Воспоминания

"В 1958 году московский Большой театр приезжал на гастроли в Париж. Хотя со смертью моего мужа я никуда больше не выезжаю, проводя дни или в студии за работой, для добывания хлеба насущного, или дома, я сделала исключение и поехала в Опера на него посмотреть.

Я плакала от счастья… Я узнала прежний балет… Это был тот самый балет, который я не видала более сорока лет. Душа осталась, традиция жива и продолжается. Конечно, техника достигла большого совершенства. Это должно приветствоваться, но при условии, чтобы техника не ставила себе целью удивить своей акробатичностью, а стремилась бы очаровать и увлекать. Большая заслуга в том, что в России, как нигде, сумели примирить и, я бы сказала, сочетать технику и искусство."

Для меня было ясно, что у Наследника не было чего-то, что нужно, чтобы царствовать. Нет, у него был характер, но не было чего-то, чтобы заставить других подчиниться своей воле. Первый его импульс был почти что всегда правильным, но он не умел настаивать на своем и очень часто уступал.

"К сожалению, теперь артистки стали забывать в угоду бешеной технике, что техника без души и сердца - мертвое искусство, смотришь и удивляешься, до чего можно дойти, но душе и сердцу это ничего не говорит."

Любимой нашей игрой была "палочка-воровка". Один из нас бросал палочку как можно дальше, а другой, который избирался "хранителем" ее, должен был медленными шагами подойти, положить палочку на определенное место, обычно на скамейку, и постучать ею в знак начала игры. Пока он шел, другие прятались, кто куда мог, от него и затем прятались незаметно подкрасться и постучать ею о скамейку, что означало конец игры. "Хранитель", не отходя от палочки, старался этому помешать, оглядываясь кругом, и если кого замечал, то называл его по имени, и тот должен был выйти из игры. Если же "хранитель" ошибался в имени, то можно было опять спрятаться и снова подкрадываться за палочкой. Мы любили играть в сумерках, когда разглядеть крадущегося было трудно, "хранитель" ошибался в имени, и игра длилась дольше.

Нина и я переоделись матросиками, мальчишками, волосы собрали под фуражки, и, пока гости собирались, мы спрятались в верхних комнатах у Готша. Мы условились, что, когда все соберутся, он нам крикнет; и мы, веселые и радостные, сбежали вниз к гостям и произвели на всех громадное впечатление, в особенности на тех, кому мальчики вообще нравились, а среди присутствующих таких было немало. Обед прошел необычайно весело.

без водки блины потеряли бы свое значение.

"...весной 1905 года, за несколько месяцев до своей кончины, лихо танцевал со мной мазурку, будучи тогда уже восьмидесяти трех лет, что является, вероятно, единственным случаем в истории балета.""Кого-то нет, кого-то жаль, к кому-то сердце тянет вдаль."" В тот день он впервые почувствовал, что значит Россия, что означает - Отечество в опасности. Когда Государь вошел в театр , чтобы занять место в первом ряду, офицерство и все присутствующие устроили ему неописуемую овацию. Вся зала запела гимн, пели гимн с редким подъемом и воодушевлением и молитвенным благоговением. Его повторяли несколько раз. Каждый раз пение гимна покрывалось несмолкаемыми криками "ура". Единение Царя и народа не было в те минуты пустыми словами, а было реальностью, а выражение глаз Государя отражало сознание им тяжкой ответственности за судьбы России, ложившейся в этот день на его плечи.""Я всегда волновалась перед спектаклем. Это волнение продолжалось и тогда, когда я стояла за кулисами перед выходом: я боялась потерять ту славу, которую заслужила своей долголетней службой. Но едва раздавались первые звуки моей музыки, я, радостная, выходила на сцену, делая вызов публике, и была снова бесконечно счастлива.""Когда несколько лет спустя мы встретились с Дмитрием Павловичем в Париже, уже в эмиграции, то он с отвращением вспоминал роковую ночь в юсуповском дворце и избегал встречаться не только с участниками этого дела, но даже и с теми, с кем он тогда видался. Ему хотелось забыть все связанное с этим.

Многие думали - наверное, и самые участники, - что с исчезновением Распутина все пойдет лучше, зло, окружавшее Трон, будет удалено, и дурные влияния на Государя прекратятся, и Россия, наконец вздохнет, и наступят золотые дни. Но как все ошиблись. Быть может, некоторые на это и рассчитывали. Именно с этого рокового момента все покатилось к роковой развязке.""Арнольд Хаскелл в своей книге "Балетомания" отмечал злоупотребление званиями "балерины" и "прима-балерины", которые имели в России совершенно точное и определенное значение и давались балетным артисткам в ограниченном количестве. Балерин было не более пяти-шести, тогда как генералов сколько угодно, а прима-балерина была одна - М.Ф. Кшесинская.""...мы все остановились, снова в ожидании появления Царской семьи, но в этот момент я проснулась вся в слезах и продолжала горько плакать. Когда я проснулась, вся моя жизнь предстала перед моими глазами с особенной яркостью и отчетливостью. Я стала, лежа на больничной койке, вновь ее переживать и решила, что я должна написать мои воспоминания. Какая-то неведомая сила толкнула меня на этот шаг, как бы все время подсказывая, что я должна это сделать.

...В моей жизни я знала и любовь, и ласку, и заботу, но видала я помимо горя и много зла. Если о чинимых мне кознях я и пишу, то не говорю о тех, кто мне их делал. Не хочу ни с кем сводить каких бы то ни было счетов, ни о ком не хочу говорить скверно. Но много, много хорошего скажу о тех, кто делал добро мне.""Я написала свои воспоминания - я вновь была счастлива, я вновь страдала."

От первого брака у моей матери было пять человек детей, не считая четверых умерших в младенчестве. От второго брака нас было четверо.

"По городу бродило много голодных собак, и я стала из сострадания их прикармливать чем могла. Скоро все собаки знали мой голос и бежали ко мне навстречу, как только я начинала их звать, и каждая имела свою особую кличку."

У меня было всего-навсего два платья с собою, одно из них называлось парадное, так как я его надевала редко и только в парадных случаях, а второе состояло из кофточки и черной бархатной юбки, именно той, которую Катя-коровница украла у меня в первые дни революции, а потом вернула. От долгой и постоянной носки материя на коленях стала протираться, и в этих местах бархат порыжел.