Книга хочет на ручки

Два шага

 
Пошёл розовощёкий карапуз!
Два шага сделал сам – не остановишь!
Несётся он, и ловок, и проворен,
Спешит весь мир попробовать на вкус.
 
 
Так отчего ж нам, взрослым, так претит
Возможность из ничтожества болота
Себя достать, поверить и пройти
Дав шага – от Impotent^[4] до Important!^[5]
 

У обочины

 
Сидишь тихонько у обочины,
И говорить совсем не хочется.
И в мыслях сонных, обездвиженных
Течёт токсическая выжимка
Событий.
 
 
Так глупо было ждать хорошего…
Когда душа на плаху брошена,
Людским потехам и амбициям
Ей быть казненной, по традиции —
Избитой.
 
 
В кольчуге, в латах, ладно скроенных,
Под панцирь тщательно укроешься
И еле волочишься с тяжестью,
Таская от нападок вражеских
Защиту.
 
 
Но не поможет, – снова трещина.
Стрела отравой обесчещена,
Стрелок доволен попаданием
И зубы скалит в ожидании
Убитых.
 
 
Его расстроишь, снова справишься,
И снова отойдешь от краешка,
И снова сядешь у обочины,
И говорить совсем не хочется,
Простите…
 

Сто

 
О чём же ты молчишь? Наполненный страданьем
Испепеляет взгляд, но молнии разряд
Сокрыт за сто замков под грифом «Официально»,
Лишь уголочки губ предательски дрожат.
 
 
Как можешь ты терпеть всю пропасть этой боли?
Сто затаённых бурь и сто ночей в бреду,
Сто страхов, что несёт так бережно с собою,
Хранит немая вещь в своём немом аду.
 
 
Эмоций гаснет всплеск, о волю разбиваясь,
И жгучих слез в глазах блестит морская гладь.
Ты тонкой кожи суть тому лишь открываешь,
Кто силу дал тебе так праведно молчать.
 

Не хочется

 
Не хочется идти туда, где бьют,
Но мама в детстве говорила: «Надо».
И, сохраняя мировой порядок,
Покорно перед битами встаю.
 
 
Не хочется идти туда, где ложь,
Где во спасенье оправдают даже
Того, кто душу отдал на продажу,
Стремясь, чтоб каждый первый стал с ним схож.
 
 
Не хочется, чтоб маленьких детей
Травили меж собой в боях без правил.
Кто их потом, скажите мне, исправит?
И что за мода – делать с детства злей?
 
 
Не хочется попасть в водоворот
Из конкурсов и однодневной славы,
И телом жёлтых псов кормить шалавным,
Пока тебя народ на части рвёт.
 
 
Не хочется отведать жизни смак,
Такой, где будешь с подлостью повязан,
И долю пирога жевать в экстазе
Со вкусом первоклассного дерьма.
 

Насмешила Бога

 
Каждый год прилежно «целюсь»:
На стене листок,
Планы в нём мои уселись
Строками в рядок.
 
 
Я смотрю на них и верю —
Всё исполню в срок!
– Насмешила, – откровенно
Отвечает Бог.
 
 
Размечталась о машине, оказалось – насмешила.
Стать хотела птицей вольной, – Бог смеётся, он доволен.
Строчка с танцами три года веселит чечёткой Бога,
И финансовые планы не исполнены исправно.
 
 
Я – училась! Я – старалась!
Я на цели полагалась!
Почему, скажи на милость,
У меня не получилось?
 
 
Бог с улыбкой отвечает:
– Девочка моя!
Твой листочек не вмещает
То, что знаю Я.
 
 
Если я позволю людям
В их листочках жить,
Кто тогда, скажи мне, будет
Подвиги вершить?
 
 
Коли я свободу дачам
И айфонам дам,
Превратятся, не иначе,
Люди в обезьян.
 
 
Ты, конечно же, планируй,
Цель тебе к лицу!
Я всего лишь коррективы
Нужные внесу.
 
 
Для судьбы творения нужно расширение.
 
 
Всё черкать не стану я, – уж больно ты упрямая!
 

Слабость моя

 
Слабость моя, ты незваной приходишь так часто…
Ты – испытание, данное мне для проверки, —
Справлюсь ли, буду ль достойна заявленной мерки
В мире, где сильным даются свобода и счастье.
 
 
Ветки склоняются низко под яблочным весом
Разных сортов, уготованных мне для услады.
Скользкие змии на ушко поют серенады,
Пляшут в угоду им толстые, потные бесы.
 
 
Чур меня, прочь, пахнет ваше дыхание тленом.
Песенки змиев известны, их слушать опасно,
Следом за вкусом слепую несут сладострастность —
Ту, что погубит меня с существом моим бренным.
 
 
Вы так сильны, изощренны в своих искушениях,
Я так слаба, так ничтожна под грузом соблазнов.
Чтобы однажды по немощи в них не погрязнуть,
С вами сражаюсь за право прожить каждый день я.
 
 
Сколько вас было – не счесть. И останется тайной,
Сколько вас будет. Не важно. Ни много, ни мало,
Столько, чтоб сила моя до краёв прибывала
В душу, которая сделаться хочет бескрайней.
 
 
Слабость моя,
Ты приходишь ко мне слишком часто…
 

Ветер с собой

 
Я хочу умереть зимой.
Настоящим морозным днём.
Ты, красотка, придёшь за мной,
Скажешь: «Время пришло, пойдём!»
 
 
Я узнаю твои шаги,
Голос, сладкий, как горный мёд,
Теплота твоих рук благих
Клонит в сон, за тобой ведёт.
 
 
Знаю – сбудется. В этот раз —
Нет, не шутишь, теперь не быть.
Попрошусь: «Отпусти на час,
По знакомству, оставь пожить!
 
 
Ты ведь знаешь, что не сбегу.
Я ведь знаю, что мне пора…
Прежде, чем я с тобой уйду,
Ждёт прощанья моя гора».
 
 
Ты отпустишь, – добрей тебя
Нет на свете живой души.
Ты, безумно меня любя,
Много лет отпустила жить.
 
 
Люди будут браниться вслед,
Говорить: «Вот даёт, карга!
Бабке будет сто лет в обед!
Видно, жизнь ей не дорога!»
 
 
И стремглав покачусь я вниз,
Лёд свободы вдохнув сполна,
Чтобы ветер в меня проник,
Тот, в который я влюблена.
 
 
Я ж не знаю, что будет со мной…
Вдруг там нет вот такой горы?
Или климат у вас иной
Будет в кущах, среди жары.
 
 
Что ж, пора мне секрет раскрыть.
Не в догадках, а наяву.
Обними меня, так и быть,
А то сдуру ещё зареву…
 
 
Я готова идти с тобой,
Сожаления ни к чему.
В ближний путь к стороне иной
Только ветер с собой и возьму.
 

Заблудшая строчка

 
Одна только строчка осталась до здравого смысла.
Не нравится… Снова безбожно мараю бумагу.
Не смейте подсказывать, лезть ко мне в душу не надо!
И пауза в воздухе липкой ловушкой повисла.
Нет смысла…
 
 
В запутанных образах прячется цепь алгоритма.
Не нравится… Снова сотру карандашные строчки.
Не хочет ложиться, не хочет ровняться, не хочет
И дразнит меня клокотаньем своим ненасытным.
Нет ритма…
 
 
Заблудшая строчка по времени точно прибудет,
Сметёт всё, что было, иль встроится ровно и гладко.
Не нужно её торопить, – всё идёт по порядку,
А если не терпится, стоит молиться о чуде.
Пусть будет!
 

Сказочно взрослая жизнь

Волшебница и очень несчастный человек

 
– Учитель, не смогла я… Снова…
Уж сколько сил, чудес, стараний,
А он, как будто заколдован!
Как быть? – был взгляд её взволнован,
Дрожали плечи от рыданий.
 
 
– Не плачь, Волшебница. Ну, полно!
Где твой задор, и что за детскость?
Тому, кто болью переполнен,
Метать пристало копья молний,
А не искать для счастья средство!
 
 
Седой старик, он видел бури,
Он слышал, как земля стонала.
Те, кто ко дну его тянули,
В морщинках добрых утонули,
Которых у него немало.
 
 
Её он знал, – с огнём играя,
У зла пощады не просила.
Кто, в кровь колени разбивая,
Встаёт и не страшится края,
Рыдает только от бессилья.
 
 
– Глоток вина тебя согреет. —
В слезах не разбираю слов…
От слёз без времени стареют.
Коль успокоиться сумеешь,
Я выслушать тебя готов.
 
 
Она смутилась. Сбросив маску,
Пред ним предстала без прикрас.
С ним можно просто, без опаски, —
Волшебник он из доброй сказки.
Свой тихо начала рассказ:
 
 
– За годом год, и всё напрасно,
Как рыба бьюсь об этот лёд.
Есть человек. В нём чувства гаснут,
И, рок храня судьбы несчастной,
Он словно спит, он не живёт.
 
 
Он молод был и полон силы,
Мечтал и рисовать любил.
Ему мольберт я подарила, —
Он краски выбросил в крапиву
И чертежи на нём чертил.
 
 
Когда любовь, что в снах тревожит,
Он встретил, – дивной красотой
Она сияла. Нежность кожи
И доброту, богатств дороже,
Он променял на свой покой.
 
 
Он всё считал и в цифрах этих
Погряз, как будто муха в тесте.
Друзей ухода не заметил,
Теперь один на целом свете, —
Друзьям и цифрам вместе тесно.
 
 
– С ним говорила?
– Безуспешно,
Ведь он, увы, в меня не верит.
И в этой серости кромешной,
Где прозябает он неспешно,
Для волшебства закрыты двери.
 
 
– Обычный, судя по рассказу,
Он человек, каких немало.
Как помню я, ещё ни разу
Слезами не был им обязан
Волшебник. Хуже ты видала!
 
 
– Ну нет! Сегодня он меня
Довёл почти до исступления!
Поверь, не зря на склоне дня,
Свою беспомощность кляня,
К тебе пришла искать решение.
 
 
Как раз сегодня, в выходной,
Сломалась ножка у дивана.
И чудо, – подопечный мой
Гулять идёт! Вдвоём с хандрой
Выходят в парк, под сень платанов.
 
 
Он молча брёл среди аллей,
И в тишине звучали мысли.
Он думал о судьбе своей
Из череды нелепых дней.
Просил её наполнить смыслом…
 
 
Я ликовала, как ребёнок, —
Теперь пойдут у нас дела!
И в одобренье восхищённо,
Чудесным следуя законам,
На небе радугу зажгла.
 
 
Её встречали криком дети.
Он отвернулся и опять
За шум, за дождь, за детский лепет,
За то, что он один на свете,
Пустился небеса ругать.
 
 
Корил меня и так, и эдак.
Ворчал, что в жизни никогда
Он вкус удачи не отведал,
Что позабыт, заброшен, предан,
Ему руки никто не дал…
 
 
Зачем ты мне его доверил?
Обида душит, сердце жжёт!
Тот век, что для него отмерен,
В своем неистовом неверии
Со мной без счастья проживёт!
 
 
Рассказ окончив, загрустила.
Учитель любовался, – свет
Лучился следом доброй силой.
Его б на целый мир хватило!
И был таков его ответ:
 
 
– Оставь… Не может дар волшебный,
Пусть даже он огнём горит,
Помочь ни радостью, ни хлебом
Тому, кто, вознося молебны,
Спиною к радуге стоит.
 
 
Есть человек – судьбы вершитель,
Заколдовал себя он сам…
– Теряюсь в суете событий…
Как поступил бы ты, учитель?
– Я…
Я б починил ему диван…