Kitobni o'qish: «Громовое колесо. Золотое перо», sahifa 2

– Одна?

– Нну… Как бы…

– Добро, но со мной пойдешь, – решил Леший, отряхнул ладони и подобрал с перил свой алый плащ. – Народец на торгу разный случается. А твои умения мне лепо знакомы.

Спорить я не стала – Леший во всем был прав. Да и спокойнее под его защитой было на порядок.

– А сам Стоян-то где?

– Домой пошел, своих проведать, – одобрительно улыбнулся Леший. – Он их давненько не видел.

Новоградский торг шумел, пожалуй, даже сильнее, чем раньше. Торговцы суетились как пчелы перед зимней спячкой и едва ли под ноги не кидались, предлагая самый лучший товар. Правда, настырничать никто из них не рискнул – нарочито суровый вид следующего за мной дружинного удерживал назойливость купцов на расстоянии.

Каково же было мое изумление, когда у одного из лотков я увидела Милу с объемной корзиной в руках. Женщина увлеченно торговалась за расписные валенки и нас не заметила. Зато ее вслед за мной углядел Леший. Хазарин замер на долю мгновенья, пораженно моргнул, а после быстрым шагом направился к Миле. Выражение на лице Лешего ничего хорошего сестре Сокола не обещало.

Мила отошла от лотка, обернулась и практически уткнулась носом в кольчугу знахаря.

– Ты что это в Новограде потеряла? – тихо и грозно поинтересовался Леший. – Брат же строго-настрого тебе запретил!

– Брат мой неизвестно где с Рарогом бродит уже четыре седмицы! – вспыхнула Мила. – Зима вот-вот нагрянет. Запасы пополнять кто станет, ежели не я?!

– Ты на пристани не была ли? – зло и все так же тихо произнес Леший. – Неприятностей ищешь? Давеча к Рарогу в гости разом Парацельс с Буяна, Хула из Царь-града и барон Хельмут из Франкии заявились. Слыхала про таких?

Мила нахмурилась:

– Что мне до Рароговых гостей? Мне ради них припасы не готовить? А волки по снегу рыскать начнут, безопаснее станет в Новоград добираться? Вас же с братом только и видели – ни одну зиму по избам еще не зимовали. Все мечами машете!

Леший обреченно вздохнул и все же рискнул спросить:

– Ты не одна хоть?

– Одна, – Мила недовольно передернула плечами. – Я корзину и сама донести сумею.

– Ежели приключится с тобой что, Сокол разума от горя лишится.

– Да что со мной случиться может, Леший!

Хазарин помолчал, только желваки на скулах ходили. Мила терпеливо ждала.

– Ты все купила ли? – неожиданно покладисто спросил воин. Мила оторопело кивнула – она, как и я, ждала взрыва. – Я тебя до селения провожу. Ольгу лишь доведу до терема, чтоб никуда не свернула от томления душевного.

– Леший! – окончательно потерявшая терпение Мила поставила на землю корзину и уперла руки в бока. – Ты мыслишь, я до полудня в Новограде прохлаждаться буду? Не стану я ждать, пока ты обернешься. До селения недалече, волки меня пожрать не успеют. Иди уже, охороняй княжну, коли взялся!

И сестра Сокола гордо пошла восвояси, даже головой мне не кивнув. Мы с Лешим растерянно глядели ей вслед. Дружинный не смел оставить меня одну, но и позволить Миле возвращаться без охраны через лес тоже не мог – опасностей на лесных дорогах хватало. А я не могла понять, отчего Мила злится на то, что я сделалась вдруг княжной. Ну не завидует же она?

– Я сама обратную дорогу отыщу, не волнуйся, – предложила я нахмурившемуся знахарю. – Ну что со мной в центре Новограда случиться может? А Миле, и правда, одной бродить незачем.

– Добро, – нехотя согласился Леший. – Но ежели в беду внове попадешь, мне голову брат твой не отрубит – запросто руками оторвет. Медленно.

– Ложкой отковыряет, так больнее, – вспомнила я фильм из далекого будущего. – Чепуху не придумывай, ладно? Беги уже, а то Мила улизнет, – я подтолкнула дружинного под локоть, и он поспешил за быстро удаляющейся женщиной.

Наверное, мне следовало спокойно дойти до терема, приказать истопить себе баньку, позавтракать, наконец. И в первую очередь ради того, чтобы Лешему, и правда, никто голову не вздумал рубить. Но судьба решила иначе.

На самом краю торга я неожиданно встретила Твердяту. Купец распоряжался разгрузкой подвод и хмуро чиркал на берестяном листе. Обоз купца выглядел так, словно побывал в крепкой заварушке – из мешков с товаром торчали стрелы, кое-кто из мужиков ходил со свежими повязками, а щеку самого Твердяты украшал глубокий, наскоро зашитый порез.

Твердята обрадовался, увидав меня, крепко обнял и ненавязчиво поинтересовался, как идут мои дела в Новограде. Мне оставалось только сознаться, что у меня все отлично, а князь выходит мне братом.

– Чего только на белом свете не случается, – добродушно хмыкнул в бороду Твердята. – Что ж, добро!

Фу-ух, ну хоть кто-то еще в княжестве не торопится звать меня княжной и бить земные поклоны. Остались еще адекватные, понимающие двоякость моего положения люди.

– А на вас кто напал?

– Волянда, – зло сплюнул купец. – Чтоб провалиться ему, где стоит. Еле отбились. Пол обоза пропало.

Я приподняла бровь – имя ничего мне не сказало.

– Разбойнички под Новоградом вновь шалить стали, – пояснил Твердята. – По весне они здесь вольготно бродили, подводы грабили, людей в холопы продавали. Главарь их, Волянда, до чего хитер был. Рарог повелел Добрыне шайку отыскать и проредить полепше. Дружинные со старанием за дело взялись. Слыхал я, Сокол, дружинный княжий, многих тогда стрелами своими уложил, да сам был ранен. Еле вытянули его с Лебединой дороги. О Волянде же с тех пор никто не слыхал. А вот поди ж ты, выжил он, и новую шайку набрал. Мстительная он тварь – не иначе, с воинами Добрыни поквитаться желает. Будет обозы грабить и на людей нападать, покуда дружинных князь внове по его следу не пошлет.

Мила и Леший!

– Где он напал на вас?! Когда?! – я в сильном волнении схватила Твердяту за рукав.

– Да вот только недавно. Тут недалече, – удивился моему беспокойству купец.

Я бегом бросилась по улице. Твердята с беспокойством смотрел мне вслед.

За воротами Новограда царила пряная осенняя тишина. Я догадалась степенно пройти мимо стражей и до поворота дороги, пока меня уже никто не мог видеть, и тогда уже продолжила путь где быстрым шагом, а где и бегом.

Леший с Милой неспешно шли по лесной дороге. Дружинный тащил корзину и все пытался ускорить шаг, но сестра Сокола вышагивала будто пава, нога за ногу. Лешему ничего не оставалось, как тяжело вздыхать и сбавлять темп.

– Фуух, – я сделала последний рывок и остановилась за спинами колоритной парочки отдышаться.

Леший услыхал пыхтение, бросил взгляд на обернувшуюся ко мне Милу, потерявшую дар речи, и кротко поинтересовался:

– Ольга?

Мила молча кивнула. Леший резким движением развернулся ко мне.

– Добро, – устало произнес он. – Тебе в тереме скука смертная, но меня почто желаешь без головы оставить? Так тебе за ради того неприятности находить не нужно. Только брата попроси, он сестре не откажет.

Я махнула рукой – дыхание было никак не выровнять. Леший поставил корзину на землю и скрестил руки на груди в ожидании.

– Волянда, – кое-как сумела произнести я.

Честно говоря, я думала, что Леший или пальцем у виска покрутит, или рассмеется мне в лицо – что еще за Волянда такой. Но нет, дружинный отреагировал очень серьезно. Да и Мила отчетливо вздрогнула.

– Кто поведал? – строго спросил Леший, быстро оглядев окружающий нас лес и проверив, как ходит в ножнах сабля и все ли ножи на своих местах.

– Твердята, купец с Ладоги. Только сегодня с ними столкнулся. Говорит, недалече.

– Сей же час закроетесь обе в селении, – не терпящим возражений голосом приказал Леший, подхватывая корзину. – А я в Новоград вернусь за охраной.

– Отчего он внове сюда заявился? – тихонько вздохнула поникшая Мила. Она уже не пыталась спорить со знахарем. Значит, испугалась не на шутку.

– Твердята решил, он поквитаться с дружинными хочет.

– Отчего ж нет, – невесело хмыкнул Леший. – Помнится, он тогда грозил все. Сокол по весне знатно потрепал их своими стрелами. А мы ему чуток подсобили.

– Но вы же их не боитесь?

– Почто свору собачью бояться, – пожал плечами Леший. – Да вот только я нынче один, а со мной две упрямые да непослушные девицы, коих защитить должно. А потому лепшей защитой вам станут крепкие высокие стены.

Мы дошли до приоткрытых ворот селения. Тяжелая створка слегка покачивалась и скрипела от ветра. Мила шагнула вперед.

– А ну-ка, – Леший взял ее за плечо и отодвинул в сторону, – обожди. Нехорошие дела тут, мыслится мне, творятся.

Он вытащил из ножен саблю и осторожно прошел в узкую щель. Несколько ударов сердца длилась тишина, а потом створка ворот захлопнулась, воинственно взревели мужские глотки и сразу зазвенела сталь.

– Леший! Леший! – Мила забарабанила в ворота.

– Куда?!! – я с трудом оттащила упирающуюся женщину назад. – Они же сейчас…!

Договорить мне не пришлось. Створки вновь стали расходиться в стороны, и за ними кто-то нетерпеливо топтался. Волянда или нет, но, кажется, мы снова влипли.

Я стояла по центру дороги, мне прятаться было поздно. А вот Мила вполне могла еще успеть юркнуть в лес, если б захотела. К сожалению, у нее в ту минуту была только одна забота – как бы кто Лешего не обидел. Ей бы сковородку в руки – нападавшим пришлось бы несладко. «Ежели приключится с тобой что, Сокол разума от горя лишится», – вспомнились мне недавние слова Лешего. Ему мы теперь не поможем, на меня Соколу наплевать, а вот жизнью сестры лучник дорожит больше всего на свете.

Мысли веером промелькнули у меня в голове быстрее, чем сердце успело стукнуть пару раз. Я изо всех сил толкнула Милу в ближайшие кусты, чтобы разбойники, плотоядно скалящиеся меж открывающихся створок, не успели ее разглядеть, а затем бросилась бежать обратно в Новоград.

– Держи! Хватай!! – радостно взвыли за спиной, и я от страха припустила в два раза быстрее.

Разбойники изрядно попотели, петляя за мной между деревьев. Еще бы, когда за тобой гонится тяжело дышащая и ругающаяся орава нечесаных мужиков с длинными ножами наголо, тут и не так побежишь от страха, зайцы обзавидуются! Я бы даже спаслась, уверена, если бы не зацепилась носком сапога о прикрытую мхом корягу и не скатилась в овраг, треснувшись лбом о камень. В глазах разом вспыхнуло несколько сверхновых звезд, а потом наступила чернота.

***

Почему я не могу попасть в историю по-человечески? Мне нужно обязательно или получить по голове, или картинно потерять сознание на глазах у многочисленных зрителей. Второе, кстати, предпочтительнее, потому что после удара голова обычно сильно болит.

В лесу горел большой жаркий костер. Он разгонял ночной холод и отодвигал непроглядную шелестящую тьму за спины греющихся у огня разбойников.

Я сидела неподалеку, обхватив колени связанными руками. Висок ломило, к глубокой ссадине над бровью я старалась не прикасаться – боль сразу начинала пульсировать по всей голове. От засохшей крови начинала нестерпимо чесаться скула, но оттираться было нечем. Видок у меня был, уж точно, краше некуда. Надо же было так неудачно треснуться об тот чертов камень. И ведь нашла же его посреди всего леса, сумела!

С тех пор, как я пришла в себя в разбойничьем лагере, ни Лешего, ни Милы я не видела. Хотелось надеяться, что они целы и невредимы.

Разбойники сидели у огня, переговаривались и не обращали на меня ровно никакого внимания до тех пор, пока к костру не вышел из леса Волянда. Я догадалась, что пришел главарь, по перешептыванию его шайки. Появился же Волянда не один. Сопровождал его основательный, разнаряженный в парчу и золото мужчина с двумя суровыми охоронцами. По наряду так вылитый византийский купец. Нехорошо…

Они обогнули притихших разбойников и нависли надо мной.

Я решила не вставать. Много чести. Надо будет, наклонятся.

– Гляди, купец, – Волянда, не замечая демарша, вытащил у меня из ворота платья золотой медальон на цепочке – символ рода. – Она?

– Она, – довольно усмехнулся византиец. – Четыре золотые монеты.

– Всего-то?! – не сдержалась я. Обидно как-то. Он прекрасно понимал, кого покупает, но всего четыре монеты за сестру князя явственно попахивали аферой. Хотя, в общем-то, вся шайка Волянды могла безбедно жить на эти деньги едва ли не целый год.

– Три, – поправился купец. – Говорлива без меры.

– Тебе-то что? – поразился Волянда. – Тебе ж заплатят за девку вчетверо, ежели не более. За дурачков нас не держи, а то я не ведаю, кому ты ее повезешь.

– Вот сам и вези, коли умный такой, – обозлился купец. – Боишься?

– У меня других дел по горло, – хмуро буркнул Волянда. – Некогда мне через все княжество тащиться с девкой в поводу.

– Так и помалкивай, – купец наставительно поднял вверх палец, потом сжалился и решил. – А пусть, и верно, будут четыре монеты. Гляди, не жадный я до своих.

Волянда скривился, но кивнул, и они ударили по рукам. Обмен прошел легко и незатейливо. Волянда приложил вымазанный в чернилах палец к пергамену, разбойники получили монеты и устроили спор о дележе, а меня с двух сторон взяли под руки охоронцы купца и повели куда-то через лес. Я была еще не в себе после удара, иначе чем объяснить равнодушие, с которым я осознала, что меня только что продали и купили. Мне даже знать не хотелось, что случится дальше. Но купец объяснил сам.

Перед тем, как подсадить меня на коня, он крепко взял меня за плечо и проговорил:

– А теперича слухай сюда, княжна. Твоя беспечная жизнь осталась позади. Вот купчая, и по ней отныне ты – холопка. Пока не продам тебя хозяину будущему – моя, а дале рабыней у него станешь. На брата не надейся. Ежели бежать вздумаешь, тебя даже княжьи люди в обрат мне возвернут, а я в долгу тебе не останусь. Все поняла ли? Ну и лепо. А теперича паинькой будь, а не то мой кнут по тебе пройдется.

Возразить мне было нечего. Хотя, наверное, стоило поинтересоваться, кто ж такой прыткий успел нанять эту скотину для последующей моей перепродажи. Вряд ли даже в тереме успели заметить пропажу княжны, а купец уже тащил меня прочь по чьему-то хотению. Не многовато ли шустриков в княжестве у Рарога развелось?

Охоронец ловко примотал мои связанные руки к луке седла, и мы тронулись в путь. В небе светила яркая луна, дорога поблескивала после дождя в лунном свете, и лошади пошли легким аллюром, стремясь уйти от Новограда подальше. Я очень устала, хотела спать, в голове гудел невидимый гонг, но уснуть сидя в седле никак не выходило.

В небытие я смогла провалиться лишь под утро, когда всадники остановились передохнуть и попасти лошадей. Купец предложил мне воды и кусок хлеба с сыром. Лучше б что-нибудь от головы дал, мерзавец. Ссадина противно жглась и пульсировала, заставляя жмуриться от боли.

Купец, как я поняла, был уроженцем Царь-града, завершал свое путешествие по княжеству Рарога и торопился отвезти меня в обговоренное с нанимателем место, чтобы после поскорее нагнать свой обоз с рабами и товаром. Имя того, кто вскорости станет мне хозяином, он называть не спешил. Зато не забыл поменять мой дорогой кафтан на простенький плащ, чтобы лишнего внимания не привлекать – нервничал все же, подлец.

В путь мы двинулись ближе к вечеру – купец, сколько мог, пережидал в укрытии сильный ливень, зарядивший с утра. Но время шло, потоки с неба так и низвергались – пришлось путешествовать под дождем. Дорогу развезло, лошади скользили по грязи, и до ночи продвинулись мы вперед совсем ненамного. Купец сердился, охоронцы хмуро пожимали плечами – выключить дождь им было не дано.

Мы заночевали в какой-то избе, а утро встретило нас туманом и мелкой противной моросью, зависшей в воздухе плотной пеленой.

Я сидела на лошади нахохлившись, как и вчера привязанная к луке седла, и грустно размышляла, что от холопства меня вряд ли кто избавит теперь. Это не просто так украсть человека. Правда к рабству относилась серьезно. Даже дружинные и сам князь не имели никакого права напасть на купца, чтобы дать мне свободу.

Сперва я решила, что купец везет меня в Ладогу к Вадиму, но мы сворачивали южнее, и я вынуждена была признать, что на сей раз неугомонный братец тут был совсем ни при чем. У кого-то еще оказались длинные руки и неуемные амбиции. И этот кто-то должен был знать, что я побежала с торга в лес. Значит, следил. Впервые мне захотелось оказаться в тереме у Рарога, закрыться на все засовы в светелке и носа никуда не высовывать.

И без того серое небо затянуло черными тучами, полил дождь. Опять. Холод легко пробрался под плащ и платье, заставил стучать зубами. Эдак я до места не доеду, слягу от простуды. Если только раньше с ума от головной боли не сойду.

Мимо рысью проехали двое заляпанных грязью всадников. Какой-то знатный воин, одетый в кричащий византийский наряд, с полузакрытым от ветра и дождя лицом, надменно оглядел меня с ног до головы, приостановил коня и подъехал к купцу. Его охоронец в темном плаще с накинутым капюшоном остался чуть поодаль. Еще один из Царь-града, принесла же его нелегкая.

– Продаешь девку, купец? – услышала я властный голос на чистейшем греческом, и воин нетерпеливо указал на меня зажатым в руке хлыстом. Ну вот, этого мне только не хватало…

– Нешто купить хочешь? – подозрительно проговорил купец на том же языке. – Почто мне тебе ее продавать, я о тебе ничего не ведаю.

– Знамо мне, какова ваша порода, – презрительно процедил воин. – Вы мать родную продать не постесняетесь, было б кому. А я дважды предлагать не стану.

– Вы бы лучше меня спросили, – недовольно передернула плечами я. – Может, я против.

Византиец недовольно покосился на меня.

– Все еще купить желаешь? – хитро прищурился купец. – Девка говорлива без меры. Высечь ее следует.

– Товар портить только, – скривился воин и задумчиво облокотился на луку седла. – Хотя…

– Тебе-то что? Девка давно обещана другому, так что не продается.

– Неужто? А ежели я тебе вчетверо боле заплачу, чем за нее дают?

– Не врешь? – купец заинтересованно склонил голову. – Почто тебе девка словенская? Гляди, мокрая, замерзшая и головой стукнута. На любом торге лепше бабу отхватишь.

– Цену называй, и поглядим, вру ли, – рассердился всадник. – Да не тяни, глаза разуй – спешу я! А почто, то мое дело. Твоя девка мне подходит.

– На переплет пустишь? – подмигнул купец. – У княжны шкурка ценная. Подойдет.

Мне показалось, или воин едва не ударил купца? Да нет, дождь просто глаза залепил – почудилось. Однако купец тоже что-то такое почуял, потому что резко отпрянул и хмуро произнес:

– Барон Хельмут девку себе замыслил, золота посулил мешок. Нешто у тебя столько найдется?

– Так уж и мешок, – недобро рассмеялся воин. – Так назовешь ты цену против цены барона?

Купец кивнул, чуть подумал, смерил меня оценивающим взглядом и что-то тихо произнес.

– А ты не слишком ли жаден, купчишка? – грозно поинтересовался всадник. – Ведомо ли тебе, какие деньжищи немеряные ты за нее хочешь? Княжна али нет, а только чучело это мокрое столько не стоит.

– Я обещался барону, – набычился купец. – Или плати немедля, или проваливай.

Византиец махнул рукой охоронцу, и тот подвез ему длинный серебряный ларец. Крышка откинулась, и купец ахнул. В ларце мерцали и переливались драгоценные камни всех цветов радуги.

– За эти камни весь Новоград можно купить али большой дворец в Царь-граде, – надменно проговорил воин. – Ну так что, продашь? Али нам убраться подобру-поздорову?

– Э-эх, пропасть мне на этом самом месте, по рукам! – купец махнул рукой и жадно схватился за ларец. – Эй, вы, отдайте новому хозяину купчую на девку! Можешь, господин, ее с конем забирать!

– А не свалится ли она с коня? – недоверчиво прищурился византиец, бросив на меня еще один придирчивый взгляд.

Я бы тоже засомневалась на его месте – видок у меня был похуже даже того самого чучела.

– Ты ее, господин, поперек седла веревками примотай, – посоветовал купец, не выпуская из рук драгоценности. – Поумнеет, глядишь. Болтать меньше станет.

– Почто мне мертвая неболтливая девка, – натянуто хмыкнул всадник, получил купчую и подъехал ко мне.

Я уткнулась взглядом в конскую гриву, вот такого поворота событий мне еще только не доставало.

– В седле удержишься? – надменно спросил византиец, забирая у охоронца купца повод, ответа не дождался и велел. – А ну-ка, в лицо мне гляди!

– Да шел бы ты…, – прошипела я и уткнулась взглядом в холодные темно-серые глаза лучника воеводы Олега.

Не может быть! Его же не случилось в Новограде, когда на нас разбойники напали! Все, конец мне. Придушит и выйдет прав. Потом надает по шее и снова придушит…

– Удержишься, – усмехнулся Сокол, догадавшись, что я его наконец узнала и о чем сейчас лихорадочно размышляю. – А коли нет, на себя пеняй.

Он дернул за повод, объехал обалдевшего от счастья купца и пустил коней в галоп. Охоронец поспешил за нами.

Погода продолжала портиться, и всадники, посовещавшись, повернули к ближайшему селению, чтобы переждать непогоду. Мне, правда, было уже все равно – я страшно замерзла, голова болела нестерпимо, картинка перед глазами все время норовила куда-то поплыть. Наверное, Сокол неверно оценил мои силы, и я все же вскорости сползу с седла. Сокол и сам это понял, потому что придержал коня и поехал вровень со мной, чтобы подхватить, если соберусь падать. Хорошо хоть он мне руки не развязал – можно было за луку седла не держаться, иначе давно бы съехала вниз.

Мы въехали в небольшое селение под проливным дождем. В черном небе вспыхивали зарницы, завывал ветер. Я уже ничего не могла различить сквозь потоки воды и темноту, даже лай собак слышался отдаленно и глухо.

Потом веревки дернуло, охоронец Сокола снял меня с коня и поставил на ноги. От ветра капюшон отлетел назад, и передо мной предстал Леший, грозный и встревоженный одновременно.

– Леший, ты живой! – я вцепилась в его плащ, темнота вокруг продолжала сгущаться. Может, она только в моей голове? – Как же я рада…

– Нечего мне зубы заговаривать! – рявкнул хазарин. – На сей раз от выволочки не отвертишься! Мы уже и не чаяли тебя отыскать, бедовая твоя голова!

– Да, да, – старательно согласилась я, начиная тихонько сползать вниз. – Голова у меня точно… Я на все согласная… Только можно, я прилягу чуток…

Леший крепко взял меня за плечи, вгляделся в лицо:

– Где болит? – резко спросил он, не отрывая от меня напряженного взгляда.

– Голова… где ударилась, и в висок отдает…, – уже не очень связно пробормотала я. – Но это ничего… ты прав… меня давно пора выдрать…

И тут я ухнула в какую-то черную яму, а встрепенувшись, увидела, что мы уже в избе, в теплой полутьме у жарко натопленного очага. Я полулежала на лавке в чужой рубахе до пят, укрытая одеялом, а рядом сосредоточенный Леший аккуратно ощупывал мне голову.

– Жить-то буду? – я выдавила кривую улыбку.

– Не ведаю пока, – откликнулся знахарь и протянул мне ковш с горячим и терпким напитком. – На-ка вот, согрейся, замерзла совсем.

– Спасибо, – я с наслаждением глотнула, подержала ковш в ладонях, сделала еще глоток. – Леший, прости меня, я не хотела тебя рассердить…

– Я и сам хорош, – поморщился хазарин. – Не стоило мне тебя одну оставлять. Да и уж коли недоброе заподозрил, в Новоград вернуться следовало, а не в ворота лезть… Сглупил я знатно! Моя вина, что ж тут еще молвить. А тебе стоит выполнять, что обещано! Мы ж едва тебя отыскали, и лепо, что купец от жадности обо всем позабыл. Сокол так византийцем обернулся, даже я поверил. А коли б не сумел?

Я тяжело вздохнула и опустила взгляд – возразить мне было нечего.

– С Милой хоть все в порядке?

– Живехонька и здорова, лишь о кусты оцарапалась. Ее разбойники не заметили, торопились тебя поймать.

– Фигушки бы поймали, если б не та коряга, – вновь расстроенно вздохнула я.

– Не усомнюсь, так и есть, – хмыкнул Леший. – Волянда жаловался все, что ты его шайку едва не уморила, так улепетывала.

– А ты б не улепетывал? – я чувствовала себя полной дурой и не поднимала глаз.

– Будь на месте твоем – еще как бы! – со всей возможной искренностью согласился Леший.

Хлопнула дверь. Сокол, уже в одежде и кольчуге дружинного, принес скомканный тюк византийских нарядов и швырнул их в очаг. Вверх взметнулись искры.

– Княжество не спали, – буркнул Леший. – Зима уж близко.

Сокол не ответил – он явно был не в духе. Неужели он тоже злится из-за меня?

– Леший, – тихо попросила я. – Пусть Сокол меня стукнет наконец. Может, ему полегчает.

– Успеет, – недовольно откликнулся знахарь. – Лишь когда я позволю.

Лучник бросил на побратима осуждающий взгляд и так же молча вышел в дождь. Я загрустила.

– Сокол злится на тебя справедливо, – заметил Леший. – Перепугала ты нас знатно. Помысли, что еще князь скажет.

– Он знает?

– Князя еще нет в Новограде. Задержался он в пути, Сокола гонцом прислал и часть дружины с ним. Они аккурат мимо селения проезжали. Там их Мила встретила да поведала, что с нами приключилось. Дружинные разбойников перебили – тех, кто внутри селения оставался в засаде – освободили поселенцев да меня заодно, а после уже мы с Соколом по следам отыскали тех, кто за тобой в погоню убег. И потолковали с ними душевно. Не сразу нам удалось все вызнать, Волянду в пыточную волочь пришлось. Верещал он, что свин подзаборный, – хазарин поморщился от неприятных воспоминаний.

– Ну не отрубит же Рарог тебе голову из-за меня?

Леший бросил на меня осуждающий взгляд:

– Я в ответе за то, что содеял, и князю о том поведаю, едва он вернется. Что порешит, безропотно приму. А вот как он тебя по головке погладит за бездумную выходку?

– Может, не скажем брату?

– Не скажем? – едко заметил неслышно вернувшийся в избу Сокол. С его плаща и кольчуги ручейками сбегала вода. – Молвишь Рарогу, будто о лавку стукнулась? И кто ж тебя, княжна, столь лепо врать научил?

– Я ради вас же…

– А нам надобна ли твоя защита?

– Брат, остынь! – сурово проговорил Леший, но тут вскинулась уже я.

– Так я, значит, вру все время, да?! Это я тебе и про Бабая наврала?! Хочешь, прямо сейчас докажу, кто прав?

– Ольга!!! – Леший первым догадался, что я имею в виду, и так рявкнул, что посуда подпрыгнула, а перепуганная хозяйка избы, и так сидевшая в дальнем углу, вылетела за дверь. – Ты что плетешь?!

А что, идея, конечно, плохая, но не такая уж и идиотская, если подумать. Нет, все же идиотская… А если…

– Коли еще раз повторишь подобное, – до ужаса ровно произнес Сокол, вслед за побратимом сложивший два и два, – ты от меня боле ни слова не услышишь.

– А теперь я их слышу много?!

Леший положил мне на плечо тяжелую руку.

– Охолонись уже, – строго произнес он. – Хватит двух глупостей на два дня. Вот, глотни, легче станет.

Я послушалась и едва не задохнулась от едкого вязкого напитка.

– Что это т… такое? – меня мягко откинуло на лавку, в голове заклубился туман.

Леший не ответил, а вместо того быстро, коротко и точно полоснул по ссадине ножом. Я вздрогнула от резкой боли, но та скоро пошла на убыль, да и голова стала болеть все меньше и меньше.

– Легче тебе? Вот ведь попала ты к жадным остолопам, чуть княжну не уморили. А надо-то было всего-навсего вовремя рану промыть.

– От них дождешься, – я крепко зажмурилась, чтобы не видеть, что это горячее течет по щеке.

– К завтрему про боль позабудешь, – пообещал Леший, аккуратно перевязывая мне голову. – Всборе заживет все, небольшой след получишь на память, не обессудь уж. А теперь спи, сил набирайся. Утром в путь пора.

– А выдрать? – пробормотала я сквозь наваливающийся сон.

– Спи уж, тебе и так довольно на сегодня, – усмехнулся Леший. – А в Новоград вернемся, я прослежу, чтоб ты дня три лежмя пролежала. Прыгать станешь, князю пожалуюсь.

– Не надо ему говорить…

– Спи, я сказал! Уж сам решу, как поступить, без девичьих капризов!

Дважды уговаривать меня не пришлось, я повернулась на бок и тут же провалилась в теплый, сладковатый дурман.

Дружинные, решив, что сморило меня на совесть, сели за стол и завели тихую беседу. Я вроде и спала, но отчего-то слышала каждое слово. Или же мне все приснилось…

– Все ж любопытно мне, – устало проговорил Леший, – ежели купец догадается, как его провели, что замыслит?

– Побыстрее поспешит из княжества убраться, жив покуда, – мрачно усмехнулся Сокол. – Купчая на княжну у меня, самоцветы – у него. Коли понял бы, что мы князю служим, говорить бы с нами не стал, но ежели уж схватил ларец, обратно его не выпустит.

– Вот собачья порода, – тяжело вздохнул Леший. – Глядишь, и к добру. Барону проболтаться не успеет.

– Барон прознает, уж поверь. И не позабудет, кто ему удружил, – с легкой улыбкой произнес Сокол словно о чем-то неважном.

– Поостерегся б ты его, – не спешил разделять беспечность побратима Леший. – Парацельс молвил, он, как и Хула, приплыл за твоей головой. А ты ему тотчас дорогу перешел, будто в насмешку.

– Парацельс желает меня в жреческой кабале навек оставить, – поморщился Сокол. – Чем оно от смерти отличается? Почто мне ему доверять?

– Но молвил-то он верно – опасность вам с Милой грозит нешуточная. А барону, гляжу, еще и Камень переписать невтерпеж. Как бы беды непоправимой не вышло. Помысли-ка, брат, ежели он поймет, кто Ольгу защищает и отчего, как поступит?

– Еще не доставало мне от барона прятаться! – рассердился лучник. – Дела мне нет до его желаний.

– Купчую-то спалишь?

– Почто? – даже удивился Сокол. – Пускай у меня хранится. Княжне в назидание и ей же в защиту. Впредь умнее будет.

– Она лишь меня и Милу уберечь хотела.

– Не должно ей так поступать, – Сокол потер лоб, прогоняя усталость. – Она – княжна и толмач ведовской. Погляди, брат, что вышло. Барон едва в холопы ее не получил. Князь разгневается и вовсе воли ей впредь не даст. Я клятву страшную нарушил, великими бедами оно грозит моей земле.

– Брат, ты, как и она, по сердцу поступал, – ободряюще положил руку на плечо Соколу Леший.

– Сердцем чувствовать мне заповедано, – невесело усмехнулся лучник. – На иной чаше весов великий город стоит, защита словенских княжеств от таких, как эти стервятники – Хула да Хельмут.

– Опоздал ты маленько, брат. Многие лета назад не стоило тебе завет с Рарогом заключать.

– Я должен ему жизнь, – не согласился Сокол. – А сестре время пришло домой возвращаться. Опасно ей нынче со мной, да и не вернусь я живым на Буян. Пускай замуж идет и наследников дядьке подарит.

– Ты, брат, никак погибать собрался? – сдвинул брови Леший.

Сокол промолчал.

– А Мила пожелает ли уезжать?

– Я спрашивать не стану. Не пожелает – в мешок засуну и Парацельсу на порог отнесу. Хватит мне девичьих прихотей! – тут Сокол запнулся и внимательно вгляделся в лицо посмурневшего знахаря. – Молви мне, брат, не передумал ли ты? Ежели сестру в жены взять пожелаешь, я…

– Да куда ж мне ее в жены? – поразился Леший. – Кто я такой? Ты меня братом зовешь, но лишь до поры. Почто мне рушить ваш мир? Пускай идет за того, кто породовитее да побогаче.

– Ты навек мне брат, – серьезно произнес Сокол. – А сестре любви надобно, не богатства. Коли люба она тебе, не молчи. Я вам поперек дороги не встану. Ты защитишь ее полепше меня.