Kitobni o'qish: «Легенды Отрезанного Простора»

Глава 1. Легенда старого шамана

Мир Зв е на. Где-то среди бесконечных степей Отрезанного Простора.

Степные Орки не помнили, когда пришел древний Змей Хаоса, застивший полнеба. Тогда лишь магический Барьер спас все сущее и океан трав от уничтожения, лишь он давал тепло и свет, потому что солнце погасло навек. Старый мир утонул в бездне небытия, исчез во мраке Хаоса. Да и существовал ли?

Две тысячи лет орки созерцали великий Хаос за магическим Барьером. А может, двести… А может быть, две недели… Время давно кануло в небытие. Его отмеряли лишь заготовки сена для скота и узелки на тугих веревках, которые украшали полог юрты вперемешку с ароматными травами и высушенными костями животных.

– Слушайте, дети, слушайте, – говорил старый шаман Ругон, воскуривая благовонья и раскладывая сухожилья и когти шестилапой собаки на узорной циновке, чтобы духи вложили в его уста сказанья прошлых дней.

Вокруг старика собрались самые юные члены племени, еще не прошедшие воинского посвящения. Подогнув ноги, дети сели полукругом. Поджарые, с бронзово-алой кожей, они уже познавали премудрости выживания в бесконечных степях. В этот день им предстояло услышать священную историю их народа, старинное сказание о самой тайне творения.

Лето клонилось к закату, трава начинала желтеть и высыхать. В начале осени, когда полноту жизни уже незримо трогало мертвенное дыхание зимы, в племени было принято рассказывать детям легенду о противостоянии древних сил. Старейшины и шаманы верили, что она помогает пережить все невзгоды зимы и не впасть в отчаяние.

– То дело далеких дней. Тогда еще не родился дед моего деда, а земля и небо колыхались в сплетенных объятьях посреди молочного океана, – торжественно начал Ругон, ударяя в тугой бубен с узорчатыми кистями.

– Молочного… Он был вкусным? – невпопад пискнул один малыш, Дада, у которого пока даже не прорезались нижние клыки. От фантазий в животе у него заурчало. Но несмышленыша тут же дернул за черные косички старший брат. Адхи, жилистый подросток, через пару лет уже готовившийся ступить на путь воина:

– Тихо ты! Когда говорит шаман, с нами говорят все предки. Не хочешь услышать голос отца нашего отца и отцов всего племени?

Малыш неопределенно замотал головой и сунул в рот палец, покусывая пока еще мягкий сизый коготок. Он пугливо воззрился на старика, который умиротворенно собирал узоры из костей. Шаман не серчал:

– Спрашивайте, дети, спрашивайте.

– Кто создал молочный океан? – первым подал голос немного оробевший Адхи. Он нервно хватался за узорный пояс, на котором вскоре должны были появиться первые ножны со стальным оружием. Пока мальчишке полагался лишь небольшой тугой лук для охоты на ретивых степных птиц. Сабля… Как же он мечтал получить этот знак взросления! И потому он очень боялся, что прогневает духов неумными вопросами. Но ведь для обучения они и пришли к шаману.

– В давние времена небо и землю сотворил Белый Дракон, – с улыбкой начал Ругон. – В начале времен было гигантское яйцо, плывущее в бесконечном океане. Белом-белом, белее самого белого молока. Океане чистого света.

– Так это не молочный океан… – прошептал непоседливый малыш Дада, но тут же съежился, опасаясь тумаков от брата. Но старший только нервно сжимал кулаки, жадно ожидая продолжения рассказа.

– И вот однажды мировое яйцо прорезала трещина, скорлупа отворилась, и над водами океана света воспарил Белый Дракон.

– А почему яйцо треснуло? – спросил один из слушателей, веснушчатый крепкий парнишка с длинными нижними и верхними клыками. Ему полагалось вкусить тайны обряда обращения в воина уже грядущей весной. И, конечно, ему хотелось узнать побольше о создании мира, чтобы не оплошать при общении с духами при прохождении посвящения.

– Пришло время. Все в этом мире происходит в свое время, – улыбнулся Ругон, обнажая пожелтевшие, изъеденные временем клыки. – Когда прошла трещина по скорлупе, настало время появиться нашему миру. Ведь есть и другие миры, созданные другими Хранителями. Но о том пусть сказывают шаманы в своих мирах. Я передам вам лишь то, что говорят духи наших степей. А они помнят рождение Белого Дракона. В тот день они разлетелись из осколков скорлупы и с тех пор хранят эту память. Память важнее времени. Да… Да, духи помнят, как создавали над океаном света океан травы. Белый Дракон осматривался, желая найти место, куда ему приземлиться. Трепет его крыльев взбил гладь молочного океана, и на поверхности начали появляться бугорки, из них-то потом и появились острова и материки. Хранитель же нашел высокую гору, обернулся вокруг нее длинным телом, укрылся крыльями с мягким опереньем и, утомленный, заснул на несколько веков, пока молочный океан успокаивался и материки обретали форму. Когда он открыл глаза, то увидел лишь голые камни посреди огромного ничто. Тогда-то он вновь взмахнул крыльями, и пар, курящийся над океаном, взвился ввысь, создавая облака и небосвод. В тот миг небо отделилось от земли. А духи-из-скорлупы помогли Белому Дракону выстлать мягкие ковры травы, которой по сей день питаются наши стада. И взошел новый океан, зеленый океан.

– А как мы появились? Степные Орки, – мерцая оранжевыми глазами, воодушевленно вопрошали собравшиеся ребята. Ругон удовлетворенно кивал. Эти вопросы повторялись из года в год много лет, а он каждый раз повторял старинную легенду о создании миров.

– Белый Дракон решил, что океан травы слишком тих и однообразен. Тогда он создал животных, которые принялись есть свежие побеги. Белый Дракон наблюдал за ними и радовался, но вскоре он вновь заснул на своей скале. Но когда проснулся, увидел, что океан травы почти съеден, а животные сотнями умирают от голода. Тела их лежали на голых камнях, молочный океан бурлил от их крови. Тогда Белый Дракон подумал и с болью в сердце создал хищников, которые бы поедали тех, кто питается травой. Потом он сотворил птиц, чтобы наполнить мир поднебесья песнями, и рыб, чтобы в молочном океане тоже была жизнь. И вот тогда-то настало великое равновесие. Утомленный Хранитель снова погрузился в сон. А пока Дракон отдыхал, порядок в мире поддерживали духи-из-скорлупы, обратившиеся легкокрылыми насекомыми. Да-да, малыш, если в следующий раз побежишь за стрекозой, подумай – может быть, тебя ведет крошечный дух.

– Зачем же ему понадобилось создавать нас? Раз ему все нравилось в мире, – дивились юные слушатели. Ругон задумчиво перекладывал шаманские талисманы и сухожилья по цветной циновке и напевно продолжал:

– Белый Дракон спал и видел чудесные сны. Просыпался – и видел чудесный мир, пришедший, цветущий в гармонии. Но что-то мешало его сердцу обрести покой. Он обращался к животным – и те кивали ему, понимали его, но не могли ответить. Он обращался к духам-из-скорлупы – и те отвечали стрекотом крыльев. Но не находилось никого, кто сумел бы говорить с ним на одном языке. Слышать и понимать его слова. А возможно, и спорить с ним. Белый Дракон ощущал одиночество. И тогда он вырвал из своих крыльев перья, а с груди соскоблил сияющие чешуйки. Из них он соткал скелет нового создания. Оцарапав себя когтями, он окропил творение собственной кровью, а потом склонился над ним и сказал: «Вставай! Я назову ваш род Степными Орками, но создам и других, чтобы вы тоже жили в гармонии и мире. И никогда не были одиноки».

– Это поэтому в нашем мире живут эти странные создания… ну… люди? – удивлялся Дада, всплескивая руками и смешно тряся головой, отчего его косички топорщились, как иголки степного бронеежа.

– Да. Белый Дракон не хотел, чтобы мы ощущали то одиночество, которое испытывал он в первые дни творения. Он завещал всем разумным созданиям жить в мире и дружбе.

– Если Белый Дракон такой добрый, почему в мире есть злые? – спросил малыш, вынимая коготок изо рта. Адхи уже не одернул младшего, а только встревоженно закивал:

– Да-да, почему? Почему на наше племя этой весной совершили набег Орки Огненной Травы? Почему есть злые люди?

Морщинистое лицо шамана подернулось тенью скорби. Не каждый год его спрашивали так прямо. Глядя на этих детей, еще не вкусивших сполна горести взрослой доли, Ругон молил духов не посылать им встречу с великим злом и всеми его проявлениями. Но духи не всегда слышали, не всех миловали.

– О том и сказ. Все создано добром и добрым изначально, но ни одно творение не обходится без вторжения зла, – вздохнул шаман, гася в юрте огни, и мрачно, почти с отвращением, продолжил: – Где-то в иных далеких мирах существовало другое яйцо. Такое же гигантское, но черное и плывущее в океане вечной ночи, мрака. И из него однажды, не в назначенный час, не в положенное время, вырвалось иное создание. Змей… Змей Хаоса. Чем-то он напоминал Белого Дракона, но нет-нет, не смейте их сравнивать. Одно их отличало, одно и самое важное: Змей Хаоса был чужд творению и созиданию. Сама его природа не позволяла создавать жизнь. Он мог лишь разрушать и поглощать, жадно насыщаясь чужими творениями. Он поглощал миры, уничтожал созданное Хранителями и самих Хранителей, но не мог насытить терзающий его бесконечный голод. Его великую жадность. И однажды он пришел в наш мир. В те далекие времена не существовало еще ни войн, ни злобы, ни предательства. Белый Дракон с тихой радостью следил за своим молодым творением, которое научилось отвечать ему почти на равных, а порой даже беззлобно спорить. Тогда все дышало добротой и созиданием: люди осваивали ремесла, строили красивые юрты, намного выше и крупнее наших, и не совершали набегов на соседей. Да и зачем? Каждый делился по своей воле, и никого еще не постигла великая жажда алчности. Но вот пришел тот, кто не способен творить. Лишь искажать, нарушать и сеять Хаос. И Белый Дракон вышел на битву.

– И они сражались? Да? И Белый Дракон победил? Победил ведь, да? – оживились воодушевленные слушатели, но Ругон поднял руку, призывая к молчанию.

– Да, дети, они сражались. Многие века в разных обличиях, многие столетия Белый Дракон отгонял зло от своего творения, – медленно, как скорбную речь у могилы, проговорил шаман. – Но Змей Хаоса был силен, слишком силен. Его подпитывали все новые и новые миры, которые он разрывал и поглощал. А у Белого Дракона оставался только его несчастный мир, в котором разразилась война. Его создания уже были отравлены ядом Змея. В них поселилась великая злоба. Они забывали о том, что Хранитель создавал их добрыми. Зло застилало глаза, велело соседям захватывать имущество и дома ближних, братьям – сходиться в поединках за наследство, матерям – убивать детей в колыбелях, а сыновьям – подстерегать с ножами отцов. Белый Дракон понял, что поединок со Змеем уничтожит мир, слишком долго он сам вел войну, слишком долго наполнял мир скорбью. А Змей Хаоса лишь больше разрастался, напиваясь чужими горестями. И тогда Белый Дракон вызвал врага на последний поединок и почти одержал верх, заставляя Змея Хаоса отступить, прекратить поглощение миров. Но и сам Белый Дракон рассыпался золотой пылью, ставшей Барьером, защитившим нас от Хаоса. По сей день стоит Барьер. По сей день мы помним о жертве Хранителя и ждем возвращения Белого Дракона, глядя на Хаос по ту сторону.

Юрта наполнилась тягучим дымом молчания. Юные орки опечаленно уставились в деревянный настил, кто-то задумчиво перебирал сальные косы, кто-то тяжко вздыхал. Малыш Дада громко зашмыгал носом, неумело скрывая выступающие на глазах слезы.

– Если Белый Дракон погиб, то кто же защитит нас? – хмуро отозвался его брат Адхи, упрямо закусывающий дрожащую губу. Ему-то уже не полагалось плакать, но очень хотелось. Шутка ли! Шаман возвестил, что Хранитель Мира погиб в неравной борьбе, а они все, несчастные творения, остались без поддержки наедине с непобедимым злом. Казалось, не только в юрте, но и во всем травяном океане Отрезанного Простора не осталось света и тепла. Зима, вечная стужа и тишь, подступала и вытягивала силы лета, подтачивая силы племени. Осталась ли надежда в этом мире? Юные орки не знали, пребывая в смятении.

Но Ругон вновь зажег огни, воскурил благовонья и убрал кости с пестрой циновки, на которой красовалось изображение Белого Дракона, сотканное из многоцветья высушенных стеблей. Шаман грустно улыбнулся, благоговейно перебирая когтями по картине:

– Белый Дракон не умер. Хранитель не может умереть: он пожертвовал собой ради всего мира, и с тех пор частица его живет в каждом из нас. Мы стали не просто его созданиями. С тех пор каждый из нас – сам хранитель золотой пылинки, частицы Хранителя. И когда настают дурные времена, когда сердца полнятся отчаянием и тревогой, мы взываем к Белому Дракону в своей душе, чтобы пережить их, стать сильнее и добрее. Помните об этом, помните, что в каждом есть Белый Дракон и Змей Хаоса. И только от вас зависит, чей голос громче позовет вас.

– Но как же Змей? Неужели он останется навечно? – спрашивали юные слушатели.

– Зло не может быть вечным, у него нет своего времени и назначенного часа. Вечность чужда ему, как чуждо творение и поддержание жизни. Говорят, однажды Белый Дракон возродится и сразит Змея Хаоса. Духи! – воскликнул Ругон, ударяя в бубен. – Духи-из-скорлупы говорят мне, и говорили отцу моего отца, и его отцу: Змей Хаоса будет побежден. Его сразит тот, кто станет Белым Драконом. Рожденный смертным творением, оказавшийся в бездне отчаяния, но не обратившийся к злу, он воспрянет над собой, и в нем вновь возродится Хранитель, Белый Дракон.

Глава 2. Заговор старого шамана

Адхи сощурился, когда вышел из юрты шамана на яркий свет, и заслонился крупной ладонью. Рядом Дада, младший брат, потер кулачками слезящиеся глаза. То ли он и впрямь надумал разреветься, переживая за судьбу Белого Дракона, то ли надышался дыма ароматных благовоний старика Ругона.

– И что ты устроил у шамана, дуралей? – посетовал Адхи, беззлобно трепля младшего по голове. Дада только засмеялся и запищал, как неразумный теленок. Недавняя печаль унеслась легким степным ветерком, затерялась в белой ковыли.

– Но океан правда был вкусный, как парное молоко? – приставал к брату Дада, прыгая вокруг него, как прыткий кузнечик. Адхи только мотнул тугими черными косицами и рассмеялся:

– Да кто же будет пить океан?

– И Белый Дракон сотворил все из молока? – не унимался Дада.

– Да, все так и было. Взбивал-взбивал взмахами крыльев и сотворил, – кивнул Адхи, но сам-то он подозревал, что все это сказки для малышей.

Конечно, он верил в верховную суть и смысл Белого Дракона, верил в его священную жертву. Но старался не постигать умом тайное знание, крывшееся за словами шамана, за всей этой чередой непонятных символов. Взрослые никогда не подвергали речи Ругона сомнению. А вот Хорг, веснушчатый друг-ровесник Адхи, в последнее время все чаще говорил:

– Думаешь, и правда из молока мир создали? Да ты из молока, кроме масла и сыра, ничего не создашь.

– А как же кумыс? Вон как взрослые его любят! Вот пройдем посвящение и тоже попробуем, – смеялся Адхи, который уже встретил свое тринадцатое лето. Ему, как и Хоргу, грядущей весной предстояло ступить за край иного мира, чтобы встретиться с духами-из-скорлупы и обрести право называть себя взрослым.

– Кумыс! – фыркал Хорг еще накануне. – Будто из него что-то можно создать. Из молока камней не сделаешь. И зверей не сотворишь. Да и Белый Дракон совсем на нас не похож. Как он мог из своих частичек создать таких, как мы? Вот если на них похож, то они твои родители. А чем дракон на орков похож? Вот ты похож на своих родителей?

– Похож… – задумчиво скреб безбородый подбородок Адхи, озадаченно щелкая клыками. – Ну а как же битва со Змеем? Неужели не веришь и в нее?

– Может, и верю, – неопределенно пожал плечами Хорг. И в тот день они больше не говорили о таких серьезных вещах.

Больше их занимала охота на пестрых шестикрылых фазанов. К вечеру неутомимые парнишки принесли к стойбищу целых пять тушек, а дальше им поручили ощипать и освежевать добычу. Испытание охотой считалось одним из самых важных в ритуале взросления, так что орочьи дети, и мальчики, и девочки, сызмальства готовились к нему, а заодно учились добывать себе пищу.

– А я вот и из пращи могу, и копьем, и просто когтями, – хвастался Хорг.

И Адхи радовался, что у него такой сильный и проворный друг. Сам-то он тоже научился одними когтями хватать дичь. Сказывали, что в давние времена, еще до пришествия Хаоса, орки только так и ловили себе еду. Это потом они научились строить юрты, плести цветные рубахи, ковать стальные мечи и искусно слаживать пластинчатые доспехи. Адхи надеялся, что после обряда посвящения они с другом вместе пойдут в ученики к кузнецу их племени.

Рослый мужчина с огромными желтыми клыками, косматой опаленной бородой и ярко-красной кожей выглядел внушительно, когда ударял по наковальне гигантским молотом, который сжимала не менее гигантская рука.

Против таких-то орков-воинов не рискнули бы выступить дружины князей из-за гор. Там, где-то за острыми скалами и Охранными Камнями, правители враждовали друг с другом и вершили суд по своим неведомым законам. Адхи же гордился тем, что родился орком на Просторе, в привольном океане травы. И пока ни с кем не ссорился, в отличие от этих склочных созданий, людей. Нет-нет, у него был преданный друг. И чистое юное сердце верило, что это навсегда.

– Доброго дня тебе, Адхи! – громогласно донеслось над ухом, и на плечо с размаху легла тяжелая рука. Хорг всегда был крупнее и выше друга, но они никогда не дрались.

Вот и теперь он улыбался, показывая ровные белые клыки. В глазах приятеля играло озорство, наверняка он уже придумал новую шалость. Пусть они и готовились ступить на путь посвящения, но это не мешало мальчишкам порой нарушать правила взрослых.

– Привет, Хорг, как тебе речи шамана? Все еще сомневаешься? Я видел, как ты внимательно слушал, – улыбнулся Адхи. Он верил, что метущееся сердце друга обрело покой после ежегодного рассказа легенды о Белом Драконе. Несмотря на ее печальные моменты, после слов Ругона всегда делалось светлее на душе.

– Да как сказать, – замялся Хорг, посвистывая через длинный нижний клык, и Адхи совсем не понравилась эта нарочитая беспечность, как будто друг что-то скрывал. – Слышал я их уже.

Хорг беззаботно махнул рукой, хотя прочие отроки покидали юрту задумчивыми и сосредоточенными.

– Адхи, твой друг Хорг не верит, что молочный океан вкусный? – пребывая в светлой наивности своего возраста, спросил Дада. Адхи ласково потрепал младшего по голове и улыбнулся:

– Он его просто не распробовал.

– Эй, дружище! Идем завтра охотиться на фазанов? – окликнул издалека Хорг. Его рослая фигура мелькала среди юрт и повозок. Он едва не пританцовывал, на ходу в бессмысленной злобе отвешивая щелбан шестилапой лиловой собаке. Пес заскулил и залился лаем, поднимая беспорядочный перебрех сородичей. Так уж обычно шутил этот неугомонный Хорг.

– Обязательно! – крикнул ему Адхи, неодобрительно качая головой. Старик Ругон видел в Хорге будущего крепкого воина, предрекал тому добрую судьбу. Да и в юрте приятель вел себя почтительно, даже благоговейно. На улице же как будто спадала с него маска, ярче проступали веснушки. И будто каждая надоумливала на новые проделки. Но без выдумок друга жизнь казалась бы пресной чередой бытовых поручений и тренировок. Грядущая охота теперь отзывалась сладкой тоской предвкушения, в которой прошел остаток дня. Под вечер Адхи вернулся в юрту. Дада уже сопел под мягким лоскутным одеялом на овечьей шкуре. Мать же деловито поправляла угли в жаровне.

– Как прошел урок у шамана? – спрашивала она. Отец в этот вечер отлучился на дальний край пастбища, да там и заночевал.

– Хорошо, – отозвался Адхи, развязывая тесемки рубахи и сонно потягиваясь. – Но шаман ведь повторяет из года в год эту историю…

В светло-оранжевых глазах матери промелькнуло суровое неудовольствие. Она взмахнула щипцами для углей, точно саблей.

– Не мой сын так говорит. Не мой сын так плохо усваивает уроки. Кто ты, незнакомец? Где мой сын Адхи? – сурово отрезала она, но смягчилась: – Расскажи немедленно, почему на самом деле шаман повторяет каждый год легенду.

Адхи устыдился, опуская глаза. Неосторожная фраза как будто сама вылетела изо рта. Вернее, как будто его устами отчего-то заговорил неугомонный Хорг.

– Шаман каждый год не повторяет легенду. Каждый год он повторяет волю духов, чтобы не иссякла наша память, чтобы духи слышали в назначенный день, как к ним обращаются, – смиренно проговорил Адхи.

– То-то же! Запомни легенду о Белом Драконе. Она помогает в трудные времена. И это часть твоего обучения, – одобрительно кивнула мать и строго напутствовала: – А завтра я буду смотреть, как ты научился стрелять из лука.

– Ты уже видела! Я вчера показывал. Матушка! Позволь завтра пойти на охоту с Хоргом, – попросил Адхи, понимая, что зря ждет милости после глупой оплошности. Да и мать желала ему только добра. Все родители старались показать детям премудрости выживания и навыки боя перед посвящением, чтобы и духи, и старейшины позволили юным членам племени ступить во взрослую жизнь.

– Чтобы Хорг за тебя все сделал? – беззлобно поддела мать.

– Я сам умею стрелять! Ты ведь меня научила.

– Ладно, только пообещай, что принесешь хотя бы двух фазанов, которых подстрелишь сам.

Адхи горячо поблагодарил мать и беззаботно обнял ее, с радостным предвкушением ложась спать. На охоту выходили обычно на рассвете, чтобы вернуться вечером.

Хорг на днях говорил, что заприметил гнезда шестикрылых фазанов в десяти-двенадцати перестрелах от деревни. Адхи представлял, как славно поохотится, как он покажет матери добычу. Какой там двух! Дюжину, наверняка он принесет дюжину крупных фазанов! А потом в сонных видениях дюжина превратилась и в сотню, в целую тьму…

Утром Адхи первым побежал к юрте друга и застал его уже в неизменном желтом кафтане и с луком за спиной.

– А я думал тебя идти будить! – залихватски ухмыляясь проговорил Хорг.

– Вот еще! А я-то тебя иду будить, – в тон ему ответил Адхи.

– Вот и отлично, пошли! – воодушевленно хлопнул его по плечу друг. И вместе они отправились выслеживать желанную добычу. Фазаны и куропатки уже не первый раз попадались в их силки. Но больше всего мальчишкам нравилось охотиться с луками, подстреливая добычу в полете. Порой они специально громко топали, пугая птиц.

Но ныне они шли тихо, почти не разговаривая. Сонный туман утра рассеивался, уступая место пока еще жаркому летнему свету Барьера. Степь колыхалась медовыми ароматами созревших трав и вянущих цветов. Порой дни царили такие жаркие, что выжигали все вокруг, превращая вольные просторы почти в пустыню. Но в это лето степь цвела и дурманила мимолетным очарованием, обрушивающимся водопадом запахов и образов. Адхи смотрел из-под руки.

– Какая красота! И это все сотворил Белый Дракон! – восхищенно проговорил он, утопая в бесконечном великолепии, тянущемся до самого горизонта океаном света и океаном травы. Но Хорг внезапно вырвал из мирного созерцания, мрачно бросив:

– Дракон ли? И сотворил ли кто-то вообще? Не верю я старику! Белый Дракон не мог просто так взять и погибнуть. Заговор все это какой-то.

– И что ты думаешь? Какой еще заговор? – поразился Адхи. Умиротворение в душе сменило неприятное чувство, будто он вкусил сочный плод с дерева, но обнаружил внутри лишь гниль и червей.

– Думаю, нам все врут! И океан травы на самом деле создан… ну сам по себе. А никакого Змея Хаоса нет и никогда не было. Придумали его, чтобы детей неразумных пугать, – продолжал Хорг, и Адхи содрогнулся:

– Ты идешь против духов! Как можно так говорить? Ты не пройдешь обряд, если не будешь верить в духов-из-скорлупы.

Он помнил наставления матери, помнил ее суровый взгляд, не веря, что друг всерьез ведет такие речи. Наверняка он специально предложил поохотиться, дабы рассказать, что у него на самом деле на душе. В деревне ему бы досталось тумаков от старших за такие речи.

Адхи старался слушать, ведь друзья и нужны, чтобы слушать друг друга на равных, а не учить с высоты прожитых лет. Но Хорг говорил столь неуважительно, столь небрежно, что у Адхи все больше заходилось сердце, терзаемое поднимающейся волной гнева.

– Да слышал я сто раз эту легенду. Вот еще с тех пор, как был несмышленышем, как твой младший. Старик совсем из ума выживает год от года, – отмахивался друг.

– Да как ты смеешь! Ты же так внимательно слушал Ругона. Побойся немилости духов! – пытался увещевать Адхи, дотрагиваясь до руки Хорга, но приятель нервно отдернул ладонь.

– Надоело мне! Надоело! Духи то, духи это. А что мне сделали духи? Как помогли? Летали стрекозами да пели птицами? В ту голодную зиму…

Адхи знал, что в юрте Хорга минувшей зимой случилась большая беда: мор забрал почти всю его семью. Мать, младшего брата и сестренок-близняшек. Остался только он, старший сын, да безутешный отец.

А ведь орки славились выносливостью, не то что странные человеческие кудесники, познающие тайны Хаоса в скитаниях по пустошам. Наверняка их пестрых кибиток тоже коснулись черные пальцы тяжкой болезни и голода.

Минувшую зиму не пережили многие: и орки, и люди, и животные. Однажды поздней осенью, когда уже плотно лежал полог снега, пошел проливной дождь, застывший твердым щитом, сковавшим землю до самой весны. Лошадям не удавалось разбить твердый наст, покрывший степи искрящимся смертельным зеркалом. Буйволам тоже не хватало корма, а барашки и вовсе сотнями полегли в бескрайних снегах. И те, кто поедал их мясо, немедленно заболевали. Но поняли это не сразу, не успели остановить напасть, прокатившуюся тяжелой волокушей по стойбищу племени. Юрту Адхи миновал страшный удел. Он верил, что духи спасли его семью.

Да и хватило матери горя, когда двумя годами ранее умерла их сестренка, не успевшая даже получить имя. Так и говорили родители, что ее к себе забрали духи. И летает она теперь легкокрылой стрекозой в поднебесье, помогает всем разумным созданиям и утешает их горести. Как знать, не ее ли заступничеством миновала их юрту беда.

«Но ведь люди верят в Белого Дракона не по тому, как много судьба посылает им испытаний, а по тому, как им хватает сил их преодолеть», – ужасался словам друга Адхи и говорил:

– Хорг, я понимаю, тебе было тяжело…

– Да что ты можешь знать? Твоя мать осталась жива! – прорычал Хорг и резко дернулся. – И лучше бы она умерла, а не моя! Не моя! Твою, а не мою забрал мор.

– Что ты сказал?! Моя мать! Ты… Ты не веришь в Белого Дракона и желаешь смерти моей матери?! – воскликнул Адхи, уже не в силах сдерживать ярость.

– Да! Что хочу, то и говорю! Ха-ха! – невесело гоготал Хорг. – А если есть Белый Дракон, пусть меня сейчас молнией поразит. Что? Нет? Нет?

Он принялся топать и скакать на месте, размахивая руками. Сперва подумалось, что друг лишился рассудка. Оставалось только великодушно пожалеть его, сообщить родителям, попросить помощи у шамана в деревне. Но Хорг продолжать исторгать из себя ужасные речи, клеймя имя Белого Дракона, а заодно и матери Адхи, который больше не мог молчать:

– Замолчи, иначе я ударю тебя!

– Да попробуй! Попробуй! И пусть тебя защитит твой любимый Белый Дракон, раз так, – рассмеялся Хорг и первым кинулся на Адхи.

Они сцепились, поднимая пыль, вытаптывая траву. Они не вытаскивали ножи и бросили в ковыль луки. Но оркам хватало и острых когтей. Кряжистые широкоплечие мальчишки впились друг другу в плечи, разрывая кафтаны и царапая толстую, как у буйволов, алую кожу.

Хорг начал теснить друга, словно выдавливая за край незримого круга. Но Адхи не желал уступать, словно каждый шаг назад означал падение в бездну. Он сражался не за себя – за Белого Дракона.

В те мгновения казалось, что, если уступить Хоргу, бесконечный травяной океан Простора разверзнется, треснет небо, и оттуда устремит на них красно-желтые глаза сам Змей Хаоса. Неужели только тогда бы упрямый хвастливый приятель поверил? Только тогда, когда не осталось бы самого их мира? Нельзя! Нельзя сомневаться в том, что говорят духи устами шаманов.

Адхи зарычал и двинулся вперед, но Хорг ставил ему подножки, дергал за косицы, стремясь вырвать ритуальные бусины и косточки, до крови царапал жесткую кожу.

– Ты не пройдешь посвящения! Духи не примут тебя! – шипя от боли, выплевывал Адхи, стараясь ударить Хорга под дых.

Царапины и синяки уже не замечались. Адхи уже довелось сражаться, когда минувшей весной племя Огненной Травы совершило набег на их стойбище. Но тогда отец велел сидеть в юрте и отстреливаться из лука, когда они с матерью храбро вскинули сабли и ринулись в бой.

Теперь же Адхи впервые схлестнулся с кем-то в рукопашном бою, не в игре, не ради тренировки. По-настоящему. И дрался он с лучшим другом.

Вернее, до недавнего времени этот веснушчатый безумец казался ему другом, но теперь посреди степи пришлось сражаться с незнакомцем. Не нашлось того, кто погасил бы их неукротимый спор и разнял драку. Да и Хорг не внял бы ничьим советами.

Рассчитывать приходилось только на себя. Адхи старался дышать в такт шагам. Шаг вперед – вдох. Выпад, удар кулака – выход, яростно, со звериным рыком. Блок предплечьями – еще вдох. Так и оставалось считать вдохи и направлять кипящий гнев в ожесточенные удары.

Но вот кулак Хорга врезался между ребер, заставляя пошатнуться. Дыхание сбилось, превратилось в клубок рваных хрипов. Но Адхи не отступил, он превратил сипение в боевой клич и в стремительном броске кинулся тараном на Хорга. Они оба повалились на землю, принимаясь беспорядочно обмениваться тумаками, выворачивая руки и ноги. Они стремились закрутить противника узлом, вывихнуть суставы, сломать кости.

Кусаясь, царапаясь, лягаясь, они взбивали вытоптанную полянку в песчаный вихрь. У Адхи заканчивались силы, но Хорг тоже тяжело дышал.

«Ничего! Мне помогает Белый Дракон, ведь я сражаюсь за него! Помогает! Точно помогает!» – думал Адхи, когда муть усталости застлала ясный взор. И тогда в руках его словно появилась новая сила, а глаза прозрели от тумана измотанности.

Адхи ловко оттолкнул противника ногой, ткнул лицом в землю, стремительно схватил за косицы и, пользуясь мимолетным замешательством, вывернул Хоргу правую руку. Да так, что она заскрипела, а ткань желтого кафтана треснула у лопатки от натяжения.

– А-а-а! Пусти! – вскрикнул Хорг, пытаясь освободиться. Но Адхи, вспоминая уроки отца и матери, уверенно поставил колени поперек спины противника, придавливая того к земле. Хорг молотил ногами и пытался оттолкнуть Адхи, но боль в руке постепенно заставляла прекратить сопротивление.

– Успокоился? – спустя, казалось, бесконечность, спросил Адхи, ощущая, как придавленное его коленом напружиненное тело противника постепенно обмякает.