Kitobni o'qish: «На острие ножа»

Shrift:

С любовью посвящаю эту книгу Нейлу и Элизабет, которые раскрашивают радугу всеми цветами – и не только.
И огромное спасибо всем, кто спрашивал: «А что было дальше?»

Тот, кто радостью живет, —
Жизни крылья оборвет;
Тот, кто счастья ловит миг, —
В вечный свет Творца проник.

Уильям Блейк¹

Крестики и нолики

KNIFE EDGE

by Malorie Blackman

Published by arrangement with Random House Children’s Publishers UK, a division of The Random House Group Limited

Перевела с английского Анастасия Бродоцкая

Иллюстрация на обложке © Christin Engelberth

©PHOTOS.COM

THE DAILY SHOUTER
www.dailyshouter.news.id
12 мая, среда
Террорист-нуль застрелен на месте преступления
Джон Грешем
Вчера вечером на вокзале Эктон-Пэлес был застрелен террорист-самоубийца. На нем обнаружили пояс со взрывчаткой. Представитель полиции сообщил корреспонденту Daily Shouter: «По данным наших источников, этот террорист-нуль планировал сесть на ближайшую электричку и привести в действие взрывное устройство, когда поезд наберет ход. Поскольку был час пик, последствия оказались бы катастрофическими. Трусливый и подлый поступок – впрочем, чего еще ожидать от Освободительного Ополчения».
Свидетель-нуль говорит: «Четверо полицейских в штатском открыли огонь, как только этот человек вошел в главный вестибюль вокзала. У него не было шансов. Все закричали и забегали. Было ужасно, будто сцена из фильма». Однако, как поспешил уточнить представитель полиции: «Не сомневайтесь, если бы мы предупредили, что будем стрелять, или так или иначе намекнули террористу на наше присутствие, он сразу же взорвал бы бомбу, и никто не знает, сколько тогда было бы убитых и раненых. Лучше один мертвый террорист-нуль, чем гибель десятков невинных людей, в том числе детей».
Освободительное Ополчение выпустило пресс-релиз, в котором обвиняет полицию в гибели одного из своих членов: «Это было просто убийство, санкционированное государством. Нашему человеку не дали даже возможности сдаться. Пока подобные зверства продолжаются, война между нулями и Крестами не кончится».
Камаль Хэдли, заместитель премьер-министра, так ответил на это заявление: «Эти нелюди, террористы-нули, никогда не победят. Их откровенное пренебрежение человеческой жизнью, будь то жизнь нуля или Креста, в конечном счете погубит их самих».
Учитывая, что дочь Камаля Хэдли Персефона в прошлом году была похищена Освободительным Ополчением и ее удерживали в заложницах, реакция заместителя премьер-министра была на удивление сдержанной. В плену Персефона Хэдли забеременела от Каллума Макгрегора, одного из террористов-нулей, которые ее похитили.
Когда в прошлом году Каллум Макгрегор был повешен за похищение и политический терроризм, это вызвало…
(Продолжение на стр. 5.)

Отзывы

Мощная история о расовых предрассудках.

Sunday Times

Бешеный темп, бешеная энергия – сокрушительно мощно.

Guardian

Долгожданное продолжение романа Мэлори Блэкмен «Крестики и нолики», получившего широкое признание… написано так умно и увлекательно, что оправдало все ожидания… роман одновременно и затрагивает чувствительные струны, и заставляет задуматься.

Observer

Сильнейший эмоциональный заряд… альтернативная реальность придает тексту тревожности, которая держит читателя в постоянном напряжении и нередко заставляет понервничать.

Scottish Sunday Herald

Книга написана со страстью… Она наверняка понравится подросткам, которые хотят понять эмоции взрослых.

Sunday Times

Красный

Глава 1 ○ Джуд

– Слушай, Джуд, ну хватит уже. У меня ноги затекли, – простонал Морган.

– Соберись! – прикрикнул я, лежа на одной из двух кроватей в нашем гостиничном номере. – И смотри в окно. Нам сюрпризы не нужны.

– Я уже битых три часа гляжу на машины.

– И остался еще час, так что заткнись и не ной, – приказал я.

Он мне уже все нервы вымотал.

Морган вздохнул и чуть-чуть отодвинул темно-коричневую занавеску, чтобы и дальше смотреть за окно на улицу внизу. Отпил из банки с пивом, которое, наверное, давно нагрелось – он держал банку в руке уже час, не меньше. Я ощерился ему в спину, после чего вернулся к пульту в руке и телику на стене. Пощелкав минут пять, я не нашел ничего, что стоило бы посмотреть. Ну и ладно. Раз уж ничего годного по ящику не давали, я остановился на каком-то тупом сериале, за сюжетом которого можно было следить, почти не напрягая мозги. Вот и хорошо, потому что мозги у меня, как всегда, были заняты совсем другим.

Вот, например, Эндрю Дорн.

Он сейчас моя главная цель. Дорн – правая рука самого Генерала, но, если информация, которую мы получили, верна – а с каждым часом я все больше убеждаюсь, что так и есть, – он тоже предатель. Это ему надо сказать спасибо за то, что мы так высокохудожественно провалили похищение Сеффи Хэдли. Это ему надо сказать спасибо за то, что он предал нас, и в итоге все члены вверенной мне ячейки Освободительного Ополчения теперь или в тюрьме, или в могиле – все, кроме нас с Морганом. Генерал этого не знает, но Эндрю Дорн тесно сотрудничает с Крестовыми властями, особенно с Камалем Хэдли, а этот Крест, член правительства, ненавидит нас, нулей, и все, что нам дорого. Потому-то мы и решили похитить его дочку Сеффи. Не в качестве политического заявления, а чтобы ударить Камаля Хэдли в больное место. Но вся операция полетела к чертям собачьим.

Спасибо Эндрю Дорну.

Вот только я не знаю, где он и как до него добраться. Мысль, что такой человек, как он, поднялся настолько высоко в иерархии Освободительного Ополчения, – ух, от этого у меня все внутри узлом завязывается. Скольких еще он предал? Сколько еще достойных людей угодили на виселицу – и всё из-за него! Как же хочется добраться до него! Много времени мне не нужно. Три секунды наедине с мистером Дорном – более чем достаточно для того, что я задумал. Нам в Освободительном Ополчении надо что-то делать, все что угодно, лишь бы снова вдохнуть жизнь в нашу организацию. С тех пор как повесили моего брата Каллума, все у нас идет наперекосяк. Полиция шерстит нас почем зря и предлагает щедрую награду за любые сведения, которые помогут поймать и осудить кого-то из нас. В газетах и по телевизору нас называют безжалостными террористами. А мы не такие. Мы боремся за правое дело. Если ты родился нулем, перед тобой сразу захлопываются миллиарды дверей, не успеешь ты сделать первый вздох, а ведь так нельзя. Нельзя, чтобы, если ты нуль, это автоматически делало тебя гражданином второго сорта. Что такого в нашей светлой коже, отчего темные Кресты настолько нас боятся? Вот мы и боремся за правое дело. Но власти видят всё иначе. Открыли сезон охоты на Освободительное Ополчение. Рады любому предательству, даже по мелочи, а если вдобавок удастся нас вздернуть, наверняка за это полагается славный маленький бонус.

Мы, члены Освободительного Ополчения, для них дичь, но при этом и сами пытаемся понемногу охотиться. Однако стоящие у власти Кресты совершили большую ошибку, когда повесили моего брата Каллума. Теперь Каллум стал мучеником, а мученики гораздо опаснее. Множество нулей потребовало отомстить Крестам за то, что те сделали с Каллумом, и не только члены Освободительного Ополчения. Правда, меня чужое мнение не заботит. Каждый вечер перед сном и каждое утро, едва открыв глаза, я обещаю брату: я добьюсь, чтобы те, кто в ответе за его смерть, как следует настрадались. Все до одного.

Но теперь, когда все ячейки Освободительного Ополчения развеяло по ветру и нам осталось только отчаянно бороться за жизнь, я просто не успеваю прийти в себя настолько, чтобы придумать хоть какую-нибудь долгосрочную стратегию. Какие тут долгосрочные планы – выжить бы здесь и сейчас. Вот, скажем, эта история с так называемым террористом-нулем, которого застрелили на вокзале. Прекрасный пример, как полиция теперь давит нас всеми силами. У нашего бойца из ОО не было ни единого шанса. Видимо, у полиции теперь новый подход – сначала стрелять, а потом уже чаи гонять. Вот так и получилось, что мы – то есть я и Морган – торчим и ждем у моря погоды в дешевом четырехэтажном отельчике в сомнительном районе. Зато в этом районе у нас хотя бы друзья есть.

Морган помешал растворимую лапшу в пластиковой миске, по-прежнему вполголоса ругаясь. Я сделал вид, будто не слышу. Иногда с ним сложно. Не раз и не два после нашей неудачи с похищением Персефоны Хэдли мне приходилось напоминать себе, что мы с Морганом вообще-то друзья. Правда, такая жизнь – по заштатным отелям, вечно в дороге, вечно в бегах – кому угодно испортит характер.

Но вот наконец мы получили новое задание. После нескольких месяцев почти полной тишины нас снова подпустили к делу. И дали вот такой приказ – сидеть в номере четырнадцать и ждать. Потому мы и торчим тут уже два дня – и так пока ничего и не дождались.

Я повернулся взять газету с тумбочки, хотя уже прочитал там все.

– У нас гости, – сказал Морган со своего поста у окна.

Я не заставил повторять.

– Сколько?

– Две… нет, три машины.

Если к парадному входу в отельчик подогнали целых три полицейские машины, сзади наверняка тоже есть, и не одна.

– Как они узнали, что мы здесь? – спросил Морган и кинулся за сумкой.

– Об этом подумаем, когда выберемся, – ответил я.

Если выберемся… Я схватил рюкзак с кровати и двинулся следом за Морганом.

Мы пробежали по коридору к запасному выходу. Когда я останавливаюсь в гостиницах и мотелях, всегда стараюсь снять номер неподалеку от запасного выхода – именно по этой причине. Хотя нам сказали, какой номер занять, к счастью, это была всего четвертая дверь от пожарного выхода. Нас что, подставили? Если да, почему не приказали сидеть в номере дальше по коридору, откуда труднее сбежать? И зачем было дожидаться, пока мы проторчим в отеле два дня, и только потом доносить в полицию? Разве что надеялись, что мы расслабимся и утратим бдительность. Опять делишки Эндрю Дорна? Морган распахнул дверь запасного выхода и перескочил первый пролет бетонной лестницы, я не отставал.

Схватив его за рубашку, я прижал палец к губам. Морган застыл. Снизу отчетливо послышались шаги – и не одной пары ног. Кто-то быстро шагал нам навстречу. Все было предусмотрено. Я получил ответ на один из своих вопросов и показал наверх. Мы с Морганом повернулись и побежали по черной лестнице вверх, быстро, но бесшумно. Поднялись на третий этаж.

Что теперь? Морган отвечал за то, чтобы у нас был план отступления отовсюду, куда бы мы ни попали, с учетом всех неожиданностей. Пора проверить, способен ли он придумать что-нибудь стоящее.

– За мной, – прошептал Морган.

Других планов на вечер у меня все равно не было, поэтому я двинул следом. Мы промчались по коридору. Морган остановился перед номером двадцать пять и стал колотить в дверь, а я тем временем посмотрел в оба конца коридора, держа руку на пушке в кармане. Она была как ледяная у меня под пальцами, холодная, твердая. И надежная. Что бы ни произошло, петля виселицы не поцелует меня в шею.

Почти сразу дверь открыли. Морган рванул внутрь, я отстал только на полсекунды, захлопнул дверь и тут же встал рядом с ней, спиной к стене. Полиция славится тем, что открывает пальбу по ни в чем не повинной двери без предупреждения, а если ты окажешься прямо за ней, что ж, не повезло. Посреди номера стоял мускулистый Крест средних лет с усами и стрижкой бобриком и смотрел на нас. У него хватило мозгов отойти с дороги, когда Морган ворвался в номер. Я прижался ухом к двери и прислушался. Не слышно, чтобы сюда кто-то бежал или даже шел, но я прекрасно понимал, что расслабляться рано.

– Они у нас в номере, ниже этажом, – прошептал я Моргану.

Он кивнул, но я с удивлением увидел, что он даже не достал пушку. Крест по-прежнему глядел на нас безо всякого испуга. Его лицо даже до встревоженного не дотягивало.

– Нам надо выбраться отсюда, – сказал я.

– Шофер и секретарь? – спросил Крест.

– Шеф, тебе как, нормально? – спросил меня Морган.

Я пристально оглядел Креста, оказавшегося с нами в одном номере, и кивнул. Вот оно как: выходит, этот Крест будет нам помогать. Я не знал его имени, да и не хотел знать – хватит и того, что Морган придумал запасной план. Шофер и секретарь – стандартный прием. Беда только в том, что отель окружен полицией, а в такой обстановке прием вряд ли сработает.

– Меня зовут Дилан Хойл, – сказал Крест. Протянул руку. Я ее не пожал. Морган было дернулся, но я глянул на него исподлобья, и он уронил руку. Дилан посмотрел сначала на Моргана, потом на меня, пожал плечами. – Я думал… – начал он.

– Ты ошибался, – оборвал его я.

– Ладно. – Дилан снова пожал плечами. – Вы работали у меня последние полтора года. Ваши фальшивые документы у меня в кармане пиджака. – Он достал корочки и раздал нам. – Поживее. У нас меньше пяти минут, потом они начнут прочесывать все номера в отеле. Постарайтесь выглядеть как можно более похожими на фотографии в фальшивых удостоверениях.

– Нас сразу поймают, – сказал Морган.

– Будете делать, как я скажу, – не поймают. – Тут Дилан повернулся ко мне и добавил: – В точности как я скажу. В шкафу одежда. Одевайтесь. Очки и парики в ванной.

Мы с Морганом сдались на милость Кресту. Не то чтобы я горел таким желанием, но выбора не было. Дилан Хойл Крест. Я ему не доверяю, как не доверяю никому из них. И если он хоть дернется не туда, второго шанса я ему не дам.

Глава 2 ✗ Сеффи

Я держала тебя на руках и ждала, когда что-то почувствую. Все равно что. Ждала. И ждала. И ничего ко мне не приходило. Ни наслаждения. Ни боли. Ни радости. Ни тоски. Ни любви. Ни ненависти. Ничего. Я смотрела сверху вниз в твои темно-синие глаза, синие, как вечерний океан, и твои глаза поглощали меня, словно ты ждала, когда же я… узнаю тебя. Я не могу объяснить это иначе. Но я тебя не знала. Я смотрела на тебя – и ты была мне чужой. И я чувствовала себя ужасно виноватой, потому что продолжала относиться к тебе так же, как и тогда, когда ты была внутри меня. Я и сейчас отдала бы все свои завтра с тобой за крупицу вчера с Каллумом. А мне полагается чувствовать совсем другое. И вот из чего я сейчас состою. Из сожалений и чистого, незамутненного чувства вины.

– Ну что ж, попробуйте покормить ее, – улыбнулась сестра Фашода.

У меня не было никакого желания пробовать, но она на меня смотрела. А я не хотела, чтобы она догадалась, чтó я чувствую на самом деле. Молодым матерям полагается что-то чувствовать – что-то, а не ничего.

– Может, у вас тут найдется молочная смесь… – неуверенно проговорила я.

– В нашей больнице это не приветствуется. Мы не даем детям смесь без веских медицинских показаний, и даже тогда нужно назначение врача, – сообщила сестра Фашода и добавила с ноткой презрения: – Смесь – это для богатых, чтобы они могли отдать ребенка няньке, не успеет он и покакать в первый раз.

При этих словах медсестра многозначительно смотрела на меня. Ну все именно так и есть, не считая той части, где говорится про женщин и про богатство. Мне восемнадцать, и я совсем не чувствую себя женщиной. Наоборот. Я испуганная девочка, бегущая босиком на острие ножа.

– Хорошо. Как ее кормить? – спросила я.

– Используйте то, чем женщины кормили детей задолго до изобретения смесей. – И сестра Фашода показала на мою грудь.

Она говорила серьезно. Я снова взглянула в твои глаза, Калли, а ты по-прежнему смотрела на меня. Я не понимала, почему ты не плачешь. Ведь маленькие дети все время плачут, разве нет? Тогда почему ты не плачешь? Я глубоко вздохнула, спустила с плеча ночнушку, слишком усталая, чтобы стесняться сестры Фашоды, и слишком унылая, чтобы вообще об этом думать. Попыталась приподнять тебя на руках, чтобы ты была на нужном уровне и могла сосать. Но ты не взяла грудь. Я попыталась повернуть твою голову к соску.

– Сеффи, вы не лампочку вкручиваете, – предостерегла меня сестра Фашода. – Не крутите ей голову. Она же не пластиковая кукла. Поворачивайте нежно.

– Если у меня так плохо получается, делайте сами! – воинственно ответила я.

– Не могу, это так не работает, – ответила медсестра.

И тут я поглядела на нее и поняла, сколько всего я не знаю о тебе, Калли, и вообще о детях. Ты была не чем-то абстрактным, безликим и безымянным. Ты была не романтическим идеалом и не палкой, чтобы отлупить моего отца. Ты была живым человеком. Который во всем зависел от меня. Боже мой, мне в жизни не было так страшно.

Я снова посмотрела на тебя, и тут меня накрыло. С головой. И не отпускало. Словно навылет пронзило сердце. Калли-Роуз. Ты… ты моя дочь. Моя плоть и кровь. Наполовину я, наполовину Каллум, на сто процентов ты. Не кукла, не символ, не идея, а живой новый человек с новой жизнью.

И целиком и полностью моя ответственность.

По щекам у меня потекли слезы. Я украдкой улыбнулась тебе, и, хотя видела я нечетко, я готова поклясться, что ты улыбнулась мне. Едва-едва, но большего мне и не требовалось. Я снова попробовала приложить тебя к груди, осторожно повернув так, чтобы твое лицо оказалось у соска. На этот раз ты взяла грудь и стала сосать. Хорошо, что ты знала, что делать: я-то не имела ни малейшего представления. Потом я смотрела на тебя и не могла отвести взгляд. Смотрела, как ты сосешь, закрыв глаза, а один кулачок лежит у меня на груди. Я чувствовала твой запах – наш запах. Я чувствовала, что ты берешь у меня не только молоко. И с каждым нашим общим вздохом последние девять месяцев скрывались в тумане, становились далеким давним прошлым. Но ты сосала совсем недолго. Минуты две, и всё.

– Попробуйте приложить ко второй груди, – посоветовала сестра Фашода.

Я послушалась, развернув тебя неловко, словно ты была из тонкого фарфора. Но ты больше не хотела есть. Ты лежала у меня на груди, по-прежнему закрыв глаза, и словно бы уснула. И я тоже закрыла глаза, откинулась на подушки за спиной и попыталась последовать твоему примеру. Скорее почувствовала, чем увидела, как сестра Фашода попыталась тебя забрать. Глаза у меня тут же открылись, руки инстинктивно обхватили тебя.

– Что вы делаете?

– Хочу положить ребенка в кроватку в ногах вашей койки. Роды были затяжные, вам пора отдохнуть. Если вы вымотаетесь, то не сможете как следует ухаживать за дочерью, – ответила сестра Фашода.

– А нельзя, чтобы она спала у меня на груди?

– Наши койки слишком узкие. Она может свалиться на пол, – сказала сестра Фашода. – Вот будете дома, в своей трехспальной кровати, – тогда можно.

Я пристально посмотрела на сестру Фашоду, не понимая, откуда столько враждебности в ее голосе.

– Я не хотела вас обидеть, – сказала я.

– Посмотрите вокруг, – сказала сестра Фашода. – Это государственная больница, она для всех, но у нас здесь нет и половины того оборудования и персонала, что в больницах для Крестов. В Больницу Милосердия Кресты не особенно рвутся.

– Но я-то уже здесь.

– Да, но вы единственная из Крестов во всем родильном отделении. А когда выйдете отсюда, вернетесь в свой шикарный дом в шикарном районе, понежитесь как следует под горячим душем и забудете нас, как страшный сон.

Ну вот, меня уже оценили и осудили. Сестра Фашода не знала обо мне ничегошеньки, но стоило ей посмотреть мне в лицо, и она решила, будто знает всю мою биографию, все, что было раньше, и все, что будет. Я не стала говорить ей, что кровать в моей квартирке даже у´же той, на которой я сейчас лежу. Не стала объяснять, что спальня, ванная и кухня у меня, вместе взятые, меньше родильной палаты, где я сейчас нахожусь. Что бы я тут ни говорила, сестра Фашода меня не услышит. Она слышит только то, что хочет, то, что уже «знает» и считает истиной. К тому же я очень устала, и мне было не до споров с ней. Я смотрела, как она устраивает тебя в кроватке, и, как только тебя укрыли белым хлопковым одеяльцем, я закрыла глаза. Однако в тот миг, когда сестра Фашода вышла, глаза сами открылись. Я с трудом встала на колени, чтобы посмотреть на тебя. Прикоснулась к твоей щеке. Погладила короткие темные волосы. Я не могла отвести от тебя глаз. Я не могла отвести от тебя глаз, даже когда их застилали слезы.

Глава 3 ○ Джуд

Мой парик был светлый и длинный, гораздо ниже плеч. Морган был в очках в черной оправе. Я взял солнечные и надел, затем поднял на лоб – потом опущу, когда и если понадобятся. Мы сняли обычную униформу – джинсы и рубашки, – и теперь на мне был дешевый, но приличный темно-синий костюм. Морган надел темно-серые брюки, темно-синюю рубашку и длинный плащ. Наша старая одежда была сложена в один из двух среднего размера чемоданов у двери. Проверять, что в другом чемодане, мне было некогда.

– Свяжи волосы в хвост, – велел мне Дилан и вручил резинку.

Я прикусил язык и послушался.

– Пожалуй, я лучше заберу ваши удостоверения, – сказал Дилан.

Морган сразу вернул свое, а я не спешил.

– Возьмите по чемодану и идите за мной. Никто ничего не говорит, пока не посмотрит на меня и я не разрешу. Понятно? – спросил Дилан.

Морган кивнул – он уже во всем подчинялся Дилану. Мне такая покорность давалась труднее. Я привык отдавать приказы, а не исполнять. А уж слушаться какого-то трефа мне было и вовсе поперек горла.

– Хочешь жить – будешь делать как я скажу. – Дилан посмотрел прямо на меня. – Ты упускаешь из виду, что я здесь, чтобы помочь вам, и все мы уже почти покойники.

– Ладно, договорились, – процедил я. – За дело. Но вот что, Дилан: предашь нас – не успеешь даже пожалеть, сразу станешь трупом.

– С какой стати мне предавать вас? – спросил Дилан.

Я не ответил.

– А, ясно. Если уж я могу пойти против своих, значит, мне вообще нельзя доверять, так, что ли?

Второе правило Джуда: никогда не доверяй Кресту. Ни за что.

– По-видимому, тебе в голову не приходит, что и я, как и ты, считаю систему несправедливой, – продолжал Дилан.

– Да неужели? – съязвил я. – Система немножко нечестная, да? И ты, значит, тоже это видишь? И как тебе вид с твоего теплого уютного местечка изнутри?

– Не хотелось бы прерывать ваш философский диспут, но, может, уже сделаем ноги подобру-поздорову, а? – прошипел Морган.

Мы с Диланом злобно поглядели друг на друга. Но оба сдержались – пока. Дилан критически смерил нас взглядом.

– Морган, бери вот этот чемодан. Джуд, бери второй. У нас всего одна попытка, не облажайтесь.

Дилан подошел к двери первым. Набрал побольше воздуху, выдохнул и открыл ее. Небрежной походкой вышел из номера и направился к единственному лифту посередине коридора, а мы с Морганом двинулись следом, отставая на шаг-другой. Он нажал кнопку вызова и начал что-то немелодично насвистывать. К его чести надо сказать, что беззаботность он изображал мастерски. Лифт приехал через несколько секунд. Мы вошли. Дилан нажал кнопку подвального этажа, откуда был выход прямо на маленькую парковку позади отеля.

Лифт поехал вниз, и сердце у меня забилось чуть громче, чуть быстрее. Свободная рука сама скользнула в карман куртки, чтобы ощутить успокоительный холод автоматического пистолета. В магазине у моей пушки четырнадцать патронов и еще один в патроннике, и при мне четыре полные обоймы – по одной в каждом носке, одна в другом кармане куртки и одна заткнута за ремень сзади. Среди детей Мэгги Макгрегор дураков не было, только жутко невезучие.

– Вынь руки из карманов, – велел мне Дилан, не поворачивая головы.

Я неохотно послушался. Лифт открылся. Мы прошли через гостиничную подсобку. С одной стороны от нас стояли металлические и деревянные ящики, поодиночке и штабелями. С другой – бельевые баки, набитые грязным постельным бельем и полотенцами, и деревянные стеллажи, на которых стояли упаковки яиц и ряды коробок с сосисками, затянутых поверху целлофаном. В нос ударил целый фейерверк запахов, в основном противных. Мы прошли через подсобку к двустворчатым дверям в противоположной стене. Дилан толкнул дверь, за ней оказалась парковка. Мы вышли следом за Диланом, не представляя себе, во что ввязываемся. Меня охватило знакомое мерзкое чувство. Чувство подавленной паники и неуместного восторга. Адреналин явно зашкаливал. Я решил, что сейчас самое время надеть пижонские очки. Сдвинул их с макушки, чтобы спрятать глаза.

– Извините, сэр.

К нам мигом подбежал вооруженный полицейский-треф. Еще один остался стоять всего в нескольких метрах позади, уже с пушкой наизготовку.

Мне потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы не позволить руке вскинуться к карману куртки.

– Да, офицер? – Дилан шагнул вперед, чтобы мы с Морганом оказались у него за спиной. – Чем могу быть полезен?

– Мы ищем двоих террористов-нулей, которые, как мы предполагаем, остановились в этом отеле, – ответил полицейский. – Вы не видели внутри никого подозрительного?

– Боже милостивый! Нет! – потрясенно ответил Дилан.

Актерище! За такое впору присудить награду Королевской академии.

Офицер шагнул в сторону, чтобы приглядеться к нам с Морганом, потом сверился с листом бумаги, который держал в руке. Мне даже отсюда было видно, что там наши с Морганом фото. Вся наша маскировка тут же показалась какой-то мелкотравчатой. Никаких сомнений, нас с Морганом подставили. А я-то решил, нас пустили обратно в Освободительное Ополчение. Размечтался. Это просто Эндрю Дорн позволяет Крестовым властям делать за него всю грязную работу.

Дилан испуганно огляделся по сторонам:

– Вы думаете, террористы спрятались где-то здесь, на парковке, да?..

– Нет, сэр, по крайней мере… – Офицер вгляделся в нас так, словно мы только что переехали его собачку, не меньше. – Ваша фамилия? – прямо спросил он меня.

Я вспомнил свою роль и сначала посмотрел на Дилана – за разрешением.

– Это Бен, мой шофер, а это Джон Холлиуэлл, мой секретарь, – ответил Дилан. – За них я могу поручиться.

– Ясно, – сказал офицер и снова повернулся ко мне. – Ваше удостоверение личности, пожалуйста. И ваше, – сказал он Моргану.

– Офицер, когда они со мной, я держу их документы при себе, – вмешался Дилан.

– Почему? – спросил полицейский с любопытством на грани подозрительности.

Я затаил дыхание.

– Опыт научил меня, что у кого в руках удостоверение пустышки, у того и его сердце и разум, – ухмыльнулся Дилан. – Не хочу рисковать, вдруг кто-нибудь из нулей, которые у меня служат, решит угнать мою машину или стащить важные документы. Вы же меня понимаете?

– Ясно.

Офицер ответил Дилану улыбкой, а тот полез в карман за нашими удостоверениями. Протянул их полицейскому, тот изучил их и вернул.

– Все в порядке, офицер? – спросил Дилан.

– Да. Последний вопрос. Почему у вас два чемодана?

Въедливый, сволочь! Если не отстанет, поймет, что любопытному на днях прищемили нос в дверях.

– Я только что из деловой поездки, по крайней мере, жена так считает. – Дилан подмигнул.

– Ясно. А если я попрошу разрешения заглянуть в ваши чемоданы, вы не будете возражать?

– Конечно нет! Если вас и правда настолько интересует мое грязное белье. Джон, откройте мой чемодан, пожалуйста.

Морган расстегнул молнию на чемодане и откинул крышку, не произнеся ни единого слова. Там оказалось полным-полно носков, рубашек, брюк и трусов. В одном углу – свернутые журналы по финансам, в другом – толстый детективный роман.

– Бен, откройте второй чемодан.

Я нагнулся и медленно расстегнул молнию. В этом чемодане лежали наши с Морганом шмотки.

– Все в порядке, сэр, – сказал полицейский. – Можете идти.

Я закрыл чемодан – так же медленно. Никакой спешки, никаких резких движений, ничего подозрительного.

– Значит, домой возвращаетесь, сэр? – спросил полицейский.

– Да, офицер. Если вернусь без секретаря и шофера, не сносить мне головы. А эти пустышки умеют держать язык за зубами.

– Какая редкость.

Дилан посмеялся над смешной-смешной шуткой, полицейский-треф – тоже.

– Спасибо, офицер. – Дилан улыбнулся. Крест с Крестом всегда найдет общий язык. Полное взаимопонимание – и, разумеется, на куда более тонком уровне, чем доступно нам, простым пустышкам.

Дилан не спеша подошел к роскошной черной машине средних размеров, стоявшей у самого выезда. Достал ключи, нажал кнопку на брелоке, открыл центральный замок. Потом бросил ключ мне и многозначительно посмотрел на меня.

«Чего это он на меня так пялится?» – не понял я.

Тут до меня дошло. Я изо всех сил затолкал поглубже лютую враждебность и распахнул перед ним заднюю дверцу машины. Он скользнул туда, словно не было ничего естественнее. Я забрал у Моргана чемодан и убрал оба чемодана в багажник. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не обернуться и не посмотреть на полицейских за спиной. Что они делают? Наблюдают за мной? Может, чуют адреналин, разлившийся по всему телу? Слышат, как прыгает мое сердце, словно разогретый боксер перед боем? Или уже ушли помогать коллегам обыскивать отель? Я сел за руль. Морган уже сидел рядом. Я завел машину, и мы покатили прочь.

– Да чтоб тебя! Поезжай так, будто тебя нигде не ждут, – прошипел мне Дилан.

Я так и сделал. Меня ведь и правда нигде никто не ждал.

1.^{Пер. М. Советова.}