Kitobni o'qish: «Разведка и контрразведка США (с конца XVIII века и до наших дней)»
ПРЕДИСЛОВИЕ
Представленная книга посвящена истории развития и современному состоянию системы разведывательных и контрразведывательных служб США1.
Начав свое историческое развитие в конце XVIII века, одновременно с появлением самих Соединенных Штатов, американская разведка, за два с лишним столетия своего существования, разрослась в огромную организационную общность, объединяющую как разведывательные службы отдельных федеральных министерств, так и некоторые независимые разведывательные структуры.
На сегодняшний день система разведывательных служб США в известной мере централизована. Совокупность крупнейших разведывательных служб Соединенных Штатов обычно обозначают понятием «разведывательное сообщество США». В состав разведывательного сообщества в настоящее время входят 17 разведывательных компонентов. Каждый разведывательный компонент представляет собой либо крупную разведывательную службу, либо совокупность более мелких разведывательных элементов, входящих в структуру одного из федеральных министерств США. Самостоятельным компонентом в составе разведывательного сообщества является также Служба директора национальной разведки, которая не занимается непосредственным сбором и добыванием разведывательной информации, а выступает в роли руководящего и направляющего центра для всей системы разведывательных служб США.
Разведывательное сообщество США решает огромное количество различных задач, которые ставит перед ним политическое руководство страны. Давно ушли в историю те времена, когда разведка рассматривалась лишь как вспомогательный инструмент, используемый в процессе проведения военных операций. Ныне разведка не менее активно ведется и в мирное время. Развитие американской государственности в последние десятилетия подтверждает тот факт, что значимость разведки и используемых ею тайных средств и методов работы продолжает возрастать. Об этом свидетельствует, например, динамика роста расходов США на разведку, которые растут намного быстрее, чем расходы на финансирование любого иного направления деятельности государства.
Между тем, с точки зрения прагматичных интересов любого государства суть разведывательной деятельности не изменилась. Разведка была и остается всего лишь инструментом, при помощи которого государство может решать те или иные задачи. Если растут расходы на разведку, вполне логично предположить, что либо растет значимость решаемых разведкой задач, либо разведку привлекают к решению новых, ранее несвойственных ей задач. Если же расходы на разведку растут очень стремительно, как это произошло в США во второй половине XX века, можно уверенно утверждать, что справедливы оба озвученных выше предположения.
Любые рассуждения о развитии разведки и о расширении круга решаемых ею задач бессмысленны в отрыве от рассуждений о развитии самого государства, росте или ослаблении его влияния на мировые политические процессы. Чем более велики геополитические амбиции государства, тем активнее ведет оно разведывательную деятельность, тем быстрее растут разведывательные расходы. Маленькие, карликовые государства, каких немало мы можем обнаружить, например, на карте Европы, могут вообще не заниматься разведкой, либо заниматься ею от случая к случаю. Вопрос их выживания зависит отнюдь не от мощи их вооруженных сил или профессионализма их разведчиков. Будущее таких государств решается либо более могущественными соседями, либо стечением обстоятельств. Сильное государство, напротив, вынуждено тратить свои ресурсы на разведку, вооруженные силы и внешнеполитическую деятельность. Без таких расходов сильное государство рискует превратиться в слабое, а то и вовсе расколоться на части и прекратить свое существование.
Поэтому, прежде чем рассуждать о развитии разведывательной деятельности в США и расширении задач, решаемых разведкой, необходимо хотя бы в общих чертах проанализировать основные исторические вехи развития американской государственности. В первую очередь следует посмотреть на то, каким образом и в силу каких обстоятельств менялись геополитические амбиции США. Как небольшое государство, образованное на месте тринадцати бывших североамериканских колоний Англии, занимавшее узкую полоску суши вдоль атлантического побережья Северной Америки и мечтавшее лишь о сохранении собственной государственности, превратилось в огромную супердержаву и мирового жандарма, навязывающего свою волю всему мировому сообществу.
Соединенные Штаты Америки – сравнительно молодое государство. История его существования в качестве самостоятельной политической единицы составляет лишь около двух с половиной столетий. Срок небольшой и совершенно несопоставимый даже с историей европейских держав, большинство из которых начали свой самостоятельный исторический путь лишь после Верденского договора 843 года. В сравнении же, например, с Китаем, чей исторический путь построения государственности начался задолго до начала нашей эры, США и вовсе выглядят недоразвитым младенцем.
Тем не менее, успехи США в деле государственного строительства ошеломительны и впечатляющи. За два с небольшим столетия предки современных американцев смогли преобразить североамериканский континент, построить огромные современные города, развитую транспортную инфраструктуру, создать самую мощную в мире экономику, стать мировыми лидерами научно-технического прогресса. В чем кроется причина успеха США? Почему они добились намного большего, чем те же самые европейцы, которые некогда колонизировали Северную Америку, или чем жители их бывшей английской метрополии, с освобождения от власти которой и началась современная история США?
Ответ на это вопрос одновременно и прост и сложен. Прост он с той точки зрения, что практически везде и всегда в сражении мировых цивилизаций и великих держав победу одерживал тот, кто опережал соперников в научно техническом прогрессе, кто быстрее и эффективнее внедрял новые инновационные технологии, получая качественно превосходство над своим соперником. В первую очередь это касалось военных технологий, однако, в современном мире разумнее говорить о технологиях вообще, поскольку крайне сложно отделить технологии военные от технологий невоенных. Впрочем, в современной действительности не менее трудно провести границу между состоянием войны и состоянием мира, поскольку объявление войны или заключение мира означает лишь смену инструментов противостояния: с пушек, танков и ракет на экономические санкции и торговые барьеры, или наоборот. Примерно об этом говорил столь часто цитируемый В.И. Лениным прусский генерал Карл фон Клаузевиц, когда заявлял что «война есть продолжение политики иными средствами»2.
Сложен ответ на поставленный вопрос с другой точки зрения. Почему именно США? Почему именно жители бывших североамериканских колоний Англии смогли лучше других понять важность инновационных технологий и повсеместно внедрить их у себя? Почему именно в США изобретатели и рационализаторы со всего мира, подобные Эдисону или Тесле могли получить всенациональную известность, а подчас и изрядно разбогатеть? Почему именно в Соединенных Штатах первые местные миллиардеры, такие как Эндрю Карнеги, Джон Рокфеллер или Генри Форд сколотили свои состояния не на сомнительных приватизационных сделках, а на технологических проектах и умелом использовании новых инновационных технологий?
Вряд ли причина в некоем особом менталитете или особой генетике жителей США. Будучи эмигрантами из Старого Света, они привезли с собой европейские культурные традиции и, что тоже вполне очевидно, европейские же гены. Бесспорно, культурные традиции Америки постепенно эволюционировали, но они и ныне не настолько отличаются от европейских традиций, чтобы дать американцам некое ощутимое преимущество. Причина кроется в особенности политических институтов США, которые отнюдь не являются копией европейских политических институтов, а скорее даже совсем наоборот.
Формально, самостоятельная история США началась лишь в 1776 году, после принятия Континентальным конгрессом Декларации независимости3. История США как единого федеративного государства, началась и того позднее. Лишь после 21 июня 1788 года, после ратификации принятой в 1787 году Конституции США девятых штатом (Нью-Гемпшир) юридически можно говорить о создании на месте 13 бывших английских колоний единого федеративного государства. Однако из этого отнюдь не следует, что североамериканская государственность создавалась с нуля. Соединенные Штаты не являются первичным государством, появившимся на осколках деградирующей родовой общины, как обычно происходит в различных уголках земного шара в процессе зарождения новых государств. Даже Т. Джефферсон, провозглашая в своей Декларации право бывших колоний на суверенитет и независимость, говорит не о первоначальном образовании нового государства из того «предгосударственного» состояния (которое Дж. Локк и Дж. Мильтон определяют в качестве «мирного сожительства», а Т. Гоббс и И. Кант4 обозначает термином «Bellum omnium contra omnes»), но лишь о выделении частей уже существующего государства (Англии) в самостоятельные и независимые от Англии государства.
Подобное «размежевание» отнюдь не отрицает предшествующего опыта развития государственных институтов и не уничтожает груз тех традиций и того наследия, которое досталось бывшим колониям со времен их принадлежности английской короне. Это в равной мере относится и к опыту государственного строительства, который, несмотря на колониальный статус североамериканских территорий, все же имел место в бывших колониях и до их отделения от Англии5, и к традициям англосаксонской правовой системы, влияние которой на национальную правовую систему Соединенных Штатов и на сегодняшний день остается более чем существенным.
Совершенно очевидно, что до создания США в Северной Америке уже существовала государственность. Это была государственность Британской империи со всеми присущими ей политическими и правовыми институтами. Конечно, эти колониальные институты принципиальным образом отличались от того политико-правового механизма, который существовал в самой английской метрополии, но они были в такой же мере английскими, как и английский парламент, англо-саксонская правовая система или традиции британской монархии.
В этом смысле истоки американской государственности, как и истоки современного американского права, нужно искать не в Декларации независимости, а в событиях XI-XIII веков: деяниях Вильгельма Завоевателя, реформах его сына Генриха I и его правнука Генриха II (первого Плантагенета на английском престоле), в английской Великой Хартии Вольностей, подписанной Иоанном Безземельным в 1215 году, а быть может даже в более ранней эпохе, связанной с правлением англосаксонских королей. Другими словами, история США как государства – это в том числе история английской государственности до 1776 года.
При всей общности английских и американских исторических корней, Соединенные Штаты все же никак нельзя рассматривать как один из возможных вариантов развития британской государственной ситемы. К сожалению, даже если бы Англия викторианской эпохи проявила чудеса прозорливости и смогла бы столь же успешно освоить перспективные пути исторического прогресса как это отчасти смогли сделать США, она вряд ли бы смогла сохранить Британскую империю и стать мировым гегемоном начала XXI столетия. Прошлое – это не только плацдарм для продвижения в будущее. Иногда это еще и тяжелые оковы, которые существенно мешают движению вперед.
Применительно к Англии такими оковами были: феодальные сословия, сохранившие часть своих средневековых привилегий, практически полное отсутствие социальных лифтов для выходцев из низших социальных слоев, даже обладавших недюжинными талантами, энергией и способностями, замкнутость круга английской элиты, преимущественно аристократического происхождения. Пережитками прошлого была пронизана и вся политическая система Англии: наследуемый монарх во главе государства (хоть и лишившийся после двух английских революций львиной доли своих средневековых полномочий); английский парламент, верхняя палата которого формировалась по средневековому аристократическому принципу; фактическое отсутствие разделения властей, типичное не только для всех конституционных монархий, но и для парламентских республик континентальной Европы.
Даже при наличии желания и политической воли, Англия не могла отказаться от своего исторического наследия. В приверженности традициям всегда была и ее сила, и ее слабость. Но США, опираясь на общую с Англией правовую и политическую традицию, легко смогли сделать это. Во многом «благодаря» самой Британской империи, которая большую часть своих средневековых пережитков культивировала лишь в самой Англии, полагая наличие родовой аристократии и замкнутых элитарных кругов исключительными привилегиями политической системы метрополии, непозволительными для заморских имперских колоний.
Поэтому, Соединенным Штатам с первых лет их существования в качестве самостоятельного государства, в общем-то, и не пришлось освобождаться от феодальных пережитков. В североамериканских колониях Англии их фактически не было. Хотя территория американских штатов и была разделена на графства, в них нельзя найти графов, герцогов и баронов. Двухпалатный американский Конгресс, хотя с виду и напоминает такой же двухпалатный английский парламент, но в его верхней палате, Сенате, никогда не заседали представители средневековой знати. Система разделения властей, хотя и была придумана англичанином Джоном Локком, духовным идеологом английской «Славной революции», в полной мере была реализована именно в США, а не в Англии6. Если к этому добавить огромные неосвоенные территории Дикого Запада и готовность принять на американской земле любых переселенцев из Европы, не нашедших в родных краях достойного применения своим талантам и своей энергии, становится достаточно понятным, почему в XIX и XX веках бывшие английские колонии оказались куда более успешными, чем их прежняя метрополия.
История развития США наглядно демонстрирует взаимосвязь между экономическим потенциалом государства и его геополитическими амбициями. В начале своего исторического пути для Соединенных Штатов как молодого и очень слабого государства самым актуальным был вопрос выживания и сохранения своей государственной самостоятельности. Весьма небезосновательны были в этот период опасения относительно того, что Англия окончательно не смирилась с потерей колоний в Северной Америке и предпримет новую попытку их возврата7. Удостоверившись в неспособности Англии начать против них новую военную кампанию, США начинают действовать смелее: они активно развивают торговые отношения с европейскими державами8, с Африкой и даже со своим недавним врагом Англией9.
Провозглашение в 1823 году президентом Джеймсом Монро так называемой "доктрины Монро" стало следующим рубежом роста геополитической уверенности молодого государства. Доктрина предполагала кардинальное решение проблемы безопасности территории США посредством выдавливания из пределов североамериканского континента крупных европейских держав и ослабления сухопутных соседей Соединенных Штатов. Действуя в основном убеждением и подкупом, США, тем не менее, в иных случаях не отказывались и от применения вооруженной силы для достижения поставленных целей. Подтверждение тому две успешные для США военные кампании с тогда еще являвшейся частью Британской Империи Канадой (1838-1839 годы)10 и с Мексикой (1846-1848 годы)11.
К середине XIX века доктрина была успешно реализована, влиятельные европейские державы были вытеснены из Северной Америки (а также в значительной мере из Центральной и Южной Америк), а единственные соседи на континенте, Мексика и Канада, ослаблены до такого состояния, что не могли представлять какой-то угрозы для США. Какое-то время США вполне довольствовались политикой изоляционизма, развиваясь экономически, повсеместно внедряя новые технологии и активно торгуя с Европой и остальным миром. Но закономерности исторического процесса таковы, что имеющая политическое и экономическое могущество держава, вне зависимости от внутренних настроений, доминирующих в государстве на момент приобретения им этого могущества, рано или поздно вступает в борьбу за геополитическое лидерство.
Так случилось и с США. Впервые поучаствовать в европейских геополитических процессах США решились в начале XX века, активно наживаясь на торговле с участвующими в мировой войне европейскими державами и даже официально вступив в Первую мировую войну (правда, в тот момент, когда ее исход уже был очевиден). К началу Второй мировой войны США уже активно боролись за мировое лидерство. Методы этой борьбы были несколько необычны для предыдущей человеческой истории, когда мировое доминирование обеспечивалось почти исключительно силой оружия. Соединенные Штаты во главу угла поставили торгово-экономические интересы. По мнению Х. Спайкмана, одного из политических идеологов, отстаивавших еще в 30-е годы прошлого столетия необходимость геополитического лидерства США, причина вступления США во Вторую мировую войну обосновывается отнюдь не политическими мотивами, а здравой экономической целесообразностью: участие США в войне должно было обеспечить их доступ к международным рынкам и создать необходимые условия для поступательного развития американской промышленности12.
Быть может, не так и важно, что в этой борьбе носило главный, а что подчиненный характер. В современном мире экономика действительно играет куда большую роль, чем она играла во времена Древнего мира или Средневековья. Важно то, что Соединенные Штаты стали самым активным участником геополитического противостояния, претендуя, как и иные его участники, на мировую геополитическую гегемонию. С точки зрения мировой геополитики результатом Второй мировой войны стало сокращение числа претендентов на мировое геополитическое доминирование до двух: СССР и США. Именно их борьбой за геополитическое лидерство пронизан весь последующий период «холодной войны», когда, опираясь на мощные группы вассалов и «сочувствующих» государств, две сверхдержавы доказывали обоснованность своих притязаний на мировую гегемонию.
С одной стороны, период «холодной войны» стал периодом жесткого противоборства и максимального обострения отношений между двумя противоборствующими сторонами. С другой стороны, именно в этой непримиримой борьбе сложилось то, что мы обычно называем международным публичным правом и сформировалось достаточно стабильное мироустройство. Окончание «холодной войны», распад СССР и обретение Соединенными Штатами столь желанного статуса мирового гегемона оказалось куда опаснее для состояния мировой стабильности, чем самые серьезные периоды обострения международной обстановки времен «холодной войны».
Еще пагубнее события, последовавшие за окончанием «холодной войны» отразились на международном публичном праве, которое претерпело примерно такие же метаморфозы как праздничный экипаж Золушки из известной сказки после наступления полуночи. Оказалось, что международное публичное право не совсем право в том смысле, который в данное понятие вкладывает современная буржуазная юриспруденция. Оно отнюдь не является общеобязательным для всех государств сводом правил поведения в международных отношениях, а больше напоминает современную реинкарнацию феодального права, в котором непременно прав сильнейший, а виноватым всегда будет тот, кто слабее.
Обретение статуса мирового гегемона одним из государств всегда порождает вполне очевидный вопрос: насколько долго может продлиться такая гегемония? Без сомнения, речь может идти лишь о конечном отрезке времени. В человеческой истории все события описывается ограниченными во времени рамками. Народы, нации, государства возникают в череде политических событий, борются за свое место в мире и столь же бесследно разрушаются и растворяются череде новых наций, народов и государств. Бесконечным в истории людей является лишь противостояние различных конкурирующих друг с другом человеческих общностей и то лишь при условии бесконечности самой истории человечества, в отношении чего имеются определенные сомнения.
Пока еще достаточно сложно говорить о том, когда завершится нынешний исторический этап, характерной особенностью которого является практически полное доминирование США в мировых экономических и политических процессах. Происходящие в мире события говорят о том, что, по всей видимости, американское доминирование будет одним из самых непродолжительных в мировой истории. Слишком поспешно и невоздержанно спешат Соединенные Штаты воспользоваться всеми преимуществами своего положения. Такое поведение уж очень напоминает поведение хомяка, пролезшего через дыру в стене в зерновой амбар. Понимая мимолетность своей удачи и осознавая, что дыру скоро заделают, грызун спешит не только наесться до отвала, но и плотно набить про запас свои мешки за щеками. При этом совсем неочевидно, сможет ли хомяк, пресыщенный и доверху нагруженный добычей, вылезти из амбара обратно.
Американский путь к вершине геополитического могущества во многом вызывал уважение и восхищение. Америка не раз находила нестандартные пути и оригинальные решения, соревнуясь с Европой и остальным миром. Американская экономика смогла стать самой инновационной и передовой, а американская политика не упускала ни одной возможности расширить влияние США в различных регионах мира. Цифровыми технологиями, интернетом, современными средствами связи мир во много обязан американским компаниям. Американская массовая культура, несмотря на свою незамысловатость и поверхностность, смогла потеснить большинство древних и глубоких национальных культур и стать наиболее востребованной для широких масс населения в различных уголках мира. Америка успешно конкурировала с остальным миром практически во всем. И в большинстве случаев это шло на пользу развитию человеческой цивилизации.
К сожалению, после достижения Соединенными Штатами столь желанного геополитического лидерства, с ними произошло именно то, что обрекает страну, народ и даже отдельного человека на неминуемое поражение. США решили изменить правила игры: они начали избегать честной конкуренции и прилагать огромные усилия к тому, чтобы законсервировать и увековечить свой статус мирового гегемона. Их прежнее стремление к соперничеству и непрерывному развитию осталось где-то в прошлом. Ныне Соединенные Штаты – главный противник каких-либо перемен, поскольку именно перемены могут порождать угрозы их геополитическому господству. Они более не хотят прислушиваться к классику английской литературы, один из персонажей которого верно подметил, что в нашем мире «… приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее»13.
Таковы основные этапы возвышения США к вершинам геополитического могущества: борьба за собственное выживание и отсутствие каких-либо притязаний на ранней этапе, накопление экономического потенциала и рост уверенности в собственных возможностях на следующем этапе, ожесточенная борьба за геополитическую гегемонию и, наконец, попытка законсервировать и увековечить обретенный геополитический статус гегемона с одновременной неуверенностью в долговременности и стабильности нынешнего исторического момента. Именно из этой неуверенности вытекает столь раздражающее весь мир стремление США извлечь максимум сиюминутной выгоды из текущей геополитической ситуации.
Сообразно геополитическим задачам США как государства, традиционно определялись и задачи американской разведки.
На начальном этапе американской истории, где речь шла лишь о выживании молодого государства, функции разведки сводились лишь к функции поддержки вооруженных сил в процессе проведения военных операций. Разведывательные службы создались и упразднялись в зависимости от того, участвовали Соединенные Штаты в каких-то военных конфликтах или нет. Затраты на разведку были минимальны, малозаметен был и результат разведывательной деятельности.
На втором этапе, в рамках которого США наращивают свой экономический потенциал, потребность государства в разведывательных службах и разведывательной деятельности как в мирное, так и в военное время уже ни у кого не вызывает сомнения. Разведывательные службы начинают создавать в разных министерствах и в достаточно большом количестве, как это наблюдалось в США накануне Первой мировой войны. Однако на том этапе политическое руководство США плохо понимало, как можно использовать разведывательные службы в общенациональных интересах. Комплексно общегосударственные задачи разведки еще не были сформулированы. Отдельные же поручения, которые разведывательные службы получали от главы государства, выполнялись ими из рук вон плохо.
На следующем этапе, начало которого вполне очевидно обозначилось накануне Второй мировой войны, когда США вступают в борьбу за геополитическое лидерство, перед разведкой впервые формулируются общенациональные задачи. В первую очередь, это обеспечение политического руководства страны достоверной разведывательной информацией. Откровенная слабость национальной разведывательной системы и ее неспособность справится с такими сложными задачами уже не устраивает главу американского государства.
Если в годы Первой мировой войны неэффективность разведки вызвала лишь сокращение финансирования малоэффективных государственных структур, накануне Второй мировой войны президент Франклин Д. Рузвельт настойчиво ищет способы усовершенствовать национальную разведывательную систему. Неудачные попытки с разделением в 1939 году сферы полномочий по географическому принципу между военной, военно-морской разведками и ФБР, учреждение должности Информационного координатора, а затем и Управления стратегических служб доказывают, насколько изменилась потребность США в эффективно работающих разведывательных службах всего за два десятилетия, минувших со времен окончания Первой мировой войны.
Период борьбы США за геополитическое лидерство характеризуется непрерывным расширением круга и масштабов задач, решаемых разведкой. Причем, наибольшее усиление разведывательных служб и расширение разведывательных задач приходится не на период участия США во Второй мировой войне, а на последовавший за ним период «холодной войны», когда США не вели масштабных военных кампаний.
На первый взгляд, это кажется странным, ведь традиционно одно из основных направлений деятельности разведки состоит в обеспечении разведывательной информацией вооруженных сил. В период вооруженных конфликтов всегда многократно увеличивается финансирование разведывательных служб, расширяется их штат, создаются новые службы. Именно так происходило в США и в конце XVIII века в годы войны за независимость, и в период гражданской войны 1861-1865 годов, и в годы Первой и Второй мировых войн.
Для того, чтобы найти объяснение этому на первый взгляд парадоксальному явлению, следует более внимательно рассмотреть тот исторический период, который обычно принято называть «холодной войной». Несмотря на свое название, этот период можно выделить чуть ли не как один из самых мирных периодов в мировой истории. Две главные противоборствующие силы в лице Советского Союза и США, несмотря на весь антагонизм их взаимоотношений, воздерживались от прямого вооруженного столкновения. Даже локальные военные конфликты с опосредованным участием обеих противоборствующих сил были большой редкостью.
Причина такой осторожности вполне понятна и хорошо известна. Противоборствующие силы обладали ядерным оружием в количестве, многократно превышающем тот минимум, который был необходим для гарантированного взаимного уничтожения. Но означает ли это, что они не находились в состоянии войны? Сам термин «холодная война» намекает на обратное.
Действительно, вся история человечества – это история войн. В результате войн гибли и возвышались государства, создавались империи, возникали фигуры великих правителей и полководцев. Состояние войны традиционно являлось обычным способом разрешения споров и противоречий между различными человеческими общностями, будь то государства, народы или армии единоверцев. Как это не прискорбно признавать, война – это следствие социальной человеческой природы. Человеческая природа, как часть нашей биологической программы, закодированной в наших генах, вряд ли способна измениться столь быстро, однако обстоятельства могут вынудить ее находить другие формы самовыражения.
Именно в таком контексте и следует рассматривать «холодную войну», которая являлась самой настоящей войной, хотя и велась в несколько нетрадиционных формах. Невозможность вступить в традиционный военный конфликт в силу практически гарантированного взаимного уничтожения вынуждало стороны конфликта искать новые способы ведения войны. Таковыми стали: идеологическое противоборство, война экономических систем, ожесточенные баталии на дипломатическом фронте, информационная война и, конечно же, деятельность разведывательных служб.
По глубокому убеждению автора этих строк, именно деятельность разведывательных служб стала основным ударным оружием периода «холодной войны». Формально это подтверждается невероятно стремительным ростом расходов на разведку в первые десятилетия после окончания Второй мировой войны. Разнообразные тайные приемы и методы работы, характерные для осуществляемой разведывательными службами деятельности, идеально подходили для нанесения сокрушительного удара по противнику с одновременным сокрытием источника этого удара. Противнику причинялся существенный ущерб, вполне сопоставимый с ущербом от боевых действий атакующей армии, но противник мог лишь догадываться о том, кто стоит за враждебной атакой. Лишь в редких случаях, когда разведка допускала ошибки, можно было предъявить аргументированные обвинения виновной стороне, но даже в этом случае аргументация обычно строилась лишь на косвенных фактах.
Именно для периода «холодной войны» характерно стремительное расширение круга задач, решаемых при помощи разведки. В ходе «холодной войны» значительно активизировалась деятельность разведки на направлениях, связанных со сбором и добыванием разведывательной информации. Активизация деятельности имела место как на традиционных направлениях, таких как агентурная разведка, так и на новых направлениях деятельности, связанных с добыванием разведывательной информации при помощи разнообразных технических средств ведения разведки, в том числе крайне дорогостоящих средств космической разведки.
