Злые обезьяны

Это был кроссворд со скрытыми сообщениями, которые иногда печатали в газете: некоторые подсказки выделялись, и, если их разгадать и собрать вместе, получалось высказывание или цитата. Например, СОЛНЦЕ КРАСНО ПО УТРУ – МОРЯКУ НЕ ПО НУТРУ или ВСЕ, ЧТО НЕ УБИВАЕТ, ДЕЛАЕТ НАС СИЛЬНЕЕ. Обычно подсказки были достаточно сложными, приходилось решать кроссворд целиком, но иногда, как в тот раз, их можно было разгадать сразу.

Первый подчеркнутый ключ – один по горизонтали, восемь букв, «Закрывшийся конкурент журнала „Жизнь“». Я знала, что это журнал «ПОСМОТРИ». Вторая подсказка – девять по горизонтали, три буквы, «Противоположно над». То есть ПОД. Эта была настолько легкой, что я чуть не рассмеялась.

Раздался раскат грома, и наконец начался дождь. Это был тот самый ливень, которого я и хотела для некоторых, но, вместо того чтобы обрадоваться, я забеспокоилась. Сходила к входной двери, включила свет над крыльцом и долго смотрела наружу, чтобы убедиться, что это и правда дождь, а не звук шин на подъездной дорожке.

Следующая подсказка была единственной, справиться с которой не получалось: двадцать по горизонтали, пять букв, «Где спрятан пистолет ЕП».

– Пистолет ЕП?

– Заглавная «Е» и заглавная «П». Я подумала, что это, возможно, опечатка, поэтому перешла к следующей подсказке – двадцать четыре по горизонтали, пять букв, «подруга Тарзана». У меня кожу на голове покалывало от такого начала, но последняя подсказка заставила волосы дыбом встать – тридцать один по горизонтали, восемь букв, «Сирота Бронте».

Обычно мне бы на такое не ответить, но как раз в ту неделю мы на уроках читали «Джейн Эйр», и учитель вкратце рассказал о несчастной судьбе семьи Бронте, так что я знала, что «сирота Бронте» – это ШАРЛОТТА. После того как Бранвел, Эмили и Энн умерли, Шарлотта осталась одна, одна в своем доме, вроде как и я тогда. То есть, если собрать все разгадки вместе, получалось…

– ПОСМОТРИ ПОД пробел ДЖЕЙН ШАРЛОТТА.

– Ага. И то ли пробел меня подстегнул, то ли потому, что она была у меня за спиной, но я вдруг поняла, что недостающее слово – МОЙКА.

На тетиной кухне была здоровенная мойка. «Хоть свинью в ней режь», – сказал однажды мой дядя, и как-то так сказал, словно это не просто оборот речи. Под мойкой было огромное пространство, и несколько лет назад, когда мы тут гостили, Фил залез туда во время пряток и разбил голову о трубу. Так что из-за мыслей о зарезанной свинье и воспоминаний о крови, стекающей с лица брата, я не жаждала совать туда свой нос.

Но, конечно, нужно было посмотреть. Я твердила себе, что это просто совпадение, не могло же сообщение в кроссворде касаться лично меня. Может, «Посмотри под мойкой, Джейн Шарлотта» – строчка из Шекспира.

Ну, я открыла шкаф, а там ничего, кроме обычного барахла, которое хранят в таких местах. Выходит вроде как совпадение. Но потом я подумала: «Погоди, не будут же это класть рядом с полиролью для серебра» и начала шарить между стеной и чашей мойки. Сначала была только пустота, но потом мои пальцы коснулись чего-то шершавого. Сверток.

Кусок мешка из-под картошки, перевязанный веревкой. Я вытащила его и развернула. Это оно и было.

Пистолет, похожий на игрушечный. Ярко-оранжевый, с широким стволом, сделанный как будто из пластика. Хотя тяжелый и холодный. Вот я и решила, что это, наверное, водяной пистолет. Но в основании рукояти не оказалось резиновой пробки, только пластина с гравировкой «ЕП».

Сбоку были еще метки. Возле основания ствола, рядом со спусковым крючком, оказалась круглая шкала с четырьмя делениями. Одно – «Безопасно» маленькими зелеными буквами, следующее – «НЛ» синими, последние два, помеченные темно-красным, – «ИИ» и «ИМ». Тогда пистолет был переключен на ИМ.

Я сделала то, что традиционно делают подростки, найдя оружие, заглянула в дуло. Оно было реальнее всего остального в пистолете, так что я решила на курок не нажимать. Вместо этого огляделась в поисках одной из кошек моей тети. Но те догадались разбежаться. И прежде чем я нашла новую мишень, свет в доме погас.

Несколько секунд я оставалась на удивление спокойной. Потом снаружи вспыхнула молния, и в окне над мойкой возник силуэт, которого там не должно быть. В следующую вспышку я разглядела его получше: в апельсиновой роще за домом стоял фургон с выключенными фарами.

Кто-то огромный прошел через заднее крыльцо и промелькнул в окне – говорю «кто-то», но я, конечно, догадалась, кто это и для чего он здесь. Он направился прямо к двери, которая была заперта на хлипкий замок, и ударил по ней со всей дури, реально, будто молотом. Я почувствовала, как задрожал косяк. Последовала пауза, а потом он начал трясти ручку, будто вырвать ее хотел.

К этому моменту я чуть не обделалась со страху. У меня все еще был пистолет, но я считала его игрушкой и чуть не выбросила в раковину, решив бежать.

И тут зазвонил телефон – что за чудесный звук! Уборщик тут же перестал громыхать дверной ручкой. Телефон все звонил и звонил, я метнулась к нему, боясь, что трель умолкнет раньше, чем я успею, и в дверь снова начнут ломиться. Я ударилась коленом о стул, а боком врезалась в угол кухонного стола, но пистолет не выпустила.

На седьмом звонке я схватила трубку: «Алло?..»

«Джейн Шарлотта».

«Не знаю, кто вы, – зашептала я, – но спасите меня. Ваша злая обезьяна прямо у двери».

«Нет, – ответил голос. – Он уже в доме».

В кабинете моего дяди скрипнула доска.

«Без паники, – посоветовал голос. – Он не ждет, что ты вооружена. Просто держи пистолет обеими руками».

Я повесила трубку. От телефона до входной двери было около дюжины шагов, но мои ноги коснулись пола раза два.

Дверь не открылась даже после того, как я вспомнила, что надо ее отпереть. Что-то – наверное, один из стульев с веранды – зажало ручку с обратной стороны.

Позади меня снова скрипнула доска: гад шел по коридору. Я развернулась и подняла пистолет, когда проем кухонной двери заслонила темная фигура.

Пистолет ЕП стреляет бесшумно. Тогда я этого не поняла, потому что вместе с выстрелом очень близко сверкнула молния и одновременно громыхнул гром. Кухню заполнил звук и свет, такой яркий, что сам уборщик, казалось, начал светиться, как настоящий ангел. Ангел с пылающим ножом в одной руке и проволочным нимбом в другой. Я заорала, он заорал и, едва молния погасла, упал.

В темноте раздался удар тела об пол. Я еще раз прицелилась и нажала на курок, но во второй раз даже щелчка не было.

Дождь прекратился. Гроза уходила, и скоро электричество снова включилось. Я смогла разглядеть уборщика, он неподвижно растянулся в дверном проходе. Просто мужчина, глаза остекленевшие, а на лице новое выражение.

– Предположу, что он выглядел удивленным.

– Ну, в эту часть истории немного сложно поверить.

– Действительно.

– Вы знаете, обычно, если пристрелишь в своем доме злодея, особенно серийного убийцу, бежишь звонить в полицию.

– Правильно.

– Или просто убегаешь к соседям.

– Правильно.

– Правильно. Но я не сделала ни того ни другого.

– А что вы сделали?

– Пошла прилечь. Парень же был мертв – я пару раз пнула его, чтобы убедиться, – так что вызывать копов было не к спеху. И почувствовав себя в безопасности, я решила ненадолго прилечь. Подумала, что через несколько часов вернутся тетя с дядей, там и разберемся.

Так что я поднялась в свою комнату. Забаррикадировала дверь комодом, на всякий случай, и легла. Пистолет ЕП сунула под подушку. Глаза закрыла.

А когда снова открыла, наступило утро. Дверь в мою спальню была широко распахнута, и я слышала, как тетя готовит на кухне завтрак. Я встала, спустилась вниз и остановилась в проеме, где вчера лежало тело уборщика.

«Доброе утро, соня, – сказала тетя. – Хочешь яичницу с беконом?»

Дверь на веранду тоже была открыта, и я увидела на заднем дворе дядю, который ходил вокруг дерева, разбитого молнией.

«Не спеши с беконом, – ответила я. – Скоро вернусь».

Я побежала наверх и заглянула под подушку.

– Оружие тоже исчезло, не так ли?

– Да. Но на его месте осталось кое-что. Монетка. Возможно, подарок от Пистолетной феи.

Монета размером с четвертак, но толще и тяжелее. Похожая на золотую. С обеих сторон было одинаковое изображение – полая пирамида с сияющим внутри глазом, знаете, вроде тех, что на банкнотах. По краю были три слова: OMNES MUNDUM FACIMUS.

– Моя латынь порядком заржавела. «Mundum» означает «мир»?

– Да. Я взяла латинский словарь в школьной библиотеке. «Omnes» – это «все мы», а «facimus» – это «созидать» или «делать», поэтому «omnes mundum facimus» – это типа «Мы все создаем мир». Так оно переводится, а смысл более путаный. Головоломка, понимаете? Своего рода тест на пригодность, как скрытое сообщение в кроссворде, только намного сложнее, поэтому мне потребовалось куда больше времени, чтобы его сдать.

– И сколько времени?

– Двадцать два года.

белая комната (II)

В следующий раз доктор заходит в комнату со второй папкой улик, еще более пухлой, чем предыдущая.

– Проверяли мою историю? – догадывается женщина, а он раскладывает бумаги на столе в три аккуратные стопки.

Тот кивает:

– Я не люблю конфликтовать с пациентами, но считаю, что в тюремной психиатрии агрессивная тактика на ранней стадии может быть весьма полезной.

– Чтобы отделить мошенников от по-настоящему больных на голову? – забавляется она. – И каков же приговор?

Он придвигает к ней первую кипу доказательств.

– Это отчет, отправленный в офис шерифа округа Мадера в октябре семьдесят девятого года. Человек по имени Мартин Уитмер был найден мертвым в своем фургоне в придорожной канаве за пределами Фресно. Уитмер работал уборщиком в средней школе, но уволился после того, как неизвестный ученик объявил его убийцей с трассы девяносто девять.

– Ну вот. Как я и говорила.

– Не совсем, – он переворачивает страницу из нижней части стопки. – Там нет упоминаний о пулевом ранении. Мистер Уитмер умер от инфаркта.

– Да, знаю. Я же сказала, что стреляла из пистолета ЕП.

Доктор задумывается:

– «ЕП» означает «Естественные Причины»?

– Точно. Извините, думала, что это очевидно.

– Пистолет, стреляющий сердечными приступами.

– Инфаркт миокарда, – говорит она, постукивая пальцем по строчке о причине смерти в протоколе вскрытия, – ИМ. А деление шкалы ИИ для ишемических инсультов. Инфаркт и инсульт – главные убийцы злых обезьян… – улыбается она. – Что еще у вас есть?

Он пододвигает вторую стопку, в которой всего два листа отсканированных газетных страниц. Это статья из «Обозревателя Сан-Франциско» с вопрошающим заголовком «СЛОЖИЛ ЛИ КРЫЛЬЯ АНГЕЛ СМЕРТИ?»

– «Прошло шестнадцать месяцев с того, как серийный убийца с трассы девяносто девять похитил свою последнюю жертву, – читает она вслух, – полиция штата начала надеяться, что так называемый „Ангел Смерти“, личность которого остается загадкой, возможно, ушел в отставку…» Да, видите, говорила же, что копы мне не поверили. Поэтому даже после того, как уборщик умер, они продолжали думать, что Ангел все еще где-то рядом.

Доктор показывает на обведенный абзац ниже на той же странице:

– Продолжайте читать.

– «Тринадцатилетний Дэвид Конович, мальчик, который, как полагают, был восьмой и последней жертвой Ангела Смерти, исчез с бензоколонки Бейкерсфилда двенадцатого декабря тысяча девятьсот семьдесят девятого года…»

– Декабря, – говорит доктор. – Через два месяца после того, как Уитмер был найден мертвым.

– Вы уверены, что в газете не перепутали дату?

Он придвигает последнюю стопку документов:

– Доклад шерифа о похищении Дэвида Коновича. Дата совпадает. И когда тело мальчика обнаружили, оказалось, что его пытали и задушили так же, как и всех остальных жертв «Ангела Смерти». И что это нам говорит?

– Не знаю.

– Да ладно вам, Джейн.

– Хотите сказать, что Уитмер не мог быть Ангелом Смерти, так, что ли?

– Разве это не кажется логичным выводом?

– Нет.

– Почему же нет?

– Потому что он был Ангелом Смерти.

– Ну, если так, то как вы объясните последнюю жертву?

– Никак.

– То есть не можете.

– Это проблема странствий, – говорит она.

– Проблема странных?

– Проблема странствий. Ну, Нод – Земля странствий, к востоку от Эдема. В Библии.

– Я понял отсылку, но…

– Каин убивает своего брата Авеля, – говорит она, – и в наказание Бог заставляет его блуждать по пустыне. Каин оказывается в Ноде, Земле странствий, где поселяется и женится. Тут-то и проблема: по логике, Адам и Ева – первые люди, и, насколько мы знаем, Каин с Авелем – их единственные дети. Так откуда же взялась эта жена?

Сейчас люди, которые не верят Библии, предпочитают думать, что проблема Нода – это нечто особенное. Например, парень, с которым моя мать пару месяцев встречалась, – Роджер, он был совершенно бешеным атеистом и часто задирал Фила…

– Ваш брат был религиозен? – спрашивает доктор.

– В стиле маленьких мальчиков. Мать воспитывали в лютеранстве, и хотя сама она не была верующей, но нас отвела в церковь, думала, это на пользу пойдет. Я перестала туда ходить, когда стала достаточно взрослой, чтобы сказать «нет», но Фил действительно втянулся. Читал молитвы каждый день. Так вот, появился Роджер, и он постоянно насмехался над Филом из-за нестыковок в Писании. «Эй, Фил, в Евангелии говорится, что Иуда повесился, потому что сожалел о предательстве Христа. А в Деяниях – что Иуде не было жаль, и он умер из-за того, что у него живот раздуло. Почему у этой истории два варианта?» Или: «Эй, Фил, если все ученики заснули в Гефсиманском саду, как же Матфей узнал, что сказал Иисус в своей молитве?» Однако проблема Земли странствий была его любимой. «Эй, Фил, говорят, Бог поставил на Каина печать, чтобы предупредить других людей, не причинять ему вреда. Каких других, Фил? Его родителей? Тех, которые не послушались, когда Бог велел им фрукты не есть?»

– И что отвечал Фил?

– Как я уже говорила, он был еще тот зануда-буквоед, поэтому сначала как-то выкручивался. Пытался отшучиваться, только вот Роджер не шутил. Роджер разбивал все объяснения, пока Фил не признавался, что у него нет ответа. И тогда Роджер говорил: «Значит, ты откажешься от своей библейской брехни?» А Фил отвечал: «Нет», и Роджер заявлял: «Это потому, что религия делает людей тупыми».

– А что вы думаете по этому поводу?

– О, я определенно считаю, что религия делает людей тупыми, – отвечает она. – Но все равно Роджер был лицемером.

– Почему?

– Потому что проблема Нода не имела ничего общего с атеизмом. Даже если бы Библия была до последней буквы последовательной, он все равно не поверил бы ни единому слову. Он уже составил обо всем собственное мнение, а в противоречия тыкал просто из самодовольства и совершенно не замечал, из чего исходит Фил.

А тот действительно верил Библии. Те, кто верят в ее правдивость, считают, что любые нестыковки в тексте имеют объяснение. А знать эти объяснения не важно. Ведь если я не могу сказать, что убило динозавров, то это не означает, что они не вымерли. И глядя с этой точки зрения, Роджер был несправедлив. Ну не знал мой брат, откуда появилась жена Каина. Что с того?

И тут то же самое, – она взмахивает рукой над разложенными бумагами. – Не притворяйтесь, что для вас это какое-то объективное расследование. Вы уже решили, во что верить. А сейчас всего лишь ищете аргумент поувесистей, чтобы им меня бить, пока я не соглашусь смотреть на все по-вашему.

– Джейн…

– Но этого не случится. Я знаю, что моя история правдива. Если у вас что-то не складывается, можем это обсудить, но не раздувайте из мухи слона. Это всего лишь проблема Нода.

– Что ж, вы ставите меня в трудное положение, – говорит доктор. – Если я не могу спрашивать о нестыковках в вашем рассказе…

– Вы можете спрашивать о них. Я сказала, что мы можем это обсудить.

– Но вы не склонны принимать в расчет реальные сомнения.

– Что нас уравнивает, – отвечает она. – Так же как Фила и Роджера.

Доктор хмурится.

– Извините, что испортила вам сценарий. Значит, вы не хотите слушать дальше?

– Нет, я все еще хочу услышать историю целиком.

– Ладно. Потому что иначе вы стали бы лжецом. То есть вы уже лжец, раз обещали не судить предвзято, но, если бы еще и слиняли, стали бы дважды лжецом.

– Мне бы этого не хотелось, – говорит доктор. – Итак, что произошло после убийства Ангела Смерти?

Мы все создаем этот мир

– Я выросла.

До восемнадцати лет я так и жила в Сиеста Корта. Это не должно было надолго затянуться, но мама отказывалась забирать меня обратно, и даже тетя и дядя не смогли ее переубедить.

– Вы были расстроены тем, что не вернулись домой?

– Нет. До истории с уборщиком расстраивалась, а после… Мои взгляды почти на все изменились.

– Понимаю.

– Не уверена. То есть да, я пережила этот опыт жизни-и-смерти, убила кого-то, но если оглянуться, то не стрельба на меня повлияла. А голос, назвавший по телефону мое имя. Вообразите, будто однажды вам позвонил Господь, но сообщения не оставил, а просто дал понять, что Он существует. Представьте, как бы вы себя чувствовали, повесив трубку.

– Вы думали, что с вами по телефону говорил Бог?

– Нет! Но было похоже: как будто я встретилась с чем-то огромным и таинственным, и тот факт, что оно существует, сделал весь мир интереснее.

– Похоже на опыт перехода в другую веру.

– Наверное. Только без трепа – это произошло на самом деле, и в доказательство у меня была монета. Они оставили – пусть и крошечное – подтверждение, которое говорило: «Это еще не конец». Я снова получу от них весточку.

– И вы видели в этом нечто положительное.

– Конечно. Почему бы и нет?

– Думаю, многие люди, пережив описанный вами опыт, не захотели бы его повторять.

– Ну да, но этим людям даже в первый раз не позвонили бы. Не все созданы для «Злых Обезьян», и это нормально. Что до меня, то когда первый шок прошел, я, конечно, захотела повторить. В смысле, Нэнси Дрю с долбаной пушкой, стреляющей молниями, – как такое не полюбить?

И в этом нетерпеливом ожидании жизнь в Сиеста Корта перестала быть таким уж бременем. Почти где угодно можно ждать наступления светлого будущего, так ведь? А пока я ждала – если это важно, – пересмотрела свое поведение. Образцовой гражданкой не стала, но избавилась от большей части «дурного семени». Отказалась от попыток перехитрить своих тетю и дядю, в школе начала по-настоящему стараться – настолько, что смогла получить стипендию в Беркли.

– И в конечном итоге вы вернулись в Сан-Франциско.

– Да. Хотя я едва не пролетела, в смысле, я подумывала отказаться от стипендии, но Фил убедил меня не быть идиоткой.

– Вы общались со своим братом?

– К тому времени да. Первые пару лет в Сиеста Корта от него вестей не было, но на свой тринадцатый день рождения он приехал повидаться. Использовал мою старую уловку: сказал маме, что останется у друга на выходные, а сам поймал машину в Вэлли. Я пришла домой после смены в магазине и обнаружила его играющим с кошками на веранде.

Сначала разозлилась на него за автостоп: «Ты хоть представляешь, какие психи встречаются на трассе, Фил?» Но он просто засмеялся и сказал, что чья бы корова мычала, и как бы там ни было, он достаточно большой, чтобы позаботиться о себе. Так оно и было: он сильно вырос, и хотя был всего лишь подростком, но его габариты заставили бы любую злую обезьяну дважды подумать.

Славная вышла встреча. Пока брат становился похожим на меня, я становилась похожей на него, и где-то на середине этого пути мы пересеклись. И оказалось, что на самом деле любим друг друга. Так что с тех пор мы поддерживали связь, и, когда мог, он приезжал повидаться. У него был дар – появляться, когда мне нужен совет, например, о стипендии.

– А ваша мать? Вы с ней все-таки помирились?

– Нет. Я думала навестить ее, как только вернусь в Сан-Франциско. Поговорила об этом с Филом, решила, что он поддержит, но он посчитал это паршивой идеей. «Ты же знаешь, что в конце концов сцепишься с ней, Джейн. Зачем тебе это?» Я отложила на потом. Она умерла в восемьдесят седьмом году, а мы с ней так и не повидались.

– Мне жаль.

– Нет, Фил был прав. Там никакой любви не осталось, и не было смысла притворяться.

– Расскажите мне о Беркли. Какая у вас была специализация?

– Господи, вот это вопрос… О какой вы хотите услышать в первую очередь? У меня их было пять.

– Не могли определиться с выбором?

– Не думала, что мне нужно выбирать. Послушайте, люди идут в колледж в основном по двум причинам. Одни идут, чтобы научиться чему-то, я имею в виду чему-то конкретному: получить профессию или заняться делом всей жизни. Другие, вроде меня, просто ищут впечатлений. Я была одной из тех голодающих художников, которые еще в начальной школе себя убедили, что их предназначение – стать актерами, музыкантами или писателями. Для таких колледж – способ убить время, пока судьба их не настигла.

– И вы верили, что ваше предназначение… стать Нэнси Дрю с пистолетом, стреляющим молниями?

– Видите, когда вы так говорите, звучит безумно. А все было не так прямолинейно. Тогда я даже не знала, что это за организация такая, и вовсе не твердила себе: «Однажды я присоединюсь к борьбе со злом». Это было намного тоньше, просто общее настроение: мне не нужно планировать свою жизнь, потому что план уже есть, и в конце концов он для меня прояснится.

Но ждать пришлось долго. Когда через пять лет я покинула Беркли, судьба все еще меня не настигла, и вдруг оказалось, что не такая уж и хорошая идея – не учиться ничему полезному. Чтобы выжить, я в конце концов сделала то же самое, что и все голодающие художники, – взялась за работу, которую может получить даже балбес-старшеклассник: официантка, доставщица пиццы, продавец винного магазина… Назовите профессию, где не нужна квалификация и в которой нет будущего, и я, вероятно, хотя бы раз пробовала за нее взяться.

Так что я была нищей, перебиралась с одной хреновой квартирки на другую, но оставалась молодой и веселой – иногда даже слишком веселой – и все еще чувствовала себя под защитой. Но однажды оглянулась, а мне уже тридцать. И я говорила уже, что не задумывалась о своем предназначении так уж явно, но в круглые даты начинаешь размышлять о таких вещах, а в день моего тридцатилетия я сообразила, что очень-очень давно не видела свою монету. Решила, что нужно на нее посмотреть, подержать в руке, напомнить себе, ну, понимаете, что «omnes mundum facimus» – мы все создаем мир, что бы это, черт возьми, ни значило.

Но найти ее не смогла. Хотя всю квартиру вверх дном перевернула. Удивляться было нечему – столько раз переезжала, чудо, что не потеряла что-то сверх того, но я была очень расстроена. Поэтому вышла из дома и реально облажалась, а говоря короче, мой день рождения закончился полицией и поездкой на скорой.

Потом ко мне пришел Фил, и у нас был долгий разговор по душам о том, что я собираюсь делать со своей жизнью. Я никогда не рассказывала ему о монете, голосе по телефону и обо всем остальном, но он рассуждал так, как будто был в курсе: «Тебе не нужно особое приглашение, чтобы совершать добрые дела, Джейн, – сказал он. – Если ты этого хочешь, то просто иди и делай». И как только меня перестало тошнить от этих слов, они обрели огромный смысл. Так что это стало основной темой в начале моего четвертого десятка.

– Добрые дела?

– Ну, попытки. Оказалось, что все не так просто, как звучит.

Пару лет я работала в Армии Спасения и магазинах «Гудвилл», но поняла, что у меня неподходящий темперамент для благотворительности, особенно религиозной. Потом решила приобщиться к «белым воротничкам» – «Марш даймов»^[8], «КАРЕ»^[9], но это было попросту скучно, к тому же с офисными подковерными играми у меня задалось еще хуже, чем с благотворительностью. Тогда я вернулась к истокам и подумала, что, возможно, мне нужно работа с воспитательным или даже дисциплинарным уклоном.

– Обеспечение правопорядка?

– Да. Но тут другая проблема: чтобы стать полицейским, тюремным надзирателем или даже офицером по условно-досрочным освобождениям, нужно пройти проверку, а в моей истории были моменты – вроде того кризиса на тридцатый день рождения – которые становились камнем преткновения. Я могла рассчитывать максимум на работу охранника, но с моей точки зрения защита товара в супермаркете – это не слишком-то доброе дело.

Постепенно я в свои тридцать с небольшим начала напоминать себя же в двадцать – сплошная череда бессмысленных и тупиковых занятий. А мне уже тридцать пять, и тридцать шесть, а там и сорок впереди маячат, и у Фила больше нет идей.

И вот однажды я наткнулась на свою старую приятельницу – Луну. Двадцать лет ее не видела, но однажды, почувствовав ностальгию, решила вернуться в Хейт, на улицу, где мы росли. Стояла перед участком, где когда-то был общественный сад – его заасфальтировали и превратили в площадку для скейтбордистов – и тут появилась Луна, волоча за собой двоих малышей.

Она выглядела великолепно. Молодая и стройная, будто и не было двух беременностей. Я же была изрядно потрепанной, и ей потребовалась целая минута, чтобы узнать меня, но потом мы обнялись, и она представила свой выводок. А дальше – будто еще недостаточно тоски нагнала – рассказала, что они с мужем открыли собственную консалтинговую фирму и зашибают в год шестизначные суммы, работая на дому. Так что пришлось ответить ей историей о том, что я состояла в Корпусе Мира, и если выгляжу немного запущенной, то это потому, что последние десять лет боролась со СПИДом в Африке. Ей пора было уходить, так что я дала фальшивый адрес электронной почты и пообещала поддерживать связь.

А уже по пути домой, проходя мимо таксофона и поддавшись порыву, я сняла трубку. Гудка не было, но аппарат работал – это была открытая линия. «Алло, – сказала я. – Если вы планируете когда-нибудь перезвонить мне, делайте это скорее».

На следующий день по почте пришел вызов в жюри присяжных. Меня и раньше приглашали в присяжные, да я и готовилась к другим знакам, так что это могло быть совпадением. А может, и нет… Так или иначе, я решила, что это возможность сделать что-то хорошее, которую я так искала.

Готовились слушать дело о поджоге и убийстве. Тип по имени Джулиус Дидс, известный гангстер, узнал об измене своей любовницы и посреди ночи бросил в окно ее гостиной бутылку с зажигательной смесью. Сама девушка убежала через черный ход, но в доме наверху остались трое детей, и никто из них не выбрался из огня. Я оказалась среди присяжных и очень радовалась, пока не поняла, что раньше уже встречалась с ответчиком. Он был у моего дилера, когда я в последний раз туда приходила.

– У вашего наркодилера?

– Да. Парня по прозвищу Ганеш.

– Можно спросить, о каких наркотиках идет речь?

– Об обычных. Травка, конечно; спиды, валиум, кокс по особым случаям. Кислота, когда мне хотелось недорого отдохнуть. Звучит, наверное, многовато, но в тот период жизни я все держала под контролем.

Как бы там ни было, когда я в последний раз приходила к Ганешу, примерно за месяц до вызова в жюри присяжных, он открыл дверь с очень испуганным видом. Ганеш всегда был немного дерганым. До исключения из медицинского он учился на онколога, и, думаю, в его голове двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю крутилась мантра неудачника: «Я должен был лечить рак, а вместо этого стою в шаге от двадцати лет в Ливенворте^[10]». Однако в тот раз он не просто нервничал, а трясся от страха, посерел, будто вернулся со вскрытия брата-близнеца.

«Не могу сейчас разговаривать, Джейн», – произнес он и начал закрывать дверь. Но та снова распахнулась, над Ганешем нависал гигантский «примат» и так наседал на него своим брюхом, что тот едва не падал.

«Привет, Джейн, – сказал „примат“, обхватив шею Ганеша, чтобы тот не рыпался. – Каким ветром тебя сюда занесло?»

Я небрежно ответила: «Просто зашла поздороваться».

«Да? – он посмотрел на Ганеша, развернув того, словно консервную банку, этикетку которой хотел прочесть, – Уверена? Ганеш тут любит продавать людям всяко-разно – счета не оплачивает, а продавать любит. Джейн, ты уверена, что не зашла прикупить чего-нибудь?»

«Нет, правда… Просто хотела сказать „Привет!“ Но раз вы, ребята, заняты…»

«Да, вроде того… – он втащил Ганеша внутрь. – Так что возвращайся позже. Намного позже».

С тех пор о Ганеше ни слуху ни духу, и я, естественно, предполагала самое худшее.

Джулиуса Дидса тоже с тех пор не видела. Адвокат ради суда привел его в порядок, но Кинг-Конг с хорошей стрижкой – все равно Кинг-Конг, так что я должна была его тут же узнать. Но мне так страстно хотелось попасть в присяжные, что первые полчаса я прилежно заполняла анкету. А когда наконец закончила заливать о своей жизни и сдала опросник, заметила, что Дидс смотрит на меня, пытаясь понять, откуда мы знакомы.

До нас дошло одновременно. Он разулыбался так, как будто наступило Рождество, и все мои благие намерения отправились псу под хвост. В голове мелькнула надежда на три варианта развития событий: первый – меня все-таки не возьмут в присяжные; второй – Дидс не выйдет под залог; третий – он выйдет, но Ганеш либо уже мертв, либо уехал из страны и не сможет выдать мой адрес.

– Предположу, что ни одна из надежд не оправдалась.

– Конечно, нет. Я так отлично составила анкету, что меня выбрали первой – Дидс выглядел очень довольным, – а после того как жюри распустили на весь день и я выскочила из здания суда, то увидела, как он на улице пожимает руку своему адвокату.

Я пыталась созвониться с Ганешем, но его телефон был отключен. Нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Я подумала, что в любом случае уехать из города – это отличная идея, но сначала сделала остановку в доме другого дилера, чтобы пополнить запас валиума. А после все сделалось таким неясным и туманным, что где-то между валиумом и бутылкой водки из своего морозильника я решила не убегать.

И еще одна важная вещь, о которой вам не рассказала, – день, когда это происходило. Меня вызвали в суд присяжных в понедельник, десятого сентября две тысячи первого года. И вот на следующее утро я вхожу в гостиную, телевизор работает, и первая мысль, что включен канал научной фантастики, потому что на экране Всемирный торговый центр и одна из башен горит. Затем я разглядела значок «Си-Эн-Эн» в углу экрана и такая: «Постойте-ка». И когда появился второй самолет, наконец сообразила, что это не дурацкий фильм, а реальность.

Я прибавила звук и просидела около часа с отвисшей челюстью. Потом зазвонил телефон.

Это был «Кинг-Конг»: «Привет, Джейн».

Вместо того чтобы вполне ожидаемо распсиховаться, я даже начала жалеть мужика, потому что мир перевернулся, а ему, похоже, еще не сообщили. Так что ответила: «Ты рядом с телевизором?»

Не на такую реакцию он рассчитывал: «Слушай, сука тупая, ты понимаешь, кто это?» А я ответила: «Да, понимаю. И знаю, что ты мнишь себя крутым, но штука в том, что тебя только что переплюнули». И он разошелся, понеслись угрозы и ругань, но я не прислушивалась особо, потому что прямо в ту минуту обрушилась первая башня. Здание в сотню этажей превратилось в груду щебня у меня на глазах, и я в странном оцепенении сообразила, что стала свидетельницей массового убийства.