Kitobni o'qish: «Власть искусства», sahifa 2
Имеется в виду представление о том, что ценность искусства – в глазах смотрящего. Прежде чем приступить к демонтажу этой посылки, дадим ей имя – будем называть ее эстетическим конструктивизмом. Эстетический конструктивизм – это вера в то, что произведения искусства порождаются силами, которые сами по себе являются совершенно неэстетическими и нехудожественными.
В своей чрезвычайно влиятельной работе «Мир искусства» американский философ Артур Данто (1923–2013) указал на то, что произведения искусства – это, по существу, часть мира искусства3. Мир искусства включает в себя художников, критиков, музеи, арт-дилеров, историков искусства, но также производителей сырья, которое превращается художником в произведение искусства. Данто полагает, что вне мира искусства произведений искусства не бывает. Мир искусства превращает произведения искусства в то, что они есть. Чтобы понять его мысль, приведем простой пример. Представьте, что вы видите «Черный квадрат» Малевича в Третьяковской галерее в Москве. Теперь переключитесь на другой контекст и представьте, что вы на фабрике, где видите несколько объектов, которые выглядят в точности как «Черный квадрат» Малевича. Но в данном случае они используются для производства какого-нибудь нового вооружения и совершенно не предназначены играть роль произведения искусства. Благодаря этому простому мысленному эксперименту Данто обосновывает свою главную мысль: ни один объект, выглядящий определенным образом, не был бы произведением искусства, если бы не контекст, в котором он представлен. А отсюда вывод: контекст, а именно мир искусства – вот что в конечном счете объясняет тот факт, что определенный объект восприятия, например полотно «Черного квадрата», на самом деле является произведением искусства.
Возьмем, прежде чем начать прорабатывать альтернативу, другой знаменитый пример, а именно «Фонтан» Дюшана, который, кажется, подкрепляет ту же линию рассуждения. Опять же, обычно интерпретация этого произведения начинается с замечания о том, что такой object trouvé (найденный объект), как писсуар, превращается в произведение искусства только в контексте мира искусства. Различие между писсуаром в музейном туалете и писсуаром на выставке Дюшана не является материальным. На материальном уровне два писсуара могут быть тождественными друг другу, поскольку они, скажем, были произведены на одной и той же фабрике с одной и той же целью. Однако тот факт, что один из них выставляется в Музее Майоль, тогда как другой доступен в сантехническом магазине, – вот то, что, по мысли эстетического конструктивизма, отвечает за статус произведения искусства как такового. Все это сегодня едва ли не общее место. Мы привыкли к разным версиям представления, что современное искусство, судя по всему, часто легко произвести и что оно приобретает свой особый статус (и рыночную стоимость) только за счет того, что оно выставляется, восхваляется, интерпретируется, покупается, производится или продается правильными людьми и институтами.
Конечно, это просто вариант не менее известной и в равной мере ошибочной теории экономической стоимости, согласно которой обменный курс валюты – не более чем производная процессов торговли. Она обычно иллюстрируется тем очевидным фактом, что банкнота в 50 евро как клочок бумаги стоит не 50 евро. Утверждается, что она приобретает свою меновую стоимость только в контексте экономики. Только потому, что достаточно могущественные люди и институты убеждают нас верить в это, у денег есть определенная стоимость, ведь сложно представить, что мы делали бы со всеми этими бумажными деньгами, дешевыми монетами и пластиковыми кредитными карточками, если бы перестали верить, что они представляют определенную меновую стоимость4.
Далее этот комплекс представлений, управляющих эстетическим конструктивизмом, я заменю радикальной альтернативой. Она представляет собой применение «нового реализма» к философии искусства, то есть новый эстетический реализм. Вообще новый реализм – это глобальный тренд в современной философии, который оспаривает посылку, согласно которой реальность в целом должна считаться конструируемой человеческим разумом, дискурсами, структурами власти, верованиями и т. д.5 Если у нас есть веские причины подозревать то, что реальность в целом не конструируется, зачем цепляться за идею, что конструируются произведения искусства?
Чтобы подорвать распространенную склонность мыслить искусство в категориях конструктивизма, вспомним, что на протяжении почти всей истории и философии искусства определяющее качество успешного произведения, а именно его красота, ни в коей мере не считалось в каком-либо значимом смысле производимым людьми. Скорее, в традиции, восходящей к Платону и Аристотелю, философия искусства занималась поиском реальной красоты в самой реальности. Тогда почему кто-то решил, что произведения искусства – это конструкции?
Мотивом эстетического конструктивизма стал современный нигилизм, то есть мировоззрение, в плену которого все еще остается человечество. Современный нигилизм утверждает, что реальность в себе может быть лишь предметом естественных наук. То, что на самом деле существует, то, что реально, прямо нашим чувствам не дано. По мысли нигилиста, наши чувства никогда не раскрывают реальность так, как она есть в себе. На самом деле они искажают и скрывают ее. Реальный мир, по его логике, – это бесцветный мир чисто физических процессов, то есть элементарные частицы в пустоте. Если реальным является лишь то, что описывает физика, отсюда прямо следует, что произведения искусства на самом деле не являются частью реальности. Ведь они по сути своей обращены к нашей чувственности и не могут быть сведены к материалу, из которого сделаны. Работа Моне «Впечатление. Восходящее солнце» – не просто какая-то старая аранжировка материи. Она обязательно производит впечатление, впечатляет нашу чувственность, и мы впечатляемся тем больше, чем ближе смотрим на нее с разных точек зрения и чем лучше понимаем, почему мы не могли бы достичь такого эффекта. Словно у Моне был доступ к реальности, которую он показывает зрителю, но, строго говоря, не производит. Он, возможно, действительно произвел картину, но он не производит условия, при которых мы понимаем ее высшую эстетическую ценность.
