Kitobni o'qish: «Мурный Лохмач», sahifa 2
– Обыск не санкционирован, как и изъятие пепла! – запальчиво возразил Федерик. – Если вы немедленно не покинете это место, я … я собираюсь сообщить обо всём Хозяину Потустороннего мира!
С усмешкой слушая его, Люрор де Куку изящным жестом извлёк из кармана платок цвета крови, ссыпал туда пепел, собранный фантомами, и не спеша направился к выходу в сопровождении старьёвщика, почтительно державшегося на шаг позади. Фантомы вытекли сквозь стены, не дожидаясь приказа первого советника.
***
Базиль даже не предполагал, что из-за него разгораются такие страсти, причём не в обществе милых дам, а среди самых опасных магов по ту и по эту сторону – некромантов. После подсчёта табакерок, шкатулок и слитков он изволил выкушать настойку валерианы и теперь возлежал в кресле в расслабленной позе, лениво наблюдая за тем, как аптекарь показывает Мари разные косметические средства, каких ещё не придумали в её время, одновременно ведя непринуждённую беседу.
– Так вы говорите, что все, чьи пенсне или лорнеты имеют разноцветные стёкла, и есть некроманты? У них, что же, прогрессирует слепота? – поинтересовался месье Гассикур, у которого в голове уже разворачивались бизнес-планы по выходу на новый рынок продажи оптики.
– Да, они вообще все с диагнозом! – со знанием дела заявил Базиль, весело взглянув на аптекаря, ухватившегося за перо, чтобы конспектировать за оборотнем.
– И какой диагноз? Ну слепота – это понятно, наверное, ещё и сердечная недостаточность при такой вредной работе? – продолжал выспрашивать Гассикур.
– Скорее уж недостаточность сердечности, – уточнил Базиль, – и не просто слепота, а слепота духовная!
– Всё шутите! – наконец догадался аптекарь и с сожалением отложил перо.
Но Базиль почти не шутил: каждый оборотень, призрак, скелет или иная субстанция всячески избегал встреч с теми, кто носил пенсне, монокль или лорнет с цветными стёклами, потому что ничего хорошего эти встречи принести не могли даже тем, кто строго соблюдал законы. Некроманты задумывались Противоположностью Жизни как помощники, организующие переход душ туда и обратно, но между задуманным и реализованным со временем разверзлась непреодолимая пропасть, потому что власть, которую они обрели, не могла не наложить свой отпечаток на их отношение к живым и мёртвым.
– У вас такой испуганный вид, мадемуазель Туше! – удивлённо сказал аптекарь, взглянув на Мари, которая внезапно побледнела, став почти прозрачной (эффект псевдооживления постепенно утрачивал силу). – Кого вы так боитесь?!
– Миски…– прошептала Мари, выразительно взглянув на Базиля.
– Мисски все в Англии, а до неё далеко, так что бояться нечего, у нас одни мадемуазели! – осклабился Базиль, желая успокоить свою напарницу, но в душе у него тоже заворочался червь сомнений.
Он только сейчас вспомнил о посудном призраке, которого они впопыхах оставили в таверне. Конечно, такие примитивные сущности не могли ничего рассказать в буквальном смысле этого слова, ибо были лишены разума и речи, но самым могущественным старьёвщикам было под силу считать и интерпретировать их воспоминания. Нуар Тун-Тун как раз относился к этой категории, а, значит, нелегальное пребывание Базиля и Мари могло быть раскрыто.
В этот момент звон дверных колокольчиков, показавшийся мадемуазель Туше громом среди ясного неба, возвестил о приходе нового посетителя, и это несмотря на то, что дверь была заперта и на ней красовалась вывеска: «ЗАКРЫТО».
– Кто это?! – в панике прошептала Мари Туше, пытаясь испариться, как это делали в сложных ситуациях все призраки. Но в её случае полного испарения не случилось, поэтому можно было наблюдать такую картину: по комнате, хлопая длинными ресницами, беспорядочно метался один красивый глаз и плавал вздымающийся, как девятый вал, пышный бюст с наклеенной мушкой. Таким непредсказуемым образом проявлял себя остаточный эффект псевдооживления, и, как сказал бы физик, субстанция местами пребывала в твёрдом состоянии, не желая переходить в газообразное.
Базиль, мгновенно преобразовавшись в упитанного серого кота, улучил момент и сиганул на свою напарницу, в прыжке сшибая лапой мушку с её груди. После этого Мари наконец обрела невидимость, скрывшись в тёмном углу. Её выдавала только едва заметная рябь пространства, возникавшая от духовной дрожи.
Месье Гассикур не видел всего этого безобразия, так как бросился встречать незваного гостя, на всякий случай, вооружившись сулемой – ядовитым порошком хлористой ртути, замаскированной под обычную нюхательную соль, хранившуюся в неприметном серебряном флаконе.
Он вышел к прилавку, старясь сохранять невозмутимый вид, и замер, увидев неожиданного посетителя. Точнее, это была посетительница, чья внешность возымела на аптекаря эффект взорвавшейся смеси красного фосфора с бертолетовой солью. Вопреки всем канонам стиля рококо, диктующим преобладание пастельных тонов в одежде, незнакомка предпочитала тёмные оттенки.
Восхитительное платье насыщенного фиолетового цвета, дополненное изысканными чёрными кружевами, украшавшими роскошные манжеты, лиф и подол, было настоящим произведением искусства, подчёркивающим достоинства фигуры этой дамы. Сначала она производила впечатление хрупкой статуэтки, поражая воображение тонкостью талии, изяществом и манящими очертаниями, невыразимой красотой точёных рук и шеи. Гассикуру уже не терпелось увидеть её лицо, но незнакомка, не оборачиваясь, стояла к нему спиной, рассматривая что-то на стеллажах и слегка поигрывая сложенным веером.
– Я чем-то могу помочь вам, мадам? – решился наконец нарушить молчание месье Гассикур.
– Мадемуазель! – холодно и надменно прозвучало в ответ.
О, этот голос, вонзавшийся в мозг и в сердце, словно стилет! Незнакомка соизволила повернуться, совершенно покорив сердце аптекаря. Её лицо покрывала густая чёрная вуаль, крепившаяся к элегантной шляпе с высокой тульей, но сквозь неё можно было рассмотреть чёрные блестящие глаза и кроваво-алые губы.
– О! Простите! – пробормотал аптекарь, снова окинув её взглядом.
И вдруг одна маленькая деталь заставила его вздрогнуть: тонкое запястье незнакомки украшал массивный золотой браслет, к которому на тонкой цепочке крепился элегантный лорнет с разноцветными стёклами. «Некромант… Некро…мантесса… Некро…мантиха…», – вихрем пронеслось в голове аптекаря.
– Ч…че-чем могу служить, мадемуазель? – запинаясь от страха, желания и осознания неожиданной удачи пробормотал Гассикур после долгой паузы.
– Мне нужны ингредиенты вот из этого списка! – сказала незнакомка, с царственной небрежностью бросив на прилавок свиток с указанием нужных ей веществ и увесистый кошелёк с золотыми монетами.
– Конечно, мадемуазель! – прошептал месье Гассикур. – Я соберу для вас всё нужное, а пока не изволите ли присесть? Может быть, кофе или бокал вина?
– Поторопитесь! – холодно сказала дама под вуалью и направилась к креслу, в результате чего стала заметна её лёгкая хромота.
Как ни странно, эта особенность не отталкивала, а только добавляла ей рокового шарма. Базиль, в целях маскировки в прямом смысле этого слова затаившийся в подполье, наблюдал эту сцену сквозь щели между половицами, поэтому реальность виделась ему под совсем иным углом, и этот угол обзора иногда нравился ему больше, чем все иные виды. Он успел оценить ноги незнакомки и соблазнительный шелест её кружевных юбок.
В его коллекции покорённых женских сердец некромантские органы кровеносной системы были в остром дефиците: Базилю просто не приходилось близко общаться с женщинами такого типа, чтобы лично опровергнуть бытующее мнение о том, что все некро…мантки …мантессы (или …мантихи?) бессердечны и холодны.
Поэтому сейчас его будоражила идея явить свой кошачий образ и нагло представиться этой даме, от которой веяло смертоносной привлекательностью могущественной стихии, но здравый смысл всё-таки одержал верх над животными инстинктами, хотя у большинства оборотней, созданных проклятием некромантов, они превалировали над всем остальным. Впрочем, торжеству здравого смысла часто помогала Мари Туше. Вот и сейчас она бесцеремонно дёрнула Базиля за хвост, запуская механизм пробуждения совести.
Дама под вуалью, кажется, тоже ощущала какое-то странное волнение, несколько раз подозрительно глянув под ноги, но, видимо, дело, которое привело её в аптеку, было слишком спешным и важным и не позволило отвлекаться на посторонних сущностей, которыми кишмя кишел Париж по ту и по эту стороны.
– Вот ваш заказ, мадемуазель! – сказал месье Гассикур, подавая незнакомке свёрток с собранными ингредиентами. – И подарок от заведения!
– Что за подарок?! – удивлённо спросила дама.
– Перчатки с ароматом магнолии и сандала, чтобы подчеркнуть вашу безупречную красоту! – с поклоном ответил аптекарь. – Буду рад видеть вас снова!
– Благодарю! – сказала незнакомка, приняв свёрток, а потом добавила, с мрачной усмешкой взглянув на часы, которые носила на шее. – Похоже, скоро увидимся!
Когда стук её каблуков растворился в городском шуме, месье Гассикур наконец освободился от воздействия потустороннего очарования этой загадочной дамы.
– Какая женщина! Мр-р-р-р-рачно прекрасная! – промурлыкал Базиль наконец выбравшись из подполья.
– Да-а-а-а…– мечтательно отозвался месье Гассикур.
– Не понимаю, что вы в ней нашли! – обиженно сказала Мари Туше, недовольно поджав губы. – По-моему, она страшна, как смертный грех, поэтому и вуаль носит!
– Не скажи! – возразил Базиль. – Некоторые грехи, и особенно грешницы, так привлекательны! А что она заказала? Что можно сделать из этих ингредиентов?
Последний вопрос был адресован аптекарю. Базиль схватил список, оставленный дамой на прилавке, но тот от его прикосновения рассыпался в прах, оставив только горстку пепла на ладони.
***
Кто бы мог подумать, что похожая горстка пепла некоторое время назад была окружена самым пристальным вниманием первого советника Потустороннего Мира?
ГЛАВА II. Не буди во мне зверя!
Люрор де Куку с маниакальной сосредоточенностью разглядывал пепел, казавшийся сквозь стёкла пенсне некроманта ало-фиолетовым. Вооружившись тонким медицинским пинцетом, первый советник Хозяина Потустороннего мира вот уже несколько минут осторожно и кропотливо удалял изящными и точными движениями частички пепла, которые, на взгляд обычного человека, были, как говорится, на одно лицо, то есть на одну золу, но некроманты обычно оказывались куда дальновиднее (или глазастее?), чем простые смертные. Когда ненужные, по мнению Люрора де Куку, частицы пепла были аккуратно собраны и отложены в сторону, некромант приступил к следующей части ритуала.
Нуар Тун-Тун, расположившись в кресле напротив, с интересом наблюдал, как вспыхивают холодным пламенем зрачки его напарника, а пенсне концентрирует это свечение в тонкие нестерпимо яркие лучи. Стоило им коснуться пепла, как частицы стали медленно притягиваться друг к другу, формируя нечто невообразимое.
Когда свечение исчезло, на столе остался свёрнутый вчетверо лист бумаги: воскрешать к жизни то, что рассыпалось в прах, когда-то было одним из ценных умений некромантов, но со временем это искусство созидания было по некоторым причинам утрачено, уступив первенство разрушительной составляющей дара некромантов – умению отнимать жизнь. Сейчас восстановить из праха они могли только неодушевлённые предметы, правда, за такую филигранную работу, как нынешний трюк, мог взяться разве что Люрор де Куку, да, может быть, сам Хозяин Потустороннего мира. Довольный собой, первый советник развернул записку и пробежал глазами послание.
«Дорогой Ханс! – гласило оно. – Сегодня в полночь я буду ждать вас в саду у нашего фонтана!»
Дальше следовала красиво выведенная подпись дофины Франции: «Marie-Antoinette», подчёркнутая изогнутой линией, а ниже красовалась приписка следующего содержания:
«Не забудь захватить необходимые принадлежности:
1. Колыбель – 1 шт.
2. Саженец дуба – 1 шт.
3. Кирпич – 118 шт. »
Прочитав это странное послание, написанное двумя видами абсолютно разных почерков, от явно женского убористого и округлого до небрежно размашистого предположительно мужского, Люрор де Куку позволил себе улыбку, которую все очевидцы уже давно окрестили «дьявольской», потому что обычно она предвещала хитрое плетение интриг. За улыбкой последовал сдержанный смех, к которому присоединилось и тихое хихиканье старьёвщика. Его тёмные глаза без радужек и зрачков видели даже сквозь стены – что уж говорить о восстановленном из пепла листе бумаги.
– Судя по впечатляющему набору принадлежностей, шевалье Федерик этой ночью собирается досрочно выполнить три главные заповеди мужчины: вырастить сына, посадить дерево и построить дом! – иронично заметил Люрор де Куку, подмигивая старьёвщику.
– Думается мне, что всё не так ужасно! – усмехнулся в ответ Нуар Тун-Тун. – Ведь последнюю запись явно сделала не эта смертная. Ты просто не слишком хорошо удалил лишний пепел. Кстати, нужно быть тыквой, чтобы надеяться при строительстве дома обойтись только ста восемнадцатью кирпичами. Это чья-то шутка.
Люрор кивнул. Он мог бы побиться об заклад с кем угодно, что знает, чья когтистая лапа начертала приписку внизу послания.
– Лучше скажи, с каких это пор Федерик стал Хансом? – спросил Нуар Тун-Тун.
При большом желании старьёвщик мог бы и сам докопаться до истины, но ему было лень это делать.
– Очень просто: он приходит к Марии-Антуанетте под именем Ханс Аксель фон Ферзен, – невозмутимо сообщил Люрор де Куку. – Именно так зовут её любовника, как докладывали мне соглядатаи, только я не предполагал, кто скрывается под этой маской.
Эта история с дофиной интересовала его только потому, что с нею был связан Базиль, участие же в этом ещё и Федерика только усиливало эффект и подозрения Люрора в плане причастности оборотня к каким-то крупным делам, а не просто к лёгким махинациям и по-кошачьи частым влюблённостям. Здесь было что-то нечисто! Впрочем, на это и надеялся месье Куку.
– Чем же Федерика не устраивает фамилия, данная ему Противоположностью Жизни? – пожал плечами старьёвщик. – Де Кадавр – это так пугающе загадочно!
– Вот именно, что пугающе! Думаю, Федерик как раз боится спугнуть своё счастье. Он ведь романтик и всё ещё верит, что его можно обрести, – сказал Люрор де Куку и подошёл к зеркалу, чтобы ещё раз убедиться в своей неотразимости.
Вопреки мнению многих доброжелателей, вампирские замашки не были ему присущи, поэтому неотразимость относилась только к впечатлению, которое Люрор производил на каждого, с кем общался. Он позволил призрачным слугам облачить себя в роскошный чёрный жюстокор (мужской кафтан в стиле рококо – прим. автора), щедро расшитый серебром, и собственноручно украсил кружевное жабо белой рубашки массивной брошью с чёрным алмазом, умопомрачительное количество граней которого, видимо, намекало на многогранность натуры его владельца, но большинство лиц, не знакомых с пространственной геометрией, вряд ли могли оценить это качество.
– Ты так готовишься к встрече, словно сам решил очаровать дофину и добавить ещё один трофей к своему гербарию побед! – усмехнулся старьёвщик.
– Что поделаешь, очарование – сопутствующий эффект моей магической работы! – возразил Люрор, небрежно опираясь на трость с набалдашником в виде черепа. – А наведаться к дофине и воспрепятствовать тем самым бездумному рассеиванию силы некросферы в мирах, которое готов этой ночью так опрометчиво совершить Федерик, – моя святая обязанность как первого советника Хозяина Потустороннего мира.
– Да-да, рассказывай… – с усмешкой покачал головой старьёвщик, знавший своего напарника, как никто другой.
***
Как и следовало ожидать, при такой концентрации некромантов на гектар территории Парижа тщательной подготовкой к свиданию занимался не только Люрор де Куку. Незнакомка, не так давно посетившая аптеку месье де Гассикура, тоже начала приготовления. Она даже не подозревала, что найдётся один отчаянно смелый хвостатый гражданин, решивший проследить за этим действом лично.
Базиль просто не мог упустить такую женщину! Незнакомка, словно специально созданная для того, чтобы воплотить одновременно несгибаемость и хрупкость, бунтарскую сущность и желание покориться, совершенство форм и несовершенство духа, недосягаемость и доступность – это был как раз тот ускользающий тип женской натуры, который оказался безумно притягателен для него.
Предвкушение обладания этой женщиной по ощущениям было равноценно балансированию на канате, натянутом над бездонной пропастью, и уже одно это доставляло будоражащее удовольствие. А ведь Базиль не привык останавливаться на полпути, даже если риск был слишком велик! Балансировать на канате между жизнью и смертью, между удовольствием и болью, страхом и восхищением – в этом тоже проявлялась его бунтарская натура и мятущаяся душа.
Обернувшись котом, Базиль выскочил из аптеки и, утащив у цветочницы букетик васильков, сломя голову помчался вдогонку. Люди смеялись, указывая на кота с цветами в зубах, но Базиля не волновала реакция толпы: он охотился, преследовал цель! Оборотень быстро нашёл даму под вуалью, тому способствовало звериное чутьё и перчатки – тот самый подарок от заведения, который вручил незнакомке месье Гассикур.
Шлейф ароматов магнолии и сандала и примешивавшийся к ним мрачный оттенок чего-то неведомого, вызывавшего всплеск сладкой жути и приступ неистовой жажды на уровне подсознания, привели Базиля к «Отелю де Санс». Слово «Отель» в данном случае не имело никакого отношения к гостинице: так назывался шикарный особняк на рю де ла Фигье – улице, названной так не оттого, что на ней все поголовно показывали друг другу фиги, а потому, что когда-то перед этим особняком росло роскошное фиговое дерево.
В «Отеле де Санс» в разные годы жили по очереди то архиепископы Санские, то королева Маргарита из рода Валуа, а теперь в нём остановилась прекрасная незнакомка. Надо сказать, что она любила готическую архитектуру, напоминавшую ей о временах её юности, и с некоторых пор желала уединения, так что особняк пришёлся ей по душе. Базиль проник внутрь через приоткрытое окно второго этажа и выбрал в качестве укрытия красивое и тёмное старинное зеркало, встроенное в стену.
Оборотень уже бывал в этом особняке во времена королевы Марго и имел доступ в её покои, поэтому ему была хорошо известна особенность этого зеркала: сквозь его поверхность можно было наблюдать за тем, кто находится в покоях, не обнаруживая себя, достаточно протиснуться через потайную дверцу в скрытое зазеркалье. Расчёт был прост: все некроманты были неравнодушны к зеркалам, поэтому вряд ли могли предполагать, что от них может исходить угроза.
Как и следовало ожидать, из множества других пустых комнат особняка незнакомка выбрала именно эти покои для своего уединения. Базиль прильнул к стеклу, надеясь на пиршество для глаз в виде обнажённых форм и сладостных изгибов тела этой загадочной и опасной женщины, к которой он присоединялся в постели в своих смелых мечтах, но судьбе было угодно сделать его свидетелем совсем иного зрелища. Незнакомка встала посреди комнаты и сделала эффектный взмах веером из траурных перьев. После этого раздвинутые слугами полотнища штор плотно задёрнулись, погрузив всё вокруг во мрак.
Базиль стоял за зеркалом, раздираемый желаниями убежать и остаться. Когда ожидание стало болью отдаваться в быстрых ударах возбуждённого сердца, прямо перед его носом (а по ощущениям – в его душе) вдруг вспыхнуло кровавое пламя: это незнакомка зажгла алую свечу. Сейчас она стояла прямо перед ним – дама под вуалью, воплощение смерти и своенравной мечты.
– Ты очень пожалеешь о содеянном! – прошептала дама, заставив Базиля вздрогнуть и ощетиниться.
В её голосе звучала такая дикая необузданная страсть, что у оборотня захватывало дух! Какая женщина! Стихия! Их разделяла лишь тонкая преграда из стекла, а это никогда ещё не служило защитой от гнева некроманта, но тем острее были ощущения!
«Неужели она меня заметила?!» – вихрем пронеслось в голове у Базиля, но незнакомка вдруг развернулась на каблуках и стремительно двинулась в глубину комнаты, где напротив зеркала на стуле стоял чей-то портрет, покрытый куском чёрной материи. Затем она поставила перед портретом чёрную свечу, и колышущееся пламя испустило несколько лёгких струй сизого дыма, который будто опал тленом в стоящий рядом бокал с какой-то жидкостью.
Судя по всему, эта жидкость была микстурой, которую вместе со свечами и продал ей месье Гассикур. Так что же она задумала? Всё смахивало на какой-то жуткий магический ритуал, в ходе которого дама под вуалью горячо шептала что-то о снятии защиты, падении и сыпала проклятиями в адрес неведомого героя на портрете. Во время кульминации этого действа послышался осторожный стук в дверь.
– Войдите! – повернув голову на звук, повелительно произнесла дама под вуалью.
Дверь открылась, пропуская в комнату приземистого мужчину совершенно обычной, ничем не примечательной наружности; пожалуй, только глаза выделяли его из толпы – выпуклые, как у рептилий, они смотрели холодно и цепко, будто брали на прицел, а ещё он был очень зубаст: дерзкая улыбка отпетого бандита обнажала неправильный прикус. Базиль узнал этого человека: Женади Мертие – наёмный убийца, которому всегда удавалось выйти сухим из воды.
– Что прикажете, мадемуазель? – спросил Мертие, покорно опускаясь на колени перед дамой, как дьяволопоклонник перед адописной иконой.
Вместо ответа дама сорвала с портрета кусок материи. Базиль остолбенел, узнав в блестящем аристократе на холсте Люрора де Куку, и в его мыслях зашевелились образы страшных догадок.
– Вы хотите его голову?! – нервно сглотнув, спросил Мертие.
– Я бы предпочла его сердце, – мрачно усмехнулась дама в ответ. – Но раз он не думает головой, то сойдёт и она!
– Но ведь он же… – пролепетал Мертие, умоляюще взглянув на свою нанимательницу.
– Будет беззащитен и не так быстр, как обычно, – сказала дама под вуалью. – Сделай своё дело, и проживёшь ещё сотню лет.
– Да, госпожа! – Мертие поклонился и вышел на подгибающихся от страха ногах.
А дама подошла к зеркалу и приподняла вуаль, обнажив чувственные алые губы, будто специально созданные для яростных, как укусы, поцелуев. Ей хотелось расслабиться, сбросить с себя вуали условностей и предвкушать торжество мести. Базиль прильнул к стеклу с противоположной стороны, по-кошачьи прищурившись в ожидании прикосновения к её тайне. Как она выглядит? Кто она? В этот миг дама вдруг начала хватать носом воздух. Запах магнолии и сандала отвлекал от мускусного запаха, свойственного оборотням, но сейчас его уже невозможно было не заметить.
– Кто здесь?! – жёстко произнесла она, раскрывая веер и поднимая лорнет, чтобы видеть и разить на всех уровнях бытия, а за этим вопросом последовал резкий удар силы некросферы, разбивший зеркало на тысячи осколков.
Незнакомка недовольно топнула ногой, обнаружив тайное укрытие: того, кто прятался в нём, уже и след простыл. Правда, на небольшом выступе стены что-то белело. Дама подошла ближе. Тайная записка, в которую был завёрнут немудрёный букетик васильков. Что это? Может быть, это ловушка или порча? Сначала её рука уже подняла веер, чтобы уничтожить цветы, но они были такими милыми, как в её юности, когда она была нежной и доброй, собирая эти синие венчики на зелёных стеблях. А что же в записке? Дама развернула скомканный в порыве лист бумаги и прочитала следующее послание, заставившее её отложить веер и засмеяться:
«О Вас мечтаю третий день,
Встаю в тоске в такую рань,
Хоть Вы не кротки, как сирень,
И не душевны, как герань,
Пусть! Я – беспечный одуван,
Простой, но гордый василёк,
К Вам дикой страстью обуян —
Аж в горле ком и в сердце «ёк»!»
Эти забавные строки выглядели так, будто писавший их обмакивал острый коготь в собственную кровь, чтобы второпях в буквальном смысле нацарапать любовное послание, слегка прокалывая поверхность бумаги.
– Оборотень… – пробормотала дама, снова вдохнув призывный запах мускуса, казалось, сочившийся из каждой буквы.
Ещё буквально несколько месяцев назад она бы пришла в ярость от того, что какой-то презренный проклятый смеет оказывать такие дерзкие знаки внимания ей, Клодине де Нозиф, Заправиле шестого сектора Потустороннего Парижа и Главе Пыточного следствия! А сегодня… Что с ней случилось сегодня?! Почему эта дурацкая записка и жалкий букетик, не шедшие ни в какое сравнение с роскошными подарками от других её мужчин, пробудили такие странные, давно забытые ощущения внутри? Клодина обернулась и взглянула на портрет, рядом с которым трепетало пламя чёрной свечи, делая лицо изображённого на нём некроманта живым и насмешливым, но сейчас эта тонкая усмешка на изогнутых тёмных губах больше не пронзала жгучей болью разочарования её сердце, неожиданно согретое васильковым обещанием.
Что таило в себе это обещание? Какая разница?! Клодина вдруг почувствовала, что может отпустить свою боль. На душе стало легко. Что же делать с этой запиской и её автором? Порвать и забыть (не хватало ещё, чтобы этот недостойный принёс в её жизнь новую боль)? Клодина снова вдохнула мускус и, немного помедлив, с улыбкой спрятала записку за корсажем, а букетик прицепила к платью, как брошь.
Раз уж она возглавляет пыточное следствие, то почему бы не заняться расследованием этого несанкционированного проникновения? Ну а если оно и закончится пытками, то этот наглец знал, на что шёл! Она погасила свечи, а потом всё тем же взмахом веера приказала шторам и окнам открыться; похоже, и душа её тоже была открыта, осталось только ждать того, кто сможет понять это и войти, вернее, вернуться: ведь дерзким преступникам свойственно возвращаться на место преступления, особенно хвостатым похитителям дамских сердец.
***
А ведь порой открытая душа – находка для проходимца! Этой истиной с давних времён часто пренебрегали дети и влюблённые. На первый взгляд, шевалье Федерик относился ко второй категории лиц, но в силу наивности своих суждений в некоторых вопросах вполне мог быть причислен и к первой. Этой ночью он торопился на свидание с дофиной. Мария-Антуанетта не подозревала, кем на самом деле является её фаворит, и любила его всей душой, а сам Федерик был очарован её светлой красотой, весёлостью и добрым нравом. Надо отметить, что женщины, отмеченные силой некросферы, тоже были хороши собой, но их внешность будто носила печать мрака. Возможно, из-за того, что все они утратили силу созидания?
У некромантов было не принято заключать браки и создавать долгосрочные отношения как между собой, так и тем более с обычными смертными. Каждый, кто смотрел на мир сквозь разноцветные стёкла, жаждал оказаться на вершине власти, сконцентрировав в себе все токи силы Противоположности Жизни и не желая делиться ни с кем, в том числе и со своими возможными детьми. Исключением из этого правила стал только наделавший много шума неожиданный флирт Люрора де Куку с Клодиной де Нозиф, впрочем, этот союз тоже не продержался долго. Ходили слухи, что первый советник Хозяина Потустороннего мира преследовал какие-то свои цели, очаровав Клодину, но в чём они заключались и были ли на самом деле, не знал никто.
Конечно, сейчас Федерик не думал об этом, он спешил к фонтану. Его немного удивила просьба дофины, изложенная в послании, но он решил, что все эти «принадлежности» нужны для какой-нибудь невинной забавы. Для доставки кирпичей и прочего добра Федерик решил воспользоваться услугами скелетов с ближайшего кладбища. И теперь все они, поднятые из земли силой дара некроманта, вяло тащились за своим хозяином, похрустывая суставами и недовольно ворча.
– Хотите загадку? – кряхтя от натуги, спросил самый мелкий и шустрый скелет.
– Ну?.. – ответили два других.
– Тогда так: «Красный, крепкий, вреден для зубов». Что это?
– Херес! – с один голос предположили скелеты.
– Какой херес?! Вы что? – Загадавший загадку аж подпрыгнул от неожиданного ответа, а потом смилостивился и дал подсказку: – Говорят ещё, что его всё время просит чья-то морда.
– Всё равно херес…– снова робко пробормотали его собеседники, а потом, добавили очень виновато: – Больше ничего не подходит!
– Пропойцы костлявые! – приосанившись, отчитал их загадчик, – Разгадку вы тащите на себе: это кирпич!
– А что… смешно… – мрачно отозвались скелеты, щёлкая челюстями для изображения смеха. – Но херес лучше.
– Прекратите болтать и сложите всё вот в тех зарослях! – прерывая их, тихо, но жёстко произнёс Федерик, указав на кусты сирени недалеко от фонтана.
Скелеты покорно отправились выполнять приказание.
– Закопаться по самое «не хочу» и ждать, пока я не призову вас! – добавил некромант вдогонку, а сам принялся всматриваться в темноту, сгорая от желания увидеть свою возлюбленную.
Скелеты, выполнив первое указание своего господина, промедлили со вторым.
– Как это – «по самое не хочу»?! – бормотали два самых недотёпистых.
– Очень просто: я вообще не хочу закапываться! В кои-то веки дали пройтись и размять кости, и вдруг такое! – заявил тот, который загадывал загадки.
Такое неповиновение господину произошло из-за того, что скелеты попали под воздействие ауры силы другого, более могущественного некроманта, оказавшегося в саду. Она создавала помехи. В результате вся костлявая компания так и осталась сидеть в кустах, прячась за кирпичами.
– Чуете? – прошептал через некоторое время самый шустрый из троицы скелетов. – Вон там крадётся какой-то человек.
– Ну? – как обычно ответили двое других.
– Так вот, судя по морде его лица, он точно пришёл за кирпичом!
Женади Мертие не слышал этого разговора: простые смертные не могли воспринимать такие тонкие вибрации, зато благодаря некромагии своей нанимательницы он хорошо видел и слышал свою жертву, приближавшуюся к фонтану. Безжалостный убийца, не щадивший ни детей, ни женщин, ни стариков, убивавший без тени волнения направо и налево, сейчас против обыкновения нервничал: впервые ему выпала честь убить настоящего некроманта! О том, что такие существуют на самом деле, он узнал, когда познакомился с роковой красавицей, поработившей его волю одним прикосновением своего веера из траурных перьев. Убить по её заказу было для него возможностью ощутить новую степень своего превосходства, поэтому сейчас он не просто выслеживал жертву – он охотился, как матёрый зверь.
Его излюбленным оружием был нож, незаменимый в толпе и узком тёмном переулке, но в данном случае незаметно подобраться к цели на расстояние удара было невозможно, поэтому Женади Мертие решил использовать балестрино – изящный, маленький, лёгкий и почти бесшумный арбалет для скрытого ношения, которым его когда-то давно снабдила всё та же роковая красавица-нанимательница. Прикасаясь к прикладу, покрытому затейливой инкрустацией, Женади Мертие представлял себя принадлежащим к недосягаемому для него аристократическому обществу. Недосягаемое было проще ненавидеть. Тот, кого он выслеживал, тоже был из числа разнаряженных вельмож, а неподалеку бродил и ещё один напомаженный и надушенный экземпляр – в общем, плюнь, и попадёшь в аристократа, но Мертие предпочитал выстрелы.
