Kitobni o'qish: «Развод. Мы больше не твои»
Глава 1
Сегодняшнее утро началось, как и предыдущие триста шестьдесят штук. Резко, сумбурно и в режиме «не успеваю нормально поесть». Честное слово, когда дети пойдут в садик, я буду минимум неделю сидеть у окна, пить кофе и медитировать, наслаждаясь видом.
Но до этого славного момента еще примерно от трехсот шестидесяти до семисот двадцати загруженных будней мамы, у которой сразу двое маленьких детей, а любимый супруг в постоянных разъездах, зарабатывает на нашу счастливую жизнь.
– Ай, – вздрагиваю от неожиданности, ощутив нечто липкое у себя на лбу, – ты зачем в маму кашей запустила? Если у вас с братом сегодня первый день рождения, это не значит, что нужно вести себя так, как вам заблагорассудится!
Дочь на мое замечание лишь задорно смеется, заставляя и меня сменить гнев на милость. С маленькими детьми не может быть по–другому.
Заканчиваю наш завтрак, попутно прибираю кухню и жду свекровь. Сегодня у нас знаменательный день, год назад на свет появились мои крошки, и к нам в гости придут родственники. Мать мужа милостиво вызвалась посидеть с двойняшками, пока я буду готовиться к празднику. Не знаю, что бы я без нее делала, ведь другой бабушки у нас нет.
У меня есть лишь двоюродная тетка, но она в двух тысячах километрах отсюда. И виделись мы с ней в последний раз, когда я осталась одна. Потом завертелась семейная жизнь, работа, и ни я, ни она так и не смогли ни разу выкроить время поехать за две тысячи километров. Да и желания, видимо, не было. Отношения у нас с теткой всегда были натянутыми.
Но не буду предаваться грустным воспоминаниям. У меня сегодня праздник. И наконец–то мой дорогой, мой Глебушка, вернется домой.
Вытаскиваю телефон, там сообщения от кондитера, аниматоров и фотографа. От Глеба ничего нет.
Он наверняка просто торопится к нам, не стал тратить время на звонки и сообщения. Да и зачем, если мы скоро увидимся, верно?
Согласовываю вопросы по телефону и выбегаю на улицу, увидев из окна свекровь.
– Анна Николаевна, вы пришли, – радостно приветствую женщину. – Давайте помогу с пакетами.
– Конечно, я пришла, Ольга, день рождение моих единственных внуков, я не могла его пропустить, – свекровь скидывает плащ мне в руки, разувается и проходит внутрь. – Ты все–таки повесила эти дурацкие рюши, я ведь дарила вам отличную серую тюль, она бы идеально гармонировала со стенами.
– Я не могу находиться в серой гостиной, она для меня обезличенная, мне нужно яркое пятно, говорящее, что здесь есть жизнь. Когда Глеб вернется, предложу ему перекрасить стены.
– Вот и зря, у моего сына отличный вкус, тебе надо у него поучиться, Оленька, – снисходительно произносит Анна Николаевна. – Ладно, где мои любимые внуки.
– Идемте, – отвечаю с улыбкой, не продолжая наш вечный спор про убранство дома.
Дети рады видеть бабушку, она из–за своей занятости нечастый гость в нашем доме. У нас, в принципе, нет частых гостей, все наше окружение занятые личности, одна я «просиживаю штаны» в декрете. Но я ни на кого не в обиде, я считаю, что мне повезло, и все у меня в жизни складывается отлично.
Выбегаю на улицу и торопливо сажусь в машину. Еще столько дел, мне хочется устроить идеальный праздник для крошек, и неважно, что останется он лишь в моей памяти. Детки потом будут смотреть фотографии, и им наверняка будет интересно.
Снова бросаю взгляд на телефон, но там нет ничего нового.
Думаю, какого черта, и набираю Глебу сама. Он должен быть в пути, если что, не возьмет трубку и поругается дома, что отвлекала от дороги. Он вообще не любит, когда я звоню, а он занят. И в этот раз в трубке раздаются долгие гудки.
С досадой откидываю телефон на пассажирское сидение и сосредотачиваюсь на насущном. Глеб приедет, никуда не денется, он обещал.
Через несколько часов возвращаюсь домой с кучей пакетов из кулинарии и, конечно, тортом мечты. И снова звоню супругу. Ему бы пора уже появиться, гости скоро придут, и я начинаю волноваться, не случилось ли чего в пути. Но снова меня постигает неудача. Более того, длинные гудки в конце переключаются на автоответчик, и с этих пор при следующих звонках автоответчик у Глеба срабатывает сразу.
– Анна Николаевна, вы с Глебом сегодня созванивались? – спрашиваю обеспокоенно, заходя в гостиную.
Поправляю платье и надеваю свои любимые длинные серьги, которые Глеб подарил мне на нашу первую годовщину. В декрете нет повода их надевать, и сегодня я принаряжаюсь по полной.
– Вырез у платьишка не слишком ли открытый, Оленька? Не заболеешь? – заботливо интересуется свекровь. – А сережки хороши. Я помню, Глебушка советовался со мной, понравятся ли тебе. И да, он звонил утром, говорил про какой–то сюрприз для детей, а потом связь прервалась.
– А, ясно, – киваю, – ну, хорошо.
Мне немного обидно, что Глеб набрал матери, а я не получила даже сообщение, но я быстро одергиваю себя. Она ведь сказала, что связь прервалась, звонок наверняка был коротким, Глеб был в пути, и он знал, что Анна Николаевна придет к нам сегодня и все мне расскажет.
Вскоре начинают собираться гости. Приезжает свекор, тетя и дядя Глеба, его двоюродная сестра с мужем. Из пар с детьми только наши с Глебом друзья по институту. Я рада, что Толик с Машей смогли прийти, иначе аниматоры были бы практически бессмысленны.
– Дорогая, как же здорово ты все устроила, и я так рада, что мы наконец–то собрались, – подходит ко мне Маша после окончания развлекательной программы для детей. – А где Глеб? Мне казалось, у него заканчивается очередная командировка.
– Так и есть, – с трудом выдавливаю из себя вымученную улыбку, вопрос подруги затронул во мне новую волну беспокойства за мужа, – было, по крайней мере. Я уже и не знаю, что думать.
– О, не стоит, я уверена, все с ним нормально! Он, кажется, писал что–то Толику с утра по работе, – беззаботно отзывается Маша.
И другу он писал, а родной жене, родившей ему двух долгожданных детей, ни строчки не отправил.
Мое настроение портится окончательно, и появляется стойкое желание разогнать всех гостей по домам, все равно дети уже получили впечатлений на месяц вперед, и я понятия не имею, как буду укладывать их спать после сильного перевозбуждения.
Но тут на подъездной дорожке у дома появляется машина с надписью курьерской службы.
– Это, наверное, сюрприз от Глебушки, – комментирует свекровь, которая тоже заметила автомобиль.
– Я схожу, – коротко отвечаю, оставляя гостей в доме.
– Я помогу тебе, Оленька, – отзывается Анна Николаевна, – зная моего Глебушку, ты одна не справишься.
Мы вместе выходим за ворота, я быстро расписываюсь на листке курьера, и он вручает нам два больших запакованных подарка.
– Надо было Михаила Юрьевича позвать, – растерянно бормочу, смотря на все это великолепие и думая лишь о том, где сам Глеб, почему курьер, а не он, привез детям подарки.
Во мне еще теплится надежда на то, что подарки слишком большие, ведь в личный автомобиль они с трудом влезут, и Глеб посчитал, что успеет приехать и вручить все лично. Но после двух больших коробок курьер дает мне огромный букет белых роз.
– Это тоже вам, – произносит парень, подмигивая, – с праздником!
– Ага, спасибо, – бормочу, на автомате утыкаясь носом в цветы.
Они пахнут восхитительно, и я обожаю белые розы, но я хочу увидеть своего мужа, а не цветы.
К букету приколот конверт. Дрожащими руками снимаю его, перехватывая цветы левой рукой. Внутри находится листок с посланием от Глеба.
«Лучшей женщине на свете, подарившей мне двух замечательных детей. Прошу, прости, что не успел приехать. Когда вернусь, ты поймешь, почему я остался. После этой командировки наша жизнь развернется на сто восемьдесят градусов. Всегда твой Глеб».
Дочитываю написанное и с трудом тут же не выкидываю бумагу на газон. Обида на мужа застилает мой разум.
– Олечка, какие красивые цветы, – раздается сзади голос Анны Николаевны, – ну же, иди к нам, поставишь их в вазу и еще полюбуешься. Пора резать торт.
– Да, вы правы, – отвечаю чуть сдавленным голосом, проглатываю ком в горле и так и не позволяю слезам пролиться. – Нужно дать торт детям, а то они уже устали.
Возвращаюсь в дом, быстро взбегаю на второй этаж и кладу букет на кровать в нашей с Глебом спальне. Хотя правильнее будет ее называть моей личной спальней, ведь муж в ней нечастый гость.
Собираюсь уже вернуться к гостям, чтобы добить праздник, нет сил и желания заниматься цветами, а дети не виноваты, что мама устала, они должны получить сегодня все, но из букета выпадает еще один конверт. Он из более плотной бумаги, ярко–розового цвета. Даже странно, что я его сразу не заметила.
Затаив дыхание, поднимаю конверт, мое сердце при этом колотится как заполошное. Вроде разумом я понимаю, что бояться нечего, ведь это прислал Глеб, но в душе мне очень страшно.
Наконец–то открываю конверт, из–за трясущихся пальцев его содержимое вываливается прямо на пол. Это не еще одно послание. Это фотографии. Много фотографий. И все они с Глебом.
Вот только он на них не один.
Глава 2
Моргаю несколько раз, но увиденное не исчезает. Истинный смысл фотографий медленно доходит до моего сознания. Осторожно провожу по ярким картинкам пальцами, словно если я их потрогаю, что–то изменится, не знаю, девица внезапно исчезнет или хотя бы окажется более одетой?
Но, конечно, ничего такого не происходит. Магии в нашем мире нет, есть только голые факты. И они в данный момент беспощадно бьют по моей психике.
Мой мозг генерирует отвлеченные мысли, не давая скатиться в истерику. Например, то, что девушка на фотографии красивая, я произнесла про себя уже раз десять, наверное. А еще она блондинка. Глебу всегда нравились блондинки, уж я–то знаю, лет десять как дополнительно обесцвечиваю свои русые волосы.
– Оленька, где же ты? Вазу никак не найдешь для Глебушкиного подарка? Мы торт достали, – доносится до меня голос свекрови.
Она уже близко, вот–вот войдет в спальню, и эта мысль отрезвляет меня.
Быстро поднимаюсь на ноги и заталкиваю ненавистные фотографии под кровать. Едва успеваю, как Анна Николаевна открывает дверь и с любопытством осматривается.
– Я иду. С цветами ничего страшного не случится, – отрывисто произношу и делаю шаг вперед.
– Нет–нет, ни в коем случае! – восклицает мать Глеба. – Я сама их поставлю, помогу тебе.
Она бесцеремонно заходит внутрь и берет букет с кровати, разглаживая складочки на покрывале. Потом ее цепкий взгляд падает на ярко–выкрашенный подоконник, то самое необходимое мне пятно среди общего безликого интерьера.
Анна Николаевна недовольно поджимает губы и уже собирается что–то сказать, но я не в состоянии слушать ее нравоучения. Только не сейчас, когда я узнала, чем на самом деле так занят ее сын в командировках.
– У меня нет вазы под этот букет, – бесцеремонно отбираю цветы у свекрови, – не нужно было Глебу так тратиться, все равно завянут.
– Ой, я же привезла подходящую вазу! – восклицает Анна Николаевна. – Вернее, Мишенька привез, я его попросила. Идем скорее.
Буквально заставляю себя выйти из комнаты вслед за матерью Глеба. В голову закрадывается малодушная мысль, что когда я вернусь ночью в спальню, никаких фотографий уже не будет. И можно будет сделать вид, что ничего не произошло, мой брак все так же образцово прекрасен.
Ваза действительно находится в машине Михаила Юрьевича. И именно такого размера, как нужно.
– Удивительная предусмотрительность, вы как будто знали, какая ваза мне понадобится, – безэмоционально комментирую, засовывая ненавистный веник в воду.
– Хм, – на мгновение на лицо Анны Николаевны набегает тень, а у меня появляется подозрение о том, что она в курсе дополнительного конверта с сюрпризом, – я не скажу, что знала, но такая мысль у меня была, скрывать не буду.
Ее реплика прозвучала крайне двояко. Или это я теперь везде ищу двойное дно? В любом случае, пока я не начала спрашивать свекровь, о чем именно она догадывалась и почему не сказала мне, я отворачиваюсь к торту.
– Наконец–то задуем свечи, – натягиваю на себя улыбку и зажигаю свечку.
А не отнеслась бы я отрицательно к самой свекрови, скажи она мне, что Глеб мне изменяет? Гонцов плохих вестей никто не любит.
И что же мне делать теперь? Поделиться с ней? Спросить совета? Своей–то матери у меня нет.
– Какие молодцы, задули свечку, мои хорошие пошли в папочку, – в мой разум проникают слова Анны Николаевны, и я не сразу понимаю, что пропустила важный момент в дне рождении детей, зависнув в своих мыслях.
Спасибо Маше, она снимала нас на камеру. Смогу увидеть все со стороны.
– В папочку, ха, – усмехаюсь, – я тоже могла задуть свечку на торте в год. Это не показатель гениальности или какого–то особого таланта. А внешне так вообще оба больше на меня похожи. По крайней мере, пока что.
Свекровь постоянно расхваливает своего сына, а меня пытается задвинуть на второй план. И обычно я отношусь к этому с юмором. Глеб единственный ребенок в семье, и любовь матерей к их мальчикам давно и красочно проиллюстрирована в литературе и кинематографе. Да и трудно найти семью без одной такой истории. Но сейчас я не в состоянии шутить и легко ко всему относиться.
– А вот у нас что старший, что младшая не смогли задуть свечку на торте даже в два. Так что, Оль, у вас семья гениев, – говорит Маша, пытаясь разрядить атмосферу.
– А–хах, – выдавливаю из себя натужный смех. – Ладно, давайте пить чай и расходиться. Мне еще это все убирать и детей укладывать.
– Так, может, давай мы поможем. Чего ты одна будешь все здесь драить, – предлагает подруга, смотря на меня сочувствующе.
– Глебушка предлагал Оленьке нанять приходящую помощницу по хозяйству, она отказалась, – тут же вставляет свои пять копеек Анна Николаевна.
Да, предлагал. Я же, дура, семейный бюджет берегла и из себя героиню строила. Да и как предлагал, один раз спросил мимоходом и все. Формально изобразил из себя заботливого мужа, по факту оставшись равнодушным.
– А знаете, завтра вызову клининг, вы правы. Что же, чай, – хлопаю в ладоши и с преувеличенным энтузиазмом тороплюсь на кухню.
Глава 3
Гости ушли. На удивление, дети улеглись спать без истерик. Без дневного сна у меня теперь целый поздний вечер наедине с собой.
Медленно обвожу глазами сантиметр за сантиметром каждой комнаты в нашем с Глебом доме. Вот тут я уступила желанию мужа поставить панорамные окна, чтобы любоваться рассветами и закатами. В итоге получилось красиво, не спорю, мне нравится, но я любуюсь природой, как правило, в гордом одиночестве и вполне обошлась бы без этого.
Дальше у нас идет чисто мужской кабинет, как будто в нашем доме минимум триста квадратов, и разнополых детей не нужно будет расселять по мере их взросления.
А тут у нас должна была встать этажерка с комнатными цветами. Я до сих пор вижу в своей голове, как красиво и зелено было бы здесь, осуществи я желаемое.
Но Глеб убедил меня, что в общий минималистичный стиль дома целая куча растений не впишется. Да и куда мне за ними ухаживать, я ведь тоже работала до рождения двойняшек.
И точно так же, как и сейчас, большинство времени дома проводила без мужа. Как–нибудь нашла бы силы на растения, никуда бы не делась.
А цвет стен в нашем доме? Он же ненавистно–минималистично–серый!
Это я еще не вспоминаю всякие мелочи типа картины, которую я хотела повесить в спальне, но она, по мнению Глеба, хорошо смотрелась в дальнем углу коридора, зато его дурацкий постер я обязана лицезреть каждый день.
Хотя…
Стремительно захожу в нашу спальню и срываю постер над кровать. Глеб так и не потрудился приобрести для него рамку.
– Хватит с меня всего серого, хватит надоевшей минималистичности, – приговариваю, с остервенением отдирая уголки, – я больше не собираюсь с этим мириться. Ай! – неловко ударяюсь о спинку кровати. – Да что ж такое–то! – восклицаю в потолок и неожиданно для себя начинаю рыдать.
Причем рыдаю сильно, с надрывом, хорошо, дверь плотно закрыла, не должна разбудить детей, а то моим завыванием сейчас позавидовала бы сама банши, которая является ирландской предвестницей смерти, согласно преданиям.
Скатываюсь с кровати на пол, а мои завывания все не утихают. Я никогда не представляла, что во мне столько слез. Они всегда были в глубине, на самом дне моей сущности, а тут внезапно поднялись на поверхность и прорвали годами выстраиваемую плотину.
Мне так жалко себя. Я, наверное, даже не представляла себе до этого дня, сколько раз я уступала Глебу. И что в итоге?
Я рожаю ему детей, обслуживаю его дом, а он развлекается с какой–то белобрысой девкой и даже не потрудился приехать на день рождение сына и дочки. Хватаю с тумбочки нашу с Глебом фоторамку и швыряю ее в стену.
– Скотина, – цежу сквозь зубы.
Наконец–то поток слез прекратился, осталась только икота, лишний раз напоминающая, насколько я жалкая.
Видеоняня издает шорохи, испуганно хватаю ее, но на экране с трансляцией все нормально. Фух, к счастью, моя истерика не разбудила детей. Кладу видеоняню на прикроватную тумбочку и цепляюсь взглядом за телефон.
Я страшусь взять его в руки, очень страшусь. Словно, возьми я его, и все, пути назад не будет. Останется только одна дорога. А я до сих пор не уверена, что хочу по ней идти. Да, надо, да, обида и предательство обязывают, но я не хочу.
Неизвестно, сколько бы я так просидела, но тут мой телефон внезапно оживает. Кто–то звонит, и я снова страшусь.
Мое поведение глупое, нужно с ним завязывать. В конце концов, от этого разговора никуда не деться, я не собираюсь бить себя по голове в надежде вызвать амнезию. И никаких притянутых за уши оправданий поведению Глеба на фотографиях тоже не будет. И потому какого черта.
– Алло, – произношу решительно, нажимая на сигнал вызова.
Глава 4
– Оленька, деточка, я там у тебя, кажется, забыла свою кашемировую накидку, – в телефоне раздается совсем не тот голос, который я ожидала услышать.
Смотрю на экран, да, мне не показалось. На эмоциях сама себе что–то там в голове придумала и рада стараться.
– Обязательно посмотрю, Анна Николаевна, не волнуйтесь. Я ее никуда не дену, если найду, – отвечаю устало.
Мне вообще плевать на какую–то кофту, у меня жизнь рушится, а она об одежде.
– Спасибо, милая. Ну как ты там? Детки уснули? Глеб звонил?
Свекрови мало спросить по делу, ей еще и светский разговор нужно завести.
– Как обычно. Да. Нет, – отвечаю безэмоционально.
На языке так и вертятся едкие слова про ее любимого Глебушку в обнимку со светловолосой красавицей. Но я молчу. За столько лет брака привыкла молчать, и от этой привычки не так–то легко избавиться.
– Какая–то ты расстроенная, случилось чего? Глеб что–то не то написал в букете?
Должно быть, у меня паранойя, но мне слышится намек в словах Анны Николаевны. Она знает? Может быть, все вокруг знают? Раз Глеб сегодня кому только не звонил, кроме меня!
– Устала. И да, не то, – произношу отрывисто.
– Милая, понимаю, долгий изматывающий день, да еще муж не приехал, а ты так ждала. Но ты сама должна понимать, у вас двое маленьких детей, ты не работаешь, вот Глебу и приходится вкалывать больше, чем раньше, – льется приторный голос в трубке.
– Предлагаете мне сдать двойняшек в государственные ясли и вернуться на работу? Детей не жалко? Или, быть может, вы будете с ними сидеть? Вы же любящая бабушка, в конце концов! – не могу сдержать сарказм.
– Нет–нет, детки должны быть с мамой, это несомненно. Да и ты их так долго ждала, Глеба на искусственное оплодотворение уговорила, хотя все были против. Нет–нет, теперь наслаждайся.
Вот сейчас я совсем не понимаю, что происходит, и что за бес вселился в мою свекровь.
– Вы это к чему? Вам внуки не нужны? Вы прекрасно знаете, что обычным способом у нас долго не получалось. Мы должны были сдаться и остаться бездетными? Найти радость жизни в чем–то ином?
Запоздало думаю, что, возможно, Анна Николаевна не хотела обидеть, не было никакого сарказма, а я выплеснула на нее эмоции. А ведь это не она не приехала на день рождения детей, она–то как раз здесь присутствовала.
– Простите, не хотела срываться, – винюсь, опережая ответ женщины. – Поищу я вашу кофту, но не сейчас, я устала.
– Понимаю, Оленька, понимаю. Ты так старалась сегодня, развлекала нас. А денег потратила небось немерено. И все–то ради деток, понимаю, у тебя сейчас все ради деток. О Глебушке уже так не печешься как раньше, да? – льется приторный голос в трубке.
На секунду зависаю. Она надо мной издевается? Или она всегда была такой, а я не замечала, списывала на безобидное ворчание, чуть ли не второй матерью ее считала.
Используя живое воображение, я могу услышать, как мои розовые очки покрываются трещинами.
В отношениях со свекром я тоже чего–то не замечала? Он считает меня недостойной партией для сына? Обслуживающим персоналом?
А наши совместные друзья, как они меня видят? Ведь Толик с Машей живут гораздо скромнее. Тоже считают меня тунеядкой, удачно выскочившей замуж?
И кто я, в итоге, без Глеба? Никто?
Должно быть, даже не полноценная мать детей, ведь они у меня из пробирки.
Или это мои дети для окружающих какие–то не такие, раз получились с помощью чудес медицины?
Ну нет, о детях я не позволю говорить и думать плохое. Пусть идут они все лесом.
– Вы полагаете, что важнее уделять повышенное внимание взрослому мужчине, а не годовалым двойняшкам? И это при том, что этот самый мужчина уже давно не появлялся дома! – наверное, чуть ли не впервые повышаю голос на свекровь.
– Так, может, он потому и не появлялся, что дети из пробирки вытеснили его место рядом с тобой, – ехидно произносит Анна Николаевна и бросает трубку.
