Kitobni o'qish: «Афганский рубеж 2», sahifa 3

Глава 4

Я готовился быть командиром «пчёлки» – грузить и развозить, доставлять и увозить, а теперь меня запланировали бить и прикрывать. В голове сразу вспомнил, как закончилась моя прошлая жизнь.

– Саня, чего молчишь? – спросил комэска, заметив, как я завис после озвученной информации.

– Да тут как бы «служу Советскому Союзу» не подойдёт. Или «спасибо» должен сказать? – ответил я без грубости.

Новость действительно неожиданная. У меня и в мыслях не было, что после стольких передряг за последние месяцы, меня ждёт перевод на другой вертолёт. Ещё и командиром!

– Так, Клюковкин, скажу тебе прямо! У нас жопа с лётчиками, – посмотрел мне в глаза Енотаев.

– Только сейчас все это поняли? – спросил я, и Ефим Петрович моментально начал вскипать. – Молчу-молчу, а то по шее получу.

– Итак, лётчиков не хватает. Все работаем на износ. Ожидается ещё много операций. Военные училища переходят на ускоренные выпуски, а ты уже получил опыт. Вот, в качестве продвижения по службе, мы тебя и отправляем переучиться на Ми-24.

– А где же я теперь буду служить? Сомневаюсь, что подполковник Хорьков, с чьей дочкой у меня был роман, горит желанием меня продвинуть на вышестоящую должность…

– Саня! Мать его за ногу, ты когда её-то успел… ну, в смысле, с ней уже побыть в кровати?! – воскликнул Енотаев.

Комэска вскочил на ноги и случайно ударился коленкой. Несколько «крепких» словечек в адрес скамьи и он вернулся к обсуждению последствий моей личной жизни.

– Клюковкин, я тебе узлом завяжу эту «штукенцию». Молнию зашью, чтоб не доставал из штанов! – перешёл на очень высокие тона комэска.

Да если бы я сам знал. Этот мой реципиент оставил такой «багаж» невыясненных отношений, что не разгрести.

Удивительно, что комэска не в курсе такой страницы в биографии Сашки Клюковкина.

– Ефим Петрович, ну это давно было. Думаю, Хорьков забыл уже, – успокаивал я Енотаева.

– Он себя забудет, как звать, а про тебя начальник штаба будет помнить всё время. Фух! – выдохнул комэска и сел на скамью. – Ладно. Представление уже отправили в армию, потом в округ. Так что Хорьков уже ничего не сделает. Но тебе нужно всё равно принять дела и должность. Потом ехать переучиваться. Надеюсь, ты слышал, что в Калининской области сформировали центр армейской авиации?

Кто ж про него не слышал! В прошлой жизни я там был много раз. Там все вертолётчики переучивались на новые типы, так что место знаковое. Столько войн и конфликтов, сколько прошли ребята из Центра боевого применения и переучивания личного состава Армейской авиации, хватит на несколько полков. И у них ещё всё впереди.

– Ефим Петрович, ну ведь в нашей эскадрилье есть оттуда лётчики. Естественно, что я знаю.

– Да я всё не привыкну, что ты…

– Командир, ну хорош уже. Я и обижаться умею, – посмеялись мы с Енотаевым.

Пару недель спустя поступила мне команда на вылет в Союз. Знойный и пыльный Баграм оставался позади, а впереди был долгий перелёт домой.

Зная, что военные патрули – страшная сила, предусмотрительно переоделся в свой спортивный костюм.

Получился у меня неплохой прикид – синий костюм с тремя полосками вместо лампасов и кеды с изображением мячей. Но не покидало меня ощущение, что я похож на Волка в одной из серий «Ну, погоди!».

Добираться в Соколовку пришлось и самолётом, и поездом, и даже на телеге, поскольку никакой транспорт от райцентра не ходил в тот день в сторону военного городка.

Уже на финишной прямой я и задремал. Во сне снились пески и горы, палящее солнце и ветра. Пускай не так долго я был в Афганистане, но он плотно засел в голове.

– Приехали! – толкнул меня мужик в поношенном техническом комбинезоне, управлявший повозкой.

Наверное, в этих местах всё так или иначе связано с полком посёлка городского типа Соколовка. Открыв глаза, я увидел вокруг себя огромного размера сосны.

Рядом с контрольно-пропускным пунктом на небольшой сопке рос знаменитый в этих местах багульник. Красивейший цветок. Чем-то напоминает сакуру, но только кустарник.

– Спасибо! – поблагодарил я мужика и достал из кармана зелёную купюру с изображением Кремля.

Мои познания в ценах на такси в СССР были небольшие. Где-то слышал, что 20 копеек посадка и 10 за километр. Пока ещё я не привык к советским расценкам, так что мужику дал 3 рубля.

– Ты чего? Это ж много! – воскликнул мой извозчик, когда я протянул ему купюру.

– Отец, да всё нормально. Офицер может себе позволить.

Мужик оглядел меня с ног до головы и зацокал языком.

– Эх! Придётся к Зинке сходить. Куплю винишка. Ну, будь здоров! – махнул он мне и, дёрнув поводья, поехал дальше.

Пройдя через КПП, я первым делом отправился домой. В городке всё по-прежнему – дети играют в саду и во дворах, гоняют по дорогам мяч и, отбирая друг у друга велосипед, колесят среди домов.

Проходя мимо Военторга, меня заметила продавщица Галина Петровна. Бежала так ко мне, что белый колпак улетел в сторону, а фартук развязался.

– Сашка! Живой! А говорят, вас там покромсали, и ты погиб.

Ну и хреновые же информаторы у Петровны. Второй раз уже недостоверные сведения приносят. Зимой она меня тоже чуть не похоронила.

– Говорят, Клюковкин встать не может и всё такое! Ноги сломаны, позвоночник тоже, руки не работают, головы нет, но смогли пришить… – громко кричала Петровна, обнимая и расцеловывая меня.

Совсем плохие информаторы у Петровны. Про голову это ж надо такое придумать!

– Галина… Петровна… живой. И на своих… двоих, – пытался я вырваться из объятий крупной женщины.

Опять я по слухам чуть не убился. И первой меня встречает всегда Галина Петровна. Выдержав объятия женщины и стерев с лица её помаду, зашёл в Военторг, чтобы купить чего-нибудь поесть.

Тут опять природное обаяние Клюковкина сработало на «отлично». И пирожков мне принесли из дома, и банку с борщом, и на ужин сварила мне ещё одна бабушка картошки.

Приятно, что голодным меня не оставили земляки.

Взяв все авоськи, я побрёл к дому. Собирался зайти к Батыровым, но вспомнил, что Света с сыном поехали к Димону в Ташкент. Его должны будут скоро перевести в другой госпиталь, а потом он поедет в Монино. Подлатают и будет учиться в академии, как и хотел.

Войдя в подъезд, столкнулся с двумя мужиками с верхних этажей.

– Сашка! Как оно? – спросил один из них.

– Нормально. Вот отправили пока на Родину.

– И как там в Афгане?

– Жарко, пыльно и ветрено, – коротко ответил я.

Выразив мне уважение, мужики вышли во двор. В подъезде стоял запах плесени и вымытых полов. Странное ощущение, но пока я не чувствую, что вернулся домой. Для меня Соколовка не стала ещё таковой.

Подошёл к двери в квартиру и стал её открывать. Получилось быстрее, чем в мой первый день в Соколовке. Руки помнят.

– Чуть потянуть на себя, приподнять, провернуть ключ и… откроется, – проговорил я вслух, выполняя манипуляции с ключом.

Открыв дверь, я медленно вошёл в квартиру и тут же прочихался от количества пыли на поверхности шкафа в прихожей и на полу. Всё в квартире осталось нетронутым.

В зале обстановка была той же, что и во время сборов. Осталась открытой дверь шкафа. Она слегка скрипела, покачиваясь при каждом моём шаге. Диван-книжку я так и не сложил. Постельное бельё, которым он был застелен, помятое и свисает до самого пола.

Присев на диван, я выдохнул и осмотрелся по сторонам. Есть это чувство, что тебе здесь не место. Мысленно всё ещё в брезентовой палатке и на склонах Панджшера.

Пресловутый афганский синдром, когда ты не видишь себя вне войны, оказывает влияние.

– Порядок бы навести, – вслух произнёс я и поднялся с дивана.

Закинул грязные вещи в тазик и замочил их. Уборку решил сделать сразу, пока есть ещё силы. А то поем вкусного борща Галины Петровны и уже ничего не захочу делать. С полным животом сложновато.

Для внешнего шума включил телевизор, чтобы хоть как-то разбавить тишину. Показывал единственный канал, который ловил в Соколовке.

– Будьте здоровы, друзья! – прозвучал знакомый голос комментатора.

С телевизора на меня смотрел достаточно молодой Владимир Маслаченко. Знаменитый футболист, чемпион Европы. И сейчас он ведёт программу «Телестадион».

Закончив с уборкой, я начал просматривать документы, которые мне выдали на руки в Баграме. Здесь и командировочный, и предписание явится в назначенное время в Центр Армейской Авиации на переучивание, и медаль «За отвагу». Глеб Георгиевич, начальник штаба эскадрильи, отдал мне её перед убытием. Сказал, что от наград уже ломится весь его сейф и нужно разгрузить.

Я ещё раз рассмотрел награду, протерев её платком. Почётно будет носить на парадном кителе эту медаль, которую можно заслужить только в бою.

Пока разбирал документы и крепил медаль на форму, за окном стемнело. Так что пора и спать ложится.

Перед сном посмотрел, какие новости передают с экрана телевизора. Надеялся, что покажут Афганистан, хотя знал, насколько сильно замалчивалось участие наших войск в войне.

Весь эфир программы уделялся позитивным новостям. Отдельно упоминалась и предстоящая Олимпиада в Москве.

– И к другим новостям. Продолжается оказание интернациональной помощи трудовому народу Афганистана. Есть первые политические и военные успехи у наших войск… – передавал с экрана ведущий.

Я чуть с кровати не упал, когда это услышал. Аж глаза на лоб полезли! Неужели, что-то да поменялось?!

– Сложная обстановка, но мы оказываем большую поддержку правительственным силам. Общими усилиями была проведена очередная операция в Панджшерском ущелье… – показали на экране командующего 40й армией.

Естественно, что он не говорил о потерях. Да его и не спросили про них. Но то, что о войне говорят, и она не является слишком запретной темой – большой плюс.

Проснувшись утром, я надел повседневную форму и выдвинулся в часть. Уже на КПП меня встретили коллеги с других эскадрилий и принялись расспрашивать, как там в Афганистане. Времени на долгие разговоры у меня не было, поскольку надо быстрее принять дела и должность.

Первой моей остановкой был отдел кадров, где меня уже ждали.

В кабинете начальника отдела кадров стоял аромат кофе и конфет. От начальника мне нужны были документы в Центр на переучивание. А также выписка из приказа о моём назначении командиром вертолёта Ми-24.

Я стоял в дверях и дважды уже попытался обратить внимание девушки за печатной машинкой.

Симпатичная дама в звании прапорщика печатала какие-то документы. При этом нажимала на кнопки машинки аккуратно. Боялась, наверное, повредить свой маникюр алого цвета.

– Его нет. Зайдите позже, – пропищала дама, но я не уходил.

– Мне нужен майор… – начал спрашивать, но прапорщик решила меня перебить.

– Сашенька! А я всё думала, когда ты приедешь, – встала со своего места девушка, расправляя юбку.

Эта красотка с русыми волосами как-то уж слишком загадочно смотрит на меня.

– Вот я и приехал.

– Конечно. Только почему не зашёл вчера? – улыбнулась она и подошла вплотную.

Знать бы куда, точно бы зашёл. Девушка очень даже ничего. На лице многовато косметики, но фигура утончённая. Ещё и смотрит так, будто у них с Клюковкиным всё уже было и не один раз.

– Нам надо расписание обновить. Ты давай, не расслабляйся. Я сама зайду, когда будет возможность, – подмигнула мне прапорщик и дотронулась до кончика носа.

Ну, в данном случае, я готов воспользоваться «наработками» Клюковкина.

– Что взять – вино или шампанское? Может, и то и другое? – спросил я.

– О! Узнаю Сашку! Бери всё. Не пропадёт.

Прапорщик подошла вплотную и поцеловала меня в ухо, слегка лизнув языком. Меня аж передёрнуло от предвкушения.

– Ну, договорились, – сказал я и похлопал девушку по упругой заднице.

– Аккуратно. Сейчас мой зайдёт и увидит.

Какой ещё «мой»?!

Тут дверь открылась, и в кабинет зашёл майор. Прапорщик успела отвернуться и отойти на пару шагов.

– Клюковкин! Рад тебя видеть! Ну, рассказывай, как тебе удалось повышение заработать? И медаль дали? – спросил у меня начальник отдела кадров.

– Что приказали, то и сделали. Ну и медаль дали за это, – ответил я.

Девушка прапорщик села, закинув ногу на ногу.

– Молодец! А меня вот жена не пускает в Афган, – указал он на девушку.

Ну, ты и сволочь, Клюковкин! Ладно с дочкой начальника штаба и ещё с несколькими одновременно крутил шашни. Но с чужой женой, это перебор!

– Конечно. Я тут переживать буду, – сказала она.

Что-то мне подсказывает, что не будет. Найдёт кого-нибудь.

– Ладно, Клюковкин. На тебя уже приказ готов. Рапорт написал?

– Да, – протянул я лист майору.

– Не-а. Иди подписывай у командира. Потом ко мне, и я сегодня отвезу документы в штаб. Завтра уже будут готовы, и ты поедешь переучиваться.

– Нет проблем. А кто завтра заберёт документы из штаба? – спросил я.

Кадровик посмеялся, отвернулся и пошёл к себе за стол. В это время красотка с русыми волосами посмотрела на меня и, с наслаждением, облизнула языком губы.

– Сань, ну я же всегда уезжаю, подписываю и приезжаю. Забыл уже, – сказал мне кадровик.

Прекрасно! Пока товарищ майор работает и выезжает в штаб, ночуя не пойми где, Клюковкин «хранит» домашний очаг этого семейства. Сволочь ты, Саня!

Пожалуй, эти отношения из категории «для здоровья» с прапорщиком стоит закончить.

Свой рапорт я подписал у командира эскадрильи Ми-24, которую недавно сформировали в составе нашего полка. Не очень он был рад этому назначению, поскольку скептически относился к способностям Клюковкина как командира вертолёта. Но приказы сверху не обсуждаются.

– Мне передали, что после переучивания ты сразу в Мактаб. Как вообще такое возможно?! Настолько всё плохо в Афганистане, что нужны лётчики в такие короткие сроки? – удивлялся мой будущий комэска.

Его опасения были не напрасны. Взять и назначить вчерашнего правака с Ми-8 командиром Ми-24, и в ускоренном темпе подготовить его к Афгану – авантюра ещё та!

Это я знаю, что сяду и полечу, а комэска только слышал, что у Клюковкина руки растут не из того места. Зато про Санины успехи на «личном» фронте не забыл напомнить.

– Ты только с Хорьковым реши вопрос. Он же тебя убьёт, когда увидит. Его дочь собиралась в Афганистан ехать, но её кто-то из других медсестёр перебил по разнарядке.

Я даже знаю кто! Тося – просто бульдозер, который всё ломает на пути к цели.

Однако, в словах нового комэска была нестыковка. При чём здесь Хорьков, когда мне рапорт подписывает заместитель командира по лётной подготовке и сам командир? Оказалось, что всё очень и очень просто.

Когда я подошёл к двери кабинета командира, то обнаружил на ней табличку «Полковник Хорьков». Бывший начальник штаба теперь командир нашего 171го полка.

– Разрешите войти, товарищ полковник? Лейтенант Клюковкин, – постучал я в дверь и спросил разрешение у Хорькова.

Полковник поднял на меня глаза и, молча, поманил рукой. Захлопнув дверь, я подошёл к столу и продолжил говорить.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться…

– Прекрати паясничать! Ты отродясь правильно не заходил в кабинет. Тебе только за подобные нарушения надо отдельную карточку заводить, – перебил меня Хорьков и встал из-за стола.

– Виноват, товарищ полковник. Начал исправляться.

Полковник подошёл ближе и задышал через нос. Хорьков был похож на быка, увидевшего красную тряпку. Настолько сильно он дышал, а его ноздри сужались и расширялись.

– Почему из всех полков Советского Союза, тебя назначили именно сюда? Что ты такого сделал? – спросил у меня Хорьков, протерев лысину.

– Свою работу, а назначение было мне предложено.

– И почему ты не отказался? – возмутился командир.

Как по мне, так лучше ответить прямым текстом.

– Товарищ полковник, я ж не дурак от повышения отказываться.

Хорьков вырвал у меня рапорт и быстро его подписал. Лицо у нового командира полка выражало ко мне глубокую неприязнь.

Он встал, выпрямился и отдал мой рапорт.

– И завтра утром, чтоб был на построении. В парадной форме, – дал мне указание Хорьков.

Глава 5

Интересная задача от Хорькова поступила. Мотивов прийти на построение полка в парадной форме в обычный день несколько. Для меня подходит… один.

– Товарищ полковник, а разрешите вопрос. В чём собственно дело? Какова причина моего присутствия в парадной форме завтра на построении. Ещё и в день, когда проводятся полёты, – выпалил я.

– Ты если спросил разрешение, то и дождись его. Я тебе разрешал говорить? – повысил голос Хорьков.

– Как минимум, не запрещали, – спокойно ответил я.

Если честно, достал меня Иван Николаевич. Ну, было что-то с его дочкой у Клюковкина. Наоборот бы, поговорил с парнем, обсудил за рюмкой или бокалом горячительного напитка его увлечения дочерью. Может быть, Сашка остепенился и всё бы у него с Элькой Хорьковой сложилось.

Хотя, нет. Тося бы не позволила.

Хорьков хлопнул ладонью по столу. Как-то уж слишком эмоционален новый командир полка. Вроде в кабинете нежарко. Работает кондиционер и перегреться Иван Николаевич не мог.

– Вот что, Клюковкин. Давай признаем, что я тебя не перевариваю. Твои отношения с моей дочерью, я не поддерживаю ни в каком виде. И никакие подвиги в Афганистане этого изменить не могут.

– Выходит, я зря стараюсь? – легко и непринуждённо спросил я.

Может, и зря открыл рот. Хорьков снова начал меня сравнивать с… какими-то животными, название которых я в первый раз слышу.

Особенно было интересно, насколько я похож на пучеглазого долгопята и мадагаскарского присосконога. Где вообще он таких существ видел?

– Ты меня понял, верблюд одногорбый, блин?

– Никак нет, – ответил я.

Чего он нашёл общего между мной и одногорбым верблюдом – не понятно.

– Значит, так. Если вернёшься с Афганистана, куда хочешь, но переводись отсюда. Я тебе даже помогу.

Если вернусь… Потрясающий цинизм. Это ж насколько нужно было обидеться на Клюковкина, чтобы пожелать ему смерти. Не было у меня к Хорькову особого уважения, а теперь и не будет вовсе.

– Понял вас, Иван Николаевич.

– Товарищ полковник, Клюковкин. И заруби это себе на своём вездесущем носу!

– Есть, товарищ полковник Иван Николаевич. Тогда я пойду.

– Стой! – остановил меня Хорьков. – Ты про парадку спрашивал. Завтра обязательно будь в ней, поскольку тебя будут награждать. Не я, а член Военного Совета – полковник Доманин. Теперь иди.

Ух, как же тяжело было сказать новому командиру полка, чем меня будут награждать! И ведь однозначно пытался меня «прокатить» с наградой. Видимо, решалось это не в нашем полку.

Но с какой же быстротой раздают награды! Похоже, что в Афганистане всё идёт гораздо лучше, чем это было в моём прошлом. И людей решено поощрять гораздо чаще и быстрее. Всё делается, чтобы мотивировать и поддерживать. Это радует.

Вечером проверил парадную форму и подготовил её для завтрашнего построения. Не удивлён, что Хорьков утаил вид награды, которую мне вручат завтра. Решил, что буду мучиться и дёргаться.

Если уж сам член Военного Совета Доманин едет награждать, то там точно не ценный подарок или грамота.

Я закончил гладить рубашку и повесил её в шкаф. Тут в дверь постучали. Подошёл и посмотрел в глазок. За дверью стоит женщина в домашнем халате и белом фартуке. Лицо незнакомое, и память Клюковкина не подсказывает мне, кто она.

– Здравствуй! Только узнала, что ты приехал, Саш, – поздоровалась со мной гостья.

Она была средних лет, внешность непримечательная, волосы собраны в пучок, на лице следы от муки, у глаз заметны морщины.

– Здравствуйте. Вам помочь?

– Саш, а чего ты ко мне на Вы? Всегда вроде была для тебя Ольгой, – улыбнулась женщина.

– Да я не выспался. Дорога и смена часовых поясов, знаешь ли, – отмахнулся я.

– Ладно. Поможешь с краном на кухне, а то мужиков моих нет? Все на полётах и в командировках.

Ольга оказалась супругой нашего замполита Кислицына. Сын у неё служит в нашем полку на сверхсрочной и тоже хочет поехать в Афган. Да только в штабе армии не пропускают. Мол, отец уже там за двоих служит. Не стоит подвергать семью риску остаться без двух мужиков. И правильно.

Пока я ремонтировал кран и пробивал трубу, которая засорилась, Ольга рассказала, как тут живёт городок.

– Дети в школах, жёны по хозяйству. Все переживают за тех кто в Афганистане. Вон, Светка Батырова к своему поехала. Мы уж подумали, что Димка её инвалидом останется, а он теперь Герой Союза. Вот бабе повезло! В Москву поедут.

Ольга жарила пирожки, а я заканчивал подкручивать сифон.

– Готово, Оль. Теперь не протечёт и не сломается. Я всё аккуратно…

– Саш, да я знаю. Ты у нас вообще спаситель. То сумки донести, то уроки помочь сделать. Бабы только у тебя нормальной нет. Девушек вокруг тебя много вьётся, а хорошей так и не встретил.

– Да я и не искал. Они как-то сами находятся, – улыбнулся я, и Ольга посмеялась.

– Я бы сказала, притягиваются. Спасибо, что починил. Держи пирожков, – протянула женщина мне газетный свёрток.

Взяв заработанный «магарыч», я пошёл к себе в квартиру. Не удержался от горяченького пирожка с картошкой и достал один, пока поднимался по лестнице.

Подойдя к двери, обнаружил, что не закрыл её на замок. Да и зачем! Воровать у меня особо нечего. Чеки Внешпосылторга обменял на рубли и положил на сберкнижку. Незаконно, но мне простительно. Я в Союзе недавно.

Внутри обнаружил стоящие в коридоре туфли-лодочки. Проглотил большой кусок пирожка и откусил ещё. В квартире играла песня в исполнении какого-то француза. Вроде, Джо Дассен. Других певцов из Франции я и не знаю.

У Клюковкина был кассетный магнитофон модели «Весна», но я его так ни разу и не включил. Кажется, незваная гостья решила похозяйничать.

Аромат жареных пирожков у меня в руках перебивался запахом фруктов и шампанского. А ещё женских духов, которые мне уже сегодня встречались. Похоже, что жена начальника отдела кадров не обманула, когда пообещала прийти сама.

Войдя в зал, обнаружил, что дама уже «приговорила» половину бутылки.

– А я уже замёрзла, – подмигнула мне русая красотка, глотнув шампанского из бокала.

Благодаря памяти Клюковкина, вспомнил, что девушку зовут Галина. Она лежала в кровати. Военную форму не снимала, а только расстегнула пару верхних пуговиц на рубашке. Игривый взгляд, накрашенные губы и распущенные волосы дополняли образ женщины.

Я смотрел на Галину и не мог выбросить из головы, что она жена кадровика. В памяти Клюковкина этот майор был неплохим человеком. Да и мне он таковым показался на первый взгляд. Как вообще у Сани совести хватило развести на «постель» эту дамочку?

– Я долго ждать не буду. Не хочу терять свободный вечер, – подмигнула мне девушка.

Я тоже. Спать с чужой женой у меня в планы не входило.

– Саша, ну ты скоро? Я очень голодна, – потянулась ко мне девушка.

– Пирожок хочешь? – протянул я ей газетный свёрток с выпечкой.

– Это что? Шутка? Ты собираешься в кровать ложиться?

– Да, но не сейчас. Чай пойду налью, – ответил я и пошёл на кухню, чтобы поставить чайник на плиту.

Пока я зажигал огонь, Галя пришла ко мне.

– Что это значит? – возмутилась девушка.

– Что именно? – уточнил я, заглядывая в холодильник.

– Я пришла к тебе. Мы договаривались.

– Ага.

– Принесла шампанское, фрукты. Я жду отдачи! Во мне много энергии сегодня! – громко сказала девушка.

Вот чего эта Галя кричит? Соседи услышат, и пойдёт слух. Надо её выгонять быстрее. Хотя…

– Говоришь, что много энергии в тебе? – спросил я.

– Конечно. Очень, – подошла ко мне Галя и обняла меня за шею.

Она слегка прислонилась к моей щеке. Раз много энергии, надо дать Галине возможность выплеснуть её. Не пропадать же бесплатной рабочей силе.

– А давай попробуем кое-что новенькое, – улыбнулся я.

– Эксперимент? Сашка, ну ты и выдумщик. Поменяем место? – подмигнула мне красотка.

– Нет. Ты что-нибудь слышала о ролевых играх?

– Эу… нет.

– Зря! Я тебя научу. Мне вообще нравится, когда у меня девушка по дому убирается. Смотрю и возбуждаюсь с этого, – подмигнул я Галине.

– Это что? Мне нужно работу делать по дому?

– Немного. Изобрази, как ты моешь полы. Или стираешь. Игра такая. Я даю указания, а ты их выполняешь. А потом в постели всё очень круто происходит.

Девушка закусила палец, а потом согласилась. И тут началось!

Я ей сказал, что нужно надеть фартук, чтоб она не испачкала свою повседневную форму. Откуда у Клюковкина фартук в квартире, можно только догадываться. Сомневаюсь, что он устраивал здесь ролевые игры раньше.

Первым местом была кухня. Я неспешно попивал чай и читал газету, а девушка быстро прохаживалась, вытирая пыль на шкафах.

– Нет, Галчонок. Надо более тщательно. Вот так, – подсказывал я ей. – И слегка покрутись.

Надеюсь, она не замечает, что я весь в чтении статей.

– Так? – быстро обернулась вокруг Галя.

– Ну, нет. Давай медленнее.

Через несколько минут, Галя уже активнее вытирала пыль, пытаясь вилять попкой. Фартук сидел на ней идеально, хотя ей было в нём не особо удобно. Она постоянно его поправляла и перевязывала.

При каждом наклоне девушки юбка обтягивала её стройные ягодицы. Само собой разумеется, наклоны она делала очень медленно.

– Саш, я уже… готова, – сказала Галя, утирая со лба пот.

Пыль она вытерла на кухне везде. Даже там, куда я бы никогда не полез.

– Нравится игра? – спросил я, перелистнув картинно газету «Правда».

– Ну, так себе. Ты мне будешь помогать убираться? – возмутилась Галя.

– Тихо! Я хозяин. Не нарушай правила игры. Иначе мы с тобой удовольствия не получим.

– Ладно. Давай в зал перейдём?

Так, расширяем фронт работы для Галочки. Вижу, она дома если и убирается, то крайне редко.

– Да. Там лучше будет.

Только мы вышли в зал, как моя «горничная» сразу же принялась за работу, показывая, какая она старательная. Девушка начала смахивать пыль с мебели, складывать ровно одежду, поправлять занавески.

Попка Гали быстро ходила из стороны в сторону, будто нарочно дразня меня. Быстро учится, дамочка. Потом я также отправил её и в коридор, и в ванную. И вот мы добрались до стирки. А я всё ещё читал газету. По второму кругу, конечно, но вдумчиво.

Внимательно посмотрев на уставшую Галю, я понял, что трудотерапия прошла успешно. Ей теперь не до интима.

– Знаешь, Клюковкин, я устала. Плохая у тебя игра, – бросила стирать мою футболку Галя.

– Да, что-то не очень получилось. Может, в следующий раз лучше получится? – спросил я, когда Галя сняла фартук и начала собираться.

– Нет. Я же сказала, что устала! Больше никаких игр.

– Понял. Жаль, – прошептал я и вышел из ванны.

Собиралась Галина долго и тяжело. Рубашку смогла застегнуть только с пятой попытки. Ещё и ноги дрожали.

– Как после марш-броска, – выдохнула Галя.

Когда ж она его бегала? Час тряпкой поработала и уже на ногах не стоит.

– Не доиграли мы с тобой…

– Да ну, эти твои игры! Не знаю, что тебя в них возбуждает. Я устала только от роли уборщицы, – махнула рукой Галя и пошла в коридор.

Через минуту дверь хлопнула, возвестив об уходе гостьи. Думаю, что она больше не придёт. Возможно, найдёт себе другого парня «для встреч». Но уж точно никогда не будет в ролевые игры больше играть.

Наутро я облачился в парадную форму и вышел на улицу. Построение полка было назначено на 8.30. Для этого даже запланировали полёты в ночную смену сегодня. Неужели, из-за меня одного?

Пока шёл по улице, ловил на себе изучающие взгляды.

– Ты смотри! Красавец, Сашка! – сказала сидящая на скамье женщина.

– Ага! И медаль есть, – поддерживала её другая.

Галина Петровна поприветствовала меня с порога Военторга и попросила обязательно зайти к ней после построения.

– Сашка, я ж не знала, что ты орденоносец! Конфеток насыплю тебе, – махала мне Петровна, утирая платком слезу.

– Это медаль. Зайду обязательно.

– Внучку поможешь с докладом о литературе? – крикнула она мне вдогонку.

– Обязательно.

Кажется, я начинаю понимать, что такого в Саше Клюковкине находят женщины. Он всем помогал. Там починит, здесь подскажет, тут придержит. Плюс симпатичный и ласковый с девушками.

А вот на военную службу его не хватало. Не был он прилежным офицером. Отсюда и неудачи в полётах.

Через 15 минут я стоял в строю своего нового подразделения. В моей эскадрилье Ми-24 ещё совсем мало народа. Помимо комэска и начальника штаба, только я, два командира звена, три лётчика-оператора и несколько лейтенантов, прибывших с ускоренного выпуска. Думал, что их пришлют ближе к осени, но они уже стоят со мной в строю.

– Сань, медаль «За отвагу» за что получил? – спросил у меня командир одного из звеньев.

– В Панджшере операция была.

– Молодцом. Высокая награда. А сейчас какую дадут? – спросил он.

– Хорьков не сказал.

– Эх, везёт вам. Батыров вон и вовсе Героя получил. Может тоже напроситься в Афган?

– Из-за наград? – удивился я.

– Ну да. Ничего ж сложного там нет, верно?

– Абсолютно. Убить только могут, – ответил я.

Командир звена удивлённо посмотрел на меня. Будто я его пугаю и специально отговариваю ехать.

– В бой сильно рвёшься? Обычно в цинке таких привозят домой. Зато орден дадут. Сто процентов говорю тебе! – добавил к моим словам комэска.

Грубовато с его стороны, но смысл правильный. От войны не бегут, на неё и не просятся. Это изречение, к сожалению, очень часто забывают.

На плацу появился Хорьков и член Военного Совета Доманин. После доклада и приветствия, два полковника поднялись на трибуну.

– Товарищи, исполнение интернационального долга – наша общая обязанность, – начал говорить Доманин.

В своей речи он вспомнил и подвиги в Великую Отечественную, и уже новых героев, которые отметились в Афганистане. Упомянул и Батырова.

– Своим примером старший лейтенант Батыров показывает правильность борьбы за коммунистические идеалы. Важность помощи афганскому народу неоспорима, – продолжил Доманин вещать с трибуны.

Когда дело подошло к окончанию речи, член Военного Совета объявил о начале награждения.

На центр вынесли стол, где были разложены красные и серые коробочки. Похоже, не только меня будут награждать. Мой новый комэска шепнул мне, что несколько человек из инженерно-технического состава приехали домой вчера вечером в отпуск. Вот им и вручат здесь награды.

Доманин и Хорьков спустились с трибуны. Замполит полка достал папку и подошёл к микрофону.

– Указом президиума Верховного Совета СССР, за самоотверженные действия и мужество, проявленные при исполнении интернационального долга на территории Демократической Республики Афганистан, наградить лейтенанта Клюковкина Александра Александровича орденом Красной Звезды, – громко объявил замполит.

Я вышел из строя и направился для получения награды. Строевым шагом подошёл к Доманину и доложил согласно Уставу.

– Поздравляю, товарищ Клюковкин. Рад, что мы в Вас не ошиблись. Вы настоящий пример того, как человек служит Родине, – пожал мне руку член Военного Совета.

Доманин протянул мне открытую красную коробочку, в которой и лежал орден.

В груди слегка всё сжалось. Одно дело видеть этот орден на картинках и памятниках. Совсем другое – получать его за заслуги. Орден Красной Звезды представлял собой пятиконечную звезду рубиново-красного цвета. В середине ордена помещён щит с изображением фигуры красноармейца.