Kitobni o'qish: «Подкидыш»
О, как ветха история сия! И как же
Жил герой давно, что и припомнить уж нельзя,
В какой же было это век. В котором всё морское дно под
Властью царственных правлений населено было народом. Однако время Приключений начнёт не там свой долгий бег, но в замке знатного
Вельможи. Когда богач кичился б родом, когда, попав
В свои же сети, он понял, что на белом свете
Есть ценности и подороже.
ЧАСТЬ I
I
Царила скорбь в опочивальне. И челядь
Молча, словно тень, вокруг больного суетилась. Ведь
Был старик уже на грани нежданной смерти пятый день, болезни
Чувствуя не милость в своей измученной груди. Но вдруг все слуги вышли Вон, хозяйский выполнив указ. Когда б с торгового пути он был гонцами Возвращён. И в тот прощальный уже час, как горевал у хладных ног Вернейший друг, душою близкий! Коль он сквозь слёзы видеть
Мог от прошлой славы лишь огрызки. Былая мощь ушла из
Плоти, но хоть и был смертельно болен благодаря своей
Природе, за жизнь боролся ещё воин, с тоской глядел
Он на портрет юнца – кудрявого красавца. О ком
Молчал он много лет, раз сын позором
Был для старца.
Присесть он мужу указал и тихим
Голосом сказал:«Прошу тебя не отказать мне
В просьбе дерзкой, милый друг. Виденье мучает опять.
Всё представляется: сынок средь горя мечется и мук. Прошу
Мне душу успокоить, что не терзает его рок. Но где причал его?
Не знаю. И неважно, сколько стоить будут розыски, Калан. С тяжёлым Сердцем отправляю и во враждебный может стан, последний жертвуя
Покой. Людей надёжных собери и снаряди корабль мой. На честь
Твою надеюсь я. Письмо наследнику вручи, коль носит бедного
Земля. О, если жив бродяга милый!? Успеть бы встретится
Мне с ним. Я стар, совсем уж стал я хилый,
А скоро стану не живым».
Калан
–Отец вы мне хоть и не кровный!
Благодетель Вы мой скромный, который жизнь вторую
Дал. Пожелав дитя оставить, когда б избавился родитель. Но Ваш
Подкидыш возмужал. Готов плечо теперь подставить,
Чтоб опереться мог учитель.
барон
–Лежал, пищал комок на стуже.
Какой ты слабенький был, тощий. И кто б
Дитя узнал бы в муже? О, как налились силой мощи!
Оставил сын тогда меня, и онемела сердца зона. Когда ж тебя
Увидел я? Вселился в душу ты барона. Уж двадцать лет прошло с тех
Пор, но о другом сказать хочу. Послушай исповедь укор, быть может совесть Облегчу. Уж скоро смертная пора меня изгонит со двора, но умирать
Не смею с долгом. Прощенье буду я просить у тех, кого
В величье гордом пытался силою смирить.
И продолжал, прикрыв
Рукой глаза с непрошенной слезой:
«Достоин я на гробе танца за гнёт рождённый
Моей злостью. Ведь я не дал сынку и шанса, когда б сосватал
Ему гостью. Хоть и полна была презрений из рода графского гордячка,
Не принимал я возражений. Видать с душой стряслась болячка, коль мне Родниться захотелось. Ох, Жерар, прости зануду за моральную не зрелость! И явиться надо ж чуду! Сын влюбился в «голытьбу» и пожелал на ней Жениться. Но я, не внял его мольбу. И заперт был он словно птица
В башне с окнами в решётках. Вот что сделал я, Калан. А сам
Был в свадебных заботах, когда б созрел побега план.
Вот так сынка я и обидел, и больше
Я его не видел.»
Калан
–Мне история известна. Но зачем, мой господин,
О себе сказал не лестно? Уступить-то должен сын.
барон
–Да, если б вспомнил я себя,
Каким я был, девиц любя, я с сыном был бы
Подобрее. Да если б мне сказал отец: «Женись на «жабе»
Иль на «змее», веди «медузу» под венец.» Пожалуй, я сбежал бы
Тоже. И сын в меня, на то похоже. Я ждал его все эти годы,
Чтоб примирился он со мной. Но, может, он не знал
Свободы? Сидит, быть может, «голубь» мой
В цепях, сковавших ему грудь.
Калан
–Я отправляюсь спешно в путь, который полон пока тайн.
Но Вам… покой дарю ночей. Клянусь, найду его, хозяин!
Коль от замков лихих особ имею массу я ключей.
Он указал себе на лоб, затем
Он нежно руку взял и, прикоснувшись к ней
Губами, мошну тяжёлую поднял и вышел в ночь, загруженный
Делами. Теперь с надеждой только ждать осталось старому
Барону. Он знал, кого он посылал. О, если принято
Давать за ум и силу было бы корону,
Калан бы ею обладал.
II
Он изворочился в постели,
Хоть обнадёжил господина, сомненья власть
Над ним имела. Но лишь пуховая перина была свидетелем
Тревог. Поднялся бодрым на рассвете и отправился в карете туда, где Чувства был исток. Но, кто б о ней не знал в округе? Любовь-то их легендой Стала. Не пожелали жить в разлуке два сердца, преданных навечно.
И их побег, итог скандала, у всех был в памяти конечно.
Уж солнце было высоко, когда Калан
Примчался к цели.
Калан
–Тревожить рану нелегко, немало
Бедствий ведь терпели. И теперь-то у родни
Бесспорно право есть на гнев. В опале жили здесь они,
Барон же властвовал, как лев. И подхалимы всех мастей семью
Нередко обижали. Что говорить? Среди «зверей»
Они здесь просто выживали.
Калан заметил их нужду, когда б
К землянке подъезжал. И, кликнув женщину
В саду, он ей приветливо сказал: «Позвольте, милая, войти
И дань отдать своим почтеньем. Хочу ответ у вас
Найти и день хочу начать везеньем.»
мать
–Тебя я знаю. Убирайся! Ты – прихвостень «гадюки» старой.
Не дождёшься, не старайся, не скажу и правды малой!
Калан
–Подождите меня гнать, дайте
Слово хоть сказать. Ваша дочь богата будет,
Коль всё наследует Жерар. Барон его уже не судит, но отдаёт
Великий дар. Любовь докажете к родным мне
Указав дорогу к ним.
мать
–В округе всем известно это,
Барон в тебе души не чает. Да может ты
Изжить со света зятька задумал моего? Мертвец то прав
Не защищает, хозяин уж не он всего. Как хитро придумал, умник! Только Если б даже знала, где скиталец, вечный путник и под пыткой
Не сказала! Сын, гони его, Тобол! Да потом умоешь
Ручки. Вокруг себя барон развёл таких,
Как сам, душой вонючки.
Калан
–Скажите люди мне в глаза! Чем
Опорочил честь свою? Когда ж обиды голоса
Звучали в сторону мою? Но за гнёт, старик несчастный,
Прощений молит он у Вас. Ваш выпад, милая, напрасный. Пора уж
Всем и примириться. Ведь дал хозяин мне наказ: покоя,
Радости лишится, пока чету я не найду,
Пока к нему не подведу.
Тобол
–Ты обвинять его уймись!
Дурного я не знал о нём. И правду скрыть
Не торопись, чтоб не жалеть тебе потом, что руку помощи
Луизе не протянули из-за мести. Но, как расстались мы на мысе, так Обходить нас стали вести. Земля их в море приютила. Но о себе
Даже в записке сообщать не должен близкий,
Дабы погоня их забыла.
Калан
–Завтра в ночь выходит судно. Не спорь, отправишься со мной.
Здесь будет матушке не трудно, оставлю денег ей горой.
Не принимая возражений,
Отсыпав щедро золотых, надежды видел он
Рожденье в глазах сияющих двоих. И в порт отправился теперь.
Вот так тактично и умело, с мёртвой точки сдвинув
Дело, приоткрыл он в тайну дверь.
III
Простившись ласково с бароном,
Калан на судно поспешил. На корабле же
Грозным войном он для команды буйной был. Любил
Порядок, дисциплину, но народец подобрал… Когда б на пристани
Искал в поход бывалого детину. Он знал, что труден будет путь и что слабак Не для лишений. Но «волк морской», бродяги суть, готов на подвиг без Сомнений. Но, уважая, всё ж боялись за дерзкий гонор главаря. За
Редкий ум же преклонялись. Хотя кому-то и дитя был по годам
Своим Калан. Но в путь корабль уж был готов, на ужин
Жарился сазан, но кого-то видно ждали. Был
Капитана лик суров, и все, страшась
Его, молчали.
Но, наконец, уставшим взором
Калан заметил и Тобола. И взгляд застыл
Его с укором. От цепких глаз, как от укола, отшатнулся
Опоздавший. Он и раньше замечал, много в жизни повидавший:
«Вид на редкость его дик. К тому ж уродство прикрывал, широкий, Выпуклый кадык. И взгляд его не объясним, не назовёшь и нрав
Благим. Но как он держится достойно! Да и как-то с ним
Спокойно. И как красив, и так сложён! Что
Зарыдал бы Аполлон.»
Раздолье было здесь ветрам,
И в путь корабль рванулся бойко. И разошлись
Все по местам. И, конечно ж, не по блату кому-то местом стала
Койка, ну а кто-то нёс и вахту. Наперекор большим теченьям несло корабль в Седой волне навстречу бурным приключеньям. Калан, нагнувшись у борта, Глядел, и был он как во сне, заворожила красота. Вода манила его душу, Хотелось прыгнуть в глубь её. Ведь он терпел лишь только сушу, любя
На море лишь житьё. Когда была бы его воля, не променял на злато
Света родного запаха прибоя. Но почему? Не знал
Ответа. Но вдруг от грёз очнулся он.
Калан
–Мыс теней. Как символично! И след
Мятежного раба растаял в дымке, как фантом.
Я буду рад знакомству лично. Всё ж поражает их
Борьба! Без средств бежали налегке, а против ветра идти
Трудно, но пошли рука в руке, наперекор отцовской мести. Но,
Поступив так безрассудно, касаясь грубо его чести, в ответ теперь
В лачуге скромной живут в нужде они тревожно. Не понимаю бегства их!
Что проку-то в любви бездонной? Раз всем от страсти этой сложно. Безумье Что ли у двоих? Иль блаж зовётся эта глупость? Нафантазируют любовь, Дабы создать Калану трудность, и вот опять в пути я вновь. Но ныть Довольно тебе, муж. Пройти готовься островок, хоть и безмерна
Эта сушь. Но буду я это не я, коль иглу сенной стожок сумеет
Спрятать от меня! Значит, к мысу мы идём. Далеко ж он их
Завёз. Когда б искали днём с огнём, он их спасал в челне,
В мороз. Надёжен ты, Тобол, дружище!
Но пора, заждалась пища.
И к роскошному уюту Калан пошёл в свою каюту. Но дверь,
Открыв, он обомлел. Залит ковёр был весь водою. И брешь
Ища, он побледнел, о встречи думая с бедою.
Калан
–Только б мести не хватало! Кем-то пролита вода!
Показал «змеёныш» жало! Только кто он? Все сюда!
Мне вам не стоит доверять? Мне двери надо запирать?
боцман
–И я заметил одну странность.
И, видя мокрый, босой след, даже был напуган
Малость, значит, кто-то был раздет. Но потом подумал: «Шутит,
Объявился юморной». Но вода? Ох, он разбудит гнев Калана
Тот чудной. Сушить ковёр мы заберём. Ну, не
Серчай, всё уберём.
Почти забыт поступок агрессивный.
Калан разумно рассудил, что вызывающий протест
Наивный невежества причиной был. Он в предвкушенье сел
За стол, ну, насладиться чтоб едой. Но как на гостя был он зол! Открыв Поднос уже пустой. Салфетку бросил осерчало, но тут же с блюда
Подхватил, в недоумении застыл, коль там
Жемчужина лежала.
Он долго думал, спать не мог:
«Откуда б взялся жемчуг чёрный? Не за еду ж
Такая дань. Или не званый гость игрок? Тогда где умысел
Разбойный? Одно понятно, шутки – дрянь! Да и чёрный – это редкость.
Не кишит и жемчуг белый. Ну а этот? Надо ж местность знать на дне, где Шар есть ценный. Но зачем морской босоте раздавать небедный клад?
И зачем служить в походе, если нищий так богат? Ничего мне не
Понять! В чём коварство, где подвох? Да чтоб жемчуг этот
Сдох! Спи, давай, хорош гадать!» И он забылся пред
Рассветом, и час проспал тревожным сном.
Но ветер с северным приветом поднял
С постели уже в шторм.
IV
На гребень волн их возносило,
То вниз бросало, то топило. Штормило море,
Ветер гнал, и паруса с пристрастьем рвал. Поднялся муж
В большой тревоге. «С норой проститься бы пора» – его чутьё
Предупреждало. Взглянул на меч он на пороге, вернувшись, снял его
С ковра и тут же вышел осерчало. И слышит он людей молящих, Тобола Видит у борта, от лодок гнал и тряс вопящих, была здесь паник суета.
Ему в лицо кричали люди: «Земля, земля! Я видел твердь!» Вот так,
В густой, туманной мути пред ним явилась мыса смерть.
И вдруг удар, и крен, и скрежет, и судно
Встало на мели.
Тобол
–Думал: «Нам сейчас и врежет!» Думал: «Нам пришёл каюк!»
Мы ж неслись, а не брели! Или сегодня фарт – друг?
Калан
–Не пойму, дружок, и я. Отчего туман, приблудный, не изгонит
Ветер буйный? Лодки на воду, друзья! Погибает наше судно.
И стало в миг оно безлюдно. И вышли все на брег теней,
Но видок здесь был мрачней.
Калан
–Мыс так назван неспроста, видимо крушений много.
Ох, не нравятся места! И томит меня тревога.
Тобол
–Остров в облаке густом… Ничего
Не понимаю… Прежде солнышко лучом приносило
Радость краю. Надо мной стоит светило, но его почти не вижу,
Будто б солнышко остыло. Как сюрпризы ненавижу! Ведь мир, веселье
Здесь царили двадцать лет тому назад. В лепнине дивной замки были,
Здесь процветал великий град… Ох, боюсь, беда стучится
В нашу дверь уже, Калан!
Калан
–Должен тайной поделится иль
Везением большим. Раз природою мне дан
Дар для ноченьки кромешной, и воспользуюсь я им. Вы ж
Друг друга опекайте. Чтоб вдовою безутешной ваши жёнушки
Не стали, уж спасите вы им счастье. Ну, а с мглою я
Поспорю. Но в какую же сторонку
Беглецы мои шагали?
Тобол
–Я стоял спиною к морю,
Когда б им орал вдогонку, благ желая
Не земных. Сам когда б под парусами проплывая
Мимо них. А шли туда они, к горам. Коль
За вишнёвыми садами начинался
Город там.
Калан
–Но как же житель чужака не побоялся приютить. Ведь
Так же можно и врага в свой дом беспечно запустить.
Тобол
–Я за влюблённых был
Спокоен, потому как доброта в рае сём
Была в почёте. Был здесь милым даже воин. И нашла их
Душ черта одобрение в народе. А какие люди были! Помню славных
Я ребят! О, как радушием пленили с улыбкой милой на устах! И был бы я
Остаться рад, но гнал в отчизну меня страх. Так долг сыновий нашу
Мать меня вернул, оберегать. Но холодят мне душу льды! И это
Чувство мне знакомо. Гнетёт предчувствие беды,
Гостей навряд ли ждут здесь дома.
боцман
–О, как история печальна! Куда же делся весь народ?
Я даже думаю, что тайна – коварством выращенный плод.
Тобол
–Мечи держите под рукой и не стремитесь расслабляться. Боюсь,
Следит за нами злой. Боюсь, вредить он будет нам пытаться.
Калан
–Ну мне пора наведаться в долины,
Займусь разведкою не долго. Возможно, что они
Невинны, кого судить мы взялись строго. И может стали люди
Жертвой непредсказуемой природы? Причину знать беды
Секретной вот цель, друзья, моей охоты.
V
Калан охотился ночами, стреляя метко
По мишени. Но видел он то не очами, его другим
Был орган зрений. Назвал его он «третье око». Оно блуждало
Одиноко и возвращалось вновь к нему, всё доложить спеша про тьму.
Но позже всё герой узнает, и что радаром обладает. Но это будет всё
Потом. А пока он шёл с трудом по истлевшим уже брёвнам.
В дали он горы видел, речку и ни души в домах по
Склонам. Вздыхал, сочувствуя местечку.
Но вдруг почувствовал опасность,
И развернулся резко он. Встречать врага ему
Не в тягость, Калан был в битвах закалён. Но не верил
Он глазам, увидев то, что было там. А там два диких существа
Природы иль злодейства шутка к нему стремились, воя жутко. Должно
Быть мрака божества отображались так искусством, кошмарнее придумать Трудно. А коль учесть, что ещё буйством обладала тварь не скудно,
То на него летела смерть. Но взвесив всё, он устремился на
Встречу гибели своей. Прыжок помог ему взлететь и
Взмах, и кровью враг умылся, и боевой упал
Трофей. Другая ж тварь, заметив брата,
Трусливо хвост поджав, сбежала.
Калан глядел и ужасался:
«Иль врата открылись ада? Иль Химера
Их рожала? Иль здесь кто-то забавлялся, твореньем
Чудищ кровожадных? Кривые зубы в два ряда. А смрад такой, что
Тошнота гнетёт от запахов отвратных. Но в стан вернуться мне пора. Висит Угроза над командой, коль может гибелью бесславной одарить людей гора.
И спасёнье только в море… Но без еды нам не доплыть. Придётся всё ж
Её добыть, дабы не «крякнуть» на просторе. Но гибель их сплошной
Обман. И я клянусь тебе, туман! Что я вернусь, коли не сгину,
Беглецов искать моих, вдоль исследуя долину.
Ведь мёртвыми не видел их».
Так думал он, идя обратно.
Но вдруг тревожный слышит шум. И крик Калан
Услышал внятно, и полон был он чёрных дум, когда б к команде
Подбежал. И видит он, как на земле «труп»
Бездыханно лежал.
Тобол
–Хвала богам, что ты вернулся! По мне уж лучше смерть в петле,
Чем страх терпеть. Гляди, очнулся!
боцман
–Я с бабкой уж своей простился, как взглянул в кровавый
Глаз. А не дух ли тут резвился? А где, братишки, он сейчас?
Калан
–Близко! Много их, друзья!
Окружили уже дивы! Поскорей влезайте
В шлюпки! Больше медлить нам нельзя! Хорошо ещё,
Трусливы, а иначе в их желудки все отправились бы вскоре. Плыть
Же будем к парусам. Может он с волной не в соре? И лежит
Кораблик там, накренившись у причала. Если так?
Возьму, что надо, воду, пищу, одеяло,
Раз теплу и тело радо.
И люди лодочки погнали, но доплыв, поникли все, потому как
Судна нет. Но Калан, вглядевшись в дали, вдруг во всей его
Красе, свой потерянный объект узрел целёхоньким на волнах.
Калан
–Ничего не понимаю… Как же встать оно сумело?
Иль мираж стоит на водах?
Но повёл он шлюпок стаю, и в тумане забелело
Их спасение, качаясь. И поднялись все на судно,
Подтянули лодки трудно, но покоем наслаждаясь.
VI
С зарёй покой настал в природе, и штиль
На море кстати был. Ремонт сопутствовал погоде. О чём
Напомнить не забыл Калан нерадостному люду. Ну а сам, ушёл в каюту, Уединившись, думал он: «Пар иссушит только пламень. Но где столько взять Огня? Сырость – кара этих зон. Ну тогда спасла бы гавань, найти её обязан я. Где я мог бы скрыть людей от опасности и страха, дабы мерзостных зверей Не пугала больше ряха. Затем оставив этот брег, неугомонный человек
Искать отправиться один.» Но стук вдруг мысли оборвал,
Когда б старик войти желал.
боцман
–Решусь отвлечь, мой господин,
Предупрежу тебя не долго. Опять я странность
Замечаю! Искать я брешь велел им строго, а сам водицу там
Качаю. И нашли, глазам не веря! Но не верить-то нельзя!
Чуть сознания потеря не сразила вновь меня.
Брешь заделана-то с моря!
Калан
–Довод твой настолько дик! Не хватало б ещё горя!
Не хвораешь ли старик? Видать зверь тебя обидел
И головке сделал больно. Ты ступай, поспи спокойно.
боцман
–Не один в низу я видел небылицу ту чудную…
И Калан спустился в трюм, где тут же стих болтливый
Шум. Но, пройдя и встав вплотную, убедился, что заслон
Был действительно с наружи не гвоздём и закреплён.
Калан
–Кто-то, братцы, нас спасал. И этот кто-то не от суши
Загадок много мне задал… Ну что стоим? Займитесь
Бортом, надёжным сделайте ремонтом.
VII
Калан в раздумье брёл в каюту.
В дверях же замер на минуту, коль от
Увиденного дива его вскружилась голова. И тот,
Который мыслил живо, стал вдруг подыскивать слова.
Он влюбился в деву сразу, сражён был видом наповал. Была ж
Подобна не алмазу, брильянт отточенный сиял. Высока, стройна, прекрасна, Да и гордость скрыть не властна. Но, увидев шею девы, в миг ослабли его Ноги, на пределе стали нервы, как заметил уплотненье. Понял он
В большой тревоге – не изъян был совпаденье. К одной расе
Принадлежность их свидетельствует метка.
Тяготила горла внешность
Необычностью своей. И таить стал
Шею детка, с детства пряча от людей. Но ждал
Подобной встречи он, желая знать со всех сторон о корне
Рода своего. И вот дождался он того. Всё причудливое платье было Жемчугом обшито, голова косой обвита, а в очах сияло счастье. Вот так
Предстала перед ним со смущением в борьбе та, что в снах являлась
Мужу. А он? Как гость вошёл к себе. И молвил гласом не своим,
Коль робость сковывала душу: «Так вот, кто портит мне
Ковры и покушается на ужин… Но раз таилась
До поры? Я зачем то тебе нужен.»
дева
–Ну, здравствуй, милый Авирон! Легендой ставший уж в народе,
Наследник царственных корон.
Калан
–Грубить изволишь шуткой скверной!? Или у вас безумье в моде?
«Вчера б узнал о правде этой.
Но не исполнить было долга. Дождаться
Так и не смогла, здесь ожидая тебя долго. Коль деве
Боль велела внятно, чтоб жизнь в водице сберегла. Ты уж прости
Меня за дерзость, но рыба пахла так приятно, что съесть её
Мне захотелось. Ещё сказать тебе должна, что по сыну
Мать родная по сей день на дне тоскует.» Вдруг
Добавила она, заметив, как не доверяя,
Себя обманутым он чует.
Калан
–Калан зовут меня, девица, обознался твой язык…
дева
–Пусть Калан, коль так привык. Но, как вздумалось родиться,
Авирон нарёк отец.
Калан
–Кто ты, милое дитя? И, что ты знаешь про меня?
дева
–Мелиса я, к тебе гонец.
Посланник я от брата Лея. Пришёл бы
Сам, но занят он. Была ж отличною идея ставить
Гибели заслон. Пришлось нам якорем служить, за дно цепляясь,
Тормозить, к себе притягивая вас магнитом очень мощной
Силы. И наш подводный аппарат ремонта требует
Сейчас, ведь ураган-то был не хилый.
Калан
–Спасенью я конечно рад! Но весть достойна изумлений! Так
Значит весь подводный мир прогресса полон достижений!?
Мелиса
–Хоть разум – общества кумир,
Но далеко мы не ушли от просвещённости земли.
Ну, а в чём везенье наше? В том, что мы морской народ. А иначе
Лодка в саже с тверди б сделала полёт. Как благодарен Лей за дар и помощь Умненьких пришельцев! Полна ж планета Гавалар на дне талантливых Умельцев. Там океан сплошной один. И как хотел он посетить,
Планету чудо изучить! Но принял он тогда решенье и
Стариков не бросил сын.
Калан
–Но дав отказ на приглашенье, теперь не видя их простор,
Он сожалеет до сих пор. Но… как же судно он поднял,
Когда б тонул, корабль мой ?
Мелиса
–К счастью, случай помогал.
Благо, шкуру зверь морской нам оставил,
Обречённый. Ну, а клей тот-гордость принца. Не сказала,
Он-учённый. Он такой здесь единица, братец
Младшенький твой, Лей.
Калан
–Так он не твой, а мой родной? Не-ет, с ума сойдёшь с тобой!
Так проведи к нему скорей!
Мелиса
–Тебе на дно же не спуститься.
И в этом скорбная причина с семьёй навеки
Распроститься. Без жабр родился ты на свет. Изгрызла
Двор тогда кручина. И так решил Большой
Совет: что наместника царя должна
Взрастить теперь земля.
Калан
–И подкинули к барону! А если б он не захотел иметь
С дитём проблемных дел? Ну равнодушен был бы
К стону. Погиб мальчонка бы тогда!
Мелиса
–Да это просто клевета!
На тверди наших очень много по причине
Той же самой. А ну-ка вспомни кузнеца! Приказали Гиру
Строго в жизни целью сделать главной – опекать всегда мальца. Это он
Поднёс к порогу, ждал привратника, скрываясь, сердцем чувствуя тревогу. Так следить и продолжал, не заметным быть стараясь, рядом с деткой
Много лет. Ведь как рос, озорничал, ждал отчёт Большой совет.
От него-то и узнали, ждут какие тебя дали. А сейчас?
Пора мне в море. Тяжело дышать мне, друг.
Но увидимся мы вскоре, как
Излечится недуг.
Сказав, Мелиса покачнулась, и он
Ослабшую поднял. Но, как коса плеча его коснулась,
Он тут же в страхе побежал. И понял принц, как не легки от жемчугов
Её шаги. И вся команда, выполнив работу, наслаждаясь свежим
Ветерком, Калана видела заботу, как деву бросил за бортом.
И утонула та немая. Он же, руки отрясая, идя мимо
Подмигнул, возмущённый слыша гул.
VIII
Калан растроган был до слёз,
Разбередила душу новость. Выходит он роднёй
Не брошен, за ним следили, как он рос. Теперь он понял их
Суровость, ведь иначе не возможен для детёнышей больных был бы
Путь по жизни дивной. И как хотел увидеть их: мать, братишку
Да отца! Раз нитью связаны незримой родные, кровные
Сердца. И вспомнил он улыбку Гира.
Калан
–Старина всегда был рядом.
Прогонялся им задира, провожал тревожным
Взглядом лошадь, мчавшую нежданно. Даже плакал, если
Рана болью мучила ребёнка. Добрый Гир был, как отец, с горем детским
Был боец. Деликатно, очень тонко он проблемки все решал. А я, бестолочь, Дерзил и должно быть обижал. Где же ты, старик седой? Как же я тебя Забыл, друг мой верный, дорогой? Найду! И за любовь
Отвечу! Твою я старость обеспечу.
Так думал он, когда без стука к нему ворвался злой Тобол.
