Сашка

«Сашка» Лермонтова крайне любопытен не только сам по себе, но и в плане истории своего создания и публикации. Написана поэма была в 1835-36 годах, и самим Лермонтовым, очевидно, не была воспринята всерьез. «Сашку» обычно сравнивают с «Евгением Онегиным» и, в общем, небезосновательно; возможно, Лермонтов посчитал эту вещь излишне подражательной или шуточной, не знаю. Сейчас-то всякий читатель может убедиться, что «Сашка» произведение вполне самостоятельное и зрелое. Более того «Сашка», по-моему, обладал всеми качествами, чтобы стать литературной сенсацией своего времени, то есть не того времени, когда он был написан, но того времени, когда он был опубликован, а опубликован он был только в 1882 (!) году (правда, с многочисленными цензурными вставками, но я так и вообще не совсем понял, какой все-таки вариант текста мы читаем сегодня; авторского варианта, как можно понять, в природе не существует). Однако, не очень похоже, чтобы публикация «Сашки» вызвала какую-то сенсацию. Ну, появилось новое произведение Лермонтова, сопоставимое по значению с «Евгением Онегиным» - подумаешь! Каждый день что-то такое происходит, не так ли?

На содержании особенно останавливаться не буду – молодой повеса, уставший от света; любовные приключения (описанные, надо сказать, довольно откровенно), неизбежный антагонизм «общество-личность», и т.д. Крайне любопытен закадровый голос автора. Как-будто бы «Лермонтов жизнерадостный» борется с «Лермонтовым привычно мизантропично-байроничным». Уже и начало поэмы в этом смысле весьма показательно:

Наш век смешон и жалок, - все пиши Ему про казни, цепи да изгнанья, Про темные волнения души, И только слышишь муки и страданья. Такие вещи очень хороши Тому, кто мало спит, кто думать любит, Кто дни свои в воспоминаньях губит. Впадал я прежде в эту слабость сам, И видел от нее лишь вред глазам; Но нынче я не тот уж, как бывало, - Пою, смеюсь. Герой мой добрый малый.

Но долго смеяться Лермонтов все же не умеет:

К чему, куда ведет нас жизнь, о том Не с нашим бедным толковать умом; Но исключая два-три дня да детство, Она, бесспорно, скверное наследство.

Ну а я бы все же сказал, что последнее утверждение довольно спорно, хотя и не безосновательно… В общем, здесь есть простор – о чем потолковать, включив наши бедные умы:)

Прилично б было мне молчать о том, Но я привык идти против приличий, И, говоря всеобщим языком, Не жду похвал. — Поэт породы птичей, Любовник роз, над розовым кустом Урчит и свищет меж листов душистых. Об чем? Какая цель тех звуков чистых? — Прошу хоть раз спросить у соловья. Он вам ответит песнью… Так и я Пишу, что мыслю, мыслю что придется, И потому мой стих так плавно льется.

Замечательная поэма, по всей видимости, не законченная, но остроумная и игривая, изобилующая юмором и прелестными чувственными образами. В этом произведении Лермонтов избрал исключительно насмешливый тон, едко изобразив нравы высшего света. Досталось всем и всему: и мужчинам, и женщинам, и любви, и дружбе. В чем-то «Сашка» созвучен «Евгению Онегину» Пушкина, в чем-то гораздо более прямолинеен и даже жесток. Очевидно, для Лермонтова эта поэма была забавной игрой, она написана легко, упоительна в своем искрометном юморе и изящной легкости описываемых событий. Я прикипела сердцем к Сашке и расстаться с ним так скоро было даже болезненно. Чтение поэмы доставило истинное удовольствие и признаюсь, она понравилась мне больше «Евгения Онегина», хоть ни по объему, ни по проработанности сюжета не может с ним соперничать (но вот такой парадокс).

Собственно, в тексте поэмы автор сам поясняет свой замысел и то, как следует воспринимать это его творение.

Пускай от сердца, полного тоской И желчью тайных тщетных сожалений, Подобно чаше, ядом налитой, Следов не остается… Без волнений Я выпил яд по капле, ни одной Не уронил; но люди не видали В лице моем ни страха, ни печали, И говорили хладно: он привык. И с той поры я облил свой язык Тем самым ядом, и по праву мести Стал унижать толпу под видом лести…

Исследователи предполагают, что Лермонтов работал над этим произведением в период с 1835 по 1839 гг. Но скорее всего, оно было написано в 1835-36гг. Поэма «Сашка» в отдельных моментах автобиографична. Она отражает наблюдения и впечатления поэта, связанные с реальными фактами его жизни. Таковы строфы, повествующие о домашнем воспитании героя, о студенческих годах его жизни, о быте московского барства. Однако центральное действующее лицо поэмы, «друг» поэта — Сашка, не имеет определенного прообраза. Он — образ собирательный, наделенный чертами, типичными для многих современников поэта. В основе произведения Лермонтова лежит повествование о бесплодной жизни одного из «героев» современной поэту действительности. Следуя за Пушкиным, Лермонтов в форме непринужденных поэтических записок, лирических размышлений, иногда средствами иронического повествования и сатиры ставил в своей поэме те же вопросы, которые определили идейный замысел «Евгения Онегина», а в его собственном творчестве — «Думы» и «Героя нашего времени».

Дальше...

Главный герой.

Итак, обратим взор на главного героя поэмы Сашку. Он- типичный представитель своего времени и общества. Идет по жизни легко, балагурит, постоянно меняет дам, часто влюбляется и любит веселые, а иногда и опасные забавы. Ниже я привожу строки, которые дают читателю понять, что для этого героя, вероятно, подразумевался тернистый жизненный путь (хоть, вполне возможно и короткий), который изменил бы его и заставил пройти некое духовное преображение. Но поэма не раскрывает этих возможных замыслов, она ограничивается насмешливым повествованием о детстве и юности героя.

Он был мой друг. Уж нет таких друзей… Мир сердцу твоему, мой милый Саша! Пусть спит оно в земле чужих полей, Не тронуто никем, как дружба наша, В немом кладбище памяти моей. Ты умер, как и многие, без шума, Но с твердостью. Таинственная дума Еще блуждала на челе твоем, Когда глаза сомкнулись вечным сном; И то, что ты сказал перед кончиной, Из слушавших не понял ни единый.

Посмотрим на Сашку внимательнее.

Он ловок был, со вкусом был одет, Изящно был причесан и так дале. На пальцах перстни изливали свет, И галстук надушен был, как на бале. Ему едва ли было двадцать лет, Но бледностью казалися покрыты Его чело и нежные ланиты, — Не знаю, мук ли то последних след, Но мне давно знаком был этот цвет, — И на устах его, опасней жала Змеи, насмешка вечная блуждала.

Заметно было в нем, что с ранних дней В кругу хорошем, то есть в модном свете, Он обжился, что часть своих ночей Он убивал бесплодно на паркете И что другую тратил не умней… В глазах его открытых, но печальных, Нашли бы вы без наблюдений дальных Презренье, гордость; хоть он не был горд, Как глупый турок иль богатый лорд, Но всё-таки себя в числе двуногих Он почитал умнее очень многих.

Сашка рос ребенком непоседливым, страсти кипели в нем уже с юных лет. В раннем возрасте он потерял мать, отца с детства ненавидел за то, что тот его сек. Детство и юность его прошли под знаком стремления к страстям и развлечениям. Как мы видим, портрет вырисовывается довольно типичный, но есть что-то, что с неимоверной силой привлекает в этом герое. Поэма написана так легко и изящно, что читатель очень быстро проникается переживаниями главного героя, сопереживает его чувствам, влюбленностям, относится к Сашке, как к доброму другу. Это просто какая-то магия данной поэмы - казалось бы, она так проста, но все же производит большое впечатление.

72

Он был рожден под гибельной звездой, С желаньями безбрежными, как вечность. Они так часто спорили с душой И отравили лучших дней беспечность. Они летали над его главой, Как царская корона; но без власти Венец казался бременем, и страсти, Впервые пробудясь, живым огнем Прожгли алтарь свой, не найдя кругом Достойной жертвы, — и в пустыне света На дружний зов не встретил он ответа.

Пусть скажет он, что бесом одержим Был Саша, — я и тут согласен с ним, Хотя, божусь, приятель мой, повеса, Взбесил бы иногда любого беса.

Великолепны и чувственные моменты поэмы. Они описаны порою очень даже смело и всегда с юмором, игриво и непринужденно. Не могу не процитировать лучшие из них.

35

Он руку протянул, — его рука Попала в стену; протянул другую, — Ощупал тихо кончик башмачка. Схватил потом и ножку, но какую?!.. Так миньятюрна, так нежна, мягка Казалась эта ножка, что невольно Подумал он, не сделал ли ей больно. Меж тем рука всё далее ползет, Вот круглая коленочка… и вот, Вот — для чего смеетесь вы заране? — Вот очутилась на двойном кургане…

36

Блаженная минута!.. Закипел Мой Александр, склонившись к деве спящей. Он поцелуй на грудь напечатлел И стан ее обвил рукой дрожащей. В самозабвеньи пылком он не смел Дохнуть… Он думал: «Тирза дорогая! И жизнию и чувствами играя, Как ты, я чужд общественных связей, — Как ты, один с свободою моей, Не знаю в людях ни врага, ни друга, — Живу, чтоб жить как ты, моя подруга!

Нет, надо разбудить меня… Постой, Я отомщу». И за руку схватила Его проворно и… и укусила, Хоть это был скорее поцелуй. Да, мерзкий критик, что ты ни толкуй, А есть уста, которые украдкой Кусать умеют сладко, очень сладко!..

42

Она прижалась к юноше. Листок Так жмется к ветке, бурю ожидая. Стучало сердце в ней, как молоток, Уста полураскрытые, пылая, Шептали что-то. С головы до ног Она горела. Груди молодые Как персики являлись наливные Из-под сорочки… Сашкина рука По ним бродила медленно, слегка… Но… есть во мне к стыдливости вниманье — И целый час я пропущу в молчанье.

88

И Саша был четырнадцати лет. Он привыкал (скажу вам под секретом, Хоть важности большой во всем том нет) Толкаться меж служанок. Часто летом, Когда луна бросала томный свет На тихий сад, на свод густых акаций, И с шопотом толпа домашних граций В аллее кралась, — легкою стопой Он догонял их; и, шутя, порой, Его невинность (вы поймете сами) Они дразнили дерзкими перстами.

96

Упал! (прости невинность!). Как змея, Маврушу крепко обнял он руками, То холодея, то как жар горя, Неистово впился в нее устами И — обезумел… Небо и земля Слились в туман. Мавруша простонала И улыбнулась; как волна, вставала И упадала грудь, и томный взор, Как над рекой безлучный метеор, Блуждал вокруг без цели, без предмета, Боясь всего: людей, дерев и света…

Немало шпилек досталось дамам, рассказывая о которых, Лермонтов упомянул и кокетливость, и ветреность, и склонность к неверности. Но с не меньшей честностью и откровенностью поэт высмеял и нрав отца Сашки, старого и бессердечного развратника, пытающегося совращать юных девушек.

53

Благодари меня, о женский пол! Я — Демосфен твой: за твою свободу Я рад шуметь; я непомерно зол На всю, на всю рогатую породу! Кто власть им дал?.. Восстаньте, — час пришел! Конец всему есть! Беззаботно, явно Идите вслед за Марьей Николавной! Понять меня, я знаю, вам легко, Ведь в ваших жилах — кровь, не молоко, И вы краснеть умеете уж кстати От взоров и намеков нашей братьи.

Но, не смотря на всю легкость, присутствуют в поэме и весьма любопытные философские моменты, которые проскальзывают как бы между делом. Поэт словно отвлекается от выбранного насмешливого тона и периодически пускается в серьезные и глубокие размышления.

47

И всё исчезнет. Верить я готов, Что наш безлучный мир — лишь прах могильный Другого, — горсть земли, в борьбе веков Случайно уцелевшая и сильно Заброшенная в вечный круг миров. Светилы ей двоюродные братья, Хоть носят шлейфы огненного платья, И по сродству имеют в добрый час Влиянье благотворное на нас… А дай сойтись, так заварится каша, — В кулачки, и… прощай планета наша.

48

И пусть они блестят до той поры, Как ангелов вечерние лампады. Придет конец воздушной их игры, Печальная разгадка сей шарады… Любил я с колокольни иль с горы, Когда земля молчит и небо чисто, Теряться взором в их цепи огнистой, — И мнится, что меж ними и землей Есть путь, давно измеренный душой, — И мнится, будто на главу поэта Стремятся вместе все лучи их света.

В итоге, перед нами прелестная поэма: легкая, насмешливая, чувственная, изящная, но вместе с тем, не приторная, а напротив- прямолинейная и честная.

Да, здесь очевидна целенаправленная подражательность Пушкину, конечно это почти прямая отсылка к "Евгению Онегину" (не смотря на отсутствие прямых посвящений в тексте, как например в "Тамбовской казначейше), но я здесь вижу и "Руслана и Людмилу", и "Домик в Коломне", и "Полтаву", и "Героя", а тут прям самый-самый то ни наесть экстрагированный Лермонтов с его "Демоном"...Совершенно не удивилась, когда узнала, что поэма была опубликована с серьезными купюрами почти через полвека после смерти Лермонтова - да даже если бы она была полностью закончена, такие откровенности, знаете ли, цензура конечно не допустила бы. Да и дело даже не в эротической составляющей - это типичное для Лермонтова дерзкое, даже провокационное неприятие петербургского света, всего образа жизни и города Петербурга как такового, в очередной раз противопоставление его "милой Москве", это насмешливое предпочтение в качестве главной героини произведения не светской женщины (и даже не уездной барышни), а московской шлюхи-еврейки да крепостной крестьянки!!! - помилуйте, да кто ж такое в 30-40-х гг. допустил бы?! Так что преполагаю, что незаконченная рукопись "ходила по рукам" в офицерской среде однополчан. А жалко, в очередной раз безумно жалко ещё одного несостоявшегося шедевра Лермонтова.