Kitobni o'qish: «Ярослав. Том 4. Государь Руси»

Предисловие

В жизни у Ярослава остро не хватало «подвигов и приключений» до тех пор, пока он не поехал на фестиваль военно-исторической реконструкции. Выехал, значит, он в XXI веке, а приехал в IX, да еще под Гнездово, которое здесь называли проще – Гнездом. И дороги назад больше не было.

Поняв, что влип, парень начал крутиться, пытаясь выжить и построить в этом пространственно-временном континууме свое казино с блек-джеком и похотливыми пуританками. Но это оказалось непросто, потому что сопротивление среды было колоссальным. Кто он такой, чтобы его слушаться? Впрочем, потихоньку дело сдвинулось с места. И вот уже спустя несколько лет Ярослав сумел с горем пополам построить крепость и собрать мало-мальски значимую дружину, а также организовать какой-никакой, а бизнес, основанный на ремесле. Но чем дальше он продвигался по шкале прогресса, тем больше перед ним появлялось трудностей. Куда более масштабных, чем ранее. И решение их оказывалось зачастую не таким очевидным, как хотелось бы.

Пытаясь укрепить свою власть, Ярослав был вынужден начать «ускорение» развития насквозь варварского общества округи. То есть заняться трансформацией социума. Параллельно решая фундаментальные проблемы с продовольственным обеспечением растущего как на дрожжах городка. Ну и гоняя «ссаными тряпками» всех желающих позариться на честно нажитое имущество. Того же Рюрика прогнал вместе с остальными викингами. Разбил хазар. А потом побежал их спасать, отражая вторжение хорезмшаха с его союзниками. Просто для того, чтобы сохранить мир в степях Северного Причерноморья и покой на Днепре – важнейшей торговой артерии, без которой нашему герою пришлось бы очень туго.

А там ведь фоном шел еще и «византийский квест», в который его втянула Кассия из дома Сарантапехос. Она признала в Ярославе своего сына Василия, рожденного от покойного Василевса Феофила из Аморейского дома. Тем более что наш герой был действительно похож. И понеслось. Интрига на интриге. Одна страшнее другой. Что в итоге привело Ярослава не только к организации совместного с викингами военного похода на Александрию, но и получению им статуса соправителя Василевса – цезаря. Ради него этот титул вытащили из забвения.

Но и это еще не все. Оказавшись в крайне непростой эпохе, Ярослав с разбегу влетел в клубок сложнейших религиозных противоречий. Все дело в том, что, попытавшись разобраться со своим комплексом проблем, наш герой обратился к уже готовой франшизе – классической Римской империи. Само собой, не в чистом виде, а как к ядру… фундаменту… Что столкнуло его с интересами весьма влиятельных жрецов и организаций различных аврамических культов. И эта проблема только усугубилась после провозглашения Ярослава цезарем-соправителем. Ведь любая церковь всегда стремится только к власти и деньгам, а потому категорически не переваривает покушения на свои права и имущество. Из-за чего в 866 году Патриарх Константинополя даже сумел созвать Вселенский собор для осуждения «ереси Василия», на который тот и заявился с толпой вооруженных мужчин.

Все перемешалось вокруг Ярослава. Каша из проблем и интриг стала такой всеобъемлющей, что наш герой уже и не знал, за что хвататься. Он-то поначалу из-за этого и не хотел лезть в Византию. Но оказалось, что Византия не гордая, и она сама пришла в гости да залезла в его жизнь по самые ягодицы. И не только Византия, но и халифат, викинги, латинские королевства и прочее, прочее, прочее.

С каждым днем вокруг Ярослава все сильнее и сильнее стягивалось кольцо проблем. Особенно все обострилось и усугубилось после того, как он провозгласил создание нового государства – Romanum Universale Statum, что означало – Римское универсальное государство. То есть RUS’и… эм… Руси в верхнем течении Днепра. А Гнездо переименовал в Новый Рим. А потом на территории этого крошечного государства фактически утвердил свободу вероисповедания, ибо там ариане¹ с никейцами² «толкались попами» с иудеями и прочими. А те же жрицы Макоши держали госпиталь и «топили» за чистоту и гигиену, в том числе в акушерстве. Что категорически обостряло стремительно нарастающий религиозный кризис политико-экономического толка…

Восемь лет пролетели как в тумане.

Спокойнее от этого не стало. Все выходило как в старой поговорке – сначала джинсы дырявые, а потом бриллианты мелкие. Каждый раз, решая проблему, Ярослав порождал минимум одну новую, но более высокого, глобального уровня. А то и две или более. Они множились, как головы гидры, вырастая целым пучком на месте одной отрубленной.

Справится ли он со всевозрастающим комом проблем? Сумеет ли выжить в борьбе со жрецами аврамических культов, вцепившимися зубами во власть и деньги? Устоит ли в хитросплетении смертельно опасных интриг? И главное – сумеет ли при этом сохранить нарождающуюся Русь?

Пролог

866 год, 2 декабря, Константинополь

– Чего ты хочешь? – устало спросил Вардан у Ярослава.

– Я много чего хочу, – уклончиво ответил тот. А потом, многозначительно улыбнувшись, продолжил: – Не я собирал этот Собор. Но дать ему завершиться так, как было задумано, – по меньшей мере, безрассудно.

– Даже если ты сейчас заставишь их принять нужные тебе решения, то это ничего не поменяет. Они вернутся по домам и откажутся от своих слов, произнесенных здесь.

– Ты так думаешь?

– Я так думаю, – с нажимом произнес Патриарх Фотий вместо Василевса.

– Это очень оптимистично, – смешливо фыркнул Ярослав.

– Что именно?

– Так думать.

– Не понимаю, – покачал головой Фотий. – Ты ведь христианин. Крещен. Носишь крест. Ведь носишь же. Жену свою крестил. Почему же так упорен в своей борьбе с христианством? Я тебя просто не понимаю.

– Я борюсь не с христианством, друг мой, – устало улыбнувшись, произнес Ярослав. – Я борюсь с церковью. Ты же этого не различаешь, оттого и не понимаешь меня.

– А что не так с церковью? Зачем с ней бороться? – поинтересовался Фотий.

– Ты же был ученым мужем, мирским чиновником, одним из самых образованных людей во всей Империи. И ты не понимаешь?

– Не понимаю.

– Вот он – власть, – указал Ярослав на Вардана. – Настоящая власть на земле. Надеюсь, ты это не оспариваешь?

– Нет, разумеется.

– И другой на земле нет и быть не должно.

– Что ты этим хочешь сказать? – напрягся Фотий.

– То, что любая церковь, когда набирает достаточно силы, начинает бороться со светскими властями, стремясь занять их место и становясь самым страшным и опасным врагом державы. Вот как у мусульман вышло с их халифатом, в котором во главе державы стоит, по сути, жрец. Что-то хорошего из этого вышло? Нет. Одна кровь и бардак. Поэтому церковь должна быть слабой, если отстаивать интересы державы и людей. Ибо сильная церковь – хуже чумы египетской для всех окружающих. И единственный способ добиться этой слабости – сделать церквей много и непрерывно стравливать их друг с другом. Чтобы ни один из культов не устанавливал монополию на принесение на землю «божьей воли».

– Но Бог…

– При чем тут Бог? – перебил Фотия Ярослав.

– Как при чем? – удивился тот.

– Все сущее создано Всевышним. Так? И то, что тебе нравится, и то, что не нравится. И рай, и ад, и ангелы, и демоны, и люди, и животные, и даже змеи с пауками. Все создано им. Поэтому если он попустил даже такую мысль в моей голове – на то его воля. А это значит что?

Фотий промолчал, остро стрельнув глазами в Ярослава.

– Молчишь? Правильно делаешь. Вера – от людей и для людей. Любая. Все ваши святые писания не более чем заумные байки, рассказанные людьми для людей.

– Это боговдохновленные писания! – аж взвизгнул Патриарх.

– Ты можешь это доказать?

– Что?!

– Ты говоришь, что Святое Писание боговдохновленно. Ты можешь это доказать? Ты можешь доказать, что эти тексты – не плод больной фантазии стариков? Нет? Ладно. Ну тогда, может быть, Всевышний подтвердит твои слова? Опять нет? Тогда зачем ты врешь?

– Я не вру! – воскликнул Фотий.

– Хорошо. Допустим, я могу представить то, что ты веришь в ту чушь, что мне только что сказал. Но тогда как быть с тем, что тебя считали одним из самых образованных людей Империи? Обманывали? Льстили? Или, приняв сан, ты потерял рассудок?

– А ты можешь доказать свои слова?!

– Друг мой, – улыбнулся Ярослав, – это слишком примитивный прием, достойный лишь юных, неопытных софистов. Нет смысла опровергать не доказанного. Это претит основам здравого смысла и любой самой элементарной логики.

Вновь наступила тишина. Фотий крайне раздраженно буравил взглядом Ярослава. А вот Вардан смотрел на своего соправителя весьма заинтересованно.

– Друзья, давайте не будем ссориться по пустякам, – наконец произнес он, видя, что Патриарх хочет уже сказать какую-нибудь гадость.

– Это не пустяки! – воскликнул Фотий.

– Этот вопрос не стоит даже выеденного яйца, – все так же посмеиваясь глазами, возразил Василевс. – Василий уже доказал то, насколько остер его язык и стройна логика. В диспуте тебе его не одолеть.

– Но это ересь!

– А что не ересь в этом мире? – усмехнулся Ярослав. – Или ты, друг мой, настолько возгордился, что можешь утверждать, будто бы знаешь абсолютную истину, что доступна лишь Всевышнему? Если же нет, то любое твое суждение лишь жалкая тень, искажающая истину. А потому – суть – ересь. Хуже того – ничем иным быть не может³. В этом плане мне очень нравятся наши северные друзья. Они не забивают себе голову подобными глупостями. Они просто берут топор и идут отнимать то, что считают своим. Если у них получается, значит, бог на их стороне. Если нет – то нужно просто в следующий раз идти грабить кого-то еще.

– Кстати, – вновь опередив закипающего Фотия, влез Вардан. – Ты уже в курсе того, что заварили наши северные друзья?

– Пока очень смутно. Какие-то слухи до меня доходят, но не более.

– Василий, ты пустил козла в огород. Козлов. Целое стадо. Сначала они захватили Крит, выбив оттуда пиратов. Потом – Кипр, освободив его от мусульман. Но на этом они не остановились и атаковали Сицилию, заняв и ее. Мне пришлось подсуетиться, чтобы взять ситуацию под контроль. И теперь под моей рукой три вассальных графства, во главе которых стоят сыновья твоего дружка – Рагнара: Сигурд, Ивар и Хальфдан.

– Сам Рагнар на этом не успокоился?

– Нет, – улыбнулся Вардан. – Он сговорился с князем Болгарии и атаковал Антиохию, которую они довольно легко взяли. Разбили сирийскую армию халифа. Прошли до верховьев Тигра и начали свой поход на юг. Заняли и разграбили Самарру и осадили Багдад. Сам Багдад!

– Только осадили? – повел бровью Ярослав. – На Рагнара это не похоже.

– Багдад пал, а вместе с ним и Рагнар, а также князь Болгарии, оставив наследником годовалого сына моей племянницы.

– Интересно. Хм. Викинги уже оставили Багдад?

– Нет. И не собираются. Бьёрн остался править в Багдаде со своими людьми, приняв титул графа Междуречья и моего вассала. Графом Антиохии стал Убба, а графом Эдессы – Хвитсерк. Таким образом, все войско викингов, что ты привел, оказалось под моей рукой. Вернув Империи Крит, Кипр, Сицилию, Антиохию, Эдессу и Междуречье. А также поставив Болгарию на грань присоединения к империи. Это ли не торжество христианства?

– Никак нет, – улыбнулся Ярослав. – Это торжество не христианства, а триумф языческого севера, что вдохнул в ваши дряхлые тела немного жизни. Или ты не понял, что я всего лишь направил ярость севера на мир ислама. И тот не устоял.

– Он пошатнулся, а не рухнул, – возразил Василевс.

– Разве? А по мне, так он начал рассыпаться как колосс на глиняных ногах после первого серьезного испытания. Он ведь еще не укоренился в этих землях. Ислам еще нигде, кроме аравийской пустыни, не является доминирующей верой. Пока что он в основе своей лишь вера аристократов и воинов. А потому позиции его слишком шатки и ненадежны. Кстати, где сейчас халиф?

– В Иерусалиме. В окружении остатков своих верных войск. Он туда отошел из Багдада и соединился с Иудейской армией тюркских наемников.

– Хочешь, я возьму его для Империи? И вновь покажу слепым солнце. Ведь мои воины – язычники. Точно так же, как и викинги. Но для людей, одержимых верой, это все не будет ничего значить. Они ведь видят только то, что желают.

– Богохульник! – процедил Фотий.

– Следи за своим языком, – устало произнес Ярослав.

– А то что?

– А то я его отрежу.

– Ты не посмеешь!

– Почему? Что мне мешает не только его удалить из твоего рта, но и пустить под нож всех участников Собора и их гостей?

– Потому что мы несем слово Божье!

– И что?

– Слово Божье – это закон небес! Ты не посмеешь нас убивать! Или небеса отвернутся от тебя!

– Эти, с позволения сказать, «законы» объясняют, почему яблоко не может упасть в небо?

– Что? – не понял Фотий.

Ярослав же взял со стола яблоко и, вытянув его вперед перед собой, отпустил. Фрукт закономерно упал на пол.

– Видишь? Я не кидал его. Просто отпустил. И яблоко упало. Почему оно упало на землю, а не улетело в небо? Почему оно не осталось висеть в воздухе? Это объясняют твои писания? Если нет, то они не стоят и выеденного яйца. Ибо это не законы Всевышнего, которым подчиняется все сущее, а пустопорожняя болтовня.

– Ты опять оскорбляешь веру, – покачал головой Вардан.

– Нельзя оскорбить словами правды.

– Но у тебя получается.

– Я свое слово сказал. Для Империи иметь одну сильную церковь смертельно опасно. Церквей должно быть много, им надлежит быть слабыми и собачиться промеж себя. Один большой и могучий пес может загрызть, свора маленьких декоративных собачек – не только смогут развлечь, но и совершенно безобидны.

– Ты сказал, что возьмешь Иерусалим, – холодно процедил Фотий.

– Если я его возьму, то ты примешь мои слова?

– Нет.

– Тогда какой смысл мне тебе что-то доказывать? А, престарелый глупец?

– Я…

– Ты просто человек.

– Ты тоже.

– Только я этого не отрицаю, – кивнул Ярослав. – Ты хочешь, чтобы я пошел в Святую землю и освободил Иерусалим. Но ты разве не понимаешь, что это будет не Крестовый поход истинно верующих, во славу Господню идущих освобождать Гроб Господень. Нет. Это будет военный поход язычников, идущих за добычей. Поход, который покажет, что победу в войне дарует бог войны, а любовь – бог любви. И то, и другое – ипостаси Всевышнего. Его лики. Отражения. Проекции. Ибо истинную суть Всевышнего познать невозможно для столь несовершенных существ, как мы. Но суть не в этом. Суть в том, что если ты пойдешь на войну, ища поддержку у бога любви, то враг твой тебя возлюбит. Жестоко и противоестественно. Но этого ли ты жаждешь в сражениях? Молчишь? Это правильно. Как ты видишь – я не выступаю против христианства, иудаизма или ислама. Нет. Я против того безумия, что творят жрецы этих церквей. Я пойду на Иерусалим войной. И я отобью его. А когда вернусь, Собор выполнит мои требования. Те, которые уже озвучил. Если же нет, то я уничтожу всех его участников и каждого, кто их поддержит.

– Но это безумие! Ты не вправе вмешиваться в церковные дела!

– Если церковь позволяет себе постоянно вмешиваться в светские дела, то что мешает мирянам вмешиваться в ее дела? Как там говорится? Не суди, да не судим будешь. Или ты забыл этот принцип христианства?

Фотий насупился и промолчал.

– Не стоит обижаться, друг мой, – криво усмехнулся Ярослав. – В конце концов, что мешает мне пригласить других северян, что оставят на месте Империи лишь пригоршню языческих графств и герцогств.

– Ты угрожаешь мне? – нахмурился Вардан, ответив вместо Фотия.

– Тебе? Нет. Ты ведь будешь их сюзереном. Их сила будет твоей силой. Куда большей, чем сейчас. Я угрожаю его организации, – кивнул наш герой на патриарха, – которая слишком много на себя взяла.

– Хорошо, – процедил Фотий. – Собор примет твои требования.

– Отлично.

– Но сначала ты возьмешь Иерусалим.

– Разумеется, – улыбнулся Ярослав и, поднявшись, пошел на выход.

– Василий! – окликнул его Фотий.

– Что? – широко улыбаясь, ответил наш герой.

– Ты ведь будешь гореть в аду. Ты понимаешь это?

– Скорее вариться в котле, – усмехнулся Ярослав. – Но не переживай. Я потру тебе там спинку… Удивлен? Или ты думаешь, что тебя ждет что-то иное? Когда попадешь в ад, главное – не теряйся. Как увидишь черта – сразу бей ему по яйцам и отнимай вилы. А потом не медля атакуй. И коли, коли, коли, пока тебя как нарушителя режима за плохое поведение не выгонят в рай.

– Почему в рай? – удивился Вардан.

– А куда еще? – хохотнул Ярослав и, отвернувшись, насвистывая какую-то мелодию, удалился.

– Безумец… – прошептал Фотий, покачивая головой.

– Но разве он сказал что-то неверно? – повел бровью Вардан. – Про церковь, – добавил он, видя до крайности изумленное лицо патриарха.

Часть 1
Восход Скорпиона

– Я делаю вам одолжение – это офигенно большая сумма.

– А это офигенно большой пистолет.

к/ф «Джентльмены»

Глава 1

866 год, 25 декабря, Яффа

Полоска берега медленно приближалась. А вместе с ней усиливалось чувство тревожности. Ярослав блефовал, когда вел переговоры с Патриархом и Василевсом. Сильно блефовал. И теперь ему предстояло отвечать за свои слова, приняв участие в весьма неприятной авантюре. Ведь одно дело – проводить операции вдоль водоемов и совсем другое – в пустынной, да еще ко всему и гористой местности. Хуже того – на территории, которую контролировал противник, засевший в укреплениях. Это ведь не степняков гонять ссаными тряпками. Это ходить по древним землям войной, в которых еще фараоны с правителями Вавилона дрались. Со всеми вытекающими последствиями.

Ярослав взглянул в подзорную трубу и нервно сглотнул. Город медленно приближался.

Яффа.

Старинный порт, достигший расцвета во времена Римской империи. Потом, после арабского завоевания в середине VII века, он захирел. И сейчас был не более чем специализированным порталом для христианских паломников, идущих в Святую землю. На это и был расчет…

В отличие от Александрии Ярослав не собирался брать Яффу хитростью или наскоком. Нет. Он шел к нему днем и делал это совершенно открыто. Гордо подняв флаги, ни от кого не скрываясь. Более того – по пути прямо говоря о том, куда он движется. Чтобы все знали. И в Яффе в том числе.

А вместе с ним шел Ивар – граф Критский, который в самый последний момент присоединился к походу. Да и то случайно. А с ним полтора десятка драккаров, набитых викингами, поголовно имеющих кольчуги и шлемы, а вместе с тем и определенный боевой опыт.

Местные жители за минувшие два года уже знали, что значат эти гордые «драконы» на носу приземистых, хищных кораблей. Да и черное жало скорпиона на красном полотне прекрасно узнавали. Все Средиземноморье и прилегающие земли знали о Ярославе и той символике, которую несло его войско. Разболтали уже те, кто видел. Подспудно плодя байки и сказки одну страшнее другой. Особенно сочными выходили истории про массовые жертвоприношения, которые даже нашего героя впечатляли. Словно были не про него, а про какое-то чудовище, что вылезло на свет божий из самой преисподней.

Эскадра Ярослава спокойно приближалась к Яффе. За ним шел Ивар. И… ничего…

Из порта Яффы не разбегались корабли. Люди не устраивали никакой суеты и беготни у стен. Не закрывались ворота. Жизнь шла своим чередом. Только через портовые ворота вышла делегация встречающих.

– И как это понимать? – спросил Ивар, когда его корабль поравнялся с «Черной жемчужиной» Ярослава.

– Они сдаются.

– Сдаются? И мы их не будем грабить?

– Не будем. Нам нужен лояльный порт с жителями, которые не попытаются воткнуть нам нож в спину. Когда мы уйдем, сюда будут приходить корабли. С продовольствием для нас. И они это понимают.

– А ты не боишься, что они предадут нас так же, как они предали халифа?

– Нет. Пока за нами сила, они будут нас бояться. Судьба Александрии – большой урок. Там ведь почти никого не осталось из старых жителей. Почти все население – пришлые из Аттики и Пелопоннеса. Город вновь стал греческим. Ты думаешь, Яффа желает себе такой судьбы? Не думаю.

– А если остальные также станут открывать ворота перед нами?

– Боишься, что не хватит добычи?

– Сам знаешь, добыча нам нужна для большого дела.

– А твои братья все еще хотят в нем участвовать? Твой отец мертв. А они, обретя здесь свои владения, успокоились. Слышал я, что многие викинги на севере также пожелали прийти в эти земли и встать на службу к братьям твоим. Мне кажется, что поход на Британию стал никому не нужен.

– Они, может быть, и не хотят больше туда идти. А я – хочу. И Харальд захочет.

– Харальд? Из северных фьордов? Тот, которого я побил несколько лет назад?

– Да. Он о тебе самого высокого мнения как о воине. Если ты возглавишь поход, то он охотно присоединится, как и многие иные викинги. Думаю, что даже кое-кто из саксонцев выступит с тобой. Герцог Саксонии ведь твой друг.

– Ему нет резона воевать с вами за земли Британии. Он обеспокоен наследием франков. И это – хорошо.

– Жаль, что Великую армию не получится собрать… – грустно произнес Ивар.

– Если бы Рагнар не погиб, то получилось бы. Но его беспокойная натура не позволила ему тихо и спокойно собирать ресурсы. Зачем он пошел на Багдад? Разве не было целей доступнее?

– Он жаждал славы, – пожал плечами Ивар.

– Он жаждал смерти в бою. Славной смерти в бою. И он ее достиг. Ради нее, кстати, он и хотел пойти в Британию. Чтобы его имя осталось в веках, высеченное в вечности словами скальдов.

– Все так, – кивнул Ивар. – Но я все равно хочу выполнить его волю. Ты обещал ему. И я прошу тебя пойти со мной.

– Ты сам говоришь – Великой армии не собрать. А вдвоем нам всю Британию не завоевать. Просто не хватит воинов, чтобы занять все значимые укрепления и города.

– Если ты пойдешь со мной, то мы сможем многое. Во всяком случае, Уэссекс захватим. А если он падет, все остальное не устоит. Ты пограбишь, я выполню мечту отца. Знаю, ты жаден до мастеровых и ремесленников. Если пойдешь – я отдам тебе их всех.

– Посмотрим, друг мой, – улыбнулся Ярослав. – Но этот поход – дело будущего. А сейчас нас ждет Яффа. И чувствую я, что эти «открытые ворота» не так просты, какими кажутся на первый взгляд.

– Засада?

– Хуже. Намного хуже…

Корабли медленно подошли к берегу и, маневрируя длинными веслами, пришвартовались к причалам. Не все корабли. Только «Черная жемчужина» Ярослава и «Дракон морей» Ивара. Остальные держались рядом в некотором напряжении, готовясь в любой момент атаковать и поддержать своих вождей. Те, что сейчас спустились на берег, соединились и в сопровождении части воинов направились в сторону делегации. Той самой, что боролась с банальным желанием удрать за стены. Но держалась. Из последних сил держалась. И это ее треволнение было видно даже невооруженным глазом.

Истории о степном походе Ярослава легли самым благотворным образом на байки о взятии Александрии. Поэтому им было не просто страшно, а очень страшно. Да и у Ивара репутация была та еще, и не только на севере, но и теперь уже тут – на юге. Так что в глазах местных жителей к ним в порт заглянули два самых опасных морских чудовища из всех, известных им.

– Здравствуйте! – максимально вкрадчивым голосом произнес глава встречающей делегации, буквально заглядывая в глаза Ярославу и Ивару, из-за чего мельтеша и дергаясь. – Рады вас видеть!

– Рады? – удивился Ярослав. – Судя по лицам, вы бы нас век не видели и жили бы счастливо. Впрочем, ваша ложь – ваше дело. Почему вышли к нам? Почему оборону не держите?

– Оборону? О боже! Но зачем? В Яффе живут большей частью христиане. И мы рады возвращению под руку христианского государя.

– А гарнизон?

– Он покинул город сразу, как мы заметили ваши паруса.

– Вот так взял и покинул? – наигранно удивился Ярослав, который на это и рассчитывал. – Неужели он не боится гнева халифа?

– До нас донеслись слухи, что вы, уважаемые, идете на него войной. Вас поддерживают сами боги, о том всем известно. Поэтому гнев халифа ныне мало кого трогает. Он явно чем-то прогневил небеса, что отвернулись от него.

– А их гнев? – Ярослав указал на викингов Ивара.

– Мы не враги им. Они не враги нам. В Антиохии сидит брат уважаемого Ивара. И при нем жизнь стала легче. Он, в отличие от халифа, не забирает последнее. Ты и сам, уважаемый, прекрасно знаешь, как измордовали нас налогами да иными поборами. Поэтому мы рады вернуться под руку христианского государя. Или пойти под руку его северного союзника. Как ни поверни, а все лучше будет.

– Ясно. Ничего нового. Деньги решают все, – тихо произнес, покачав головой, Ярослав. Ивар ухмыльнулся. А глава делегации, как и многие его спутники, опустил взгляд. Викинги действительно не облагали местных жителей такими суровыми налогами, как люди халифата. В том числе не налагали джизью – налог на веру. Да и вообще, строго говоря, им было плевать, во что верят их крестьяне и торговцы. Поэтому в самые сжатые сроки они сумели завоевать репутацию пусть и весьма диких, но справедливых правителей. Что в немалой степени пошатнуло позиции в регионе не только халифата, но и аравийского культа в целом.

Вечером же, после того как обе армии разместились в городе, туда начали приходить посланники со всей округи. А вместе с тем стало выясняться, что Ярослава ждали. Ведь Патриарх Фотий постарался раструбить на весь мир новость о том, что консул Нового Рима идет в Крестовый поход – освобождать Гроб Господень.

Да, Ярослав заявлял об обратном. Но у Фотия были толпы подчиненных священников. И он не собирался сдаваться. Он пытался пусть не мытьем, так катаньем подчинить Ярослава и «вернуть его в лоно святой церкви». А вместе с ним и викингов, что тот привел с собой.

Учитывая репутацию и военную славу Ярослава и те успехи, которых достигли викинги за 865 и 866 годы, никто в Иудее не верил в успех халифа. И считал его покойником. Из-за чего, следуя старинным финикийским традициям, пытались перейти на сторону сильного. Вот и устремились к нему на прием, дабы заверить в своей лояльности. Все выглядело так, словно Иудея сама падала Ярославу в руки. Что нашему герою не нравилось категорически.

Одно дело диктовать свои условия с позиции сильного. И совсем другое, вот так – договариваться. При всей своей благости подобная схема хранила в себе смертельную опасность, так как втягивала Ярослава в большие интриги с далекоидущими последствиями.

Наш герой прекрасно знал, какими опасными могут оказаться такие вот друзья. Опыт Красса об этом просто вопил. Да и тот факт, что именно в здешних краях в свое время психологически сломался Александр Македонский, преобразившись из лидера эллинов в персидского царя. Из-за чего уже очень скоро в его собственном войске начнет нарастать оппозиция. И только воинские успехи станут удерживать ее от выступления и удара кинжалом в спину. И, возможно, не без участия этой самой оппозиции и приключилась скоропостижная смерть великого воителя.

Да, в истории доминирующей была версия о том, что Александр умер от какой-то инфекционной болезни вполне естественного толка. Однако никто из его сотрапезников и соратников от нее не пострадал. Во всяком случае, о том не сообщалось. Из чего Ярослав в свое время сделал вывод – великого полководца банально отравили. От греха подальше. Так как он стал неуправляем и непредсказуем для тех людей, что шли за ним. И это пугало. Кинжал в спину от соратников. Что может быть хуже?

А Рим? Сколько он возился с этой провинцией? Маленькой, затерянной где-то на краю света. Однако она стоила ему нескольких весьма кровопролитных войн и огромных потерь в людях и ресурсах. И все потому, что Рим согласился на предложения местных аристократов, втянувших его в сложные разборки. А потом именно из этих краев вышла религия, что выступила идеологическим фундаментом оппозиции власти Императора. Что, в конечном счете, сгубило Западный Рим и серьезно ослабило Восточный.

Ярослав очень боялся вот таких вот скользких переговоров с местными аристократами и иерархами. Просто иррационально боялся, находя слишком много мистических параллелей. Война – да. И мир с позиции силы. Но, увы, в эту кампанию он не мог себе позволить такую роскошь. Поэтому, выступая из Константинополя, отчаянно рефлексируя, он рассчитывал именно на такое поведение местных жителей. И теперь, получив его, боялся… просто боялся, опасаясь той мистической отравы, что могла его тут поразить.

Впрочем, без войны не обошлось бы. Потому что в окрестностях Иерусалима пока еще держалась власть халифа, который лихорадочно вел переговоры со всеми, кто мог бы ему помочь. И сдаваться не собирался.

По идее-то, да он мог бы и отойти в земли арабов. Но в сложившейся ситуации это влекло бы за собой очень далеко идущие и весьма негативные последствия. Он едва-едва освободился от плена тюркских наемников, в котором находились халифы уже почти столетие. И что же, снова менять статус свободного и самостоятельного правителя на новый плен? Теперь уже арабский? А как же быть с другими народами ислама? Ведь арабы вновь начнут тянуть одеяло на себя. И вновь пойдет обострение культурных и этнических проблем, усиливая противоречия внутри исламского мира. Мира, и без того переживавшего очень скверные времена.

Ахмад аль-Мустаин Биллах держался за последний островок своей независимости. За Иерусалим. Планируя остановить здесь, у этой крепости, «Варданова пса», как он в своих письмах именовал Ярослава. Хотя, конечно, особой надежды он не испытывал и с тоской думал о том, что придется вновь примерять на себя рабский ошейник заложника своих собственных подданных…