Kitobni o'qish: «Танковые асы Сталина»

От автора

 
«А за грохотом и громом,
За броней стальной сидят,
По местам сидят, как дома,
Трое, четверо знакомых
Наших стриженых ребят».
 

А. Твардовский «Василий Теркин»

Это книга о советских танкистах. О том, как они воевали, как жили и как погибали…

В этой книге много имен и фамилий – рядовых, сержантов, офицеров. В танковом экипаже не важно, в каком ты звании, – здесь жизнь и смерть на всех поровну. И немецкая болванка не выбирала солдата или офицера.

Это книга о людях, почти неизвестных российскому читателю. Так уж получилось, что имена и «подвиги» героев Панцерваффе значительно лучше известны в России, чем имена и подвиги наших соотечественников! И немудрено! На Западе за послевоенные годы написано множество книг о немецких танкистах. В нашей стране, о наших – всего несколько. Это несправедливо! Советские танкисты внесли решающий вклад в Победу!

Это они, сцепив зубы, взрывали свои танки в 41-м…

Это они встали непреодолимым щитом на пути врага к Москве и Сталинграду…

Это они приняли на себя ливень свинца и бронебойных снарядов под Курском…

Это они были самым главным и страшным противником «тигров» и «пантер»…

Это они остановили немецкий стальной кулаку озера Балатон, разбив последнюю надежду 3-го Рейха – «королевские тигры»…

И, наконец, загнав зверя туда, откуда он вышел, наводчик тяжелого ИСа с надписью «Боевая подруга» на башне, оторвавшись от прицела, смотревшего на колонны Рейхстага, удовлетворенно произнес: «Порядок в танковых войсках!» Последняя стреляная гильза уже вылетела из казенника, и можно было открыть люки…

Эта книга – попытка рассказать о тех, кто в самые трудные дни, часы, минуты не дрогнул, не отступил и, погибая, посылал врагу последний снаряд.

К сожалению, в одной книге невозможно рассказать не только о всех танкистах, совершивших подвиги на полях сражений Великой Отечественной войны, но даже хотя бы о тех, кому было присвоено звание Героя Советского Союза. Ведь таких было 1142 человека! 16 танкистов были удостоены этого звания дважды. Но официальная награда находила героев далеко не всегда!

Но так ли уж это важно сейчас? Ведь главное признание их подвигов – это наша память.

Это книга о «наших стриженых ребятах», о тех, кого победный салют в мае 1945-го навеки разделил на дошедших и недошедших…

ЗАЖИВО СГОРЕВШИМ В ТАНКАХ ПОСВЯЩАЕТСЯ ЭТА КНИГА

Танковые асы – кто они?

Ас, как известно, слово не русское. В буквальном переводе с французского языка – это туз. Обыкновенный карточный туз. Применительно к особо отличившимся летчикам военной авиации оно стало использоваться в годы Первой мировой войны. Французы любили украшать свои самолеты знаками карточных мастей. По-видимому, отсюда и пошло. Вскоре система присвоения этого, хоть и неофициального, но весьма почетного звания была упорядочена: асами стали называть летчиков, добившихся не менее пяти побед.

В период Второй мировой войны заявить об уничтожении вражеского самолета просто на словах стало практически невозможно. В Люфтваффе, например, для подтверждения этого факта требовались либо показания фотопулемета, либо свидетельства других летчиков, принимавших участие в бою, либо и то и другое. В советских ВВС этот процесс был еще более сложным: факт уничтожения вражеского самолета должны были подтвердить сухопутные войска. Если же воздушный бой проходил над территорией противника, то сбитый советским летчиком немецкий самолет вообще не засчитывался. Фотопулеметов в советской авиации долгое время не было. Они появились только в середине войны на части ленд-лизовских самолетов. На отечественных машинах (и то далеко не на всех) их стали устанавливать только в конце войны. Вместе с тем и одного свидетельства сухопутных войск было недостаточно. К месту падения вражеского самолета выезжала техническая группа из части, в которой служил сбивший его летчик, и окончательно фиксировала факт уничтожения. В результате счет, который велся пилотом, мог отличаться от официального, причем существенно. Однако гласности предавались и по сей день известны нам именно официальные числа, которые, как правило, сомнению не подвергаются. Так, например, советский ас А.И. Покрышкин, по официальным данным, сбил 59 вражеских самолетов, в то же время его личный счет примерно в полтора раза больше.

Пожалуй, единственное, что облегчало подсчет сбитых вражеских самолетов, – это то, что истребитель все-таки оружие индивидуальное. Даже в двухместных машинах этого класса пилотировал самолет и вел огонь по противнику один и тот же человек. Так что кому присваивать титул ас, было более или менее понятно. Некая этическая проблема возникает тут лишь с ведомым. Истребители, как известно, всегда летают парой. В советских ВВС вплоть до конца 1942 года звено вообще состояло из трех машин. Любой летчик хорошо знает, как много в воздушном бою зависит от ведомого. Но при этом сбивает главным образом ведущий, а ведомый остается в его тени. Все знают, например, самого результативного советского летчика Великой Отечественной войны Трижды Героя Советского Союза И.Н. Кожедуба, но мало кому известно, кто был его ведомым.

Было в истребительной авиации еще одно понятие – бой в группе. Когда невозможно было выяснить, кто из пилотов конкретно сбил вражеский самолет, поступали просто: победа записывалась на командира группы.

Читатель может задаться вопросом – зачем понадобилось столь пространное «авиационное» вступление к книге, посвященной самым результативным танкистам? Оно необходимо для понимания как общности темы, так и весьма существенных различий между асами в авиации и асами-танкистами.

Само понятие «танковый ас» появилось только в начале Второй мировой войны. Первыми подсчитывать подбитые вражеские танки стали немцы, и вплоть до 1941 года только они этим и занимались. Для остальных эта проблема была неактуальной, либо по причине полного отсутствия в их армиях танков, либо по причине их малочисленности. Составить конкуренцию немцам в начальный период Второй мировой войны могли бы только французские танкисты, если бы Франция не потерпела столь стремительного поражения. Не значатся асы и в списках личного состава танковых войск Великобритании и США. Танков и танкистов у тех и у других было достаточно, однако ограниченность применения танковых войск, как по времени, так и по месту, не позволила танкистам этих стран проявить себя. Кроме того, ни американцы, ни англичане особо не стремились вести танковые дуэли с немцами. Поскольку наибольшего размаха танковые сражения достигли на Восточном фронте, то в итоге получилось, что танковые асы имеются только в рядах Панцерваффе и советских танковых войск.

Наиболее скрупулезно, можно даже сказать с любовью, подсчитывали свои победы и своих асов немцы. Делалось это не только с целью воздать должное самым результативным и умелым солдатам и офицерам, но и с вполне понятной пропагандистской целью. Работа эта продолжилась и по окончании Второй мировой войны. На Западе в послевоенные годы вышло в свет множество книг на эту тему. Некоторые из них сейчас издаются и на русском языке. Всем им свойственны известная тенденциозность в освещении фактов, а порой и просто необъективность. Одни только жизнеописания немецких героев-танкистов, вышедшие из-под пера Франца Куровски, чего стоят. Читаешь и удивляешься – не люди, а коньки-горбунки какие-то, разящие врагов волшебным мечом Зигфрида! Тем не менее, работу свою эти книги делают: имя «самого результативного танкиста всех времен и народов» Михаэля Витмана известно многим, а скажем, кто такой Лавриненко – только узкому кругу интересующихся этой темой лиц.

Впрочем, на поверку выясняется, что Витман вовсе не самый-самый. Согласно последним, западным же исследованиям десятка наиболее результативных немецких танкистов выглядит следующим образом:

фельдфебель К.Книспель – 168 танков;

лейтенант О.Кариус – 150 танков;

обер-лейтенант Г.Белтер – 144 танка;

гауптштурмфюрер СС М.Витман – 138 танков

(по другим данным, 120 или даже 147);

обершарфюрер СС П.Эгер – 113 танков;

оберфенрих Рондорф – 106 танков;

унтер-офицер Белох – 103 танка;

фельдфебель Гартнер – 101 танк;

фельдфебель Кершер – 100 танков;

оберштурмфюрер СС К.Кернер – 100 танков.

При изучении этого списка привлекает внимание тот факт, что все эти танкисты начиная примерно с середины 1943 года (а многие и раньше) воевали в составе тяжелых танковых батальонов Вермахта и войск СС. То есть большинства своих побед они добились на тяжелых танках «Тигр» и «Королевский тигр», по своей огневой мощи значительно превосходивших большинство боевых машин стран антигитлеровской коалиции. Это обстоятельство хорошо иллюстрируется следующим примером. За шесть месяцев 1941 года, воюя на штурмовом орудии StuG III, М.Витман сумел уничтожить 25 советских танков, а за две недели боев на Курской дуге, сражаясь уже на «Тигре» – 30!

Результативность танкистов напрямую зависела от характера боевых действий и тактики их ведения. Совершенно очевидно, что применявшаяся в немецких тяжелых танковых батальонах тактика позволяла экипажам боевых машин добиваться высокого процента попаданий. Способствовал этому и характер боевых действий: на завершающем этапе Второй мировой войны Вермахт вел в основном оборонительные бои. Однако следует признать, что эти факторы не имели решающего значения. Причина высокой результативности немецких танкистов и эффективных действий танковых войск в целом состоит в другом. За 11 лет в Германии было изготовлено чуть более 50 тыс. танков и самоходных орудий, в то время как в СССР только за годы Второй мировой войны – 109 100 танков и САУ, в США – 135 100, в Великобритании – 24 800. Выпустив танков и САУ в пять раз меньше, чем свои основные противники, Германия смогла создать такие танковые войска, которые на протяжении всех лет войны, вплоть до ее последних дней, были в состоянии наносить мощные удары. В связи с этим достаточно вспомнить контр-наступление немецких войск в Арденнах в декабре 1944 года и в районе озера Балатон зимой 1945 года. В обоих случаях, не имея абсолютно никакого превосходства в танках (как впрочем, и в остальных силах и средствах) ни на Западном, ни на Восточном фронте, немцы сумели добиться его на направлениях главных ударов, которые были отбиты колоссальным напряжением сил как западных союзников, так и Красной Армии.

Немецкий легкий танк Pz.I Ausf.B

Все это свидетельствует о высоком уровне боевой подготовки рядового и офицерского состава германских танковых войск, а также о надежности бронетанковой техники, позволявшей длительное время эксплуатировать танки и САУ без выхода их из строя по техническим причинам. Немецким конструкторам удалось добиться и неплохих боевых характеристик своих броневых машин. Хорошее вооружение, отличные оптика и средства связи, надежные двигатели и ходовые части, комфортные условия работы экипажа – все это вкупе с уже упомянутой отличной боевой подготовкой танкистов позволяло немцам всю войну обходиться меньшим количеством танков и САУ, чем их противники, и наносить им весьма ощутимые потери. В подтверждение этого факта достаточно упомянуть, что во время Второй мировой войны советские танки в среднем ходили в атаку три раза, немецкие же – 11 раз, а за одну подбитую «Пантеру» американцы «платили», как правило, пятью «шерманами»! Соотношение потерь на Восточном фронте было не лучше.

Кстати, самым результативным немецким танкистом, воевавшим на «Пантере», считается обершарфюрер СС Э.Баркман, на счету которого 80 уничтоженных танков. Командир «Пантеры» унтер-офицер дивизии «Великая Германия» Р.Ларсен записал на свой счет 66 танков. Впрочем, «Пантера» как противотанковое средство мало в чем уступала «Тигру». Успехи же немецких танкистов, воевавших на других типах боевых машин, были скромнее, а потому и менее известны.

Несмотря на все вышесказанное, есть основания усомниться в достоверности немецкой статистики. Дело в том, что еще в ходе Второй мировой войны даже немецкое главное командование не очень-то доверяло сведениям, поступавшим из фронтовых частей. Как правило, сообщенные ими данные об уничтоженных советских танках после перепроверки уменьшались вдвое. Но стоит задаться вопросом: если это касалось сведений о советских потерях в целом, то не подойти ли с той же меркой и к показателям результативности конкретных немецких танкистов? Судя по всему, сделать это стоит. Приводимые в западной литературе сведения следует подвергнуть известной корректировке.

Так, например, все данные о боевой деятельности первой десятки немецких танкистов-асов взяты из так называемых описаний боевого пути тяжелых танковых батальонов, а попросту – из журналов боевых действий. При всей внешней солидности этих изданий, их содержание, особенно при внимательном изучении и сопоставлении фактов, начинает порой вызывать недоумение, если не сказать больше. Чего, скажем, стоит запись типа: «В 12 ч. дня три «тигра» такого-то взвода с дистанции 2000 м уничтожили 19 танков Т-34». При этом чуть ранее, в сводке о метеорологических условиях дня сообщалось: «Метель». Вот те на, это они в метель с дистанции 2000 м сожгли 19 танков, да еще и точно тип определили? Да тут бы и лазерный прицел не помог! А может, это и не «тридцатьчетверки» были вовсе, аТ-70? И не 19, а девять? И не с 2000 м? Да и не уничтожили, а просто обстреляли? Тем более что дело было под Ростовом зимой 1943 года, немцы оборонялись и поле боя осталось за нашими войсками. Так что уточнить, что это были за танки, сколько и какие повреждения им были нанесены, немцы не могли. Тем не менее в журнал боевых действий сделана уверенная запись о победе!

Немецкий легкий танк Pz.II Ausf.F

Не может не вызвать удивления и еще один факт. Записи в журналах боевых действий немецких тяжелых танковых батальонов (и не только их) пестрят сообщениями об уничтоженных танках Т-34 и КВ. Танки других типов попадаются гораздо реже. Создается впечатление, что танковый парк Красной Армии состоял только из двух типов боевых машин. Однако это было далеко не так. В танковой бригаде Красной Армии по штату, действовавшему с июля 1942 года, полагалось иметь 32 танка Т-34 и 21 танк Т-60 или Т-70. В отдельном танковом полку механизированной бригады – 23 Т-34 и 16 Т-60 или Т-70. Таким образом, в момент появления «тигров» на Восточном фронте легкие боевые машины составляли не менее 40 % танкового парка Красной Армии. Подобная картина наблюдалась вплоть до конца 1943 года, так как штат танковой бригады, по которому она стала однородной и насчитывала 65 танков Т-34, был введен только в ноябре 1943-го. Тем не менее создается впечатление, что в 1942–1943 годах немецкие танкисты вели бои почти исключительно с танками Т-34. О советских легких танках очень мало упоминаний, например, в журнале боевых действий 502-го тяжелого танкового батальона. В упор не видит их в своих воспоминаниях и танкист этого батальона Отто Кариус. А ведь 502-й батальон воевал под Ленинградом, где советских легких танков было даже больше, чем на других участках Восточного фронта. Здесь продолжали эксплуатироваться легкие танки устаревших конструкций – Т-26 и БТ. Так, например, даже в январе 1944 года, накануне операции по снятию блокады с Ленинграда, в 1-й танковой бригаде Ленинградского фронта имелось 35 танков Т-34, 32 Т-26, 21 Т-60 и четыре САУ СУ-76. Аналогичная картина наблюдалась и в 220-й танковой бригаде – 34 Т-34, 32 Т-26, 18 Т-60 и 7 Т-70. Совершенно очевидно, что подбить Т-70, а уж тем более Т-60, не представлявший для «Тигра» никакой реальной опасности, куда проще, чем Т-34 или КВ. Что касается Т-26, то он вообще мог быть выведен из строя осколками 88-мм снаряда! Но, по-видимому, немецкие танкисты считали ниже своего достоинства записывать на боевой счет победы над легкими танками и попросту причисляли их все к Т-34! Поэтому честные записи типа «подбито 16 русских танков – 11 Т-60 и 5 Т-34» встречаются редко.

Кроме того, следует учитывать и то, что на большой дистанции, да еще в условиях не слишком хорошей видимости, отличить Т-34 от Т-70 довольно проблематично, а Т-34-85 от ИС-2 практически невозможно. Но никаких сомнений на этот счет в немецких журналах боевых действий, как правило, нет. Если до 1944 года на немцев ползли одни «тридцатьчетверки», то позже – почти сплошь ИС-2! Ведь заявил же все тот же Отто Кариус об уничтожении под Даугавпилсом 17 ИС-2 и 5 Т-34. Однако в отчете штаба 502-го тяжелого танкового батальона и в советских документах содержаться сведения о 5 ИС-2 и 17 Т-34 (к тому же не все они были подбиты ротой Кариуса). Вот и не знаешь, чем страдал Кариус – склерозом или близорукостью? Хотя, скорее всего, склерозом – ведь приписал же он своей роте там же, под Даугавпилсом, 28 подбитых советских танков! Факт, ничем, кроме воспоминаний самого Кариуса, не подтверждающийся.

Советский легкий танк Т-26 обр. 1933 г.

Не совсем понятно, как учитывались танки, подбитые в групповом бою, и как вообще их можно было учесть. Например, сообщается, что 12 июля 1943 года под Прохоровкой командир роты 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» оберштурм-фюрер фон Риббентроп на танке Pz.IV подбил 14 советских танков, опять-таки исключительно Т-34. Интересно, фон Риббентроп свои снаряды краской накачивал, что ли, как шарики в пейнтболе? Иначе каким же образом, постоянно меняя позицию и ведя огонь по постоянно маневрирующим советским танкам, можно точно фиксировать попадания, а уж тем более утверждать, что именно ты, а никто другой уничтожил тот или иной вражеский танк. И это в условиях боя под Прохоровкой, когда по двум атакующим советским танковым корпусам вели огонь не только все танки дивизии «Лейб-штандарт», но и вся ее артиллерия – и противотанковая, и дивизионная. А кроме того, еще и часть танков и артиллерии дивизий СС «Рейх» и «Мертвая голова», и чуть ли не вся, поставленная на прямую наводку, артиллерия 2-го танкового корпуса СС! В такой ситуации указывать число подбитых тем или иным экипажем танков можно очень приблизительно. Более или менее твердо можно говорить лишь об общем числе подбитых вражеских машин, особенно если ситуация позволяет их пересчитать после боя. Но и тут возможны накладки. Так, например, уже не раз упоминавшийся 502-й тяжелый танковый батальон выделяется числом своих побед на фоне других частей и подразделений, оснащенных «тиграми». По немецким данным, за все время его нахождения на фронте с 1942 по 1945 год танкисты этого батальона уничтожили 1400 советских танков! При этом собственные потери составили 105 «тигров» и восемь «королевских тигров». Соотношение примерно 1:12! Правда, о том, сколько было потеряно танков Pz.III, находившихся в составе батальона вплоть до мая 1943 года, немецкие источники скромно умалчивают, как, впрочем, и о том, сколько из этих 1400 танков подбили «тройки». Однако, при внимательном изучении, невольно обращаешь внимание на одну существенную деталь. Дело в том, что и в воспоминаниях немецких танкистов, и в журналах боевых действий тяжелых танковых батальонов, изданных на Западе, смешиваются (вольно или невольно) понятия «уничтожен» и «подбит». Причем вне зависимости от того, на каком языке написана та или иная книга. И в немецком и в английском языке эти понятия четко различаются! Взять хотя бы данные по 502-му батальону: о себе немцы сообщают безвозвратные потери (что понятно – батальон-то в итоге уничтожили весь), а о нас? Очень «точное» число с двумя нулями на конце – это все-таки уничтожено или подбито? Разница существенная: если уничтожено, то это безвозвратные потери, если подбито, то танк может быть отремонтирован и возвращен в строй. И как определить, уничтожен вражеский танк или подбит, особенно если поле боя осталось не за тобой, а стрелял ты по нему с дистанции в 1,5 км? В ходе Второй мировой войны безвозвратные потери, как правило, составляли 30–40 % от общих потерь. А значит, в итоге выходим на примерное число в 490 уничтоженных 502-м батальоном советских танков. Его и надо сравнивать с немецкими безвозвратными потерями. Соотношение при этом получается уже иное – 1:5, что действительно близко к истине и совпадает с соотношением потерь на Западном фронте.

Впрочем, утешительного во всем этом мало. Становится понятным, какую цену заплатили наши солдаты за победу в Великой Отечественной войне. Что же касается результативности отдельных немецких танкистов, то даже если огульно уменьшить их победы вдвое, то все равно она будет существенно выше, чем у наших.

Советский колесно-гусеничный танк БТ-7 обр. 1937 г.

Причин тут несколько, причем все они тесно связаны между собой. То, что уровень боевой подготовки немецких танкистов был очень высоким, в доказательствах не нуждается. Этому вопросу и в Вермахте, и в войсках СС уделялось большое внимание, как и вопросу сработанности экипажей. Причем последнему, судя по всему, даже больше – ведь танк, как ни крути, оружие коллективное. Сработавшийся экипаж холили и лелеяли. Раненый танкист после излечения в абсолютном большинстве случаев возвращался не просто в свою часть, а в свой экипаж, члены которого в результате понимали друг друга не только с полуслова, а с полувзгляда.

В Красной Армии и с тем и с другим дело обстояло гораздо хуже. Вот что вспоминал по этому поводу В.П. Брюхов, закончивший в 1942 году Сталинградское танковое училище, эвакуированное к тому времени в Курган: «…Надо сказать, учебная база была очень слабой. Я после войны посмотрел немецкий учебный комплекс в Австрии. Конечно, он был намного лучше. Например, у нас мишени для стрельбы из орудий были неподвижные, мишени для стрельбы из пулеметов – появляющиеся. Что значит появляющиеся? В окоп, в котором сидит солдатик, проведен телефон, по которому ему командуют: «Показать! Опустить!» Положено, чтобы мишень появлялась на 5–6 секунд, а один дольше продержит, другой – меньше. У немцев на полигоне была установлена система блоков, управляемая одним большим колесом, оперирующая и орудийными, и пулеметными мишенями. Колесо крутили руками, причем от скорости вращения этого колеса зависела продолжительность появления мишени. Немецкие танкисты были подготовлены лучше, и с ними в бою встречаться было очень опасно. Ведь я, закончив училище, выпустил три снаряда и пулеметный диск. Разве это подготовка? Учили нас немного вождению на БТ-5. Давали азы – с места трогаться, по прямой водить. Были занятия по тактике, но в основном «пешим по-танковому». И только под конец было показное занятие «танковый взвод в наступлении». Все! Подготовка у нас была очень слабая, хотя, конечно, материальную часть Т– 34 мы знали неплохо». И это подготовка в офицерском училище! Что уж тут говорить о подготовке рядового состава. Механиков-водителей готовили три месяца, радистов и заряжающих – месяц. После получения танков на заводе некоторое время уходило на сколачивание экипажей и боевых подразделений. Для экипажа A.M. Фадина, например, это сколачивание свелось к следующему: «Мы получили на заводе новехонькие танки. Маршем прошли на них на наш полигон. Быстро развернулись в боевой порядок и осуществили атаку с ходу с боевой стрельбой. В районе сбора привели себя в порядок и, вытянувшись в походную колонну, начали движение к железнодорожному вокзалу на погрузку для следования на фронт». И все…

По прибытии в действующую армию «сколоченные» таким образом экипажи часто распадались еще до того, как вступали в бой. В частях, куда прибывало пополнение, имелись так называемые «безлошадные» танкисты, уже побывавшие в боях. Они и заменяли на прибывших танках необстрелянных командиров и механиков-водителей. В дальнейшем экипаж также не был «постоянной величиной» – командование нисколько об этом не заботилось. Раненые танкисты после госпиталя в абсолютном большинстве случаев в свою часть и свой экипаж не возвращались. Более того – они не всегда возвращались даже в танковые войска. Хорошей иллюстрацией такого подхода может служить фронтовая биография Р.Н. Уланова. До ранения в январе 1943 года он возил на прицепе к «полуторке» ГАЗ-АА120-мм полковой миномет.

Немецкий средний танк Pz.III Ausf.J

Затем попал в 15-й учебный самоходно-артиллерийский полк, где стал механиком-водителем СУ-76. По его воспоминаниям, программа обучения предусматривала 18 часов вождения, реально же получалось не более трех. Попав в сентябре на фронт, провоевал около двух месяцев – машину подбили. Уланова опять пересадили на «полуторку» – возить раненых, потом офицера связи полка. В декабре его грузовик подорвался на мине, опять госпиталь, затем рота охраны штаба 13-й армии, где его посадили на трофейный танк Pz.IV, а затем на бронеавтомобиль БА-64. В мае 1944 года механика-водителя САУ направили на курсы младших лейтенантов 13-й армии, готовившие командиров стрелковых и пулеметных взводов! Курсы Р.Н. Уланов закончил в августе 1944-го, но повоевать в пехоте ему не пришлось. Случай вернул его обратно в самоходную артиллерию.

Помимо подготовки танкистов и экипажей, так сказать низового звена, в Вермахте огромное внимание уделялось налаживанию четкого взаимодействия в бою между танковыми подразделениями, а также взаимодействия с другими родами войск: пехотой, артиллерией, авиацией. Надо сказать, что немцы в этом преуспели. Механизм взаимодействия работал четко и безотказно с первого и до последнего дня войны. Способствовала этому и организация танковых частей и соединений. Так, например, хорошо отработанным, характерным приемом ведения боевых действий было формирование так называемых «боевых групп». Такая группа представляла собой временное соединение из различных частей дивизионного подчинения. Ядром боевой группы являлся танковый или мотострелковый полк, которому придавались артиллерийские, противотанковые, саперные и другие подразделения. Часто в боевую группу включались и корпусные средства усиления. Возглавлял боевую группу командир полка или бригады. В рамках дивизии могли формироваться одна или две боевые группы. В итоге получалось соединение, достаточно компактное, легко управляемое, лишенное тыловых служб и обозов, с прекрасным взаимодействием различных родов войск. Приказы артиллеристам и саперам отдавал командир боевой группы, не запрашивая при этом командира дивизии. После первых же столкновений с советскими танками Т-34 и KB в состав боевых групп танковых дивизий в обязательном порядке стали включать батарею 8 8-мм зенитных пушек. Из воспоминаний наших танкистов следует, что практически сразу же после столкновения с немецкими танками наши танки попадали под огонь 8 8-мм зениток. Возникало ощущение, что эти орудия движутся непосредственно в боевых порядках немецких танковых частей. На самом деле так оно и было, организация боевой группы это позволяла. Вместе с тем в руках командира дивизии всегда имелся резерв из пары мотострелковых батальонов и нескольких артиллерийских, а затем и самоходно-артиллерийских дивизионов, главным образом 150-мм гаубиц и 105-мм пушек, которыми всегда могли быть усилены одна или другая группа.

Немецкий средний танк Pz.IV Ausf.D

В свою очередь советские танковые войска в начальный период войны не отличались ни организационным совершенством, ни налаженным взаимодействием с другими родами войск. В связи с этим имеет смысл привести точку зрения бывшего немецкого генерала фон Меллентина, который с конца 1942 по сентябрь 1944 года находился на Восточном фронте в качестве начатьника штаба сначала танкового корпуса, а затем танковой армии.

«В 1941 и 1942 годах тактическое использование танков русскими не отличалось гибкостью, а подразделения танковых войск были разбросаны по всему огромному фронту. Летом 1942 года русское командование, учтя опыт проведенных боев, начало создавать целые танковые армии, имеющие в своем составе танковые и механизированные корпуса. Задача танковых корпусов, в которых было относительно немного мотопехоты и артиллерии, состояла в оказании помощи стрелковым дивизиям, осуществлявшим прорыв. Механизированные корпуса должны были развить прорыв в глубину и преследовать противника. Исходя из характера выполняемых задач, механизированные корпуса имели равное с танковыми корпусами количество танков, но машин тяжелых типов в них не было. Помимо этого, по своей штатной организации они располагали большим количеством мотопехоты, артиллерии и инженерных войск. Успех бронетанковых войск русских связан с этой реорганизацией; к 1944 году они стали самым грозным наступательным оружием Второй мировой войны.

Сперва русским танковым армиям приходилось дорого расплачиваться за недостаток боевого опыта. Особенно слабое понимание методов ведения танковых боев и недостаточное умение проявляли младшие и средние командиры. Им не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Первые операции танковых армий заканчивались полным провалом. Плотными массами танки сосредоточивались перед фронтом немецкой обороны, в их движении чувствовалась неуверенность и отсутствие всякого плана. Они мешали друг другу, наталкивались на наши противотанковые орудия, а в случае прорыва наших позиций прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех. В эти дни отдельные немецкие противотанковые пушки и 88-мм орудия действовали наиболее эффективно: иногда одно орудие повреждало и выводило из строя свыше 30 танков за один час. Нам казалось, что русские создали инструмент, которым они никогда не научатся владеть, однако уже зимой 1942/43 года в их тактике появились первые признаки улучшения.

1943 год был для русских бронетанковых войск все еще периодом учебы. Тяжелые поражения, понесенные немецкой армией на Восточном фронте, объяснялись не лучшим тактическим руководством русских, а серьезными стратегическими ошибками германского верховного командования и значительным превосходством противника в численности войск и технике. Лишь в 1944 году крупные русские танковые и механизированные соединения приобрели высокую подвижность и мощь и стали весьма грозным оружием в руках смелых и способных командиров. Даже младшие офицеры изменились и проявляли теперь большое умение, решительность и инициативу. Разгром нашей группы армий «Центр» и стремительное наступление танков маршала Ротмистрова от Днепра к Висле ознаменовали новый этап в истории Красной Армии и явились для Запада грозным предостережением. Позднее, в крупном наступлении русских войск в январе 1945 года, нам также пришлось наблюдать быстрые и решительные действия русских танков».