Kitobni o'qish: «Точка имаго»

Shrift:

Напомнить о земле

Дорогой читатель!

Если вы любите стихи, где всё ясно и понятно с беглого взгляда, то эта книга не для вас. Некоторые строфы тут, чтобы добиться их понимания, возможно, придётся перечесть несколько раз. И дело вовсе не в том, что автор пишет странно или непонятно. Просто он пишет, имея в виду своего читателя, в определённой мере подготовленного к взаимопониманию.

Ведь автор – Михаил Стригин – известен (и уже не только на Урале) и как учёный-физик, и как философ.

Но и в этих науках он не перестаёт быть поэтом. И не только потому, что рассматривает природу поэзии и искусство вообще как учёный, утверждая их волновую природу, а ещё и потому, что в своей поэзии зачастую говорит языком физика или философа.

«Чтоб ангелом стать, нужно пасть из гнезда!» – утверждает автор в одном из своих стихотворений, и эта жёсткая, но красивая в своей трагичности формула говорит нам о многом – о муках творца, о падшем ангеле, о потерянном рае… Метафора, которая могла бы стать эпиграфом к судьбам многих подвижников, героев человечества, избравших путь служения высоким идеалам.

Поэтический мир вообще парадоксален. Мы, конечно, помним, кого Пушкин называл другом парадоксов. Без проблесков открытий, приближения к чудесному поэзия мертва.

Есть парадоксы и у Михаила Стригина. Вот только одна строчка: «Зависла рыбой тишина…»

«Позвольте, – вступает в спор здравый смысл, – как может зависнуть рыба? Она же не летает». – «Зато молчит», – улыбается автор.

Или вот: «…Но ворон соловьиная рать…» «Как? – ломаем мы голову. – Разве воронья рать может быть соловьиной? Да никогда!» Оказывается, может. Может, когда эту каркающую рать возглавляет Соловей-разбойник.

Мир поэзии Стригина парадоксален не бездоказательно. Он превращает парадокс в аксиому, доказывая её состоятельность. Вот, например, как поэтично и трогательно переворачивает автор наше представление о чёрном цвете как о чём-то безжизненном или враждебном:

…Вместе с ребёнком раскрашу
Мир в чёрный цвет безграничный —
Чёрные окна, наличник,
Тёмные мысли и страны.
Чёрный – он добрый и странный,
В нём тишина и морганье…

После этого беспроигрышного приёма «вместе с ребёнком» и, главное, после «доброго моргания» мы волей-неволей станем воспринимать чёрный цвет под иным углом зрения.

Стригин не из тех физиков, которых в шестидесятые прошлого века противопоставляли лирикам. Несмотря на природу и инструментарий учёного, он являет себя и поклонником чувственности, непосредственной эмоциональности:

Ты говоришь «я люблю тебя» —
И в ту же секунду мир замирает,
Прислушиваясь к тому, что же изменилось вокруг:
Сдвинулись ли тектонические плиты
Или где-то расцвёл бутон жасмина.

И конечно же, как у любого состоявшегося поэта, в этой книге стихов много любви. Любви к женщине, к сыну и дочери, к людям в целом и к человеку в отдельности.

А любовь, оказывается, хоть и самое сильное чувство, часто бывает хрупка и беззащитна. И тогда происходит непоправимое:

…Здесь, в темноте твоей улыбки,
Под хохот устриц и людей,
Вдруг пробежит чертёнок зыбкий
И украдёт любовь, злодей.

И когда таких случаев пропажи любви становится множество, возникает некая социальная катастрофа:

У страны хроническая любви нехватка…

Автор, несомненно, живёт в нашем времени, пишет и творит для современников. Он знает тревоги своего поколения не со стороны и не понаслышке.

Но в нём, как и должно в поэте, живёт свет надежды, сила веры и жертвенность любви.

Вы только послушайте, как точно и просто, со знанием высших законов, описывает он разрешение совсем недавнего космического катаклизма:

…И в следующее мгновенье на небе
Алеет смертоносный метеорит.
Он приближается, сжимая горлышко времени,
Пытаясь закупорить его.
И нет такого Ноя, который смог бы построить ковчег времени.
И в тот момент, когда время сливается в единый поток
Добра и зла,
Бог вспоминает о Земле
И слегка изменяет траекторию метеорита.

Кто-то ещё сомневается в Божественной любви, сохраняющей мир? Надо только чаще напоминать ему о Земле. Мыслями, открытиями, парадоксами, молитвами и, конечно, стихами.

Олег Ник Павлов, председатель правления Челябинского областного отделения Союза писателей России

Взрослое

Шесть мнимых рубежей, три измеренья

Шесть мнимых рубежей, три измеренья,
За стенами скрывается стена,
За полом – новый пол как продолженье
Той перспективы, что обновлена
Была вчера. Я думал, что покинул
Привычный фон, привычный шорох дел.
И потолок – мой вечный страстный стимул,
Который с детства я пробить хотел
И выйти в безграничное пространство,
Где невесомость вечных облаков,
Дымок трубы, и нет у чаек чванства
От высоты над сценой дураков.
Но там другие, пусть и легче, стены
И комнаты просторней кирпича,
И вязнешь, словно клоп, в небесной пене,
Пытаясь закрепиться сгоряча.
Там много больше измерений тонких,
И сложно верх от низа отличать,
И кажется, что брошен на задворки…
Становится бесцветнее печать,
Юродивых и странных различая,
В бреду скрывая Ливингстонов-чаек.

Точка имаго

Время – мерцающий круг,
Начало почти совпадает с концом.
Младенцы на милых старух
Похожи своим благодушным лицом.

Поэт разжимает в спираль
Круги, придавая стоп-кадрам окрас.
Он топкую, серую даль
Как фон глубине поднебесья припас.

Но туже становится вздох,
И в омут удавкою тащит слеза
По нищим. Святой парадокс:
Чтоб ангелом стать, нужно пасть из гнезда!

На вздох кислорода вобрать,
Отдаться воронке с пустой головой,
Пройти незамеченным. В рай
Ещё не пускает Петров-постовой.

И в глубь завихрений уйти,
Как делает это живучий пловец,
И вся безысходность пути
Обрушится в детство, учил так отец.

На дне разожмутся круги,
И, вынырнув, вспомнишь, как сладко дышать,
И крикнешь, и, как ни крути,
Тебе улыбнётся на выходе мать.

Ты говоришь «я люблю тебя»

Ты говоришь «я люблю тебя» —
И в ту же секунду мир замирает,
Прислушиваясь к тому, что же изменилось вокруг:
Сдвинулись ли тектонические плиты
Или где-то расцвёл бутон жасмина.
Я покрываюсь лёгкой изморозью внутреннего жара,
И в этот миг всё моё естество, готовое вырваться,
Стягивается железными обручами покорности.
Но уже в следующее мгновенье
Всё двинулось дальше по кругу,
И ты уже забыла про меня.
Ты с трудом вспоминаешь моё имя,
У тебя просто поменялся объект любви.
Этот мир не ограничивается мною.
А я всё ещё здесь, я никуда не ушёл.
Я стою в непонимании от такой перемены.
Меня начинает кружить в водовороте сомнений,
Я перескакиваю с одного буруна на другой,
Двигаясь по всё сужающемуся горлышку бездны
Подозрений.
Пена лицемерия внутри меня сменяется волной лжи.
Я перескакиваю с одного гребня на другой,
Но воронка всё сжимается, не оставляя свободы движения.
И в тот момент, когда я уже должен был захлебнуться,
Ты обращаешь на меня внимание.
Я вновь попадаю в круг твоих интересов.
«Я люблю тебя», – говоришь ты,
И мощный глоток воздуха распрямляет спазм моих лёгких.
Он выдавливает изнутри комок сомнений.
Кровь, снова ускоряясь, начинает циркулировать,
Эти слова словно привод, раскрывающий плотину,
Но контролирующий поток реки.
Я начинаю дышать ровно и глубоко…
…«Я люблю тебя», – говорит Бог Земле,
И на ней расцветают джунгли и камни.
Вся материя внимает этому Слову.
Но его отвлекли,
И в следующее мгновенье на небе
Алеет смертоносный метеорит.
Он приближается, сжимая горлышко времени,
Пытаясь закупорить его.
И нет такого Ноя, который смог бы построить ковчег времени.
И в тот момент, когда время сливается в единый поток
Добра и зла,
Бог вспоминает о Земле
И слегка изменяет траекторию метеорита.