Kitobni o'qish: «Хорошие и плохие (сборник)»

Shrift:

* * *

От автора

Меня зовут Маша, и это имя мне нравится. А то, что оно рифмуется с «растеряша», меня и в детстве не смущало. Ведь растеряшей я была, да ещё какой! Один раз вместо своего портфеля по рассеянности притащила из школы чужой, не коричневый, а синий…

Фантазии и мечты преследовали меня всегда: я то артисткой цирка себя воображала, то лаборанткой в секретной лаборатории… Однако когда пришла пора выбирать профессию, пошла учиться на математика. Получила диплом и сразу же (дело было в начале лета) отправилась вожатой в пионерский лагерь, хотя эта работа не имела никакого отношения ни к теории вероятности, ни к линейной алгебре. Мне достался отряд, где на три палаты мальчиков приходилась одна палата девочек, так что вопрос дисциплины стоял особенно остро. Я решила его по-своему: заняла своих подопечных постановкой кукольного спектакля.

Творческая работа пришлась мне по душе. Написав стихотворную сказку, я отнесла её в редакцию «Мурзилки», и меня позвали на творческий семинар, который вёл прекрасный писатель и человек Юрий Коваль. Помню, из всего, что я читала, ему понравилось это:

Ну почему молоко убежало?
Просто кастрюля бока ему сжала,
На огонь поставила, кипеть заставила:
«Терпи…»

Юрий Иосифович удивился тому, что все свои стихи я помню наизусть и не читаю по бумажке. Признаюсь, никаких бумажек и не было, ведь сочиняла я не за письменным столом, а у песочницы, где играли маленькие дочки, или за приготовлением обеда…

Вслед за собственными стихами последовали переводы с английского, начало которым положила любовь к Р. Л. Стивенсону, не только как к автору «Острова сокровищ», но и замечательному детскому поэту. Большим открытием для меня в английской литературе стала поэзия Кристины Россетти.

Что глубоко? Колодец и горе.
Что широко? Улыбка и море.
Что быстротечно? Юность и цвет.
Что бесконечно? Солнечный свет.

Стихи, переводы, сценарии, пьесы для кукольного театра, рассказы и повести – чем только я не занималась последние двадцать лет!

Часто на литературных встречах мне задают вопрос: то, о чём вы пишете, было ли на самом деле? Что ж, если у кого-то из читателей возникает ощущение, будто герои книги – реально существующие люди и автор лишь пересказывает события, с ними приключившиеся, это же здорово! И надо ли кого-то разубеждать?.. Тем более в моём случае так оно отчасти и есть. О собаке с «ужасной репутацией» я написала после того, как, приехав на дачу, услышала от дочек: «А такса-то наша что отмочила: соседского кролика съела!» Настю, героиню повести «Чужие окна», я увидела в переполненном вагоне метро, в самый час пик. Не обращая ни на кого внимания, девочка вышивала снегиря…

Кольнувшая в сердце фраза, случайная встреча, воспоминание из детства, обрывок сна – всё может послужить толчком к написанию стихотворения или рассказа. Когда-то мне на глаза попался фотоальбом одной девочки-подростка. На обложке его значилось: «АЛЬБОМ ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ». Таковых внутри оказалось немного, а о других, «плохих», на изрезанных фотографиях красноречиво напоминали дыры… Что же должно было случиться с хозяйкой альбома, если она так категорична в своих оценках? Счастлива ли она?.. Размышления об этом легли в основу повести «Хорошие и плохие», а повесть, в свою очередь, дала название этой книжке.

Маша Лукашкина

Стойка на руках на уроках ботаники
Записки пятиклассницы

Предисловие

Самая моя любимая учительница – Софья Андреевна. С пятого класса русский язык и литературу ведёт у нас она. За пятнадцать минут до окончания урока Софья обычно глядит на часы и говорит:

– Так… А теперь достаём листочки… Пишем краткое сочинение на тему…

Темы всегда разные. Последний раз была такая:

«САМАЯ ДОРОГАЯ ВЕЩЬ У НАС В ДОМЕ».

Я подумала и написала: «Самая дорогая вещь у нас в доме – это пианино. Его ещё мой прадедушка купил…»

Я всё про пианино написала: и какое оно чёрное и блестящее, и как по бокам у него свечи зажигаются, и как моя бабушка на нём польку-мазурку композитора Гурилёва играет… И что моя мама училась на нём играть, и что я учусь… Всё написала.

И мой сосед Мишка Егоров тоже написал. А когда звонок прозвенел, спрашивает:

– Ир, а как по-русски «ниссан» пишется? С одним «с» или с двумя?

На следующий день Софья Андреевна обмахнулась стопкой наших листочков, как веером, и говорит:

– А ведь я совсем не того от вас ждала. Я хотела, чтобы каждый рассказал о том, что его душе и его сердцу дорого… Не о «десятке» и не о «вольво»… Хотя вот эти два сочинения обращают на себя внимание.

И Софья Андреевна прочитала моё сочинение о пианино, а потом ещё одно:

– «Моему папе подарили ручку. Она сверкает, какбудто алмазная…» А что, бывают такие ручки? – спросила Софья Андреевна. – Какбудто алмазные…

Она подошла к доске и написала с одной стороны КАК, с другой стороны БУДТО. А между ними нарисовала большого слона.

– Если вы в следующий раз забудете, как пишется КАК БУДТО, – сказала Софья Андреевна, – скажите себе: «КАК СЛОН БУДТО» – и вы обязательно напишете КАК и БУДТО раздельно…

В конце урока она, как всегда, велела нам достать листочки, стёрла с доски рисунок и написала новую тему сочинения:

«О ЧЁМ Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ».

– Не успеете здесь – закончите дома, – разрешила нам Софья.

Я задумалась и ничего не написала… Да я столько всего хочу рассказать! Столько, что я даже не знаю, с чего начать…

Когда я была маленькая…

Воспоминания, или Жизнь до школы

РАЗОЧАРОВАНИЕ

В три с половиной года я разочаровалась во взрослых.

Я попросила маму:

– Нарисуй мне кошку.

Мама нарисовала, совсем не так красиво, как рисуют в книжках. Тогда я попросила маму нарисовать птичку. Но и птичка получилась у мамы не лучше.

Я попросила маму постараться и нарисовать хорошо, ведь она ВЗРОСЛАЯ! А мама ответила, что рисунки в книжках рисуют художники, а обычные взрослые так рисовать не могут.

До трёх с половиной лет я была уверена, что взрослые могут всё.

МОЙ ПАПА

У моего папы зелёные глаза. И чёрные волосы. И усы подковкой. Когда я была маленькая, я его рисовала. А рядом с папой я рисовала ёлочку, потому что её легко рисовать, а ещё потому, что мой папа любит хвойные: туи, лиственницы и кедры. И все другие деревья папа любит тоже. Он очень сердится, когда говорит, что в Москве строительство и многие деревья срубили и продолжают рубить.

Если бы не папа, я бы не знала, что в городе кроме воробьёв, ворон и голубей водятся синички, которые любят сало, и ещё снегири, и щеглы.

А ещё мой папа смешной. Особенно когда с гантелями занимается и гири поднимает. Если папа замечает, что я за ним подглядываю, он осторожно ставит гирю на пол и сгибает руку в локте, чтобы показать мне, какие у него мускулы. Папа смешно надувает щёки…

И даже фамилия у меня от папы смешная: Шмелик.

МОЙ ДРУГ БУРАТИНО

В детстве у меня был друг – пластмассовый Буратино. Я повсюду его за собой таскала и за стол с собой рядом сажала.

Однажды папа спросил, какой подарок я бы хотела получить на день рождения. И я ответила, что живую обезьянку. Из зоопарка.

Папа сказал:

– У тебя же есть друг – Буратино.

И тогда я бросила Буратино на пол.

Я рассказать не могу, как рассердился папа.

«А МЕНЯ – КРОКОДИЛ»

После лета я пришла в детский сад и увидела новенького мальчика. С пластырем на щеке.

– Больно было? – спросила я его.

Он понял и ответил:

– Меня пчела укусила… Очень больно.

И тогда Ленка Ершова сказала:

– А меня собака укусила. За руку. Когда я к её миске подошла…

А Димка сказал:

– А меня в прошлом году – змея… Ужас!

И тогда я сказала:

– А меня – крокодил. – А потом добавила, чтобы на правду похоже было: – Когда я его огурцом кормила.

И все замолчали.

ПОЛЕТЕЛИ-ПОЛЕТЕЛИ!

Мы в детском саду играли с Наташкой в дочки-матери. Я была дочкой, а Наташка – мамой.

Игорь глядел-глядел на нас и вдруг говорит:

– Давайте я вашим папой буду. Хотите, в Турцию вас отвезу? На самолёте. Только вы сначала вещи свои соберите.

Тогда Наташка принесла из раздевалки большой платок и стала в него игрушечную посуду увязывать. А я взяла на руки плюшевую собаку Тимку, потому что испугалась, что иначе Тимку в самолёт не пустят. А потом Ленка Ершова нарисовала нам красивые билеты. Потом мы сели в самолётные кресла, каждый в своё, а Игорь взял в руки руль от машины и стал его крутить, надув щёки. Игорь загудел: «У-у-у!» И мы… полетели-полетели!

Было здо́рово, но пришла нянечка с кастрюлями, которые пахли капустой, и нам пришлось сдвинуть самолётные кресла в сторону.

После тихого часа Игорь сказал:

– Мы ж ещё не прилетели, давайте снова играть.

Мы попробовали, но… это было уже не то. И тогда Наташка-мама посмотрела в окно и сказала:

– Нелётная погода. Туман.

«…НЕ ЗАЙЧИКОМ!»

Когда моя старшая сестра Женечка ходила в детский сад, её там очень любили. Однажды маме с папой позвонила заведующая детским садом и сказала:

– Вы всё-таки уговорите свою Женю. Почему она не хочет на новогоднем утреннике быть зайчиком? Мы все очень просим её быть зайчиком.

А Женя, как услышала, сразу кричать и плакать начала:

– Не буду зайчиком! Буду снежинкой!

– Ладно, – сказала мама, – если хочешь быть снежинкой, я сошью тебе белую юбочку и шапочку с кружевами.

На новогодний утренник пришло много народу. И все долго хлопали, чтобы утренник начался. И занавес открылся, и мы увидели зайчика. Зайчик сидел на пеньке и принимал от всего леса подарки, а после пел песенку о зиме. А вокруг зайчика кружилось много снежинок, и одной из них была наша Женечка.

– И от этой роли Женя отказалась? – удивилась мама, когда увидела зайчика.

А папа ей ответил:

– Ты посмотри, как счастлива наша девочка!

ДЮДЮКА

Дюдюка – это старый-престарый пень в парке. Со смешным сучком-носом. Но Дюдюкой этот пень стал не сразу, а когда кто-то подрисовал ему оранжевые глаза и рот.

Мы с мамой гуляли в парке, и я обязательно трогала Дюдюку за нос, и не я одна, поэтому нос у него был блестящий-блестящий.

Однажды осенью мы пришли в парк, а Дгадюки нет. И дворник, который подметал листья, сказал, что Дюдюку сожгли.

Я потом весь день плакала. И мама сказала, что дворник ошибся, дворник не знал, что ночью, пока все спали, к Дюдюке приехал её друг – жираф – и увёз её далеко-далеко, в Африку, где всегда лето.

УРОК ОТ ФЕИ

Мы с папой ходили в Музей минералов. Я очень любила ходить в музеи с папой, потому что он всегда покупал там что-нибудь. В Музее минералов продавались камушки и открытки. Папа купил мне красный камень. Я положила его в карман и попросила купить ещё один, с белыми полосками. Папа купил и с белыми полосками. А мне захотелось ещё и голубой.

Папа ответил:

– В другой раз, Ирочка.

А я сказала ему:

– Ну хоть открытку купи.

А он опять ответил:

– В другой раз, Ирочка.

А рядом стояла старушка, очень похожая на фею. Крошечного роста, в высокой шляпе и с палочкой.

Она постучала палочкой по красивому мраморному полу и сказала:

– Ирочка, научись говорить себе «хватит».

Я ТУФЛИ ВАШИ ПОМНЮ

Недавно мы с моей подружкой Наташкой пошли забирать из детского сада её брата Павлика. Я пять лет не была в детском саду, с тех пор как в школу поступила. Пока Павлик одевался, я поднялась по лестнице в свою бывшую группу и заглянула в свою бывшую раздевалку. И ко мне вышла нянечка.

– Как же ты выросла, Ирочка! – сказала она. – И всё такая же хорошенькая… А кефир ты теперь пьёшь? А сестричка твоя хорошо учится?

Я всегда молчу, когда мне сразу столько вопросов задают.

А нянечка вдруг спросила:

– А меня как зовут, ты помнишь?

Мне стыдно стало, и я опустила глаза… И увидела её туфли с красными пряжками. Те же самые. И я сказала:

– Я туфли ваши помню.

Рассказы, или Жизнь в школе

ДЕТСКИЕ ОБИДЫ

Вчера папа назвал меня «дылдой».

Если бы он просто сказал мне, что я уже взрослая… Я бы ни капельки не обиделась. Но само это: ДЫЛ-ДА… ДЫЛ-ДА… Противное слово!

А сказал его папа в гостях у Ивановых, потому что перед тем, как к ним идти, папа купил их маленькому Пете компьютерную игру «ЦЕЗАРЬ-III». Я стала объяснять Пете, как в неё играть и как на пустом месте возводить город, чтобы для жителей там было всё: и дороги, и дома, и больницы, и даже театр. А потом я так увлеклась игрой, что и разговаривать с Петькой перестала. Да и когда мне было, если в городе начался пожар?.. Вот я и не обратила внимания, что Петя уже давно не стоит у меня за спиной, а ходит по дому и хнычет.

И тут пришёл мой папа и привёл Петьку и потребовал, чтобы я немедленно встала и дала поиграть ребёнку. И это слово нехорошее сказал: «ДЫЛ-ДА».

Я встала, оделась и ушла из гостей. И пока я домой шла, я многие свои обиды вспомнила. И то, что мама отказалась купить мне прикольную футболку с надписью: SADIST, и то, что мне несправедливо двойку по географии поставили – за то, что я не ту страницу учебника дома прочитала… Я вспомнила даже, что бабушка, когда вязала мне в детстве свитер, связала его не с зайчиком, как я просила, а просто – с орнаментом, потому что схемы вязания зайчика не нашла…

И чем больше я вспоминала, тем хуже мне становилось. И даже ноги мои домой не шли. Поэтому я долго по улицам бродила…

– Ну не дуйся. Ведь ты не права, – сказал мне дома папа. – Это детство в тебе проснулось. Наверное, оттого, что мы с тобой давно на небо не смотрели. – И папа снял со стены морской бинокль.

Мы вышли на балкон. Небо оказалось ясным, без облачка. Луна была полная-полная. И такая ослепительная!

Мы посмотрели на Луну в бинокль, и я увидела, какая же она на самом деле… непростая! И что глубокие ямы на ней, а вокруг этих ям – горы. Ну кто бы мог такое о Луне подумать, глядя на Луну без бинокля!

Мы долго стояли на балконе, не могли надышаться космическим воздухом. И я радовалась, что всё это на свете есть: и эта неожиданная Луна, и ковш Большой Медведицы, и яркая Венера, о которой так интересно рассказывает мне папа…

И вдруг я на одну секундочку вспомнила, как нехорошо получилось в гостях… И почувствовала, что мои обиды – детские.

«ЯЩИК ПОЧЕМУЧКИ»

Один из самых больших праздников в нашей школе – это родительское собрание.

Правда, если говорить о других праздниках, таких как Новый год или День святого Валентина, то все мы с нетерпением ждём, когда они начнутся. А если о родительском собрании, то все мы ждём не дождёмся, когда оно кончится.

Чем дольше длится собрание, тем больше наших собирается у школьного крыльца, тем интереснее кажется нам то, что происходит сейчас там, за малиновыми занавесками на третьем этаже. А небо всё темнеет и темнеет. И почему-то всегда в день родительского собрания на нём высыпают звёзды.

Но вот с крыльца, как с трапа причалившего корабля, сходят наконец наши мамы… Разгорячённые, взволнованные.

Тут надо сказать, что мамы, конечно, у всех разные. Моя ни за что не признается, какой базар был на родительском собрании. Но некоторые не выдерживают, делятся с детьми впечатлениями. Так что слухи всё же просачиваются: что говорят разные учителя и о ком.

Например, о Вале Сапетиной: «Девочка старательная. Пашет и пашет! И вы ещё увидите, какой урожай соберёт она со своего поля».

Или о Ване Репкине: «Все его четвёрки только благодаря его обаянию. Уж такой он улыбчивый! Прямо Колобок из сказки! Однако не радуйтесь, мама, на каждого Колобка своя Лиса найдётся…»

А на последнем собрании всем родителям велели идти в актовый зал. И завуч сказала им то, что постоянно твердит и нам: что у нас нет никакого интереса к учёбе, никакого взгляда в будущее, а только телевизор, компьютер и тридцать три других удовольствия. А ещё она попросила наших родителей вспомнить, когда мы в последний раз задавали им серьезные вопросы.

В общем, после того как собрание кончилось, папа отличника Карасёва сказал нашей Тамаре Семёновне, что хорошо бы повесить в нашем классе «Ящик Почемучки».

Через несколько дней дедушка Тани Петровой – он и мебель в классе ремонтирует, и коньки Тане точит – принёс в школу деревянный ящик, похожий на почтовый, только большой и совершенно новый. Ящик вкусно пах ёлочкой.

– Завтра классный час, – напомнила Тамара Семёновна. – Времени у вас не так много, поэтому прямо сейчас пишите свои вопросы и опускайте их вот сюда. Можно инкогнито. – И она призывно похлопала по ящику рукой.

– А что такое «инкогнито»? – спросила Валя Сапетина.

– Это значит, что вы пишете серьёзно, ответственно, но имени своего в конце не называете, чтобы никто не знал, от кого вопрос.

Вот тут нам стало по-настоящему интересно. Мой сосед Егоров вырвал листок из тетрадки и начал торопливо строчить что-то, прикрывая написанное ладошкой. Я обернулась к Вале, чтобы спросить, нет ли у неё лишнего листочка. Она сердито шикнула на меня, будто я подглядеть за ней хочу.

Каждый писал свой вопрос втайне от других. Инкогнито так инкогнито.

Весь следующий день мы сидели в школе как на иголках. Только прозвенел звонок с последнего урока, мы рванули на третий этаж.

Тамара Семёновна уже ждала нас. Она удивилась, как быстро все расселись по местам, сказала, что мы молодцы, и тут же начала классный час: сняла со стены «Ящик Почемучки», отперла его и, как фокусник, запустила в него руку…

– «Почему у Тани Петровой коса толще, чем у Тани Рощиной?» – зачитала она вслух первую записку.

– «Почему рыба так плохо пахнет (особенно жареная)?»

– «Как сняться в рекламном ролике?»

– «Куда делают уколы черепахе?»

Тамара Семёновна пробежала глазами несколько следующих записок… Некоторые с непроницаемым видом порвала.

– И это всё? – с недоумением спросила она.

– Нет, не всё! – с пятой парты ответил ей троечник Антонов. – Я хочу спросить: «Когда Тамара Семёновна отпустит нас домой?»

Ответ учительницы потонул в общем хохоте. Несколько минут она стояла у доски с поднятой рукой, призывая нас успокоиться, потом перевернула ящик. Из него выпала ещё одна, свёрнутая в трубочку записка. Класс притих. Тамара Семёновна раскатала её и нахмурилась…

– «Почему Земля вертится?» – делая ударение на каждом слове, прочитала она.

Антонов даже присвистнул. Все посмотрели на отличника Карасёва.

– Это не я! Честное слово! – отчаянно выкрикнул Карасёв.

– А кто? – спросила Тамара Семёновна, обегая глазами класс.

Я неохотно подняла руку.

– Ну… видишь ли, – замялась Тамара Семёновна, – вращение Земли – это сложный вопрос. В старших классах вы будете изучать физику, а потом астрономию. Тогда узнаете и это…

Она сгребла записочки в кучу и бросила обратно в ящик. Потом неожиданно весело поглядела на нас и сказала:

– Да-а… Не получилось у нас ни с вопросами, ни с ответами. Извините, дети!.. А «Ящик Почемучки» пусть висит. С ним в классе намного красивее стало! – И она повесила ящик обратно на стенку.

Я шла домой и думала: «А что говорят на родительских собраниях обо мне? Съест ли меня Лиса? Какой урожай соберу я со своего поля?» На эти вопросы моя мама никогда прямо не отвечает…

СТОЙКА НА РУКАХ НА УРОКАХ БОТАНИКИ

Целых полгода у нас в школе не было учителя ботаники.

Нет, поначалу дали нам одну девочку, Лилию Львовну. Она только-только пединститут окончила. Что она на уроках объясняла, не слышал никто: нам её ботаника нисколько перекрикиваться не мешала.

И получали мы по ботанике одни пятёрки, потому что Лилия Львовна нас боялась. Однажды, когда троечник Антонов во время урока сделал стойку на руках, Лилия Львовна закрыла глаза и выбежала из класса.

С этого дня на каждом уроке ботаники, помимо Лилии Львовны, в классе стали присутствовать то завуч, то наш классный руководитель Тамара Семёновна… А то и охранник школы, бывший спецназовец.

На родительское собрание по итогам первого триместра Лилия Львовна не пошла, хотя нам было очень интересно, что она там о нас расскажет. Но Лилия Львовна объяснила завучу, что идти на родительское собрание ей запретили её собственные мама и папа. И тогда завуч разрешила Лилии Львовне уйти из школы и подыскала нам другую учительницу.

То, что Марья Петровна не Лилия Львовна, мы поняли сразу, как только её увидели. Она была крепенькая, как репка, и уверенная в себе. Когда троечник Антонов попытался во время урока сделать стойку на руках, Марья Петровна, ни слова не говоря, подошла к нему, взяла за шкирку и, как котёнка, выбросила за дверь. И мы крепко её зауважали!

Однажды мы заметили, что Марью Петровну у ворот школы поджидает какой-то парень на мотоцикле. И вскоре Марья Петровна от нас ушла. Недавно мы встретили её в парке, с коляской, в которой сидели два малыша, похожих, как две репки на грядке. И мы поприветствовали свою бывшую учительницу хором, точно на параде:

– Здрасть, Марь Петровн! – а её малыши радостно нам заулыбались.

В общем, после того как Марья Петровна ушла, уроков ботаники у нас несколько месяцев вообще не было. И наших родителей это так возмутило, что они даже директору школы пожаловались. И тогда во время классного часа Тамара Семёновна объявила, что ботанику у нас будет вести учительница, которая ушла на заслуженный отдых двенадцать лет тому назад. И что зовут её Елизавета Константиновна.

Целый час Тамара Семёновна втолковывала нам, что мы должны быть счастливы тем, что нам выпало учиться у самой Елизаветы Константиновны, и что Елизавета Константиновна очень увлекательно рассказывает, и что мы многому можем у неё научиться, а потому мы должны вести себя как люди и не шуметь на её уроках.

Когда Елизавета Константиновна пришла в школу, мне поначалу ужасно жалко её стало. Я увидела, что она старше моей бабушки и что голова у неё слегка покачивается из стороны в сторону, как будто Елизавета Константиновна всё время в чём-то сомневается.

Елизавета Константиновна качала головой и тогда, когда читала наши фамилии по списку. И начала она, понятно, с Антонова. И Антонов не удержался и сделал стойку на руках на своей пятой парте.

Елизавета Константиновна перестала качать головой, внимательно посмотрела на Антонова и сказала, что с этой минуты ученика с такой фамилией – Антонов – у неё нет! И что Антонову придётся искать себе другую учительницу.

Мы даже опешили… Как же это?.. Ведь Елизавета Константиновна – единственный учитель ботаники во всей школе! Кто же поставит Антонову оценку за год?

И тогда мы, девочки, стали Елизавету Константиновну упрашивать, чтобы она простила Антонова. А Елизавета Константиновна посмотрела на нас и говорит:

– Я не для того в школу вернулась, чтобы время на пустые разговоры тратить.

И Антонов вышел из класса, а мы замолчали.

В начале следующего урока Антонов подошёл к Елизавете Константиновне и тихо сказал ей что-то. А она только головой, как всегда, покачала и рукой ему на его пятую парту показала.

Теперь на уроках ботаники, когда Елизавета Константиновна рассказывает нам о растениях-хищниках или о бамбуковых плантациях, тишина в классе стоит такая, что слышен шелест листьев за окном. Таким интересным предметом оказалась ботаника!

ИНТУИЦИЯ

Когда на уроке математики Татьяна Алексеевна пристально глядит на нас, а потом спрашивает:

– Ну и что здесь получится в ответе? Неужели не видите, а? – я могу ответить, даже если я не вижу.

Конечно, в ответе получится ноль. Почему, объяснить не могу, но ноль, я уверена. А когда кто-то в чём-то уверен, а почему уверен, он объяснить не может, это и есть интуиция. Так сказала мне моя старшая сестра Женя.

Я никогда не буду отличницей. Я неправильно ставлю запятые, я не умею красиво раскрашивать контурную карту, я не могу запомнить, в каком году было Ледовое побоище. И вообще, я стесняюсь делать подскоки на месте, когда у нас физкультура.

Но интуиция у меня есть!

Недавно на контрольной мы решали задачу о том, как цена на нефть сначала поднялась на один процент, а потом на один процент упала… Половина нашего класса написала, что цена в итоге осталась такой же, как и была.

Конечно, если бы меня спросили об этом не на контрольной, я бы, не задумываясь, ответила так же. Но… разве дала бы нам Татьяна Алексеевна такую лёгкую задачу? Да ещё с лишним условием о том, сколько эта нефть стоила вначале? Моя интуиция сработала сразу, и я задумалась… И решила задачу правильно.

Неужели у половины класса нет интуиции?..

У меня не выходит пятёрки по математике, потому что я невнимательна и делаю ошибки, когда перемножаю трёхзначные числа столбиком, а ещё я неаккуратно рисую графики. У меня по математике четвёрка. Поэтому моя мама очень удивилась, когда на родительском собрании Татьяна Алексеевна сказала ей, что воображение и смекалка у меня есть, а значит, и математические способности отыщутся.

Моя мама – сама математик. Она пришла с родительского собрания, пристально поглядела на меня и спросила:

– Чему равна вероятность невозможного события?

И я сразу ответила:

– Нулю.

И мама радостно закричала:

– Умница!

УРОКИ ОБЖ

Наша учительница по ОБЖ заболела. И вместо неё к нам на урок пришла Светлана Анатольевна. Мы её до этого только в коридоре видели, она всегда с палочкой ходит, хромает. И ведёт она у старших классов химию.

– Что вы проходили на прошлом уроке? – спросила Светлана Анатольевна. – Было ли домашнее задание? – И Светлана Анатольевна Вале Сапетиной кивнула, потому что Валя сразу руку подняла.

– Мы проходили сердце, – сказала Валя. – Что сердце – важнейший орган человеческого тела. А на дом нам задали слепить сердце по картинке.

И мы стали доставать из своих портфелей и рюкзаков сердца, которые мы слепили из пластилина.

Каждый достал своё сердце и положил на парту. Светлана Анатольевна на стул присела и палочку отставила. Потом попросила у нас учебник и долго его листала.

А потом вдруг спрашивает:

– Хотите узнать, почему я, хоть и не старая, а с палочкой хожу?

Мы даже удивились. Ещё бы, кому не интересно такое? Хотя мы сами о таком её и не спросили бы. Не положено о таком спрашивать.

– Случилось это, когда моему сынишке было три с половиной года, – начала Светлана Анатольевна. – Зимой мы с ним отдыхали в санатории, в Дубках, и было там необыкновенно красиво. Бывшая барская усадьба, к которой вела дубовая аллея, и заснеженный лес. А за лесом овраг. И однажды мы с моим Серёжкой с санками до этого оврага дошли. И Серёжка стал просить меня покатать его с горки.

Я поначалу отказывалась: уж больно крутая горка, а потом села на санки и посадила Серёжку к себе на колени. Так делать, как мне потом сказали, было нельзя. Потому что санками, держа на коленях ребёнка, я управлять не могла… И вот поехали мы с горки не туда и… в дерево въехали.

Серёже ничего, он только испугался, а я на снегу оказалась. Подняться не могу. Да что там подняться – пошевелиться трудно. А время в санатории было обеденное, и вокруг никого, ни души. Только мы с Серёжкой – в глубине оврага. А зима морозная. И темнеть скоро начнёт. В общем, понимаю: замёрзнем мы оба, потому что Серёжа один по горке не поднимется и дороги в лесу не найдёт. И так мне обидно стало! И страшно – сказать нельзя.

И вдруг вижу: вдалеке наверху лыжник идёт, палками размахивает.

Я Серёжу прошу:

– Покричи дяде…

А Серёжа несколько шагов сделал и говорит тихо:

Дядя… Дядя…

Даже я едва услышала.

Тут кто-то из девочек в классе всхлипнул.

– Но всё же тот парень нас заметил, – сказала Светлана Анатольевна. – И к нам в овраг с горы съехал. «Случилось что?» – спрашивает. А потом лыжи снял, бросил на них куртку свою камуфляжную. В общем, соорудил что-то наподобие салазок и за лыжные палки меня на этих салазочках из оврага вытянул и до дороги дотащил…

И попала я в больницу, а там мне операцию сделали. И вот хожу я, хоть и хромаю. И каждому дню радуюсь, потому что понимаю, насколько жизнь непредсказуемая и хрупкая.

– А Серёжка? – спросил кто-то из ребят.

– Школу окончил, работает, – ответила Светлана Анатольевна.

– А тот лыжник?

– Ни разу его больше не видела, – сказала Светлана Анатольевна. – Я и лицо его плохо помню. Только куртку.

– Так тот парень, наверно, десантником был, – сказал Ванька Репкин. – А окажись на его месте другой?

– Не знаю, – ответила Светлана Анатольевна. – Когда я на снегу лежала, у меня только одна мысль в голове стучала: чтобы кто-то нас заметил. Чтобы не подумал, будто это я с сынишкой играю. Чтобы подошёл.

И в классе сразу стало шумно. Мальчишки закричали-заспорили, как бы они в подобной ситуации поступили. Попытались бы вытянуть Светлану Анатольевну? Или за помощью пошли – с Серёжкой или без.

А я вспомнила, как мы недавно с моей подружкой Наташкой в метро встречались. Я, когда по лестнице спускалась, заметила, что сбоку, прислонившись к стене, сидит какой-то старик с белой бородой, похожий на волшебника, только в ветровке и с рюкзаком за спиной. И в глазах у него как будто слёзы. А взрослые идут и идут мимо. А раз они… то и я мимо прошла.

Я тогда минут пять Наташку ждала, и вдруг с лестницы сбежала какая-то девушка и закричала дежурной по станции: «Врача вызывайте! Человеку плохо!»

Я смотрела на Светлану Анатольевну и думала: «Мимо того старика пятьсот человек прошло, и никто не задумался, отчего он плачет, никто не оглянулся… А ей и её Серёжке повезло – с одним-единственным парнем в камуфляжной куртке. А могло и не повезти», – подумала я.

И у меня сжалось сердце.

У НАС ИНТЕЛЛИГЕНТНАЯ БАБУШКА

– У вас интеллигентная бабушка, – говорит нам с Женей мама, когда мы смотрим по телевизору не ту передачу, держим не так вилку или заводим разговор о том, что скоро проткнём себе губу или нос. «У вас интеллигентная бабушка», – говорит в таких случаях мама.

И эти слова нас бесят, хотя тут и спорить нечего: у нас интеллигентная бабушка.

И всё в её комнате такое… И фиалки на окне, и старинный дубовый шкаф, и ножная швейная машинка, и большой стол ещё позапрошлого века, и шёлковая скатерть с бахромой, которую мы с Женей давно заплели в косички. И красивый ковёр над кроватью, где пастушок и пастушка и горы вдалеке.

А ещё у бабушки на стене висят наши рисунки, которые мы когда-то ей дарили. И тарелка с её фотографией в юности.

– Ваша бабушка имела необыкновенный успех, – говорит нам её лучшая подруга, Инна Константиновна.

– Вы по-настоящему красивая, – сказала бабушке какая-то женщина, когда мы на электричке возвращались с дачи.

Ей понравилась бабушкина сирень, и бабушка протянула ей большую сиреневую ветку.

Но сама бабушка всегда обращает разговоры о своей красоте в шутку.

– У меня римский нос, – говорит она нам с Женей и поворачивается так, чтобы мы разглядели его получше.

Даже наши собака и кот понимают, что гоняться друг за другом в бабушкиной комнате некрасиво, не то что в нашей. Они, как два голубка, сидят рядышком на бабушкином подоконнике и смотрят в окошко.

– Не может быть! – сказала наш врач Ольга Михайловна, когда это увидела. И добавила: – Какой у вас интеллигентный кот!