Kitobni o'qish: «Княжич»

Shrift:

Княжич

I глава

Вот что ни говорите, а есть в нашей жизни явления, вещи, события, которые сложно, а иногда и невозможно объяснить. Одни из них происходят независимо от нас, нашей воли и сознания, другими мы можем управлять. Причём не какими-то действиями, а исключительно сильным желанием и волей. Это, конечно, идёт вразрез с общеизвестным тезисом, что «бытие определяет сознание», но многочисленные случаи из жизни подтверждают это.

Вот один такой «случай» из моей практики встреч с необычными событиями.

На заре моей юности, когда мы жили в СССР и не подозревали, что живём при коммунизме, я заканчивал восьмилетку. На дворе стояла поздняя весна 1968 года. Господи, не всуе будет помянуто имя Твоё, какая была весна!.. А воздух?! Наверно, выражение «пить воздух» может понять только поколение, родившееся до всеобщей автомобилизации и гигантизации городов. Алма-Ата с населением в триста шестьдесят тысяч человек, при отсутствии крупных промышленных заводов, была чудо как хороша. Юность, господа, Юность!.. Она и сейчас красива, но по-другому. И это, скорее, красота женщины, скажем так, не слишком молодой, бодрящейся и заглаживающей морщины косметикой.

И молодые люди, говорящие со снисходительностью: «Вас послушать – так и трава была зеленее, и небо голубее», не подозревают, насколько они близки к истине, произнося эту фразу.

Но вернёмся к нашему «случаю». Моя молодость, совпавшая с молодостью Алма-Аты, и наложившаяся на них потрясающая весна давали огромный заряд бодрости, энергии и любви к жизни. Было ощущение большого бесконечного счастья, ну и, наверное, лёгкой неосознанной тревоги: а вдруг оно, это счастье, исчезнет?! И абсолютно не было беспокойства о предстоящих экзаменах. Они входили на тот момент в моё мироощущение, похоже, не самой большой его частью и не могли испортить весеннего настроения. Нет, я, конечно, готовился к ним и даже обнаружил в себе способность к пониманию тем, на которые во время учебного года глядел как баран на новые ворота. Но всё это происходило легко и непринуждённо. Без того нервного напряжения, которое так знакомо всем студентам.

В ночь перед Рождеством… Стоп! Это не из той оперы. В ночь перед экзаменом, а первым была геометрия, мне приснился сон. Захожу я в класс седьмым по счёту. Почему-то необходимо было зайти именно седьмым. Не глядя, беру билет под номером семь и сдаю на пять. Не знаю, откуда у меня появилась уверенность, что именно так всё и будет. Ведь до этого ни один мой сон не сбывался и способностей медиума и предсказателя в числе моих достоинств не было. От слова «совсем». Однако я дважды повторил седьмой билет и пошёл в школу, выкинув по дороге «шпоры». И вот скажите, что на меня нашло? Зашёл седьмым, взял билет и, не посмотрев в него, попросился отвечать без подготовки. Математичка глядела на меня, как на пришельца. Она-то знала мои возможности. Заведующая, также состоявшая в комиссии, придерживая очки, спросила: «А может, вы для начала в билет заглянете?» Врать не буду – вот тут у меня ёкнуло. Медленно перевернул лист и прочитал вслух: «Билет номер семь»… Я даже на дополнительный вопрос ответил, всё-таки готовился без дураков.

Как хотите, но никак этот «случай», уж извините за тавтологию, на случайность не тянет. Кроме того, была ещё пара-тройка случаев в моей жизни. А уж сколько я наслушался за свой век всяческих чудесных историй – «Сибирская жизнь» Бушкова отдыхает. И заметьте, в большинстве случаев рассказывали люди солидные и всяческого доверия заслуживающие.

Как вы думаете, к чему я это всё рассказал? Правильно. К тому, что если очень хочется, то и можется. Видать, учитываются там, наверху, наши искренние желания и, главное, уверенность, что эти желания сбудутся. Что-то срабатывает, и, казалось бы, случайные цепочки событий, поступков, действий выстраиваются в определённой последовательности и приводят к желаемому результату. Смеётесь? Что же, смех продлевает жизнь. Во всяком случае, так говорят околонаучные корифеи.

Сейчас я вас ещё больше рассмешу. Только не торопитесь крутить пальцем у виска. Не претендует ваш покорный слуга ни на докторскую, ни на кандидатскую, ни даже на то, что всё, о чём он пишет, – истина. Потому как истина – это то, во что мы верим. Слушайте, хорошо сказал! Моё писательское самолюбование удовлетворено. Нет, я, конечно, допускаю, что подсознание выдернуло эту фразу из какого-то прочитанного литературного опуса, но ведь не списал же?

За семьдесят семь лет жизни мною было поглощено чудовищное количество книг. Читал самозабвенно, что говорится, «взахлёб». Никакой системы: путешествия, приключения, классика, ЖЗЛ, фантастика. Надолго, очень надолго, подсел на исторические романы. Наверное, поэтому очень легко перешёл на альтернативную фантастику, которая и являлась последние лет двадцать моим любимым чтивом.

Что вы говорите? За двадцать лет плотного контакта с «альтернативкой» крыша у кого хочешь поедет? Ой, я вас умоляю, как говорят или, может быть, будут говорить в Одессе. А пока не торопитесь, читайте, строго не судите и верьте в мечту. Потому как по вере вашей и будет вам отмерено.

7 апреля 2030 г., около семи часов вечера, г. Алматы

Мелкий дождь, начавшийся ещё с утра, делал прогулку не очень приятной. Однако, верный расписанию, мною же установленному, я не торопясь шёл по проспекту Гагарина и пытался уловить позитивные нотки в этом промокшем мире. В семьдесят семь лет, хочешь не хочешь, а приходится встраиваться в определённый жизненный ритм. Вот и стараюсь ежедневно не спеша наматывать кардио-километры. Нет, смерти я не боюсь, потому как не верю в неё. Переход сознания из одного состояния в другое – это да, а тело… ну что же, оно может быть и другим или вообще не быть. Я и внукам своим говорю: «Смерти нет, ребята». Почему-то уверен, что ещё будет шанс, а может быть, и не один.

За размышлениями не заметил, что повернул к парку имени М. Ганди и иду уже по крайней его асфальтированной дорожке. Ну как «парк», скорее, сквер размерами квартал на два с памятником Ганди в центре. Летом в нём очень оживлённо. Любимое место прогулок мамаш с колясками и четвероногих друзей человека с их хозяевами. Сейчас здесь, похоже, ни души.

Вскрик прозвучал совершенно неожиданно. Из кустов выбежал мужчина с портфелем, за ним ещё двое. В сумерках сверкнуло лезвие и раздался стон. Всё это произошло в трёх шагах от меня. А поскольку моё присутствие не входило в планы этих джентльменов удачи, то становились понятными их дальнейшие действия. В таких случаях, исходя из практики моей молодости и как говаривал В. В. Путин, надо быть первым. И жёстко бить, поскольку, учитывая мой возраст, второго шанса не будет. Пока тот, что с ножом, выпрямлялся, я сделал шаг вперёд и пробил костяшками пальцев в гортань с силой, на которую только был способен. Знал, что убиваю, и хотел этого. А что вы хотите? Либерастические ценности в таких случаях ни к селу, ни к городу. Впрочем, они и в других обстоятельствах «как телеге пятое колесо».

Второй навалился, и мы вместе упали на землю. Повезло, что оказался сверху. Такой же удар, как и первому, и тишина. Подполз к жертве с портфелем, нащупал артерию на шее. Надо же, живой. Ну хоть что-то положительное. Стал подниматься с колен. Уловил угловым зрением движение сбоку, но отреагировать не успел. Голова взорвалась дикой болью. Подумал только: «Третий, был третий».

II глава

6 апреля 1215 г., или шестой день цветеня 6723 г.

от сотворения мира. Посольство

Посольство Глеба Святославовича, великого князя Черниговского, пересекло условную границу между княжеством и Половецкой степью и неспешно продвигалось к Дону, чтоб по его течению свернуть на юг, к ставке половецкого хана Юрия Кончаковича.

Новый князь Черниговский спешил наладить дружеские отношения с одним из самых сильных и авторитетных степных владык. К его мнению прислушивались не только кочевники, но и князья южных русских княжеств.

Сын хана Кончака, внук Артака и правнук легендарного Шарукана, он распространил своё влияние на огромную территорию, от Волги до Таврики. Состоял в родственных отношениях с царями Грузии и великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем.

Будучи ещё молодым, во время очередной междоусобицы в 1183 г. попал в плен к Киевскому князю. Какое-то время воспитывался вместе с его детьми. Потом принял христианство и после смерти своего отца Кончака занял ханский трон. Русские князья уважали его, в отличие от Даниила Кобяковича – хана другой большой половецкой орды, также принявшего христианство. Ну а то, что он время от времени вторгался то в Переяславские, то в Черниговские, то в Киевские пределы, – так чего не бывает между своими! Те же русские князья жгли города и веси друг у друга так, что половцы отдыхают. Да и выступали они то на стороне Чернигова, то Киева, то Владимира, принимая активное участие в разборках русских князей.

Формально посольство возглавлял четырнадцатилетний княжич Иван – младший сын Глеба Святославовича, но фактически все полномочия по переговорам были у княжеского стольника Волкова Александра Фёдоровича.

Посольство было небольшим. Дюжина служилых людей, полсотни дружинников да боярин с княжичем, не считая нескольких вьючных лошадей с подарками для хана и его приближённых.

Поднявшись на очередной пригорок, посольство остановилось. Внизу, на расстоянии в пару стрельбищ, протекал, плавно изгибаясь, Дон. Размерами своими он не поражал. Да и то сказать – верховье всё-таки. Тем не менее общая панорама впечатляла. Слева, на севере, темнели кондовые леса. Прямо за рекой, насколько хватало взгляда, словно острова в океане, рассыпались начавшие зеленеть рощи. А на юг и юго-восток, скрываясь за окоёмом, уплывала вместе с Доном великая степь.

В эту идиллическую картину не вписывались полдюжины обгоревших половецких кибиток на берегу реки. Боярин махнул рукой, и десяток дружинников пошли намётом по пологому спуску. Остальные не торопясь тронулись следом.

«Булгары озоровали, Александр Фёдорович, – докладывал старший десятка, – навалились на рассвете и порубили полусонных. Один ещё живой. Поспрошаешь?»

Половец с пробитой стрелой грудью полулежал, прислонившись к колесу уцелевшей от огня кибитки. «Не жилец», – подумал боярин. Что и подтвердилось через несколько минут, когда с трудом выталкивая через запёкшиеся губы слова, вместе с кровавыми пузырями, раненый рассказал о том, что случилось. «Заклинаю тебя, рус, Великим Тенгри заклинаю, найди их», – произнёс он на выдохе и уронил голову на грудь.

Вроде бы обычное дело в приграничье, здесь зачастую сталкивались небольшие отряды русичей с половцами, булгар с русичами, половцев с булгарами. А иногда в схлестнувшихся в смертельной сече разбойничьих ватагах были представители и тех, и других, и третьих. Но в этом случае всё было несколько иначе. Половцы шли охотничьим загоном в верховьях Дона. А среди них был Ярух – любимый внук Юрия Кончаковича. Стольник не верил в случайное нападение булгар. И подтверждением того было то, что не убили ханского внука в бою, а связали и увезли с собой.

– Что будем делать, Иван Глебович? – боярин задумчиво теребил бороду.

– А что тут думать!.. – княжич рубанул рукой воздух. – Идти в догон. Булгар побить. Яруха вызволить.

– Ну да, ну да. Оно, конечно, так, – умудрённый годами князев ближник лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации.

Ведь если всё оставить как есть, то о посольстве можно забыть. Не простит хан того, что не попытались отбить его внука. С другой стороны, он головой отвечал за жизнь Ивана. У булгар, если половец не ошибся, сотня воинов. У нас в два раза меньше, но каких! Лучшие черниговские рубаки. Места эти он знал хорошо. Не раз и не два, сначала простым дружинником, а потом десятником и сотником, лихо носился по здешним окраинам, то преследуя врага, то уходя от него. Даже мог с точностью до версты указать, где остановятся булгары. Да и следопыт хороший имеется. Риск, конечно, есть. Но и в случае удачи посольство, как пить дать, выгорит. Это же какой козырь на переговорах!

– Решено, княжич, идём в загон. Будем брать супостата, как матёрого волка.

Булгар они выследили ближе к полуночи. Следопыты из служивых людей сначала учуяли дым, а следом углядели отблески костра в степной балке и загодя предупредили погоню. Оставив коней под присмотром, боярин с княжичем и дружинниками, словно призраки, растворились в ночи. А под утро, когда сон особенно сладок, так же бесшумно объявились на ночной стоянке противника. Зашелестели вынимаемые из ножен мечи и пропели свою смертельную песню первые стрелы.

Жестокий век, жестокие нравы. Мысли просты и не изъедены ржавчиной цивилизации. Если это враг – смерть ему, если это друг, то положи жизнь за други твоя. И чёрное для всех всегда остаётся чёрным, а белое – белым. А вот в наше время это прерогатива только подростков.

Булгары спросонья не могли оказать серьёзного сопротивления и падали один за другим под ударами дружинников. Лишь десяток воинов во главе с предводителем и привязанным к луке седла пленником прорвались к выходу из балки. На их пути оставались только боярин с княжичем. Срубив первых двух булгар, Александр Фёдорович ударом щита свалил третьего, но оступился, и вражеский клинок, разорвав кольчугу, пробил грудь. Иван, успевший снять стрелой главного булгарина, бросился к пленнику. Перерубил верёвку, связывающую того с конём, и в этот момент получил сильнейший удар булавой по шлему.

III глава

Читая о попаданцах, я удивлялся, почему авторы почти всегда выставляют своих героев идиотами в первые часы, а иногда и дни, после переноса в прошлое. Причём, как выясняется, все они хорошо знакомы с альтернативной исторической фантастикой. Но с маниакальным упорством продолжают считать, что всё происходящее вокруг глюки, что сейчас очнутся и всё придёт на круги своя. Ещё глупее выглядит теория розыгрыша. Мол, друзья или недруги подстроили это действо с каким-то умыслом, а сами наблюдают по монитору и хихикают от удовольствия. Ага. Сейчас. Потратили миллиарды для постройки, предположим, древней Москвы, Новгорода или Рязани. Реконструировали дружины, да ещё столкнули их с такими же лжеполовцами, хазарами, монголами. Реально отрубаются руки и ноги, хлещет кровь и летят с плеч головы, а попаданец, умиляясь, восклицает: «Как реалистично, как здорово меня разыгрывают!» Ну не бред ли? Я, конечно, утрирую, но не очень сильно. Есть такая тенденция, однако.

Я просто проснулся. Никаких болей в голове или ещё где-либо. Никакого кровавого тумана и света в конце туннеля. Проснулся и всё вспомнил. Первое – парк, грабители, удар, тьма. Второе – погоня. Сражение, удар, тьма. Причём вспомнилось первое и второе как-то одновременно. Просто два в одном флаконе. Неужели получилось? Осматриваю руки, ноги. Двигаю ими. Координация отличная. Ну, что же, с прибытием вас, господин попаданец!

Дела посольские

Полог шатра или юрты – я пока не понял, где нахожусь – откинулся, и вошла девушка с кувшином в руках. Увидела меня в неглиже и змейкой юркнула обратно. Через мгновение влетел старшой первого десятка, Ратибор. (Надо же, и этого помню.)

– Очнулся, княже? Слава богу. А то муторно как-то было. Боярин на ладан дышит. Ты в беспамятстве лежишь. Что делать? Никто не знает.

– Всё хорошо, Ратибор. Расскажи, чем там в балке закончилось и где мы теперь?

Оказывается, когда мне прилетело булавой по шлему, дружинники уже были рядом. В общем, никто из булгар не ушёл. Всех положили. А как солнце взошло – и сам хан с ратью пожаловал. Что-то там раскопали его лазутчики. Заговор какой, что ли? Ну и кинулся выручать любимого внука. А тут мы, скромные такие герои. Подумаешь, сотня! А я, оказывается, вообще внука его заслонил. На себя удар принял. Ну ни фига себе. Это же какие перспективы открываются!

– Ратибор, где одежда? Одеваться буду.

– Так вон, на сундуке лежит. Только тут вот какое дело. Вчера хан шамана своего прислал. Тот лечить тебя взялся. Я, понятное дело, из шатра выйти отказался. Он до сумерек в бубен бил и чего-то там бормотал, а потом как закричит, руками замашет и вон из шатра. Чудной старик. Но ты всяко поберегись. Мало ли чего у него на уме. Одно слово – нехристь.

– До вечера, говоришь, в бубен бил. А число вчера седьмое было?

– Точно так, седьмой день цветеня.

«Интересно получается, – размышлял я. – Там в парке как раз в семь часов всё и случилось. Добавим к этому две семёрки – мой возраст. И голову готов прозакладывать, что шаман выскочил из шатра именно в семь. И что мне с этими четырьмя семёрками делать? А, ладно. Разберёмся. Потом. – И усмехнувшись додумал: – Может быть».

Церемония вручения вверительных грамот, то есть подарков, проходила согласно местному протоколу. Впереди десять дружинников несли подарки. За ними важно шествовал я, а за мной в качестве свиты ещё десять воинов. Мы прошли между двух рядов дымящих костров и остановились у настила, где на коврах и подушках восседал Юрий Кончакович. Ощущение театральности происходящего не покидало меня. Право слово, будто дети малые. Нет, ну надо что-то решить? Так сядьте как два нормальных мужика за стол, раздавите бутылочку, ударьте по рукам, и всё. Но боже упаси. Будь ты уж трижды герой, а блюсти обычаи обязан. Традиция, бля. Вон, Юрий Кончакович – христианин, а в степи вместе со всеми молится Тенгри, прислушивается к шаманам, присутствует на их камланиях. Попробовал бы он иначе себя вести!.. Нет, революции бы не случилось, чай не варварская Европа. Просто тихо и мирно сломал бы себе шею. На охоте, например. Или подавился бы косточкой во время пира. В конце концов, мог неудачно упасть на свой собственный кинжал. А что, дело-то житейское. Как говаривал незабвенный товарищ Сухов, Восток – дело тонкое.

Впрочем, мне было интересно. Передал привет от отца, выразил надежду, что всё у великого хана хорошо. И овцы целы, и волки сыты, то есть стада тучны и многочисленны, а враги сидят по закоулочкам и не тявкают. И под конец озвучил пожелания на вечную дружбу и мир между нашими народами. Ну, примерно в таком ключе. Понятно, что от хана прозвучала ответная речь. Всё, протокол выполнен.

Внешние приличия соблюдены. Зрелище народу показано. Он доволен, потому как ещё и хлеб будет вкушать за счёт хана. Теперь можно нормально поговорить.

В походном шатре Юрий Кончакович угощал дорогого гостя, посадив его по левую руку от себя. По правую сидел Ярух.

– Ты, Иван Глебович, теперь знай и передай своему отцу великому князю: в степи у вас есть верные друзья. И пока я жив, ни один воин моего улуса не обнажит оружие против земли Черниговской. Клянусь в том Богом всемогущим. Мне рассказали, как ты храбро сражался с булгарами и спас моего сына.

Однако же не пообещал, что помогать будет. Но нам этого пока и не надо. Главное, отец за тылы будет спокоен. Внешне же я олицетворял собой образец скромности. Мол, чего уж там, мы ещё и вязать, вышивать можем – вспомнился кот Матроскин из прошлой жизни.

– Великий хан преувеличивает мои заслуги. Просто мы оказались в нужном месте в нужное время. И ещё. Зовите меня просто Иван. Мы с Ярухом ровесники, и мне будет приятно, если вы обратитесь ко мне по-простому, – выдержал паузу, – по-родственному.

По внимательному взгляду Юрия Кончаковича было заметно, что и паузу, и последнее слово, выделенное интонацией, он уловил. На несколько мгновений прикрыл глаза, а когда их открыл, стало понятно, что созрело какое-то решение. Надеюсь, правильное.

– Иван, то, что ты спас моего внука, – это Божье знамение. Это поступок близкого человека, брата. Так почему бы вам не провести обряд и не стать побратимами?

Нет, какой он всё-таки умница! Другого не один день подводить к нужному решению надо. А ему одного ключевого слова достаточно оказалось.

– Это огромная честь для меня, – склонил я голову.

– На том и порешим. Завтра проведём обряд, а сейчас отдыхай.

Но, как оказалось, отдых пришлось отложить. На обратном пути нас перехватил посланник шамана с настоятельной просьбой посетить его. Со служителями культа лучше не ссориться. А этот, видать, не из последних. Ведь уловил же момент перехода моего сознания в тело княжича. Такого злить – себе дороже. В идеале сделать его союзником. Но это уже как получится. Шамана звали Урзах, и он не стал тянуть кота за хвост.

– Ты пришёл из другого мира, – сказал он и сконцентрировал на моей переносице взгляд своих чёрных глаз.

Мне по прошлой жизни был знаком этот способ выведения собеседника из душевного равновесия.

– От служителя великого Тенгри ничего утаить невозможно, – с улыбкой ответил я.

Он даже отшатнулся.

– Так это правда?

– Кто знает, что есть правда в этом мире? Вот ты увидел правду, а истолковал её неверно. Я не пришёл из другого мира – это невозможно. Я вернулся оттуда.

– И ты видел Тенгри? Лицо Урзаха было белое как мел.

– Нет, его нельзя увидеть. Но я говорил с его слугами – ангелами.

– Погоди, рус, ангелы – это слуги христианского Бога.

– Вот тут ты ошибаешься, шаман. Они просто слуги Бога. Он один. А глупые люди на земле делят неделимое и дают ему разные имена.

– Скажи, рус, что ты там видел?

– Ничего. Но я много слышал. И у меня есть для тебя послание.

– Для меня?

– Ну, не конкретно для тебя. А для всего народа половецкого. – И, закрыв глаза, начал говорить в стиле летописи: – И был год 6731, и была беда великая, пришедшая со стороны царства Имеретинского и царства Кахетинского. Незнаемые прежде, орды диких монголов, покорив множество царств, вторглись в Аланские земли. И сказали князья Аланские ханам Половецким: «Придите и помогите! Разобьют нас, и следующая очередь будет ваша». И собрали войско сильное, многочисленное. Пошло оно на помощь аланам. Но монголы коварные прислали ханам подарки великие. И говорили так: «Мы не воюем с вами, а воюем с аланами, а с вами нам делить нечего. Мы одной веры. Берите подарки и уходите». И алчность победила. Половцы взяли подарки и ушли в степи. А монголы, разбив алан, кинулись в степи. Настигли и разбили силы половецкие. И отсюда пошло начало конца этого народа. И через несколько десятков лет даже название его стёрлось из памяти людской.

На шамана больно было смотреть. Губы его дрожали, руки тряслись, голова поникла. Но постепенно он пришёл в себя.

– Ты рассказывал об этом хану?

– Нет, я хотел сначала посоветоваться с тобой. Делами небесными должен заниматься сведущий человек. Я передал тебе послание. Что с ним делать, решай сам.

На следующий день в узком кругу, но торжественно прошёл обряд братания. После положенных по такому случаю речей (куда же без них, родимых) шаман подал чашу с кобыльим молоком. Мы с Ярухом сделали надрезы на запястьях и капнули в чашу по несколько капель крови. Произнесли клятву о вечной верности и выпили пополам молочно-кровавую смесь. Я подарил побратиму два кинжала и шлем толедской работы, а он – две великолепные индийские сабли из дамасской стали.

Когда мы остались одни, Юрий Кончакович спросил, какие пожелания у меня имеются и есть ли планы на будущее. Я ждал этого разговора и не стал юлить.

– Великий хан, желания есть, их два. И план имеется один. Во всяком случае, это то, что в одиночку, без помощи, выполнить очень трудно. Хочу вырастить и обучить свою личную дружину. Нужны юнцы двенадцати-четырнадцати лет, желательно русичи. Второе: нужен мастер боя с двумя саблями. И наконец, имеется желание в недалёком будущем вернуть Тмутараканское княжество, раннее принадлежавшее Чернигову, и сделать его независимым. И это надо сделать в течение пяти-шести лет.

– И что дальше? – хан с интересом смотрел на юного княжича.

– Дальше Таврия. Вся, до последнего поселения.

Позже, пересказывая всё это шаману, Юрий Кончакович сказал:

– Хотел я рассмеяться после последних его слов, но посмотрел на него и подумал: «А ведь так всё и будет. Похоже, на Руси появился новый Святослав».