Kitobni o'qish: «Царь-девица»

Shrift:

Как у молодой змеи – да старый уж,

Как у молодой жены – да старый муж,

Морда тыквой, живот шаром, дышит – терем дрожит,

От усов-то перегаром на сто верст округ разит.

Как у мачехи у младенькой – сынок в потолок,

Не разбойничек, не всадничек, не силач, не стрелок,

Вместо щек – одни-то впадинки, губы крепко молчат.

Как в дворцовом палисадничке гусли за полночь бренчат…

Поведешь в его сторонку оком —

Смотрит в стену.

Дай-ка боком

Д’ненароком

Да задену!

Ночь первая

Спит Царевич, распростерся,

Спит, не слышит ничего,

Ровно палочкой уперся

Месяц в личико его.

Соврала, что палочкой:

Перстом светлым, пальчиком.

И стоит бабенка шалая

Над мальчиком.

“Скрытные твои ресницы, —

Без огня сожжена!

Отчего я не девица,

А чужая жена!

Отчего-то людям спится,

А мне плачется!

Отчего тебе не мать родная

Я, а мачеха?

На кроваточке одной

Сынок с матушкой родной.

С головеночкой льняной

Ребеночек мой!

Молчи, пес цепной!

Не реви, царь морской!

Проходи, сон дурной!

Ребеночек – мой!

В кипяток положь яйцо —

Да как не сварится?

Как на личико твое цветочное

Не зариться?

Для одной твоей лежанки

Я на свет рождена.

Я царевичу служанка —

Не царёва жена.

Обдери меня на лыко,

Псам на ужин изжарь!

Хошь, диковинный с музыкой

Заведу – кубарь?

Гляжу в зеркальце, дивлюся:

Али грудь плоска?

Хочешь, два тебе – на бусы —

Подарю глазка?

Не введу в расход, – задаром!”

А сынок в ответ,

– К взрослым пасынкам – нестарым

Мачехам ходить не след. —

* * *

“Дай подушечку поправлю!”

– Я сам примощусь! —

“Как же так тебя оставлю?”

– Я и сам обойдусь! —

“Ай пониже? Aй повыше?”

– Мне твой вид постыл! —

“Видно, разум твой мальчиший

Звоном по морю уплыл.

Али ручки не белы?”

– В море пена белей! —

“Али губки не алы?”

– В море зори алей! —

“Али грудь не высока?”

– Мне что грудь – что доска! —

“Можно рядушком прилечь?”

– Постеля узка! —

“Коль и впрямь она узка – свернусь в трубочку!

Говорливые мои шелка? – скину юбочку!

Все, что знала, позабыла нынче за ночь я:

Я крестьяночка, твоей души служаночка!”

А Царевич ей в ответ

Опять всё то же:

Всё: негоже, да не трожь,

Не трожь, негоже!

“Али личиком и впрямь не бела?”

– Не страми родство, да брось озорство! —

“Ох, зачем тебя не я родила?”

– Мне не надо твоего – ничего! —

“Ох, височки, волосочки мои!”

– Корабельные досочки мои! —

* * *

Поздний свет в ночи, да треньканье струн…

То царевичев усердный шептун

Три свечи зажег – да вниз головой,

Да псалмы поет на лад плясовой.

На угодничков плюет, давит мух,

Черных сродничков своих славит вслух.

– Распотешь себя, душа, распотешь! —

Над лампадочкой святой клонит плешь.

– Слюнка, слюнка моя, верный плевок!

Ты в лампадочке моей – поплавок.

Я недаром старичок-колдунок:

Не царевичев ли вижу челнок?

Шея лебедем, высок, белогруд,

В нем Царевич мой, и я с ним сам-друг.

Всколыхнулася лазурная рябь:

К нам на гусельный на звон – Жар-Корабь!

Подивись со мной, пророк Моисей!

Купины твоей прекрасной – красней!

Посередке же, с простертой рукой —

Не то Ангел, не то Воин какой.

Что за притча? Что за гость-за-сосед?

Не то в латы, не то в ризы одет!

С корабля кладет две легких доски,

Да Царевичу дает две руки.

Всполохнулся мой Царевич – погиб! —

Половицы тут в ночи: скрип да скрип,

Голосочек тут в ночи: “Дядь, а дядь!

Научи меня, старик, колдовать!

Опостылела царёва кровать!

Я с Царевичем хочу ночевать”.

– Что ты, матушка, кто ж с пасынком спит? —

“Царь с бутылкою в обнимку храпит.

Ты царевичеву кровь развяжи:

Коршунком ко мне на грудь положи!”

Усмехнулся в бороденку старик:

Хоть царица, а проста на язык!

Ночевать одной, поди, невтерпеж!..

– Что ж, краса, мне за работу кладешь?

“Положу тебе шесть сот соболей”.

– Мне плевочек твой единый милей!

“Скат заморского сукна на кафтан”.

– Из сукна того скатай сарафан!

“Так червонцев нагружу чугунок”.

– Дешев, дешев тебе царский сынок!

Приклонись ко мне, Царица, ушком,

Цену сам тебе скажу шепотком. —

Помертвела ровно столб соляной,

Д’как сорвется, д’как взовьется струной,

Как плевком ему да вызвездит лоб!..

“Хам! Охальник! Худородный холоп!

Целовать тебя – повешусь допрежь!”

Старикашка ничего, вытер плешь:

– Хочешь проку, красоты не жалей!

Погляди-ка ты в лампадный елей!

Дунь и плюнь! Сделай рябь!

Что ты видишь? – “Корабь.

Без гребцов-парусов,

Само море несет”.

– Ну-кось? – “Чтой-то темно”.

– Плюнь на самое дно!

Ну-кось? – “Ходко бежит!

Кто-то в лежку лежит:

Человек молодой…

– Светел пасынок мой!”

Смотрит в синюю гладь.

Ничего не видать.

– Перстень в маслице брось!

Ну-кось? – “Рученьки врозь.

Бусы в левой руке,

Гусли в правой руке.

Привалился к корме.

Думу держит в уме”.

– Топни правой ногой!

Что ты видишь? – “Другой

В синеморскую хлябь

Выплывает корабь.

В сини-волны в упор

Грудь высокую впер.

Посередке – костер,

Пурпуровый шатер”.

– Полный круг обойди!

Ну-кось! Зорче гляди! —

“Душу сперло в груди!

Дева всех впереди!

Великановый рост,

Пояс – змей-самохлёст,

Головою до звезд,

С головы конский хвост,

Месяц в ухе серьгой…”

– Топни левой ногой! —

Левой ножкой топнула,

Да как охнет, взглянув!

Да как навзничь грохнется,

Колен не согнув!

Да как затылком чокнется

С заслонкой печной! —

Подсмотрел в окошечко

Месяц, сторож ночной.

* * *

– Ох вы, бабьи дела келейные! —

Положил свою кладь на лавочку.

– Вынь из ближнего, из нашейного

Из платочка сваво – булавочку.

Ты упрись ею в грудь высокую,

Напои ее кровью досыта.

А пленишь молодого сокола,

Помяни и меня, красоточка! —

Дерганула рукою спешною:

Грудь раскинулась – цветом яблочным!

Вынимает из тела грешного

Пурпуровую – всю – булавочку:

“Всю до капли кровь

За его любовь!

Всю из жилок прочь

За одну за ночь!”

Тот булавку враз

Ртом клыкастым – хвать!

– Как начнет в волнах

Дева-Зверь вставать —

И вколи ему змейку в шиворот,

Чтобы вся их любовь – навыворот!

От булавки той – будет крепко спать,

Она звать его, а он пуще спать…

Ляжет парень смирней травиночки,

От кровиночки-булавиночки.

Вру – оставь в руке

Бороденки клок! —

А она в тоске:

“Получай залог!”

И, прильнув к бороде взъерошенной,

В ночь – с улыбочкой перекошенной.

* * *

Лежит Царевич мой бессонный,

Как лебедь крылья разбросал;

“Всё отдал бы, весь сан престольный,

Кто бы мне душу распростал!

Не естся яблочко румяно,

Не пьются женские уста,

Все в пурпуровые туманы

Уводит синяя верста.

Каким правителем вам буду,

Каким героем-силачом —

Я, гусляришка узкогрудый,

Не понимающий ни в чем!

Как с конницей-свяжусь-пехотой,

Когда до бабы не охоч!”

И, опершись на локоточек,

Такой унылый смотрит в ночь.

* * *

А за дверью скреб да скреб…

“Дядька, ты?”

– Я, твой лодырь,

Твой холоп-лысолоб!

Светлый колос мой, опять клонишь лоб?

Слабый голос твой меня силком приволок!

Что ж не спишь опять? – “Не сплю, не дремлю,

Дрему, радужную птицу, ловлю.

Поступь легкая, и птица близка,

Да ни сети у меня, ни силка”.

– Не испить тебе бы маку? —

“He в настойке суть!

В этих подлостях и так уж

Я увяз по грудь.

Все-то нежат день-деньской,

Тешат, нянчат, —

Ровно цветик я какой,

Одуванчик!

Отчего душа теснится,

Грудь для вздоху мала?”

– Оттого, что Чудо-Птица

В ней гнездо завила.

“Отчего на бабьи речи

Весь – как ржавый замок?”

– Оттого, что узкоплечий:

Не по гостье – домок!

“Отчего корабь морями

Сам без весел плывет?”

– Оттого, что за морями

Царь-Девица живет!

Встреча первая

Не слетались голуби

К окну, за крупой —

Встал Царевич сгорбленный,

Кручинный такой.

Вкруг очей – что обручи,

Набились круги.

Чай, опять на ковричек —

Да с левой ноги!

Гребешок потрагивал —

Из рук пустил!

Сапожок натягивал —

Да так застыл.

“Не понять, чем бабам

Моя суть хороша!

Руки-ноги слабые,

Как есть – лапша!

Награди халатиком,

Крещеный мир!

Цельный полк как я таких

Взойдет в мундир.

Кто б меня да турманом

Да в тартарары!

Где глаза лазурные?

Две черных дыры.

Снеговее скатерти,

Мертвец – весь сказ!

Вся-то кровь до капельки

К губам собралась!

Василька от робости

В полях не сорву.

Киньте в воду – пробочкой

Поверх всплыву!

Само солнце пятится,

Не кажет лица.

Видно, в полночь, в пятницу

На свет родился.

До любви нелакомый,

Себе немил —

Видно, месяц, плакамши,

Слезой обронил”.

* * *

Слабыми руками

Вдоль перил витых,

Слабыми шажками

С лестничек крутых.

Не трубили зорю

С крепостной стены.

В небесах Егорий

Не разжег войны.

Спит кузнец над горном,

Спит косарь в копне.

– Чей глазочек черный

В слуховом окне?

Что за соглядатай

Мерит даль зыбей —

Выше голубятни,

Раньше голубей?

Нет такой вершины,

Чтоб тоске – крута!

Лучше всех аршинов —

Черный взгляд-верста.

Берегитесь, люди,

Некалёных стрел!

Ветр с кудрями-грудью,

Как любовник, смел.

Уж такой ревнитель!

Всюду – враз – рука!

Что б дружочку прыти

Взять у ветерка?

“Дар ты мой обманный,

Клад непокупной!

Ровно столб туманный,

Аль дымок степной…

Пьет – отца хоронит,

А ступнёт шажком —

Вот сейчас обронит

Ножку с сапожком.

Шагай с косогору,

Плыви – вдаль – водой…

Не уйдешь от взору

Мачехи младой!

Всё ж на Зверь-Солдатку

Не откроешь глаз:

В вороток твой сладкий

Я змеей впилась!”

* * *

– Ох ты воля! – дорогая! – корабельная!

Окиянская дорога колыбельная!

* * *

Прискакав с ночной атаки

(На лбу – пот росою крупной),

У окна сваво, над взморьем,

Царь-Девица саблю чистит.

На плече на правом – голубь,

На плече на левом – кречет.

У ее подножья нянька

Ей сапожки начищает.

“Ох ты, царь мой, Царь-Девица,

Вихрь-Девица, Жар-Девица!

Нету мне с тобою сладу,

Не покоишь мою старость.

Погляжу на кудри гривой,

Погляжу на взор пожаром —

Как не я тебя, а львица

Львиным молоком вскормила!

День встает – врага сражаешь,

Полдень бьет – по чащам рыщешь,

Вечер пал – по хлябям пляшешь,

Полночь в дом – с полком пируешь.

Люди спать – ты саблю точишь,

В церковь – псов из ручек кормишь.

Вся родня и отступилась.

Дай-ка правую мне ножку!”

Рассмеялась Царь-Девица:

“Мне и любо без родни-то!

Огнь – отец мне, Вода – матерь,

Ветер – брат мне, сестра – Буря.

Мне другой родни не надо!”

Осерчала нянька: “Полно

Ржать-то, ровно кобылица!

Как бы этим ржаньем всех-то

Женихов не распугала!”

Пуще Дева-Царь хохочет:

“Эка сладость – женихи-то!

Мой жених – мой меч пресветлый,

Меч мой сабельный, веселый:

Мне других дружков – не надо!”

Пригорюнилась тут нянька:

“Порвала б цветочков в поле,

Завела б себе подружек,

Позабавилась б маненько…”

Ей в ответ с усмешкой Дева:

– “Трубный звон – моя забава!

Мне иных забав – не надо!”

“Первенчалась бы с красавцем, —

Нянька у ней в ножках хнычет, —

Сбросила б наряд свой мерзкий,

Да над люлькой над роскошной,

Над пеленочной заботой,

Всю бы ночь, заместо гульбищ,

Все бы пела-распевала”.

Топнула ногой тут Дева:

– Нянька ты, а я – Царь-Демон!

Кой мне черт в твоих пеленках!

Бранный быт – моя забота!

Мне иных забот – не надо!

…Отстранись-ка, нянька, что за

Звон с воды встает за чудный?

Чтой-то под моим окошком

Волны за слова лепечут?

* * *

– Гусли, гусли-самозвоны,

Вся забавушка моя!

Из зубчатой из короны

Ни зубца не стою я.

Не слыхал еще, как бабы

По ночам толкуют сны.

Гусли, гусли – вся забава

Осьмнадцатой весны!

Я, мальчишка узкогрудый,

С бранным бытом незнаком.

Гусли, гусли-самогуды

Мне – единственный закон!

Я до смертного до поту

Не отстану от струны!

Гусли, гусли – вся забота

Осьмнадцатой весны!

* * *

Просияла Царь-Девица:

Терем враз озолотила.

“Баб не любишь? Драк не любишь?

Ну, тебя-то мне и надо!

Как, к примеру, Дева-Царь я,

Так, выходит, – Царь-ты-Дева!

Уж с таким-то голосочком

Муж за прялку не засодит!”

Хлопнула тут Царь в ладоши:

“Повели, чтоб тем же часом

Вихря-мне-Коня седлали!”

Хлопнула в ладоши дважды:

“Повели, чтоб тем же часом

Был Корабь готов к отплытью!”

Трижды хлопнула в ладоши:

“Повели, чтоб тем же часом

Для прощального параду

Там, на площади великой,

Все наши полки сбирались!

– Дура старая, что хнычешь?

Али жалко, что последний

День встает наш, Царь-Девицын?” —

“Ошалела я от счастья, —

Нянька хнычет под ногами, —

Знать, за все мои молитвы, за слёзные,

Вить гнездо тебе, моя орлица безгнездная!

Знать, недаром карты врали,

Знать, недаром я все ночи,

Притаясь, наряд венчальный

Тебе шила-расшивала.

Утюжок пойду поставлю:

Хоть и глаженый, а надоть

Для красы провесть маненько…

– Что ж ты рот перекривила?”

“Kaк в раззолоченной попонке

Негоже бранному коню,

Ужель атласною тряпчонкой

Свою же славу заслоню?

Цельному войску господином

Была, – так справлюсь и с одним!

Одним своим лучом единым

Мы светел-месяц полоним”.

Опоясалась тут саблей,

Свистнула в кулак свой смуглый,

И на зов ее кулашный

Вихорь-Конь к ней на крылечко

Белой молнией взлетает.

“Ну, простимся, нянька, что ли?

Там, на площади великой,

Будет нам не до тебя уж”.

Чмокнула с размаху няньку

В рот морщинистый, соленый,

И с окошечка резного

Коню на спину с размаху

Белой птицею махнула.

* * *

Не колосочки овсяные

До солнышка встают в ряды, —

То ратнички ее стальные

Равняются на площади.

Толк по рядам прошел безвестный:

“Не будет Девы-нам-Царя!”

И что нам до зари небесной,

Когда земная нам заря!

Топчи, конь вражеский, посевы!

Все в море кол’кола, звонарь!

И вздох тут: “Дева! Дева! Дева!”.

И рокот: “Царь наш! Царь наш! Царь!”

Грудь в светлых латах, лоб – обломом,

С подсолнечником равен лик.

Как из одной груди тут громом:

“Сам Михаил-Архистратиг!”

“Здорово, стан сильномогучий!” —

Гремит громоподобный глас.

Рече – и, рассекая тучи,

Промеж рядочков понеслась.

Конь с Девицею точно сросся;

Не различишь, коли вдали:

Хвост конский, али семишёрстый

Султан с девичьей головы!

Как вихрь промеж рядочков вихрит,

Пот – градом сквозь пожар ланит.

Лишь где на том конце затихнет,

Уж на другом конце гремит.

Уж никогда грозней да лучше

Трубач губастый не трубил.

Гром-барабанщик обе ручки

По локоток себе отбил.

Как облачная рать в лазури —

Полк за полком, полк за полком.

И подает полкам Царь-Буря

Тут знак малиновым платком.

“Прощайте, верные мундиры!

Стан сухопутный, стан морской!

Как вам – такого командира,

Команды мне не знать такой.

Ни сына у меня, ни дочек,

Вся без остатку пропаду!

Кто на маво коня да вскочит,

Того наследником кладу.

Перехожу в иную веру,

Всю вольность отдаю за грош…

Но следом моему примеру —

Вы бабами не станьте тож!”

Словно лес какой червонный —

Все склоняются знамена…

Словно лик какой явленный —

Janrlar va teglar

Yosh cheklamasi:
16+
Litresda chiqarilgan sana:
23 dekabr 2008
Yozilgan sana:
1920
Hajm:
50 Sahifa 1 tasvir
ISBN:
5-300-01389-7, 5-300-01284-X
Mualliflik huquqi egasi:
Public Domain
Yuklab olish formati:

Ushbu kitob bilan o'qiladi

Muallifning boshqa kitoblari