Kitobni o'qish: «О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки»

Рецензенты:

доктор исторических наук, доцент Д. А. Андреев (Исторический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова)

доктор исторических наук, профессор Т.И. Хорхордина (Историко-архивный институт РГГУ)

В оформлении обложки использован фрагмент акварели В. С. Садовникова «Вид Зимнего дворца со стороны Адмиралтейства», 1840

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© М. В. Сидорова, 2023

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2023

Вместо предисловия

Я работаю в Государственном архиве Российской Федерации более сорока лет, это мое первое и единственное место службы. За сорок лет утекло много воды, сменились исторические эпохи, документы этих эпох уже стали историческими документами и легли в архив. В нашем архиве хранятся документы разных веков, в том числе и документы моего любимого XIX века. В течении своей работы в архиве мне пришлось в большинстве работать именно с ними, вначале в силу своих служебных обязанностей, затем в силу большого к ним интереса и любви. В результате появлялись статьи, которые были опубликованы в журналах, сборниках, материалах конференций, известных и совсем неизвестных малотиражных изданиях. Сейчас я постаралась собрать эти статьи под одну обложку, и получился сборник своеобразных архивных эссе, некоторые из которых были написаны давно, а некоторые совсем недавно. Они не составляют общей темы, у каждой статьи свой небольшой сюжет – архивная россыпь на темы, которые в течение сорока лет работы были мне интересны и близки. Хотя я и старалась расположить статьи по определенной логике, и даже объединить их в главы, все же считаю нужным отметить, что каждую статью надо воспринимать как отдельный сюжет, а не как непрерывную цепь следующих друг за другом историй. Отсюда иногда возникают повторы отдельных мыслей и фраз, так как статьи писались в разное время, по разным случаям, независимо друг от друга.

Я пришла на работу в архив в конце 1980 года, уже учившись тогда на первом курсе вечернего отделения Московского государственного историко-архивного института. Архив назывался сложно – Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР и выговорить это название без запинки считалось «высшим пилотажем», особенно на занятиях по истории архивного дела. Сейчас у архива название проще, но значительнее – Государственный архив Российской Федерации. Вообще, моей мечтой в то время был Архив древних актов, но там не было ставок, а в ЦГАОР работала моя приятельница и сокурсница Ирина Афанасьева, которая меня и порекомендовала на работу, за что я ей бесконечно до сих пор благодарна. Отдел, в котором мне предстояло трудиться, возглавляла замечательная женщина – Зинаида Ивановна Перегудова. Интеллигентная, эрудированная, прекрасно знающая свои фонды и документы, крупнейший специалист по истории политического сыска России XIX века, она всегда была окружена исследователями. В отделе постоянно сидели профессора университетов, ученые, писатели, искусствоведы – все вместе пили чай и говорили «за науку». Зинаида Ивановна пыталась прививать любовь к документам XIX века и нам, молодежи тогда в отделе было много. Мои обязанности в отделе заключались в выдаче-подкладке, оформлении дел, проверке наличия дел III Отделения с.е.и.в. канцелярии и Департамента полиции. Дела были такие интересные, столько много историй они таили, столько известных имен… А Зинаида Ивановна так интересно рассказывала обо всем этом! Короче, через два-три месяца работы в ЦГАОР, про работу в Архиве древних актов я уже и не думала. Когда встал вопрос определяться с темой дипломной работы, не было ничего проще – конечно же история архивов органов политического сыска. Эта тема была значительно расширена в кандидатской диссертации и продолжительное время была основной темой моего научного интереса. После защиты диссертации в 1994 году, петербургский историк Юрий Иванович Штакельберг посоветовал мне заняться изучением биографий видных жандармов. Казалось бы, фамилии Бенкендорфа и Дубельта у всех на слуху, а кто они, откуда, какого роду-племени – ничего тогда было неизвестно. Это очень увлекло, у меня появился ряд статей про семейство Дубельтов. Затем дошла очередь до Бенкендорфа. Сейчас это всем известные факты, а тогда их приходилось добывать по крупицам из книг, документов, писем – интернет только входил в нашу жизнь. Про менее известных представителей жандармского ведомства тоже были не менее захватывающие истории. И все эти истории в наших документах, совсем рядом, только надо их разглядеть в архивных делах. Статьи, посвященные «жандармской» проблематике составили первый раздел настоящего сборника.

Проработав в хранилище более 16-ти лет, я пошла «на повышение» – в отдел учета, затем отдел научно-информационной и справочной работы, Выставочный зал. В 2000-е годы очень модны были выставки по истории Дома Романовых, ГА РФ сотрудничал в этом плане с ведущими музеями страны – Государственным Эрмитажем, Русским музеем, пригородными петербургскими музеями-резиденциями – Царским Селом, Петергофом, Павловском, Гатчиной. Устраивались выставки с этими музеями и в нашем Выставочном зале. Каждая выставка сопровождалась каталогом, для каталогов писались статьи. В сферу моих интересов теперь попал император Николай I и его близкие. Правда, интересовали меня не политические вопросы царствования, а в основном, частная жизнь императорской семьи. Эти истории вошли во второй раздел книги.

Выставки заставили меня заняться и такими неизученными до недавнего времени документами нашего архива как рисунки и акварели. Более пяти тысяч рисунков хранятся у нас в различных фондах архивохранилища по истории Российской империи XIX – начала XX века. Более половины из этих пяти тысяч составляют собственноручные рисунки представителей Дома Романовых. Остальные рисунки еще интереснее – здесь и рисунки известных художников, и не менее интересные работы неизвестных авторов, художников-любителей, выпускников военно-учебных заведений и сиротских институтов. В течение 2012–2021 гг. увидели свет два тома каталога изобразительных материалов ГА РФ. Я являлась одним из их авторов-составителей. При подготовке этого издания проводилась большая работа по атрибуции изображений. И практически за каждым рисунком стояла своя история: история создания, бытования, перипетия авторской биографии. Эти «искусствоведческие» рассказы занимают третий раздел сборника.

В четвертый раздел попали статьи по совершенно различным вопросам, и большей частью, связанные с биографиями известных и не совсем известных персонажей.

Итого, в сборник вошло 80 статей, написанных мною в период 1990–2022 годов. Большинство из них были заново отредактированы, исправлены и дополнены. Ряд небольших статей на одноименную тему сейчас объединены в несколько больших статей, т. е. практически написаны заново. В подстрочнике это не оговаривается, но в конце сборника прилагается полный список статей автора с указанием места их публикации. Некоторые статьи написаны в соавторстве с друзьями и единомышленниками, их участие обязательно указывается в подстрочнике и такие статьи даются в сборнике практически без изменений. Для удобства читателей в конце сборника приводится сводный указатель имен, встречающихся по текстам статей.

Все статьи написаны на основе документов ГА РФ, и являются итогом моей научной деятельности в архиве. Приношу мою искреннюю благодарность всем моим друзьям-архивистам, ученым-историкам, искусствоведам и музейщикам, с кем на научном пути сводила меня судьба, и особенно низкий поклон тем, кто в юности научил меня разглядеть в каждом архивном документе свою интересную историю.

Глава I
Жандармы

1.1. Кое-что о деятельности III Отделения с.е.и.в. канцелярии

Легенда о белом платке «Инструкция» шефу жандармов¹

Широко известна легенда о том, что, когда были сформированы Корпус жандармов и III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, руководитель этих ведомств Александр Христофорович Бенкендорф явился с докладом к императору Николаю I и спросил, какими инструкциями должен он руководствоваться в своих действиях. «В то самое время, – как гласит предание, – камердинер Его Величества подносил белый носовой платок, Государь, взяв платок, передал его Бенкендорфу, высочайше выразив: «Вот твоя инструкция, чем более утрешь им слез несчастных, тем лучше исполнишь свое назначение»»².

Эти слова в тех или иных вариациях цитируют все без исключения авторы, касающиеся истории политической полиции николаевского царствования. Но кто и когда первый зафиксировал этот эпизод? Кто мог присутствовать во время разговора императора и шефа жандармов? Известно, что Николай Павлович имел обыкновение принимать докладчиков один на один. Он не оставил нам ни дневников, ни мемуаров. В воспоминаниях же Бенкедорфа об этом сюжете нет ни слова, да и вообще об организации и работе тайной полиции говорится очень скупо: «Император всеми способами пытался вырвать корни тех злоупотреблений, которые проникли в аппарат управления, и которые стали явными после раскрытия заговора, обагрившего кровью его вступление на престол. Исходя из необходимости организовать действенное наблюдение, которое со всех концов его обширной империи сходилось бы к одному органу, он обратил свой взгляд на меня с тем, чтобы сформировать высшую полицию с целью защиты угнетенных и наблюдения за заговорами и недоброжелателями. Я немедленно принялся за работу и, с Божьей помощью, вскоре усвоил мои новые обязанности и принялся осуществлять их к удовлетворению императора и без осуждения общественным мнением. Я был вполне счастлив, имея возможность делать добро, оказывать услуги многим людям, вскрывать много злоупотреблений и, особенно, предотвращать много несчастий»³.

В 1888 году в «Русской старине» появился биографический очерк о начальнике штаба Корпуса жандармов и управляющем III Отделением Леонтии Васильевиче Дубельте, где легенда о «белом платке» сопровождалась интересной информацией. «На занимаемом им влиятельном посту, Леонтий Васильевич, был проникнут смыслом известной, весьма гуманной, инструкции, данной императором Николаем I шефу жандармов, при учреждении III Отделения. Когда граф Бенкендорф доложил императору о необходимости составить инструкцию нового учреждения, то его величество, передав ему свой носовой платок, сказал: «Утирай этим платком как можно больше слез, вот моя инструкция!» Платок этот и поныне хранится под стеклянным колпаком в архиве бывшего III Отделения» ⁴. Автор очерка – преподаватель Тифлисского кадетского корпуса Евгений Иванович Дубельт – не только приходился внучатым племянником «приснопамятному» Леонтию Васильевичу, но и сам происходил из семьи жандарма. Его отец служил в Штабе корпуса и возглавлял Орловскую жандармскую команду. В семье действительно могли говорить о царском платке и месте его хранения.

Однако, в делопроизводственных документах архива «голубого ведомства» – таких как, материалы о создании архива в 1846 году, бумаги неоднократных ревизий, акты передачи архива в 1880 году в Департамент полиции – никаких сведений о наличии такого экспоната не имеется. Кроме того, оказывается, еще в 1876 году при составлении юбилейного очерка истории Корпуса, сами жандармы отмечали: «Если это предание справедливо, то белый платок составляет как бы знамя Корпуса жандармов. В этом кроется то сочувствие, с которым относятся все служащие в Корпусе жандармов к этой легенде, и хотя документального ее существования в делах не оказалось, тем не менее, содержание первой инструкции, данной в руководство Корпусу жандармов, вполне ее подтверждает»⁵.

Так существовал ли платок на самом деле (как артефакт) или он является лишь образом той чистоты помыслов, которую предполагали в действиях высшей полиции император Николай и Бенкендорф? И не нашла ли легенда реальное воплощение в той самой инструкции шефа жандармов своим подчиненным?

Впервые инструкция была опубликована в 1889 году в журнале «Русский архив», а в послесловии к публикации была приведена и известная легенда⁶. Уже из первых слов инструкции ясно, что между императором и Бенкендорфом состоялся некий разговор о целях нового учреждения, и обращаясь к своим подчиненным, Александр Христофорович стремится «выполнить в точности Высочайше возложенную на меня обязанность и тем самым споспешествовать благотворительной цели Государя Императора и отеческому Его желанию утвердить благосостояние и спокойствие всех в России сословий, видеть их охраняемыми законами и восстановить во всех местах и властях совершенное правосудие»⁷. Доказательством состоявшегося разговора служат и строки юбилейного 25-летнего очерка III Отделения, составленного в 1850 году, уже после смерти Бенкендорфа: «Особенно взыскательный к своим подчиненным, требуя от них непременного исполнения предначертанных Вашим Императорским Величеством правил, и исключая из Корпуса Жандармов всякого, кто навлекал на себя хотя только тень подозрения, граф Бенкендорф этим как бы передал подчиненным свою честность, свой дух нетерпимости всякого преступления и свое неусыпное стремление к покровительству несчастных. Таковые чувства и действия, указанные ему собственно Вашим Императорским Величеством, имели последствием то, что в непродолжительное время всеобщее опасение изгладилось и новое учреждение приобрело доверенность людей благонамеренных»⁸.

Вполне вероятно, что при разговоре о назначении высшей полиции, император, всегда любивший поразить собеседника каким-то неожиданным поступком или словом, произвести эффект, мог совершить тот «жест», о котором рассказывает наша легенда.

Возвращаясь к тексту инструкции, заметим, что ни один из пяти ее параграфов, не содержит четко поставленных задач. Зато ясно прослеживается общая масштабная цель – пресечение беспорядков, «предупреждение и отстранение всякого зла», защита каждого «безгласного гражданина» от «личной власти или преобладания сильных лиц», «отыскивание и отличие скромных вернослужащих». Ну чем не платок для слез «сирых и убогих»? Акцент сделан на «благородных чувствах и правилах», которые должны отличать чинов высшей полиции и помочь им снискать уважение и доверие всех сословий. Подданные Российской империи могли не сомневаться, что глас «страждущего человечества» дойдет до царского престола.

Олицетворением полиции николаевской эпохи справедливо считается Леонтий Васильевич Дубельт. Старательный, аккуратный, исполнительный, необыкновенно педантичный, все годы, проведенные во главе высшей полиции, он как будто старался в точности соблюдать инструкцию Бенкендорфа. «Ежели я, вступая в Корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе имя мое, конечно, будет запятнано, – писал Дубельт жене в 1830 году. – Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней полиции, буду опорой бедных, защитой несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление, – тогда чем назовешь ты меня? Не буду ли я тогда достоин уважения, не будет ли место мое самым отличным, самым благородным?»⁹

По долгу службы и по дружбе он общался со многими писателями – Ф.В. Булгариным, Н.И. Гречем, О.И. Сенковским, Н.А. Полевым, В.А. Жуковским. И как знать, не Дубельт ли с литераторами, «приближенными» к тайной полиции, пустили в свет легенду о белом платке? Тем более что Фаддей Венедиктович Булгарин, заслуживший у современников ядовитое прозвище «Видок Фиглярин» по имени знаменитого французского сыщика, оставил любопытный отклик на инструкцию Бенкендорфа. В одном из своих донесений 1827 года он писал: «Инструкция жандармов ходит по рукам, ее называют уставом «Союза благоденствия». Это поразило меня и обрадовало. Итак, учреждение жандармов и внутренней политической системы (surveillance) не почитается ужасом, страшилищем…»¹⁰

По мысли императора Николая высшая полиция действительно должна была стать органом «быстрого реагирования» на жалобы, притеснения, взяточничество, произвол администрации и т. п. Николай Павлович по-своему радел о благе России. «Я смотрю на человеческую жизнь, – говорил он, – как на службу…» И власть самодержца Николай I воспринимал не как право, а как обязанность. Стремясь к осуществлению своего идеала процветающей державы, он пытался упорядочить всю ее жизнедеятельность – придать «стройность и целесообразность» системе управления, добиться максимальной исполнительности на всех уровнях бюрократической иерархии, обеспечить всеохватный контроль над ходом дел в Российской империи. Помочь монарху вникнуть во все мелочи жизни подданных была призвана Собственная Его Императорского Величества канцелярия и в особенности ее III Отделение. Для значительной части населения Российской империи в условиях произвола бюрократии всех рангов, когда рядовому гражданину прибегнуть к помощи закона оказывалось практически невозможно, III Отделение действительно выглядело тем органом высочайшей опеки подданных, каким задумывали его Николай I и Бенкендорф.

Просьбы и жалобы по самым разным вопросам, сохранившиеся в архиве III Отделения, свидетельствуют, что многие искали защиты от несправедливости именно там. Более 5000 подобного рода запросов поступало в III Отделение ежегодно. В основном, это ходатайства о пенсиях, пособиях, о помещении детей в казенные учебные заведения, об определении на службу, о разрешении семейных споров, жалобы на неповиновение детей родителям или на злоупотребление родительской властью, «на оставление просьб без разрешения со стороны начальствующих лиц»¹¹ и т. п.

В лице чиновника высшей полиции видели посредника между императором и просителем. Справедливо считалось, что проблема, о которой сообщается через III Отделение, получит решение скорее и вернее, чем через любую другую инстанцию. «Смотря по свойству дел, они или представляемы были на высочайшее благовоззрение с испрошением надлежащего разрешения, или оканчивались примирительным соглашением истца и ответчика, или же передавались на зависящее распоряжение подлежащих властей…Просьбы и жалобы, оказавшиеся несостоятельными, оставляемы были без движения. Число просьб и жалоб, оставленных без движения, составляло обыкновенно от десяти до пятнадцати процентов общего их количества»¹². В начале 60-х годов количество просьб и жалоб уменьшается в 10 раз, и в пореформенный период поток подобного рода запросов постепенно сходит на нет, подлежа рассмотрению в новых судебных инстанциях.

В николаевскую же эпоху жандармские офицеры, тщательно отобранные по принципу «благонадежности» и умения «общаться с населением», наблюдали за «благочинием» на местах, в самом широком понимании этого слова, входя во все подробности бытия жителей огромной империи. В 1841 годуПодавая императору Отчет о действиях своего учреждения за прошедший год, А.Х. Бенкендорф сетуя на неблагодарность публики, писал: «В обществе не обращают внимание на то, что в губерниях нет ни одного штаб-офицера, к которому не обращались бы обиженные и не искали бы его защиты; не говорят, что нет дня в Петербурге, чтобы начальник округа, начальник штаба, дежурный штаб-офицер не устраняли вражды семейные, не доставляли правосудия обиженному, не искореняли беззакония и беспорядков – о хорошем молчат, а малейшее дурное, стараются выказать как зло важное!»¹³

Мы не знаем, и скорее всего, вряд ли когда-нибудь узнаем, произошла ли в действительности сцена с белым платком или ей суждено оставаться историческим анекдотом. Но легенда о платке, который император вручил Бенкендорфу, чтобы утирать слезы несчастных, в качестве инструкции для высшей полиции, возникла не на пустом месте.

Россия под надзором Всеподданнейшие отчеты III отделения¹⁴

Круг обязанностей III отделения был весьма обширен – от «распоряжений» по делам высшей полиции до сбора сведений «о всех без исключения происшествиях». Четыре экспедиции, на которые первоначально подразделялось это учреждение, ведали следующими «предметами»: 1-ая – наблюдение «за мнением общим и духом народным», за поднадзорными лицами, а также за действиями государственных чиновников разного ранга; 2-ая – контроль за религиозными сектами и местами заключения «государственных преступников», за различными обществами (научными, культурными, просветительными и т. д.) и изобретениями, разбор многочисленных жалоб и прошений на «Высочайшее Имя», дела о фальшивых ассигнациях и документах, а также ведение личным составом отделения; 3-я – контрразведка, «все постановления и распоряжения об иностранцах, в России проживающих, в пределы государства прибывающих и из оного выезжающих»; 4-ая – сбор и систематизация сведений о происшествиях в империи (пожары, эпидемии, грабежи, убийства и пр.). В 1842 году возникла еще одна экспедиция, взявшая под свою опеку цензуру. На практике рамки деятельности экспедиций оказывались довольно подвижными, что и обеспечивало всеобъемлющий надзор за жизнью империи.

Многообразные обязанности и широчайшие полномочия III отделения не были обусловлены никакими юридическими нормами, кроме служебных инструкций. Управление страной через собственную канцелярию, «находящуюся вне состава других государственных учреждений и не подлежащую ничьему рассмотрению, ни отчетности», помимо самого монарха, являлось одной из наиболее характерных черт политико-правовой системы той эпохи.

Штат III отделения был немногочисленным – 20 человек на момент создания и 58 при упразднении¹⁵, но исполненным служебного рвения. Помимо III отделения, мозгового центра политического сыска, деятельность которого была строго засекречена, высшая полиция обрела и другую свою ипостась – Корпус Жандармов, созданный 23 апреля 1827 года (в 1836 году преобразован в Отдельный Корпус Жандармов). Централизация тайной полиции и ее «явного» исполнительного органа обеспечивалась тем, что главноуправляющий III отделением был одновременно и шефом Корпуса Жандармов.

Жандармские офицеры, тщательно отобранные по принципу благонадежности и умения общаться с населением, наблюдали за благочинием на местах, в самом широком понимании этого слова входя во все подробности бытия жителей огромной Империи, которая (за исключением Польши, Финляндии, Области Войска Донского и Закавказья) была поделена на 5 (а с 1843 года – на 8) жандармских округов (по 7–8 губерний), включавших по нескольку (4–6) отделений. Предполагалось «замещать на эти места людей честных и способных, которые часто брезгуют ролью тайных шпионов, но, нося мундир, как чиновники правительства, считают долгом ревностно исполнять эту обязанность»¹⁶.

Однако без тайных шпионов в деле политического сыска тоже невозможно обойтись. Их донесения должны были существенно дополнять и корректировать информацию, поставляемую военными в лазоревой форме, которым далеко не всегда удавалось добиться освещения тех или иных фактов изнутри, что особенно важно для «предупреждения» преступлений – а именно так формулировалась главная задача политической полиции. Наши сведения о секретной агентуре политической полиции того времени чрезвычайно скудны. Время не пощадило многих документов из архивов III отделения, да и само это учреждение умело хранить свои секреты. В «Проекте об устройстве высшей полиции» первый руководитель этого ведомства А.Х. Бенкендорф настаивал на том, что «даже правитель канцелярии» главы тайного сыска «не должен знать всех служащих у него и агентов»¹⁷.

По примеру других учреждений, III Отделение ежегодно представляло императору отчеты о своей деятельности. Порядок поднесения всеподданнейших министерских отчетов был закреплен Указом 1802 года, из которого следовало, что каждый управляющий ведомством в конце года обязан представлять свой отчет в Сенат. Последний, в свою очередь, должен был «исследовать отчет в присутствии министра, требовать от него нужных пояснений, сличать его показания с донесениями из разных мест и рассматривать все высочайшие указы и повеления, последовавшие по его части в течение года, и затем подносить отчет государю со своим мнением»¹⁸. Но порядок этот соблюдался не более трех лет, превратившись со временем в пустые отписки, а затем и вовсе пресекся. В 1811 году, при утверждении нового министерского Положения, написание всеподданнейших годовых отчетов было возобновлено, однако ненадолго. Уже в 1812 году в Сенат поступило всего несколько отчетов, ас 1813 года их доставление снова прекратилось.

Практика составления министерских отчетов вновь возродилась с воцарением Николая I, считавшего необходимым внимательно следить за государственной машиной империи. 30 сентября 1826 года председатель Комитета министров П.В. Лопухин получил высочайшее распоряжение: «чтобы к 1 января 1827 года каждый министр представил его Величеству чрез сей Комитет отчет о своей части за 1826 год, с приложением счетов денежных сумм»¹⁹. Однако, только к 1831 году министерства определились как с содержанием, так и с формой изложения отчетов.

Первый полноценный отчет III Отделения был представлен в начале 1829 года и содержал «Отчет о действиях Корпуса жандармов со времени учреждения по 1 января 1829 года». К нему прилагались финансовые ведомости и нравственно-политическое обозрение состояния империи. III отделению изначально отводилась роль «центрального штаба по наблюдению за мнением общим и духом народным»²⁰.

С 1831 года, как и в прочих министерствах, в жандармском ведомстве отчеты стали составлять по установленным нормам и правилам. Они писались на русском языке и делились на два больших раздела: «Отчет о действиях Корпуса жандармов» и «Обозрения происшествий и общественного мнения» за истекший год. В 1838 году впервые появляется раздел «Отчет о занятиях III Отделения». С 1839 года, когда должности управляющего Отделением и начальника Штаба Корпуса жандармов были объединены и возложены на Л.В. Дубельта, этот документ получил название «Сводный отчет о деятельности III Отделения и Корпуса жандармов». Следует заметить, что именно при Л.В. Дубельте была отрегулирована сложная система делопроизводства «лазоревого» ведомства. Отчеты стали точными, объемными, получили разделения на параграфы. Параграфы иногда менялись местами, дополнялись, исчезали, но важнейшие из них, отражающие главные функции учреждения, оставались неизменными на протяжении всего его существования: 1) государственные преступления, 2) наблюдение за противозаконными и злоумышленными действиями, 3) просьбы и жалобы, 4) раскольники, 5) иностранцы, 6) происшествия, 7) особые распоряжения, 8) движение бумаг, чиновников и др.

Отчеты составлялись на основе заведенных в делопроизводстве дел. Их анализ позволяет проследить те вопросы, которые в разные периоды в наибольшей степени волновали III Отделение. Если в первые десятилетия существования III Отделения главным был контроль за административным аппаратом и одним из основных параграфов отчетов был параграф о злоупотреблениях – по службе, в различных ведомствах, при проведении дворянских выборов, рекрутских наборов, жалобы и просьбы населения, то в 1850-1860-е годы в центре внимания оказываются проблемы обеспечения политической безопасности. В отчетах на первый план выдвигается рубрика «о сочинениях вредного содержания», «о русских периодических изданиях» и т. п., что было обусловлено массовым появлениям в России запрещенных изданий, прокламаций, листовок и крайне волновало политическую полицию. Как отмечалось в отчетах за этот период «состояние умов в разных слоях общества не возбуждает сильных опасений в отношении общественного спокойствия», но все же III Отделение выказывало серьезное беспокойство, потому что «революционная пропаганда в прессе значительно возбуждает общественное мнение против существующего порядка». Большое внимание в эти годы уделяется состоянию политической эмиграции, студенческому движению, крестьянским выступлениям, настроениям в армии.

Неизменными параграфами отчетов за все время оставались рубрики об иностранцах, фальшивомонетчиках, о наблюдении за духовенством²¹.

К отчетам прилагались таблицы и ведомости (сравнительные и по годам) о происшествиях в стране, об иностранцах, численном составе и финансах Корпуса жандармов и III Отделения. Но наиболее информативной и интересной частью жандармских отчетов были так называемые нравственно-политические обзоры империи за истекший год.

Собственно два первых отчета III Отделения (за 1827 и 1828 гг.) и представляли собой лишь изложение общественного мнения за указанные годы, собственноручно составленные управляющим М.Я. фон Фоком. «Общественное мнение для власти то же, что топографическая карта для начальствующего армией во время войны. Но составить верный обзор общественного мнения так же трудно, как и сделать точную топографическую карту. Чтобы ознакомиться с мнением большинства во всех классах общества… органы высшего надзора использовали все находящиеся в их распоряжении средства, а также содействие достойных доверия и уважения лиц. Все данные проверялись по нескольку раз, для того чтобы мнение какой-либо партии не было принято за мнение целого класса», – писал фон Фок в отчете за 1827 год. Во всех записках фон Фока настойчиво проводилась мысль о том, что искусство управления людьми должно опираться на ясную осведомленность о нуждах и чаяниях управляемых.

Основными источниками информации для составления нравственно-политических обзоров служили доклады губернаторов и министров, донесения жандармских штаб-офицеров и чиновников III Отделения, командируемых во внутренние губернии и за границу, материалы перлюстрации и агентурные сведения. Несколько раз обзоры меняли свое название, первоначально именуясь «обозрением происшествий и общественного мнения», затем «обозрением расположения умов и различных частей государственного управления» и окончательно оформившись в 40-е годы в «нравственно-политические обозрения». Содержание нравственно-политических обзоров чрезвычайно любопытно и информативно. Они дают объемную картину расстановки социальных и политических сил, реакции населения на мероприятия правительства, прослеживают изменения общественного настроения в разные периоды.