Kitobni o'qish: «Дышать малиной»

Глава 1 Встречают по одежке…

– У нас что, еще вещи во дворах сушат? – спросила бариста, поставив незнакомцу стакан горячего эспрессо.

– Заметно? – он с легким поклоном принял стакан.

– Еще как, – короткая грустная улыбка промелькнула на ее губа. – Такое давно не носят.

– Чем богат, – спокойно ответил мужчина и громко втянул аромат кофе, слегка расширив ноздри. – Спасибо.

– Не за что, конечно, но ты аккуратнее помогай, когда не просят, а то нарвешься, – проговорила девушка активно жестикулируя.

Он обратил внимание на ее длинные фигурно состриженные поблескивающие ногти, поверх которых был нанесен тонкий узор, напоминавший ему молодые кудри гороха.

– Красивые.

– Что?

– Ногти.

– О, – усмехнулась она. – Спасибо, а что больше ничего красивого нет?

– Лиса, – протянул он в ответ.

– Ладно, ухажер, спасибо, и давай уже куда-нибудь отсюда – всех клиентов мне распугаешь.

– Хорошо, – он сделал шаг в сторону. – Как зовут-то тебя?

– Может еще номер дать? – засмеялась она и, прислонив руку к груди, сказала. – На бейджике написано.

– Плохо вижу.

– Еще и слепой, а! – бариста покачала головой. – Слушай, не мое дело, но ведь молодой, здоровый и … вот так, – она провела рукой сверху вниз в его направлении.

– Проиграл.

– Правда, дуй уже отсюда. Клиентов распугаешь.

– Спасибо, – он еще раз отвесил небольшой поклон и пошел в сторону рынка, обняв двумя руками теплый бумажный стакан.

Девушка несколько минут смотрела в сторону очень быстро уходящего незнакомца, пока он не затерялся в обступающей его толпе прохожих.

Люди привычно для себя двигались по тротуарам от конечной остановки трамвая до своего дома, попутно заскакивая в ларьки и открытые палатки, в основном за продуктами. Кто-то праздно нагуливал оставшиеся до своей дневной нормы шаги, кто-то в приступе жары, распахивал одежду и приостанавливался, чтобы перевести дух. И все терлись краями одежды, иногда сталкивались, почти не смотрели друг на друга и обязательно поглядывали на толстые темные глядельца в своих ладонях.

Все сторонились и отводили взгляд от молодого человека, который очень быстро двигался, сторонился случайных касаний, и снисходительно обходил резко остановившихся у него на пути прохожих. Иногда он почти незаметно наклонялся в сторону некоторых из них, чуть видно расширял ноздри и сразу же резко одергивал голову в сторону и продолжал идти, близко прислоняя к лицу бумажный стаканчик, пока порыв еще холодного весеннего ветра не накрыл пылью всю улицу.

Полосатые тряпичные края навесов палаток встрепенулись, платья старушек резко прилипли к ногам, дутые куртки зашуршали будто раскрывающиеся купола парашютов. Поток людей на секунды замер, сопротивляясь сильному порыву ветра.

Человек в лохмотьях, как и все на рынке, замер на месте. Зажмурился и глубоко втянул воздух. Казалось, что он к чему-то прислушивается, но громко говорящий с самим собой высокий парень в обрезанных до колен штанах и со странными, очень похожими на фарфоровые, округлыми затычками в ушах, заставил его резко сойти с тротуара в закуток между палатками.

Здесь в относительной тишине он вновь закрыл глаза, постоял около секунды без движения, выронил пустой стакан и повернул голову в сторону. Будто влекомый чем-то невидимым, мужчина выскочил обратно на тротуар и, обступая прохожих, побрел сквозь нелепо пеструю толпу. На север. Против ветра.

В паре кварталов от рынка небольшая очередь из уставших работяг собралась возле чебуречной на углу. Проходя мимо нее, он шарахнулся от острого запаха раскаленного прогорклого масла, задержал дыхание и, сделав пару десятков размашистых шагов, остановился около фонарного столба, оперся руками на колени, и зажмурился, сдерживая рвотный рефлекс. Отпустило. Он медленно выдохнул, чихнул и, слегка покрутив головой, пошел налево.

Как жаль, что кофе кончился.

Первые встреченные им около рынка старые кирпичные пятиэтажки с обветшавшими деревянными дверями все чаще сменялись нарочито высокими железобетонными конструкциями с почти бесконечными стеклянными фасадами, в самом верху которых отражалось начавшее тускнеть перед закатом солнце. От этих строений не пахло ни древесной смолой, ни жареной картошкой, ни куриным бульоном, ни подвальной сыростью. Только концентрированная пыль, из которой сделаны эти дома, давно забытый запах ржавчины и что-то новое. Едкое. Точно неприродное.

И как они так высоко научились строить? И зачем? Это сколько там подниматься до крыши?

Дороги стали почти ровными, хоть от них и шел надоедливый, но ровный запах жженой смолы. К нему можно привыкнуть и без помощи кофе.

А эти непонятные зеленые и красные лапочки на металлических столбах на перекрестках дорог? Как и эти белые полосы на них.

И бесконечное множество снующих автомобилей. Быстрых, тихих, красивых.

И ни одной лошади. Ни следа.

Через полчаса ходьбы ему начали встречаться в основном молодые в странных неровных одеждах. Девочки преимущественно одетые в яркие чуть прикрывавшие колени платья, квадратной формы куртки из непонятного плотного материала и неуклюжую раздутую белую обувь на высокой подошве. Такие не похожие друг на друга. Но иногда встречались и знакомые ему женственные силуэты свободных сарафанов. Он даже останавливался, чтобы проводить их взглядом. В основном никто из них не обращал на него внимания, но изредка он слышал новые непонятные ему слова и только по интонации догадывался, что это, скорее всего, ругательства. Мужчины тоже носили разное. От уже встречавшихся ему коротких штанов с толстыми мешкообразными куртками с капюшонами, до обтягивающих темных костюмов с острыми краями карманов, узкими брюками, тонкими галстуками и невероятно отбеленными сорочками.

С закатом солнца в городе похолодало и поубавилось шумов, так что мужчина сбавил ход, все больше всматриваясь себе под ноги.

Его привлек приближающийся неровный, но ритмичный стук металла о камень. Почти одновременно вспыхнувшие над тротуарами и вдоль дорог фонари давали неровный свет, так что человек остановился, чтобы рассмотреть источник раздражающего звука. Им оказалась светловолосая девушка в плотно облегающих черных сапогах с высоким тонким каблуком-сосулькой, очень плотно облегающимбедра куском ткани с узором, походившим на раскрас снежного барса, если бы тот был гнедым.

На несколько метров вокруг от нее разило спертыми нотами тягучего жасмина и, черт бы его побрал, клоповника, которые резко выбивались на фоне уже приевшихся за день резких ароматов кислых кореньев, цитрусовых, чего-то медового и горьковатого, чего-то неприродного.

Он начал дышать ртом, но громко чихнул. Сразу выдохнул через нос и чихнул вновь.

– Фу, тут бомжара какой-то, – сказала в свое глядельце, девушка. Она немного ускорила шаг, прижимаясь к краю тротуара подальше от чихавшего. – Так я не поняла, ты с кем?

Мужчина задержал дыхание, проводил девушку-барса взглядом, еще раз громко выдохнул и снова чихнул.

Надо было оставить хоть немного кофе.

Совсем недалеко ровными рядами стояли аккуратно подстриженные туи. Он подбежал к ним и сорвал несколько иголок, растер их пальцами и глубоко втянул освещающий хвойный аромат. Сразу перестал чихать.

Мужчина наполнил легкие воздухом и спокойно осмотрелся вокруг. Все очень сильно изменилось. В городе стало гораздо светлее. Настолько светлее, что с неба почти исчезли звезды.

На крышах и входах в здания разными цветами то загорались, то тухли, то пробегали непонятные слова. Иногда понятные, но в них почему-то не хватало букв.

Его внимание привлекла излучающая непривычный насыщенно голубой свет вывеска над дверью одного их спусков в подвал очередного стеклянного здания, но эта дверь открылась, и на улицу выскочили громко говорящие подростки. Вместе с ними вырвалась зловонная смесь дыма, пота, черной плесени и крепких паров перегара.

Когда подростки преодолели несколько ступеней вверх, мужчине от насыщенности неприятных ароматов стало не по себе. Он издал противный гортанный звук подкатывающей рвоты, закрыл рот ладонью и побежал подальше от этого спуска.

– Серег, я не понял, это че уже бомжи от тебя нос воротят? – один из вышедших из ночного клуба засмеялся позади.

Молодой человек бежал по тротуару, стараясь не дышать. Асфальтное покрытие под его ногами сменилось брусчаткой, он зацепится за него подошвой и чуть не упал. Левая тапка отлетела куда-то в сторону. Он же сделал пару неуклюжих шагов, поймал равновесие, резко выдохнул и протяжно втянул уже холодный ночной воздух. Улыбнулся и повернул голову в сторону.

Засунув ногу в подобранную в паре метров от себя тапку, он сложил руки на груди и неспеша побрел за угол ближайшего стеклянного здания. Пройдя до шлагбаума, спокойно обошел его и, всматриваясь в свет окон, посчитал этажи жилого дома. Семнадцать. Недолго останавливаясь у каждого из подъездов, декорированных высокими тисненными колоннами, он добрался до четвертого. Подошел к металлической двери, несильно потянул ее на себя. Не открылась. Он поджал левую щеку и внимательно посмотрел на красный огонек, мигающий на небольшой металлической пластине с выдавленными цифрами от нуля до девяти.

Хорошо, что у подъезда стояла отделанная камнем скамейка.

Как поразительно тихо бывает в закрытых дворах центра города, спрятанных всего в нескольких сотнях метров от шумных нагруженных дорог.

Он сидел на скамье в свете подъездного фонаря, сложа руку за руку и выставив перед собой босую правую ногу, упертую в тапку. Медленно дышал, ритмично длинной струей выдыхая пар изо рта.

Как, все-таки, изменился мир. Дом хоть и жилой, но почти не пах домом. Ни привычного аромата свежеиспеченного хлеба, ни чего-то жареного, нет даже запаха пропахших дымом шерстяных вещей, только рвотный зудящий в ноздрях смрад, иногда заносимый ветром откуда-то из-за угла. И пыль. Бесконечная пыль и бетон.

Быстрые шаги кого-то подходящего из-за спины заставили его немного повести головой. Из темноты в свет фонаря шагнула фигура. Молодой человек в странной фуражке с очень длинным и прямым козырьком тащил за своей спиной большую квадратную сумку, крепившуюся за его плечами широкими тряпичными ремнями.

– Не подскажите, это четвертый? – подошедший странно одетый человек перевел взгляд от своего светящегося глядельца в сторону скамьи и добавил: – А, понятно.

Он поднялся по ступеням и начал набирать цифры на металлической пластине на стене. Каждое нажатие отзывалось коротким звуковым сигналом, а после перешло в протяжное циклическое гудение.

От рюкзака веяло щекочущим черным перцем, морской рыбой, смесью тмина и сезама и чем-то болотистым, схожим с подсыхающей в сильную жару тиной.

Гудки закончились, но ничего более не произошло. Человек с квадратной сумкой повторил свои действия еще раз. Снова протяжные противные гудки и ничего после.

Лавиной до незнакомца докатился аромат, за которым он шел через весь город до этой каменной скамейки. Он выпрямился, вставил ноги в тапки.