киран выпрямился и, повинуясь инстинкту, уклонился вправо. Рядом с его левым ухом точно стрела просвистела, обдав кожу могильным холодом. Следующая атака была быстрее, и Киран нехотя извлек из ножен меч. Металл запел, отражая яростный удар, на лезвии заплясали блики. И вновь нападающая втянула когти.
Киран опустил меч и развернулся. Из погруженного в полумрак коридора появилась фигура, закутанная в тонкие белые полотна. Серебристые волосы спускались почти до самого пола. Мурьха не шла, а плыла, и ее алые губы улыбались. Одеяние не скрывало ни раздувшиеся руки, ни огромный живот. Такая неосторожность.
– Просто жирная мерзостная личинка, – лениво прокомментировал Киран. – Напилась чужой кровушки?
Мурьха, все так же сыто улыбаясь, подняла руки с длинными когтями и поманила его к себе.
– Да. Уже иду.
Он двигался быстро, но и она оказалась неожиданно резвой. Взгляд Кирана едва успевал за ее тенью, да и полотна вокруг мурьхи плясали как на ветру и отвлекали внимание. Белая ткань ослепила на мгновенье, а потом пришла боль. Один коготь мурьхи впился в плечо Кирана, и он уронил меч.
Демоница стояла перед ним и смотрела на него пустыми немигающими глазами.
– Я спою тебе на ушко, – нежно сказала она. – И буду играть с тобой всю ночь…
– Ты уж прости меня, страхолюдинка, – так же ласково ответил он, перехватывая скользнувший из левого рукава кинжал. – Я обещан другой.
Клинок легко вошел в ее горло. Мурьха захрипела, закачалась и выпустила жертву.
– Кстати… – продолжил Киран и рассек клинком воздух, оросив коричневыми каплями деревянный пол. На рукояти сверкнул изумруд. – Твое отродье я еще вчера упокоил. А не надо было невинных девушек на алтарь тащить.
Ответом ему было невразумительное шипение и яростные хрипы. Мурьха корчилась в предсмертных муках и на глазах истекала неприятной слизью. Через пару минут от демоницы осталась лишь лужа на полу.
Киран коротко выдохнул и повернул голову, чтобы взглянуть на раненое плечо. Царапина его не беспокоила, а вот кожаный плащ было жалко.
Заскрипели дверные петли, и вслед за этим неприятным звуком в коридоре послышались торопливые шаги. Киран наклонился, чтобы поднять меч, а когда выпрямился, увидел на пороге Дана и Талона.
– Сжечь тут все, – коротко приказал Киран.
Его люди обменялись хмурыми взглядами.
– Вам больше заняться нечем, – проворчал Талон.
– Там это… От брата вашего послание, – заговорил Дан и с отвращением взглянул на жижу, которая недавно была мурьхой.
– И без вас разобрались бы. Зачем руки пачкать?
– В общем, просит вас выехать. Встретить должен на полпути.
– Вы точно лорд? Или наемник с большой дороги?
– Девицу нашли. Должницу. Надо бы взыскать.
– И это тоже, – неодобрительно сказал Талон. – Не было печали. Неблагодарные людишки… Всегда одна и та же история! А теперь тащиться черт знает куда!
– И куда же мне тащиться? – негромко поинтересовался Киран.
– В Вересдол, – поспешно ответил Дан.
Талон с мрачным видом кивнул.
– Да. Там ваша девица. А брат ваш очень сердит.
– Он всегда сердит, – сказал Киран и зашагал к двери. – Сперва завернем в город.
– Лорд Астер! Нужно ехать прямо сейчас!
– Нет, – возразил Киран. – Прямо сейчас мне нужен новый плащ.
2.
Сильвина плохо себе представляла, на что ее обрекли родители, когда оставили за главную. Прежде обе дочери воеводы до дел не допускались, да и не интересовались ими. Каждый раз оказываясь в центре внимания деревенских, Сильвина страшно робела, а работники вовсе не стремились обращаться к ней за помощью. И вот, спустя три дня после отъезда Велены, в дом Велимира заявился Паним – один из самых зажиточных местных крестьян – и вызвал Сильвину для важного разговора.
Она никогда не любила этого человека. Было в нем что-то отталкивающее, почти пугающее. Прежде он только поглядывал на нее, как сытый кот смотрит на мышку, но не пытался с ней заговорить. Теперь он смотрел на нее с выражением такого снисходительного превосходства, что у нее холодок по спине бежал.
С самого детства Сильвина побаивалась всех мужчин. Братьев у нее не было, отец скупился на добрые слова, и каждый работник в отцовском окружении казался ей суровым. Просьбу Панима она выслушала с плохо скрываемым волнением. По словам гостя, Велимир обещал снабдить его зерном для посева. И раз уж воевода в отъезде, Паним решил напомнить об обещании старшей дочери хозяина.
– Хорошо, берите, – поспешно ответила Сильвина, когда он закончил речь. – Все, что обещал отец.
Отчасти она хотела избавиться от гостя, который вел себя несколько самодовольно, отчасти просто не знала, как поступить. В итоге Паним опустошил господский амбар и, довольный глупостью молодой дурочки, отправился восвояси.
– Ничего твой отец этому пустомеле не обещал, – холодно сказала ключница, когда о поступке Сильвины узнали в доме. – Ты сильно сглупила.
Ключница, суровая пожилая женщина, всегда одетая в черное, жила в поместье Велимира много лет. Она управляла работниками в доме, следила за припасами, и только у нее Сильвина осмеливалась просить совета.
После визита Панима крестьяне в деревне с недовольством поглядывали на непутевую дочь хозяина, а Сильвина упрямо делала вид, что не замечает этого. Потихоньку она бралась за домашние дела, но ее просьбы исполнялись неохотно. Один раз она даже услышала, как кто-то из работников обронил:
– Кто ж захочет подчиняться проклятой девке.
Это замечание было как предательский толчок в спину, но Сильвина вновь ничего не предприняла.
Шли дни, а от родителей все не было вестей. Весна не успела заявить о себе, как вдруг налетел снежный вихрь – предвестник вернувшихся холодов. Поля вымерзли так, что ранние посевы Панима не взошли, и эта беда малость поумерила его самодовольство. Зима выдалась трудная, а теперь люди готовились к непростой и голодной весне. К Сильвине теперь наперебой обращались с просьбами, и все чаще она видела недовольство в лицах своих визитеров. Одна лишь ключница могла осадить негодующих крестьян.
С голодом и холодом шутки были плохи. Сильвина совсем отчаялась и написала письмо родителям с просьбой помочь, но ответа не получила. Девушка совсем потеряла покой. Ну какая из нее хозяйка дома! Матушка всегда называла ее косоручкой, которая не умела ни шить, ни печь. Вот у Велены все чудесно получалось, а старшая то и дело попадала в неприятности. Не зря в народе ее кликали «проклятой девкой». С самого детства родные заставляли Сильвину носить всевозможные обереги, но и они не шибко помогали. О девушке шла дурная слава, хотя Сильвина и не понимала до конца, чем такое заслужила.
Прежде суеверные крестьяне предпочитали с Сильвиной не встречаться, а когда говорили с ней, часто касались мешочка с рябиной, которую в здешних краях многие деревенские носили на груди. Глупый страх перешел и к детям. Как-то раз, когда Сильвина следила за разгрузкой обоза с привезенной едой, к ней подошел ребенок лет шести и принялся с интересом ее разглядывать. Сильвина, занятая мысленными подсчетами денег и товаров, не сразу заметила мальчика. Когда она наконец обратила на него внимание, он тихо сказал:
– Здравствуйте.
– Здравствуй, – с улыбкой ответила она.
– А что вы делаете?
Ей понравился такой искренний интерес. Она вынула из сумки холщовый мешочек с кусочками сушеного яблока, которым собиралась перекусить позже, и протянула ребенку.
– Вот, держи. А я тут бочки считаю.
Мальчик несмело поднял обе руки и принял угощение в ладони. На мгновенье он уставился Сильвине в глаза, потом развернулся и со всех ног бросился к толпе мальчишек, которые играли на другой стороне улицы.
– Я посмотрел ведьме в глаза! Я посмотрел!
В его голосе мешались гордость и страх. Сильвина застыла с разинутым ртом, не зная то ли плакать, то ли смеяться.
Одна из крестьянок, ставшая свидетельницей этой нелепой сцены, преградила дорогу мальчику и шлепнула его пониже спины.
– Ты что такое болтаешь! Совсем страх потерял.
Сильвина поспешно приблизилась, и крестьянка испуганно посмотрела на нее.
– Вы его извините… – затараторила она, смешно раздувая ноздри. – Глупый еще…
– Ничего страшного, – неестественно звонким голосом отозвалась Сильвина. – Они же играют.
Она видела, как пальцы крестьянки скользнули за пазуху, и готова была поставить все добро в сегодняшнем обозе на то, что эта женщина не руки грела, а нашаривала оберег с рябиной.
В очередное студеное утро Сильвина поняла, что пришло время решительных мер. Она позвала ключницу и велела ей отпереть комнату родителей. В эту спальню и Сильвина, и Велена заглядывали редко, на то был родительский запрет, но сейчас выбирать не приходилось.
– Открой его, – попросила она ключницу и кивнула на тяжелый кованный сундук, в котором родители хранили все самое ценное.
Он доходил Сильвине до пояса, но, когда ключница подняла крышку, стало ясно, что сундук наполовину пуст. Там были какие-то бумаги, свитки и книги, несколько шелковых отрезов, но ничего стоящего.
– Что ты ищешь? – спросила ключница, когда устала наблюдать за тем, как Сильвина лихорадочно роется в этом мусоре.
– Ларец с драгоценностями.
– Так забрала его твоя матушка.
От неожиданности Сильвина села там, где стояла. Мысль о том, что придется съездить в город и заложить камни, которые ей завещала покойная мать, преследовала Сильвину уже несколько дней. Самоцветы Таяна получила в качестве подарка на помолвку, и лишь они остались напоминанием о ее первом муже и родном отце Сильвины.
Отчим никогда не претендовал на эти украшения, и Сильвина привыкла считать их своими, хотя и не надеялась увидеть драгоценности в собственной шкатулке до замужества. Этим утром она наконец собралась с духом и решила заложить хотя бы часть драгоценностей, однако теперь и эта возможность справиться с охватившим деревню голодом растворилась.
– И денег у тебя почти не осталось, – безжалостно прибавила ключница. – Пиши отцу, пока все не стало плохо.
Сильвина не разделяла уверенность в том, что получит долгожданный ответ на еще одно письмо, но все же написала и отправила послание Велимиру. В тот же день она снова пошла проверить, как выполнялись ее поручения. Даже недовольные взгляды работников и брошенные в спину резкие слова ее не смущали.
В следующие недели домой она возвращалась только ночевать. С рассвета Сильвина отправлялась следить за работой в полях, потом проверяла, как идут дела в деревне. Ее жгла мысль о том, что она подвела родителей своим неумелым управлением, но очень скоро это чувство было вытеснено беспокойством о людях вокруг. Прежде она не сталкивалась так близко с бедностью, и тяжелая жизнь некоторых крестьян, даже тех, что не были работниками отца, поразила ее до глубины души. Она раздала свои одеяла, плащи и платья тем, кто страдал от капризов погоды, а потом открыла кладовые и начала делиться остатками провизии. Ключница велела молодой хозяйке образумиться, пока дом не растащили по бревнышку. Сильвина подумала над этим советом и взяла под свою опеку маленьких детей, которым было разрешено гурьбой заваливаться в дом воеводы, в то время как их родители трудились в полях.
Прежде Сильвина не знала такой одержимости чем-то. Она постоянно боялась где-то не успеть, боялась болезней, которые могли навредить жителям. Эти страхи довели ее до исступленного состояния. Днем всем казалось, что она легко порхала с места на место, однако по ночам в тишине и одиночестве своей спальни Сильвина растирала ноющие ступни и плакала от боли и усталости.
Она запомнила как страшный сон ночь, когда в деревне случился пожар. Людей с дикими глазами, плач детей, женские крики. Кто-то спотыкался, опрокидывая ведра с водой. Кто-то кричал, чтобы выносили добро. Сильвина чуть не сорвала голос в ту ночь, однако не без помощи старосты деревни и ключницы ей удалось всех утихомирить. Ее неприятно поразило то, что крестьяне оказались совсем не готовы к случившейся беде, а она, изнеженная девица, читавшая о борьбе с огнем в какой-то книжке, знала что делать и не утратила хладнокровия. Та ночь была морозная, но ближе к рассвету Сильвина стирала рукавом пот со лба и задыхалась как после бани. Крестьяне больше не роптали и послушно выполняли ее указания. То, как она справилась с пожаром, заставило жителей деревни взглянуть на нее с приятным удивлением, а то и с уважением. Вот только Сильвине уже было все равно: и косые взгляды перестали ее обжигать, и благодарности она не замечала. Единственным, что преследовало ее неотступно, была усталость. К счастью, пожар стал последней крупной неприятностью перед тем, как тепло наконец вернулось в деревню.
Мало-помалу тревоги Сильвины отступили. С обозом из города пришло долгожданное письмо от матушки, в котором та сообщала, что они с отцом погостят у Велены до осени. Видимо, сестра тайком сунула между страницами и свою записку, в которой просила Сильвину приехать как можно скорее.
Прильнув спиной к воротам, Сильвина дважды перечитала послание матушки. Строчки плясали перед глазами, к горлу подкатывал ком. Колокольчик почтовой повозки уже давно стих, а Сильвина все не шевелилась, такая ее жгла обида. Матушка даже словом не обмолвилась о том, что Сильвине делать дальше. Даже не пожелала хоть как-то помочь.
Наконец Сильвина справилась с собой. Она вернулась в дом и пошла прямиком на кухню, где ключница в одиночестве чистила морковь. Старая женщина окинула Сильвину быстрым взглядом и грубовато сказала:
– Устала, наверное?
Сильвина покачала головой и опустилась на лавку.
– Сестра к себе зовет.
– Да и поезжай.
– Матушка вряд ли обрадуется.
– И пусть.
Сильвина невольно фыркнула. Ключница посмотрела на нее и скупо улыбнулась.
– Как же ты на мать похожа.
– Мама красивая была.
– Очень похожа. Если бы не это.
Ключница ткнула себя пальцем в щеку, и Сильвина невольно поморщилась. Родимое пятно, совсем крошечное, на ее правой щеке любили обсудить люди, которые прозвали Сильвину «проклятой девкой».
«Это ее черт лизнул, когда из печи тащили», – шептались за ее спиной.
Что эти слова означали, Сильвина не знала, да и не хотела знать.
– А Велена разве на маму не похожа?
– Нет! Совсем нет. Велена простенькая… И заботы у нее суетливые. А твоя мать была как ясный день. Такая добрая. Всегда веселая. К каждому могла подступиться. А уж как плясать выходила, никто от нее глаз не мог отвести. Велимир ее с детства любил, а она все над ним шутила. А тетка твоя страшно ревновала, она по нему уже тогда сохла.
Об этом Сильвина прежде не слыхала. Она знала, что Таяна, ее родная мать, будучи совсем молоденькой девушкой, вышла замуж за красивого дворянина из западных земель, но прожила в счастливом браке всего полтора года. Муж умер от страшной лихорадки, которая выкосила половину города. Та же болезнь поразила и Сильвину, когда ей не было и года, но мать ее выходила. Потеря любимого супруга повергла Таяну в отчаяние, и она вернулась в родные места, где наконец согласилась на предложение Велимира. Родилась Велена. Не прошло и семи лет после свадьбы, как мать погибла – неудачно упала с лестницы. Младшая сестра матери пришла в дом, чтобы заботиться о дочерях покойной, а потом стала женой воеводы.
Сильвина всегда считала, что их сблизило общее горе, однако слова ключницы казались правдивыми. После стольких лет брака матушка все еще с обожанием смотрела на отца, а тот был сдержан и с нею, и с дочерьми. Страдал ли он по покойной жене? Этого Сильвина не знала, но полагала, что так и было.
Она глубоко уважала и любила людей, которых привыкла называть родителями, но иногда ее охватывала пронзительная тоска по ласковой матери, в объятьях которой она провела раннее детство, и даже по настоящему отцу, образ которого не отложился в ее памяти. Велена же страшно ревновала к воспоминаниям о родной матери, и их тетке приходилось чуть ли не вымаливать у девочки привязанность. Впрочем, Велена всегда оставалась любимицей, и это было понятно: она все-таки младшая дочь и родной ребенок воеводы.
– Поезжай, – подытожила ключница, когда Сильвина вновь достала письмо и уставилась на сломанную печать из красного воска. – Здесь все хорошо будет. Теперь мы и сами справимся.
Сильвине не потребовалось много времени на сборы. Она взяла с собой четырех всадников для защиты, а еще девушку, которая ей прислуживала, и отправилась в путь.
Едва коляска выехала за врата, маленький отряд вдруг накрыла тень, как от крыльев огромной птицы. Сильвина отпрянула от окна, зажмурилась и горячо зашептала молитву.
Через час они выехали на большую дорогу, и Сильвина, охваченная непонятным чувством, оглянулась на родную деревню. Что-то ей подсказывало, что она долго еще не увидит эти места.
