Kitobni o'qish: «Сияние смерти»
Пролог
Голод беспощаден к любому, кто способен его испытать. Он не милостив и не великодушен. Жестокий тиран и поработитель, и власть его велика.
Лёгкий и небрежный вначале голод неумолимо начнёт терзать и разъедать нутро, требуя подношение, требуя от сознания сосредоточиться на поиске насыщения и, не получив вожделенного, отдаст измученное им самим тело и разум во власть инстинктов.
У инстинктов же морали нет и нет границ. Есть одна лишь цель: утолить эту жгучую жажду, чтобы выжить. Любой ценой.
Но у Него есть и высшая цель: загнать и разорвать Охотника! Вот чья кровь желаннее прочих, вот чья сила напитает его так, что он будет способен освободить остальных. Но это после.
А пока Ему хотелось не сдохнуть от голода, который скрутился в его желудке в тугой узел и вот–вот разорвёт. Как же трудно стало находить еду. Наступили холода, сократился световой день, и лес опустел. Все прятались в тепле своих нор, куда ему было не проникнуть, и в поисках пищи из леса пришлось выйти.
Нападать днём безумие. Но выжидать до темноты не было больше сил. Сознание скоро оставит его. Последние капли несчастного разума стекали с клыков вместе с голодной пеной. А еда, хоть и передвигалась неспешно, была уже совсем близко. Скоро её последний шаг будет сделан и для него наконец наступит покой, прояснится взор, исчезнет изнуряющая голодная боль, и вернётся нюх, чтобы продолжать поиск Охотника. Надолго ли в этот раз? Интервалы с приближением зимы становились всё меньше, а жажда всё больше. И люди… люди всё ближе.
Тихое рычание вырвалось из пасти. Не сдержался.
Прохожий испугано дернулся и ускорил шаг, оглядываясь по сторонам, кто–то в наушниках не обратил внимания и не спеша продолжил путь по ровной аллейке. Мать, подхватив смеющегося малыша на руки свернула с дорожки на тропу в надежде сократить путь, и побежала вдоль озера к шоссе. Прямо мимо него, глупая, глупая человечка. Как недальновидно и опасно. И как же хотелось насыщения.
А цель его меж тем приближалась, не подозревая о своём примитивном предназначении. Может в голове у неё и роились тысячи планов на своё будущее, но сбыться им не суждено.
Наконец компания подростков, оккупировавшая парковую скамейку включила на полную громкость колонку с отборным матом под три аккорда. Вот он, великолепный момент, сейчас!
Багряные от осени кусты скрывали напряжённое тело, готовое к броску. Ещё мгновение, рывок, глухой удар, шорох опавших листьев и жадные звуки, рвущие плоть никто не услышал. Повезло.
Но повезёт ли снова? – вяло подумал он, отрывая своё насытившееся и обессиленное изнуряющим голодом тело от останков, и волоча его в сторону леса. Он оставил очередное послание. Скоро Охотник узнает, что он рядом…
Глава 1
Резкий звук ворвался в прекрасный сон о молочном поросёнке на огромном блюде. Просыпаться не хотелось. Кусок мяса был так близок ко рту, что его дивный аромат ощущался каждой клеточкой. Слюна уже заполнила рот в предвкушении пиршества, но телефон был неумолим.
– Слушаю тебя, чудовище, кем бы ты ни было? – проскрипел в трубку сонный голос.
– Павел Аркадьевич! Срочно выезжай, у нас снова «то самое»! Скину адрес сообщением. – протараторил в ответ юный голосок дежурного и отключился. Через мгновение телефон принял СМС «Александровский парк, седьмая аллея».
Ехать на «то самое» не хотелось. Хотелось поросёнка и послать к чёрту врача, обязавшего придерживаться диеты. А ещё послать начальство, создавшее специальный отдел по невыясненным происшествиям, куда его определили год назад после тяжёлого ранения.
Отдел образовался из–за одного непонятного дела как секретный и таинственный, но посмеивались над ним все. Очень быстро в него стали сливать все «необъяснимые» дела, которые из–за недостатка улик и нерасторопности молодых спецов так и остались нераскрытыми, и он превратился в полицейский «отстойник».
Ничего таинственного. Рутина для тех, кто выпал из обоймы: пары раненых оперативников, спивающегося, но всё еще гениального патологоанатома, молоденького стажёра, которому в основном штате места не нашлось. И секретаря: она же племянница главного, она же «специалист» по всему мистическому, сейсмолог в простонародье. Выучилась и зачем–то вернулась в городок, где сейсмической активности отродясь не наблюдалось.
С её легкой руки и образовался этот отдельчик после короткого землетрясения и странного взрыва, развалившего единственную на всю округу скалу на две «пизанские башни». К огромному сожалению скала, с которой открывался великолепный и чарующий вид на огромное озеро пользовалась у всевозможных туристов популярностью.
Сюда ехали отдыхать из соседних областей, даже из других городов, да и местные с удовольствием устраивали у подножия скалы пикники, и водили школьные классы в походы. Потому пострадавших и погибших в результате взрыва, который случился как раз в разгар летнего сезона, было много.
Спасатели и полиция работали сутками, разгребая завалы и надеясь найти выживших. Добровольцы оказывали посильную помощь, сопровождая раненых к машинам скорой помощи, и составляя списки пострадавших по найденным документам, а так же со слов тех, кто был в сознании и мог говорить.
Там–то Паша и повредил ногу. Раздробило всмятку куском скалы, когда участвовал в спасательной операции. Сам чуть не погиб, и в больницу попал надолго. О дальнейшем узнавал уже со слов коллег.
Трагедия эта потрясла жителей и говорили о ней ещё долго. А в этом году у скалы появился небольшой мемориал при поддержке местной администрации.
Версия о природном катаклизме, послужившим взрыву была отметена, когда работавшие на месте трагедии криминалисты обнаружили остатки взрывчатого вещества, содержащие неизвестные науке химические элементы. Заговорили о теракте, а к башням понаехали все, кому не лень.
Доклад же о неопознанном веществе привлёк и правительственные спецслужбы, которые прибыв, изъяли все материалы по взрыву, включая образцы вещества, огородили огромную территорию вокруг образовавшихся башен, разбили лагерь, долго что–то изучали, и наконец убыли, скинув в итоге две «башни» на местную полицию: скала ваша, вот сами и возитесь со своим терактом. «Теракт» прозвучало, как окончательное определение произошедшего, о веществе ни слова, образцы тоже не вернули.
После экстрасенсы потянулись, дескать «место силы» почуяли. Были еще совсем смешные товарищи с рамками, паранормальные следы искали, но и эти отвалились со временем.
В управлении розыскные мероприятия провели, но установить связь взрыва с террористами не удалось, да и ответственность на себя за якобы теракт никто не взял.
А в химии они не сильнее спецслужб были, вот и хотели убрать дело на полку, да только племянница главного активничала, что всплывёт эта химия в каком крупном теракте, с них спросят. А им и ответить нечего будет. Им поручили, а они не разобрались. Так и вырос в цокольном этаже отдел ради одного происшествия.
Павел иллюзий не питал, понимал то списали их: его, ставшего инвалидом, напарника Васька, который всё ещё по больницам кочевал, Петровича, который с женой Бога молил о ребёночке, да всё без толку. А тут вынужден был не одно детское тельце вскрывать. Не выдюжил, запил.
Списали их, но не выбросили, кинули подачку в виде нового отдела и забыли. В общем отстой. Но с зарплатой. Платили исправно и даже премию к новому году выписали.
Старые дела худо бедно раскрывались, опыт огромный, было на что опереться, но на текущие выезды не брали. И насмешки бывших коллег терпеть приходилось, да и жена, поняв что звездочек на погонах больше не будет и перспектив стать женой генерала тоже тихо исчезла. Сначала под предлогом командировки в другой город, потом в другую страну, а оттуда передала документы на развод через адвоката.
Так и остался Павел, высокий потянутый шатен с завидной внешностью и необычайно яркими зеленющими глазами, в прошлом боевой командир, служивший в горячих точках и лучший следователь угрозыска, разведённым калекой, возглавляющим непонятный отдел.
Ни одного серьезного дела за год, а теперь вот третий раз вызывают: зверь повадился на людей нападать. «Знамо дело, крутым и здоровым операм не с руки этим заниматься, скинули ему. Надо ехать.»
На аллейке старого парка толпился народ. Хоть и ранний час, а поглазеть, как тело в мешок упакуют да в машину погрузят желающие нашлись. Стояли за ограждением, не рвались вперёд. То тихо переговаривались и жадно ловили случайные слова, то нетерпеливо расспрашивали друг друга.
Порой из общего гула выделялись отдельные голоса поднимаясь до жалобной октавы, и затихали. Зрители снимали на телефоны и смаковали подробности в сетях тут же, не стесняясь присутствующих оперативников.
Зевак Павел Аркадьевич ненавидел. Люто. Как будто дел больше в жизни нет, как горе чужое в своих телефонах лелеять. И ведь пользы от них нет, одни сплетни да паника среди населения.
Чуть поодаль от всех Павел заприметил девушку, которая дрожа от холода в куценьком пальтишке тихо плакала, не отводя взгляда от тела, бывшее ещё вчера молодым парнем. Знакомая? Свидетель?
Он сделал шаг в её сторону, но его окликнул Денис Смирнов, занявший освобожденное им место в убойном. Это был молодой, поджарый парень среднего для мужчины роста, одетый в кожаную куртку с меховым воротником, тёмные джинсы и ботинки. Смешливые глаза сверкнули хитринкой:
– Павел Аркадьевич, по ходу серия намечается. Это уже третья жертва с вырванным горлом и почти без крови.
– Заберут. – в мыслях успел огорчится капитан, но Смирнов продолжил: – Но серия не наша, по вашей части. В смысле таинственности.
– Не понял? – Павел поёжился от прохлады и внимательно оглядел собеседника, ожидая ответа.
– По всем признакам, – Смирнов затих в драматической паузе, – вампиры! – и заржал, а следом и его напарник, стоявший чуть поодаль с отстранённым видом. И так они сотрясались от собственной, по их мнению удачной шутки, что не заметили, как за ограждением заклацали телефоны и новость понеслась в массы.
– Дебил ты, Смирнов! Выгонят тебя из убойного, как пить дать выгонят. – раздался за спиной хриплый голос.
– Петрович! – Павел обернулся и с улыбкой обнял старого друга и наконец–то вышедшего из запоя патологоанатома. – Как ты? – спросил тихо.
– Нормально, Паш! Кофейку бы мне, есть? – с надеждой спросил Сергей Петрович, приглаживая слегка дрожащей рукой взлохмаченную шевелюру. Выглядел он весь помято и устало. Следы безудержных возлияний были заметны, как никогда: лицо осунулось, волосы цвета высохшей степной травы висели лохматыми, тусклыми прядями, одежда в беспорядке и пронзительный когда–то взгляд стал потухшим. Но он снова в строю, и Павел был рад.
Мариночка, практикантка Петровича, вздохнула с видимым облегчением при виде наставника. Она, ни разу не делавшая вскрытия самостоятельно, не могла принять на себя такую ответственность и до ужаса боялась сплоховать и промахнуться с выводами.
Ограничивалась осмотром, предварительным заключением и терпеливо ждала Петровича, держа тела в холодильнике, благо родственники первых двух жертв не объявились пока и тела для похорон не затребовали.
Смирнов тем временем отошёл подальше. Кто знает, почему старого пропойцу до сих пор не выгнали, может «свои» в верхах имеются. Связываться с ним себе дороже, хотя послать далеко и безвозмездно язык чесался аж до жути.
Вскоре они с напарником отбыли, а Петрович, получив заветный кофе из Пашиного термоса подошёл к зарослям густого кустарника, за которыми и было обнаружено тело бойким терьером, совершавшим обычную утреннюю прогулку со своей пожилой хозяйкой, и где уже вовсю собирали улики криминалисты. Там же внимательно осматривал место преступления Павел. Его способность подмечать детали, которые порой упускали из виду даже опытные криминалисты была очень известна в управлении. А в тандеме с ним, с Петровичем, гением экспертизы им равных не находилось. Так было раньше. До скалы. После многое изменилось. «Но мастерство не пропьёшь.» – подумалось патологоанатому, и он взглянул на жертву.
Молодой мужчина лежал на спине. Обычная, недорогая одежда и обувь. Ветровка, джинсы, простенькие кеды. Руки раскинуты в стороны, в одной всё ещё зажата книга. Самое ценное? «Основы паркового ландшафта». Странное чтиво для молодого человека. Лямка яркого рюкзачка перекинута через вторую руку. Нёс на одном плече. В открытых глазах застыл, нет, не страх. Недоумение. Как будто он вовсе и не понял, что происходит. Не успел. Горло отсутствовало полностью и голову рядом с телом удерживал лишь капюшон куртки, который чудом не спал во время нападения. Ни следов сопротивления, бегства, борьбы. Ничего. Как если бы парнишка не возражал и терпеливо ждал, пока ему отгрызут часть тела.
– Марина, что–то успели выяснить? – обратился Сергей Петрович к своей практикантке.
– Да, всё здесь, – протягивая блокнот и диктофон сказала Марина. – И ребята с уликами закончили. Сергей Петрович, это ведь у нас третье такое убийство. Точно такое. Два первых тела в морге дожидаются, я не вскрывала, вас ждала. Так же почти полностью обескровлены. Как будто выжали их. Или выпили.
– Ну уж, прямо выпили? – улыбнулся Петрович. – Ладно, если ребята всё собрали, распорядись, пусть увозят. Пойдём выясним, кто же у нас так пить хотел.
Капитан же, опираясь на трость и морщась от сильнейшей боли оглядывал так хорошо знакомый с детства парк. Вот он кустарник в два человеческих роста, очень густой и багряный от осени, за которым можно при желании затаиться и остаться незамеченным, и где нашли спозаранку погибшего парня.
На его ветках уже вовсю звенели синички, стайка воробьёв прыгала вдоль тропинки, огибающей эти заросли и бегущей вниз, к озеру. Деревья, будто в прятки играя с солнцем подставляли его лучам то один то другой листик, а лёгкая изморось на них сверкала от души россыпью крохотных бриллиантов.
Где–то слышались болтливые сороки, тут же прыгали смелые белки, собирая на зиму последние дары природы, которая продолжала жить и дышать, и красоваться.
А чуть выше, на самой аллее находились волшебные лавочки, украшенные искусной резьбой, расположившиеся здесь с незапамятных времен. Они бережно охранялись администрацией и местными жителями, которые совершенно справедливо находили их уникальными.
По этим аллейкам он на велике ещё пацаном гонял, сюда же с девочкой из класса ходил уток в озере кормить, и лебедей смотреть, и множество хороших историй приключилось с ним и его друзьями в этом парке. Горожане его любили и берегли.
Так кто же посреди всего этого великолепия, этой умиротворённой красы настолько отчаялся, что совершил страшное зло?
Павел буквально видел, как это случилось: вот парнишка идёт от озера по тропинке в сторону аллеи. Одной рукой придерживает лямку рюкзака, другой открытую книгу. Он увлечён чтением, идёт давно знакомой тропой не глядя по сторонам. Поравнявшись с зарослями его следы заканчиваются, протекторы его кроссовок прослеживаются только до кустов. А дальше что? Кто–то рывком поднял его и закинул в заросли, где и убил? Кто обладает подобной силой? И кровь. Его кровь есть в кустах, но нет на тропинке. В кустах убили.
– Предварительно, Паша, парня убили с где–то с четырёх до восьми вечера вчера, точнее позже скажу, – подошёл патологоанатом к капитану, – В кустах есть следы обуви, мужской 47 размер, подошва приметная. Следы довольно свежие. Возможно парня поджидали. А может его нашли раньше терьера, но не сообщили. Есть так же следы жидкости, оставленной на кустах и земле возле следов, анализ проведём. Это всё пока.
– Что с орудием убийства? Или зверь? – уточнил Павел.
– После вскрытия, Паша. Может и зверь. Но следов звериных криминалисты не нашли, не прилетел же он? Смерть мгновенная, без сопротивления, парень даже испугаться не успел. Остальное в отчёте. – и Петрович с Мариной уехали в морг.
«Прилетел. Взлетел. Интересное слово. Девушка, блин же,» – вспомнил Павел и оглянулся на зевак. Её и след простыл. Коря себя за нерасторопность и надеясь на фотографа – криминалиста капитан следом за Петровичем отправился в управление.
А там дым стоял коромыслом. Первые сплетни о нашествии вампиров заполонили сети. С ужасающей скоростью они обрастали подробностями, и вот уже звонки репортёров, желающих подтверждения из первых уст терзали телефоны дежурных.
Смирнов затаился в кабинете, прекрасно осознавая, что придётся–таки отвечать перед начальством, остальные же, хохоча, зачитывали вслух посты горожан, разделившихся на два лагеря: одни утверждали, что вот оно, доказательство, и в полиции просто так не скажут(Смирнов в этом моменте стонал и проклинал себя за глупость), другие – что первые безмозглые тупицы.
Паша, посмеиваясь, прошёл мимо убойного и спустился к себе. Спускаться было больно и трудно, и трость эта дурацкая не помогала, и нога висела тряпкой бесполезной, а после утренней поездки ещё и болела дико, но виду не подавал. Опасался: вдруг и этот никчёмный отдел отнимут, как он тогда без любимого дела?
Всё что он любил и умел – это ребусы да загадки разгадывать, выслеживать, вынюхивать. Они с Васьком и Петровичем горы сворачивали, а теперь вот едва ходит. Ни в засаду, ни в погоню. Но голова–то, голова цела пока. Думать может ещё, анализировать. А нога пусть болит, адски болит, потерпит он.
Секретарь Анечка, невысокая и пухленькая блондинка процокав каблучками по коридору открыла скрипучую дверь и заглянула к дежурному:
– Андрюша, Павел Аркадьевич к себе вызывает, пойдём!
Андрей необычайно оживился. Молодой стажёр пылился в дежурке, где ничего не происходило. Изучение старых дел давало неизмеримый опыт, но кровь кипела, молодость била копытом, и хотелось «со шпагами на перевес». Давненько он ждал настоящего расследования по горячим следам, и вот оно. Наконец–то.
Он так резво вскочил со стула, что опрокинул и его, и корзину с мусором. Наспех всё собрав он рванул в кабинет капитана, чуть не сбив с ног и Анечку.
– Сумасшедший! – воскликнула она, и сдерживая улыбку поцокала за ним следом.
«Капитан Буран Павел Аркадьевич. Главный следователь ОТП» гласила солидная табличка на двери. Андрей ворвался чуть ли не с разбега, счастливо улыбаясь: – Вызывали, Павел Аркадьевич?
– Вызывал, Кирьянов, вызывал. Анна, входите. – обратился Павел к подошедшей девушке.
– Петрович у нас в строю, ждем его отчет по всем трём жертвам, а пока есть для вас задание: как вы знаете, последнее убийство в отличии от первых двух произошло в парке, в непосредственной близости от людей. По одной из версий нападение зверя. Поэтому необходимо проверить целостность паркового ограждения, особенно той его части, что примыкает к лесу.
По мнению криминалистов смерть наступила в интервале с шестнадцати до двадцати часов. В шестнадцать ещё светло, возможно есть свидетели. Найдите их.
Первые два тела были найдены в лесу: Анна, год назад вы плотно сотрудничали с егерем местным, опросите его, не было ли в его вотчине задранного зверья с такими же ранами?
Так же на месте преступления обнаружены следы подошвы 47 размера. Нестандартный размер, в магазинах не найдёшь, возможно обувь сделана на заказ, узнайте, кто в городе занимается.
И ещё. Никаких разговоров о вампирах. Комментариев журналистам тоже не давать, пусть Смирнов отдувается. Что с родственниками первых погибших? Удалось связаться?
– Нет пока, ищем. По адресу регистрации Екатерины Зиновьевой никто, кроме неё не проживает, соседи говорят, есть мать, но где – тоже никто не знает. Давно не видели с дочерью. Пьющая она, вроде, мать эта.
А Витальев Герман родственников живых не имеет. Есть сожительница, живут давно и даже дружно, так же по мнению соседей, но она часто уезжает в командировки, археолог. Сейчас тоже на раскопках, пытаемся найти место её работы, чтобы через начальство сообщить.
– А Екатерина одна живёт? Нет сожителя?
– Есть мужчина. Приходит иногда, но соседи ничего о нём не знают.
– Павел Аркадьевич! Вы просили срочно напечатать. – протягивая конверт сказал вошедший фотограф.
Практически вырвав конверт из рук и бегло просмотрев снимки Буран вытащил один и протянул Андрею: – Видишь девушку в сером пальто с красным шарфом? Найдите мне её во что бы то ни стало!
Глава 2
– Кира Юрьевна, милая моя! Мне крайне огорчительно наблюдать вас снова в стенах этого заведения. Не бережёте вы себя, а надо бы. Отчего же вы забросили приём препаратов? – вопрошал с участием седых лет доктор. – Ведь за последние годы медицина совершила прямо таки прорыв, и назначенные вам лекарства показали весьма положительную динамику, не должно быть рецидивов, но вот же… вы снова здесь.
– Я не бросала. – безучастно прошептала Кира.
– Позвольте не поверить вам, хорошая моя.
– Я засыпаю, простите. – еле слышно ответила высокая, стройная девушка с копной светлых волос, сидящая на больничной койке.
– Это укол, вы поспите, но мы не закончили беседу. Отдыхайте пока.
Кира опустила голову на подушку, обняла себя за плечи и поджала ноги. Доктор накинул на худенькую фигурку плед и вышел, закрыв за собой дверь. А слёзы продолжали катиться из глаз, медленно закрывающихся под воздействием успокоительного. Цепляясь за ускользающее сознание она снова и снова вспоминала сегодняшнее утро.
Зачем пошла через парк? Потому что снова видела следы. И эти раны на теле бедного парня. Они ей знакомы, она хорошо их помнит. Ну почему это случилось сейчас, когда её жизнь стала хоть немного похожа на нормальную? Лекарства и правда помогали. Несколько лет не видела ничего и почти поверила, что здорова. «Видела, всё ты видела, но делала вид, что не замечаешь!» – коварно подсказало сознание, и наконец ускользнуло. Кира уснула.
Главврач психиатрической лечебницы, Соболев Александр Викторович, сокрушался о новой пациентке, задумчиво глядя в окно. Имеющий множество медицинских наград и званий, огромнейший опыт в своей непростой области он не мог никому, а долгое время и себе признаться в том, что Самойлова Кира Юрьевна его большой медицинский провал.
Нет, безусловно есть тяжёлые случаи, когда ни одна терапия не в силах помочь, но случай Киры не был тяжёлым. Он был непонятным при всей своей очевидности.
Поступив к ним ещё на детское отделение после жесточайшей драмы, свидетелем которой она стала, что не могло не сказаться на юной и незрелой ещё психике, девочка так и осталась с ними на многие годы.
Хотя в самом начале её пути они все были глубоко убеждены, что смогут помочь ей справиться со стрессом, но стресс имел последствия. В периоды кажущейся ремиссии её отправляли в интернат, но она всегда возвращалась. Любое исследование её мозга на протяжении этих лет давало один и тот же результат. Мозг целостен, здоров и функционален. Нет поражений. Нет изменений. Нет хоть каких нибудь отличий от мозга здорового человека. Никаких.
Но галлюцинации не отступали, и приступы агрессии, всегда сопровождавшиеся кашеобразным бормотанием, за которым ни словечка не разобрать, сколько не пытались, заканчивались так же внезапно, как и начинались. Некоторое время после них Кира была подавлена, и много плакала, смотрела на врачей с глубоким разочарованием, как если бы пыталась докричаться, но не смогла, и становилась обычным ребёнком. До следующего припадка.
И вроде бы всё ясно, но организм не откликался ни на один препарат, ни на одну терапию никогда. Нейролептики, которые принимала девочка, должны были избавить её от галлюцинаций, но этого не происходило. При всей очевидности диагноза лечение не смогли найти.
До появления нового средства, которое неожиданно нашло отклик. За год ни одного приступа. Алексей Викторович настолько воодушевился, что начал потихоньку социализировать девушку, выбил для неё комнату в общежитии, помог с курсами дизайна, работой, и выпустил наконец птичку из клетки. И вот она вернулась.
Как же горько ему было обнаружить её снова в стенах своей лечебницы. Отдав необходимые распоряжения о проведении полного обследования, профессор вернулся к текущим задачам, ожидая, когда проснётся его пациентка.
Погибший парень оказался круглым сиротой и студентом лесотехнической академии, судя по пропуску проживал в общежитии при ней же. Туда и направлялся Буран, в надежде найти однокурсников, кто смог бы его опознать.
Предъявив удостоверение на входе и сильно хромая он в сопровождении дежурного пошёл по коридорам. Студенческая жизнь здесь била ключом. Где–то звенел весёлый смех, откуда–то доносилась музыка, мимо пробегали парни и девушки, спешащие по своим делам. Только для Игоря Петрова эта жизнь закончилась. Он, вероятно, строил планы, мечтал или просто наслаждался молодостью и никуда не спешил, но кто–то оборвал эти мечты.
Постучав в указанную дежурным дверь капитан вошёл, спугнув при этом обнимавшуюся парочку. Ребята засмущались, но взглянув на удостоверение вмиг посерьёзнели. Услышав новость девушка заплакала, а паренёк сел на кровать в полной растерянности. Он не знал, как вести себя услышав подобное. Что говорить, куда бежать?
Павел его понимал. Реальность, порой, самым насильственным образом вторгается в жизни, круша всё на своём пути и выбивая почву из под ног. Задавая конкретные вопросы капитан помог пареньку собраться и взять себя в руки. Как учился? С кем общался? Что мог делать в парке? Подрабатывал ли? Как проводил свободное время? Ссорился ли с кем–то?
Записав все ответы и договорившись об опознании на завтра Буран покинул общежитие, оставив после себя растревоженный плохой новостью студенческий мир. Приносить плохие новости Паша не любил, никто из них не любил, это была самая поганая часть работы, которую необходимо выполнять, но к которой невозможно привыкнуть. А и привыкать не хотелось. Позвонила Анна, есть сведения от егеря. Пора возвращаться.
По пути в свой кабинет капитан заглянул в морг к Петровичу, может он хоть что–то ему даст, но застыл в дверях. Его старый друг суетился между телами и своими колбами, и каким–то неведомым оборудованием, в котором Павел ничего не смыслил, с выражением безудержного вдохновения на лице. Знал он это выражение. Петрович поймал волну. Что–то унюхал и идёт по следу. Нельзя его сейчас отвлекать. Нельзя сбить со следа. Сколько раз на этой самой волне он фактически раскрывал дела, добывая информацию, без которой преступника было бы не только не взять за горло, но даже и не обнаружить.
Мариночка затаилась в дальнем углу морга на табуретке. Сидела, поджав ноги и кажется не дышала. Завидев капитана, она тихонько поднесла палец к губам и жестами показала молчать и уходить. Она тоже была знакома с этим вдохновлённым состоянием своего наставника. Паша тихонько отступил назад и вышел. «Как хорошо, что Петрович вернулся. Как же прекрасно.»
Анна ёрзала на стуле, ожидая капитана. Она прекрасно знала, что всерьёз её здесь никто не воспринимал, только лишь вежливо терпели, всё–таки племянница начальника управления. За спиной, конечно, болтали, ну и ладно. Без дела она здесь не сидела, и многие её исследования и наработки за последний год ожидали своего звёздного часа, а пока ей очень хотелось быть полезной в текущей работе.
Вернулся Кирьянов. Судя по счастливой мордашке тоже не с пустыми руками. Присел ёрзать на соседний стул. Так и застал их вернувшийся капитан: – Прямо Шерочка с Машерочкой! – улыбнулся он. – Докладывайте, что узнали?
– Товарищ капитан! – начала Анна. – Егерь говорит, что погибших зверей с вырванным горлом и обескровленных не было, но в соседних районах были нападения на людей, по слухам, похожие на наши. Это он от других егерей в частных разговорах слышал. Утверждать наверняка не берётся. Может запросить у коллег сведения?
– Запроси, Анна, срочно запроси! Что у тебя, Кирьянов?
– Свидетельницу нашёл! Случайно. Мамочка молодая с ребёнком вчера прогуливалась в парке. Сегодня тоже была. Парнишку нашего видела, навстречу ей по тропинке шёл, что озеро огибает. Носом в книгу уткнулся. Голову поднял, когда она в него чуть не врезалась, так и запомнила. Двигался в сторону аллеи, а она на выход торопилась. Послышалось ей в кустах рычание, испугалась, малыша подхватила и тикать. Часа в четыре это было.
– Значит убили его прямо там, как я и предполагал. Рычание, говоришь? А гулял ли кто с собаками? Или бродячая заглянула? Проверьте камеры на центральном входе. Вчерашний день и сегодняшнее утро, – капитан помолчал, и продолжил: – Молодец, Андрей! Ценная свидетельница, и вовсе не случайно. Случайностей в нашем деле не бывает. Но неужели никто не видел и не слышал? И что с девушкой на фото? Есть информация?
– Нет пока, Павел Аркадьевич. Но я ищу! На счёт «не видел» не могу сказать, но вот не слышали точно. По её словам подростки на аллее музыку врубили на полную, когда она уходила, даже от озера слышно было.
– Ищи, Кирьянов, ищи. И подростков этих ищи. Убийца, кем бы он ни был, не по воздуху улетел, а значит видеть его тоже могли. И пусть фотографы пришлют мне все снимки с первых двух убийств, даже те, которые они забраковали, и всю информацию, которая есть на первые две жертвы собери в один файл. Ждём экспертизу, мне звонить безотлагательно, если поступит новая информация, Анна, поможете Андрею с поисками в парке, на сегодня свободны!
Отпустив молодёжь, капитан посмотрел на часы. Неплохо было бы перекусить. С утра только кофе успел выпить. Да ещё сон этот аппетит раздразнил. Накинув пальто и взяв трость он медленно вышел из управления.
Напротив, через дорогу, расположилось небольшое, но вполне приличное заведение с забавным названием «Семь гномов».
Примечательным было то, что обслуживали посетителей карлики. Готовили они же, и шуточная самоирония владельцев, а так же простая, вкусная без всяких изысков еда вызывала у Павла глубокое расположение. Прихватив папку со снимками он отправился на обед.
За барной стойкой хозяйничал Григорий, он же владелец «Семи гномов». Завидев Пашу бармен заулыбался. Капитана он чрезвычайно уважал, и всегда держал для него столик.
Было время, когда Григорий опасался, что больше его не увидит в своём заведении, но капитан выстоял после тяжелейшего ранения и вернулся. Не так много людей было в жизни бармена, которым он искренне радовался, и Паша был один из немногих. Симпатия была взаимной, оба это знали.
– Павел Аркадьевич! Весьма рад! Надеюсь вскорости и Василия Игоревича лицезреть! – речь Григория, в отличии от его меню была более чем изысканной и даже немного старомодной.
– И я очень надеюсь. На лечении он пока. Как дела, Григорий? Порадуете хорошими новостями? – поинтересовался Паша.
– Всенепременно. Знаете ли, как часто, разумеется, посмеиваясь и шутя, у меня интересуются, когда же мы обретём Белоснежку в нашем заведении? Так вот. Я её нашёл, – лицо Григория озарила невероятно счастливая улыбка, – давеча, прогуливаясь в парке, я услышал дивный голос, и влекомый своим потрясением пошёл на эти божественные звуки. Какого же было моё удивление, когда я узрел юное дитя, лет 16, поющее на аллее. Родители были поблизости, и я не преминул с ними познакомиться, чтобы выразить свой глубочайший восторг.
