Kitobni o'qish: «Девушка на фотографии футболиста Березина. Часть 2»

ЧАСТЬ 2. Бумеранг

Все возвращается.

.

Кривое зеркало

Отчего в этом году нас так ненавидит весна? Во всяком случае, она очень припозднилась, заглянув лишь в последних числах марта. Но зато теперь, когда снег почти сошел, можно, весело потряхивая сумочкой, нестись на всех порах в любом направлении, будучи полностью уверенной в том, что не поскользнешься на очередной льдине или что сосулька не найдет твоей несчастной головы, на которую и без того любят падать всякого рода неприятности. И чего у меня такое отличное настроение? Почему я улыбаюсь прохожим? Потому что солнце светит так ярко, потому что ветер теплый-претеплый… Да мало ли почему?! Одним словом, весна! А весну я просто обожаю!

Хотя разум периодически подсказывает мне, что особенно радоваться нечему: Матвей Горин все-таки ушел, а Николай Степанович долго потом меня отсчитывал, что предварительно я не договорилась с ним о направлении беседы. Как будто он сам бы посоветовал ему другое! Мол, нужно было удерживать Матвея, потому что президент клуба не имел большого желания его продавать. Ну и что теперь ― человеку мучиться? Конечно, он начальник и все такое… Эх, выгонят меня когда-нибудь с моей философией! Ну, ничего: главное, дотянуть до получения диплома, а там не страшно.

Но даже это не беда: ушел, да ушел. Как сказал бы профессор, у футболистов доля такая: уходить, приходить, снова уходить. Вот только после перерыва игра у наших совсем разладилась: за трех первых турах два поражения и одна ничья. И это при том, что Березин, наш лидер, весь сезон играет как никогда здорово. Тренер весь на нервах, в команде настроение ниже плинтуса. Что-то там происходит, в чем мы с Николаем Степановичем разобраться не смогли ― не наша компетенция. Если бы у кого-нибудь одного проблема случилась, помогли бы, а тут целое наваждение. И президент… на него весна вообще дурно влияет. Удумал какие-то нововведения учинять! Как бы не решил оптимизировать число сотрудников ― я на своих птичьих правах первый кандидат на вылет.

Я не ездила с командой на сборы ― пресловутая экономия! Но с другой стороны, хоть как-то дела в порядок привела, а их накопилось немало. Все-таки трудно блестяще учиться и хотя бы сносно работать! Или наоборот.

Как же быстро пролетела зима! Я ее не люблю, поэтому считаю, что мне повезло. А когда подопечных своих увидела спустя почти три месяца, то так обрадовалась! Сама не знала за собой такого: с трудом привязываюсь к людям, а тут… Кирилл ― с ним мы созванивались, да и Наташа рассказывала много; Егор ― он таки женился, только вид у него при этом был, будто человек объелся лимона. Не нравится ― не женись. Зачем девушке мозги пудрить? Мне на месте Агнии было бы очень неприятно, но она вроде бы не заметила.

Березин… Это вообще отдельная история! На следующий день после нашего «свидания» он явился в кабинет и подпер плечом косяк двери, молча уставясь на меня. Дмитрий, как это за ним водится, являлся скоплением металлических безделушек, модельных дырок, футболки цвета фуксии с веселым принтом, и, конечно, присутствовал белый хаер ― без него никуда! Руки в карманах, на губах играет полулукавая улыбка, одной ногой, согнутой в колене, упирается в дверной косяк, непроницаемые глаза смотрят прямо на меня.

– Хорошо ты вчера меня! ― начал он вместо приветствия.

– Да, неплохо, ― подтвердила я. ― Только ногу опустите, а то казенное имущество, сами понимаете!

– Так мы снова на вы! Отлично. Так меня еще никто не отшивал.

– Что ж, все когда-нибудь бывает впервые! Тем более, с вашей стороны это была только игра. Не так ли? ― Березин кивнул. ― А все игры имеют обыкновение заканчиваться.

– Ага, только эта завершилась больно резко: еще минуту назад вы говорили: «Какой прекрасный вечер», а мгновение спустя исчезли. Но вы правы: это всего лишь игра. Да, все, что я вам там наговорил… не берите в голову: на что не пойдешь, чтобы выиграть!

– Вы правы, мне тоже пришлось вам польстить, ― я старалась как можно глубже закопаться в бумаги. Надо с этим кончать, нам работать еще вместе.

– Вы еще скажите, что у вас губы свело от натянутой улыбки и что пожалели, что согласились прийти, ― Дмитрий отделился от стены и подошел к моему столу.

– А вы, что были безумно счастливы, когда удавалось избавиться на время от моего общества, ― привстала и я.

Мы посмотрели друг на друга: я колюче, он насмешливо-безразлично. Наконец, мы отвели глаза.

– Вы бы побереглись: играть не так-то просто, этому учатся годами, ― заключил Березин, отстраняясь от моего стола.

– И вы поаккуратнее. Сами знаете: есть травмы, которые очень долго не заживают.

В высшей степени странный разговор, но он был необходим. В какое-то мгновение я поняла, что все неправильно, что так не должно быть. Подходящих слов найти не удалось, вот и пришлось уйти по-английски. Было и еще что-то, о чем говорить не хотелось.

Что касается остальных ребят, то они все вернулись изрядно посмуглевшими, даже Цыпа и Диего, которые и так от рождения обладали насыщенно шоколадным цветом кожи.

А день все-таки прекрасный! На выходные собираюсь домой, чтобы помочь приготовиться к Пасхе. Совсем домой. Потому что там минимальный шанс встретиться с Димкой. Хотя теперь мне все равно! Вот уже и база далеко позади, несколько шагов до остановки осталось. Я замедлила шаг, чтобы еще раз насладиться наступающим вечером. Вдруг кто-то сказал сзади:

– Стой!

По-моему, знакомый голос. Только лучше приготовиться к худшему, я даже баллончик газовый купила, чтобы защищаться от всякого рода неприятностей. Заветная емкость уже притаилась в руке, когда я развернулась в сторону голоса. В последний момент рука опустилась и я, отвернувшись, пошагала дальше.

– Короче, будем делать вид, что не знакомы? ― предложил Стрелок, поравнявшись со мной.

– Отличная идея! Вижу, нога поджила, теперь ты передвигаешься значительно быстрее, чем раньше. Пока!

Стрелок и правда физически выглядел свежее, нежели три месяца назад. Вот только лицо… Оно сохранило признаки недавнего неудовольствия, хотя постепенно прояснялось. Рассуждаем, как учил профессор: Стрелок увлекается только (насколько мне известно) одним футболом, его команда не в лучшем состоянии. Скорее всего, переживает он как раз из-за команды.

– Неужели обижаешься? ― допытывался он.

– Куда мне: я же робот!

– Короче, рад встрече.

– Не могу сказать того же в твой адрес.

Стрелок сначала пожелтел и отвернулся, а потом изобразил уже знакомое мне подобие ухмылки.

– А цепочку не снимаешь! ― заметил он довольно.

– Еще чего! Она моя! ― безапелляционно заявила я.

Мы посмотрели друг на друга внимательно, я не удержалась и рассмеялась. Его мутного цвета глаза ответно заблестели.

– Ну и как ты, гроза всех фанатов команды соперников? Только не говори: «Нормально!». Так отвечают людям, которым не доверяют.

Мы как в старые добрые времена медленно плелись по дороге.

– Сама понимаешь: у команды застой, почти развал. Короче, настроение ни к черту. Что у них? ― допытывался мой попутчик.

– Даже если бы знала, не сказала ― не могу, но мне скрывать нечего: на сборах не была, мы сами с профессором головы ломаем. Какое-то у тебя лицо кислое, неужели только из-за футбола?… Можешь не отвечать, если не хочешь, ― добавила я.

– Тут тоже скрывать особо нечего: исчезнуть бы куда-нибудь… Учеба, фан-клуб и вообще…

Вообще ― это, видимо, семья. Надо же, он восстановился в университете? Дело идет на лад!

– Это можно.

– В каком смысле? ― недоумевал Стрелок.

– Просто поверь мне и не спрашивай, куда поедем. Не волнуйся, верну тебя пару дней спустя в целости и сохранности.

– Так все-таки куда?

– Можешь ты хоть раз в жизни кому-то довериться?

Стрелок задумался, а не отказался наотрез, как предполагала я. Нет, все-таки у него другая акцентуация, не шизоидная.

– Только там, куда мы поедем, я буду звать тебя Женей, если ты не против.

Мы сошли на мягкую, по-весеннему гибкую землю, когда уже смеркалось. Я специально не просила нас встречать ― хотела пройтись пешком, подышать замечательной чистоты воздухом. Мне-то хорошо, Стрелку, то есть Жене хуже ― он ведь несет мою неподъемную сумку и скромную свою. Да и ему неплохо бы сменить обстановку. И почему мне стукнуло в голову привезти его домой? Сама не знаю. Смешно вспомнить: на каждой станции он порывался сойти, допытывался, что к чему, звонил куда-то, по карте в интернете отслеживал, где мы. Будто бы я его в дремучий лес на съедение волкам веду! Ну, ничего, пусть привыкает доверять людям.

– Теперь ты скажешь, куда мы приехали? Короче, это твой дом?

– Как ты догадался?

– Больно уверенно ты идешь, но смотришь по сторонам, давно уехала и приезжаешь редко?

– Уехала очень давно, а приезжаю крайне редко. Мы сначала в город переехали сразу по окончанию девятого класса, чтобы к ЕГЭ хорошо подготовиться, да и папа там работу нашел… Потом еще более дальний переезд… Вот так, ― подытожила я и чуть заметно улыбнулась. ― А ты чего вдруг решил затаиться?

– Да так, ― попытался уйти от ответа он, ― мать к отцу в санаторий уехала, и я как-то… сама понимаешь.

– Ага, ― кивнула я. ― А с ней поехать не судьба?

– Давай закроем тему, ― отрезал он и поправил ручку сумки на плече. ― Где же твой дом? Короче, не представляю даже, что в такой глуши могут люди жить.

– Могут, скоро в этом убедишься.

– Маш, но ты мне скажешь, если узнаешь, что с нашими. И обращайся, если помочь надо будет, ― на ходу бросил он.

– Ладно, только уговор: если что-то узнаешь, даже слух или сплетню какую-нибудь правдоподобную, сообщишь мне. Я-то уже сделала вывод: вы про футболистов порой больше них самих знаете, мы, психологи, тут вам в подметки не годимся!

Так, переговариваясь о том, о сем, мы медленно, но верно приближались к моему дому.

– Дорогая моя, наконец-то! ― сдавила меня в своих объятиях мама. ― Как ты похудела! Совсем ничего не ешь! ― сетовала она.

– Мама! Я ем. И совсем не похудела! ― успокаивала ее я. ― Познакомься: это С… славный человек, который спас мою сумочку. Его зовут Женя, ― особенно подчеркнула последнее слово, чтобы Стрелок привыкал отзываться на свое настоящее имя, а не только на кличку.

– Валентина Ивановна, очень приятно. Маша о тебе рассказывала, благодарила очень, ― расплылась в улыбке мама и посмотрела на нас поочередно, я взглядом показала, что это она делает зря. Женя даже бровью не повел, как будто все происходящее его не касалось.

Мама ― довольно энергичная, живая (особенно в присутствии гостей) женщина с орехового цвета волосами, все видящими карими глазами и лапками морщинок под ними, символизирующих, что их обладательница любит посмеяться. Еще она любит меня, папу, свою профессию, причем последнюю весьма сильно, хотя в этом ни за что не признается. При этом работа ее утомляет порой, как, впрочем, и любого другого нормального человека. Она работает в отделе кадров на текстильной фабрике, поэтому трудоспособность человека определяет всегда с первого взгляда.

– Хорошо, что ты не одна, веселее будет! ― как-то странно намекнула она.

– В каком смысле?

– Вероникины родители здесь по соседству дом сняли.

Я не отвечала.

– Ты забыла Веронику? Ну, она среднего роста с вьющимися волосами. Вы дружили даже какое-то время до твоего отъезда.

Куда мне ее забыть! Еще как помню. Только этого не хватало!

– Я их с Димкой на ужин пригласила, они нас до этого на шашлыки звали, ― пояснила она. ― Прекрасные ребята.

– Мам, зачем? Я устала, да и Женя тоже… Может, потом как-нибудь?― видимо, несмотря на весь мой пресловутый самоконтроль, которым так гордилась, притворяться равнодушной у меня выходило скверно. А тут и Женька голос подал, он все еще держал на весу сумку и осматривал наш дворик.

– Короче, хорошо. Вы про Керимова говорите? Буду рад его видеть, ― довольно констатировал он.

– Вы знакомы? ― удивилась мама.

– Да, встречались несколько лет назад.

– Вот удача! ― восхитилась она. ― Что же мы на крыльце говорим, проходите.

Я пропустила маму вперед и зло шепнула Жене:

– С чего это ты решил знакомство восстановить?

– Не волнуйся, Маш. Он не футболист ― в случае чего и разукрасить могу.

– Да уж, успокоил! ― покачала головой я и закрыла за собой дверь.

Пока Женька-Стрелок размещался в одной из двух наших спален, мы с мамой остались наедине в другой. Я смогла узнать все новости и подробности. Оказывается, дом сняли совсем недавно ― зимой. Обычно на выходные приезжал только Димка, потом стала и Вероника ездить. Папу следовало ждать лишь утром, его дела задержали в городе.

Женю мама оценила положительно: сказала, что он жилистый, и на нем воду возить можно, если подкормить немного; некую угрюмость она охарактеризовала как серьезность, а малообщительность как деловитость ― так и должно быть ― мужчина говорит мало, а делает много. От такой оценки я пару раз, не удержавшись, хмыкнула.

Я вышла на улицу, спустилась с крыльца и направилась в сад. Какое же все родное! Листва уже убрана, поэтому робкая и такая ярко-зеленая травка то здесь, то там мило улыбается мне. Эти яблони, беленные до колен, березки, которые я так любила обнимать в детстве, ― слышала, что это питает силы и придает уверенность; наш огород ― сколько дней на нем проведено! Наш дворик… Когда-то по нему сновали туда-сюда куры, утки, индюшки. А теперь тишина. Вообще деревня стала тише, деревья ниже, а дали короче. Взрослеем, однако.

Вот только Димка… с чего они решили дом рядом с нами снимать? Да нет, это не он, а родители Вероники. Что ж, это неважно. Он давно уже ушел из моей жизни. Надо же, стоило всему успокоиться и на тебе! Хотя мне нечего волноваться, он чужой для меня человек.

Тут сзади послышался удар и чертыханье, словно кто-то споткнулся. Так и есть: Женя и ведро не смогли разойтись миром.

– Короче, это все черное вы сажаете? ― поинтересовался он. ― Чего ты смеешься, я что-нибудь смешное спросил?

– Нет. Просто странный вопрос. Недели через три-четыре будем картошку сажать, так что если тебе снова захочется сбежать на пару дней, то приезжай и узнаешь наверняка.

– Буду иметь в виду, ― улыбнулся одними глазами Женя.

– Так это все ваше? ― мой спутник обвел глазами просторный сад, уходящий вдаль огород, бугор, речушку за ним, нечастый лес на заднем плане.

– Можно сказать и так! ― отозвалась я.

– Ты тут выросла?

– Ага.

– Теперь понятно, ― заключил Женя и оперся спиной на мощный остов яблони.

– И что тебе понятно, хотелось бы узнать? ― насмешливо поинтересовалась я, прислонившись к соседнему стволу напротив.

– Отчего ты такая полудикая ― полудомашняя.

– Спасибо, так меня еще никто не характеризовал! Отчего же я «полудикая»?

– Короче, делаешь, что хочешь и как хочешь, невзирая на других.

– Допустим. Почему же «полудомашняя»?

– Ну, ― замялся мой собеседник. ― Я тебе потом как-нибудь скажу.

До чего ему не хотелось пояснять! Он и глаза отвел, и на часы посмотрел, и телефон два раза проверил… Не стала я допытываться у него ответа: захочет, сам потом скажет. Все-таки любопытно взглянуть на себя глазами другого человека, правда, порой складывается впечатление, будто в кривое зеркало смотришься, и в нем не ты, а кто-то другой.

Вот и случилось! Сидим мы напротив друг друга в зале, таком любимом, родом из детства, за прекрасно накрытым столом (мама гостей принимает не очень часто, но если уж случилось, то будет пир на весь мир), во главе которого сама хозяйка. Рядом со мной Стрелок, с противоположной стороны ― Вероника (ближе к матери), а прямо по курсу, стоит поднять глаза ― Димка.

Комната довольно просторная, но вынесенный в центр стол значительно уменьшил ее. Тут мои игрушки, безделушки, книги ― многое, что характеризует меня сильнее, нежели все психологические портреты, которые только возможно придумать. Главное, приглядеться.

Вероника поглядывала на меня робко, вступила в разговор с мамой, потом ко мне обратилась. Мое лицо озарилось самой милой из подвластных мне улыбок. Я отвечала, как прекрасно работать в таком известном футбольном клубе, какой у меня замечательный профессор, как я глубоко прикипела душой к команде, какие у меня друзья превосходные… Вероника кивала, уточняла, спрашивала в обратную. Мама отвлеклась от еды, подперла ладонью голову и не сводила с меня глаз. Димка в разговор не вклинивался до поры до времени, делал вид, что поглощен окорочками, салатиками. Женя тоже молчал, но ему простительно: он с таким аппетитом вкушал мамину стряпню, что в один момент времени я поняла, что мама в позе мыслителя созерцает не меня, а его.

– Короче, вкусно невозможно, ― констатировал Женя, когда в разговоре возникла пауза.

– Женя, вы вроде бы знакомы с Димой? ― намекнула мама.

– Да, хорошая гонка была, когда мы впервые встретились, приятно вспомнить.

– О своих победах всегда приятно вспоминать, ― улыбнулась я.

– Знаете, ― подал голос Димка, ― некоторые проигрыши оставляют больше впечатлений, чем иные победы.

– Наверно, ― не удержалась от колкости я, ― особенно, когда хочешь проиграть.

– Как будто кто-то может нарочно стремиться проиграть! ― беря бутербродик с красной рыбкой, засомневался Женька.

– Знаешь, всякое бывает! ― переглянулась я со Стрелком. Димка поймал наш обмен взглядами и спросил:

– Есть один хороший вопрос: как вы считаете, может, лучше сразу сдаться, чем выйти и проиграть?

Первым вызвался отвечать Женя.

– По мне, так лучше попытаться.

– А ты как считаешь? ― обратился он ко мне, и я впервые за сегодняшний вечер открыто посмотрела на него, не отводя взгляд, но дать ответ не успела. ― Можешь не отвечать, и так знаю: проигрывать не люблю и без борьбы не сдамся.

– А я, ― попыталась проникнуть в наш в высшей степени странный разговор Вероника, ― считаю, что если нет больших шансов, то рисковать не стоит. Поэтому я только приветствовала решение Димки не участвовать в гонках.

– Вот и правильно, ― поддержала ее мама. ― Нечего зазря жизнью рисковать, вы кушайте, кушайте, ― она хотела прекратить этот непонятный разговор, смысл которого оставался ей неподвластным.

– Значит, ты больше не соревнуешься? ― спросила я. Даже жалко как-то, у него неплохо получалось.

– Везение закончилось, а без него никуда, ― пояснил он.

– Это верно, как же ты сейчас?

– Учусь, подрабатываю в фирме, потом думаю свое дело открыть.

– Мои родители обязательно помогут, ― добавила Вероника. Димка бросил на нее только им одним понятного содержания взгляд, девушка уткнулась глазами в тарелку.

– А не получится, что-нибудь еще придумаю, где наша не пропадала? ― расплылся в улыбке он. Только теперь за слоем трехлетней накипи и штукатурки я разглядела прежнего Димку: остроумного, жизнерадостного, оптимистично настроенного, способного горы свернуть, до безумия влюбленного в жизнь.

Мы и дальше разговаривали, но Димка больше молчал. А когда мы прощались, мой старый знакомый завозился в коридоре, возникла неловкая тишина, и, уже закрывая дверь, мне показалось, что я услышала: «Как же мне тебя не хватало!»

Но могу дать девяносто десять из ста относительно того, что это просто игра моего воображения.

― Ты меня обманула.

Так начал нашу беседу под звездным ночным весенним небом Женя.

– Ты говорила, что Вероника легкая, жизнерадостная, веселая, какая там еще? Общительная… ну, это правда, ― согласился он. ― А в остальном… не очень веселая, скорее стремится понравиться, не слишком жизнерадостная, скорее реалистичная, если и легкая, то на вес точно, а по характеру не знаю. Да и Димка. Обычный парень. Короче, я сразу подумал, что ничего особенного в день гонки в нем не заметил, а теперь убедился. А ты так расписала… короче, у меня совсем какой-то другой образ сложился.

Вот тебе и Юрьев день. А кто может быть уверен на сто процентов, что он смотрит на мир не в кривое зеркало?

Одна проигранная встреча

― Третий проигрыш в четырех матчах! Маша, подумайте только, третий! Пора срочно предпринимать меры, ― заключил профессор. Он ходил в кабинете из угла в угол, размышляя о причинах такого неудачного старта после перерыва. Сегодня, сразу по завершению матча, он позвонил своей ассистентке и потребовал приехать на базу. Теперь у них проходило мини-совещание.

– Мне трудно предложить выход, потому что я не могу понять, почему так произошло, ― отозвалась она.

Профессор на мгновение остановил свой пронзительный взор на девушке, потом протер очки, присел и предложил Маше:

– Я вас уже многому обучил, попробуйте сами понять причину разлада в игре, только помните, что в рассуждениях нужно идти от известного к неизвестному, от простого к сложному.

«Странный человек! У команды такие неприятности, еще две-три такие игры, и полетим мы отсюда на все четыре стороны, а он на проверку моей обученности время тратит! Что тут скажешь: педагог! Что ж, попробуем!»

– Что нам известно: игра разладилась после межсезонья. Это раз. Открытого конфликта между футболистами нет. Это два. Игроки, у которых мы пытались выяснить, что в психологическом климате команды нарушено, ответа не дали. Это три. Физические кондиции игроков в норме, как нам сообщили доктора. Это четыре. Из всего вышесказанного сделаем вывод…

Профессор знаком остановил девушку. Хорошо, что он так поступил, потому что продолжение фразы Маша придумать никак не могла.

– Чтобы правильно сформулировать вывод, вы должны знать, что в межсезонье я практически не видел ребят: по семейным обстоятельствам был вынужден приезжать лишь на пару дней и снова уезжать.

«Интересно! И у него есть семейные обстоятельства! Хотя, ничего удивительного: ведь Женька тоже считал, что я робот».

– Это меняет дело. Наверно, в межсезонье произошло что-то, что нарушило психологический климат. Причем такое, о чем чужому человеку не говорят, даже близкому. Что-то очень серьезное, связанное с футболистами, о чем они молчат.

– Может, просто временный спад? ― противоречил ей профессор.

– Возможно, но маловероятно: игроки те же, тренер тот же, а результата нет.

– Допустим, ― психолог чуть отклонил голову в сторону, свободно расположился на своем любимом кресле, его глаза выражали внимание и что-то еще, похожее на гордость. ― Может, вы проанализируете, что в игре ребят изменилось в худшую сторону?

Вопрос на засыпку, особенно, для девушки, которая к футболу относилась всегда прохладно, без особого интереса. Но не для той, что несколько часов провела в поезде рядом с человеком, ничего не признающим в мире, кроме футбола.

– Иногда складывается впечатление, что они перестали понимать друг друга: один дает передачу на ход, а другой думал, что будет в ноги; долго делят, кому штрафной пробивать; фолить больше стали. Что еще?… Хм… Короче, уверенность куда-то ушла, а вместе с ней и удача.

Психолог сначала слушал, потом начал протирать очки, затем поставил глаза в одну точку и замер. Маша решила, что профессору не понравился ее анализ, но вскоре она поняла: ее начальник придумывает очередной мудрый ход. Поэтому она не стала тревожить его задумчивость.

– Маша, вы считаете, что проблема в футболистах, а не роке, тренерах, руководстве или ком-то еще?

– Да, мне так кажется, ― нерешительно произнесла девушка.

– Пусть будет по-вашему. Если есть скрытый конфликт среди футболистов, значит, они сами выдадут его причину своими словами, поведением, стоит только понаблюдать за ними хорошенько.

– Хорошо, я буду наблюдать в усиленном режиме, начиная с завтрашнего дня.

– Не пойдет, так наблюдение можно проводить целыми неделями, а у нас нет времени, поэтому приступим сегодня. Вы должны знать, что у нас есть неделя для улучшения ситуации, руководство наделило нас всеми необходимыми полномочиями. Но вы должны отчетливо представлять, что будет в том случае, если у нас ничего не выйдет. Я тоже буду наблюдать и особенно пристально ― за тренером. Что-то здесь не так.

Маша, все это время сидевшая за компьютерным столом, подвигала уставшими от недостатка движения ногами, потом руками. Она уже поняла, что надо размяться, потому что остаток дня будет длинным и придется побегать.

Идея профессора, благодаря стараниям его и ассистентки, была воплощена в жизнь. На базе футболисты проходили восстановление после игры в массажной, ваннах, на специальных тренажерах. Потом они должны возвращаться домой, но профессор объявил им, что проводит обязательный сеанс психологической разгрузки в бывшей архивной. И вообще, им сегодня надо остаться с ночевкой на базе. Сказать, что футболистам не понравилось это известие ― ничего не сказать, они, уставшие и разбитые разгромными 3:0 от середняка турнирной таблицы, пребывали в дурном расположении духа. Но психолог не унывал, он рассадил молодых людей на стулья, диван, шары, на подушки, специально для этих целей разбросанные на полу. Всего испытуемых было одиннадцать: Кирилл Наваров, Егор Беговой, Дмитрий Березин, Магомед Ахмедов, Сергей Брошкин, Цыпа, Светич, Диего, Опалов, Чиж, Жоазинье. Именно такой набор футболистов оправдывался, по мнению профессора, оптимальными размерами малой группы, кроме того, в нем был представлен весь основной состав команды.

Профессор вошел последним, закрыл за собой дверь и сообщил:

– Вы лучше меня знаете сложившуюся ситуацию, вам с ней и разбираться. Сейчас я выйду и закрою за собой дверь, открою только через два часа. Можете заниматься, чем хотите. Советую обсудить наши проблемы…

– Подождите, ― Егор немного перекатился на шаре, на котором сидел, ― значит, разгружать нас не будут, а будут нагружать? Ну, спасибо, знал, не согласился бы! ― заявил он с улыбкой, впрочем, как обычно.

– А я вообще ничего обсуждать не намерен! ― заявил Березин, он сидел на полу, опершись спиной на стену и расположив впереди согнутые в коленях ноги.

– Это ваше дело, единственное условие ― вместо «я» и «ты» говорите «мы», за каждую ошибку буду набавлять на первый раз по минуте, ― заключил профессор, развернулся, покинул комнату. Все ее обитатели слышали, как снаружи скрипел ключ.

– Он что, правда, дверь закрыл? ― удивился Павел. Футболист встал с дивана, дернул за ручку и озадаченно вернулся на место.

– Не обязательно было проверять, и так все ясно! ― констатировал Брошкин, парень двадцати семи лет с постоянно взъерошенными волосами и кипой мыслей в голове. За это его и любили, и недолюбливали: любили ― за точные и креативные передачи, недолюбливали ― за меткие и разумные замечания по любому поводу, а также глубокую осведомленность.

– Эй ты, философ! ― подал голос Березин.

Футболист не успел говорить, потому что его прервал Егор.

– Ну, спасибо, Димка, теперь нам сидеть здесь на минуту больше!

– Откуда они узнают! ― бросил нападающий.

– Это Николай Степанович не узнает? Иногда складывается впечатление, что он и так все знает! ― заявил Чижик.

Маша сидела в закоулке за стеной и все видела, наушники передавали ей звуки в точности, а профессор спокойно сидел в кабинете, занимаясь своими делами.

– Опал, что будем делать? ― впервые проронил пару слов Кирилл.

Капитан пожал плечами, не изменяя своему угрюмому виду, так для него не характерному.

Все выглядели озадаченными, раздраженными либо потерянными. Все, кроме Жоазинье, который делал вид, что это просто еще одно рабочее упражнение ― неприятное, но безобидное, поэтому коротал время, набирая сообщения в любимой сети. Он давно привык, что русские люди немного странные ― очень уж любят придумывать себе утомительные развлечения.

– Что сказал профессор? Будем решать наши проблемы, ― предложил Егор.

– Не знаю, как у тебя, а у меня проблем нет, ― отрезал Березин.

– Димка, кончай с этим «ты» или мы здесь и правда до утра застрянем! ― напомнил Чижик.

– Ты, ты, ты! ― запел Диего, ему подпел Цыпа, создавая колоритный дуэт.

– Парни, помолчите, please! ― с особым южнославянским акцентом сказал Светич. Он, два темнокожих футболиста и Чижик занимали диван.

– What is it? ― спросил Цыпа. ― Почему мы сидеть здесь? ― Цыпа даже снял наушники, которые были практически его второй кожей.

– Это особая русская игра такая, понимаешь? Game.

– О, game! ― повторил Цыпа, скривил в недоумении лицо и снова надел наушники.

– Ох уж эти психологи! ― начал Егор. ― Чего только не попридумают!

– Это четко, ― отозвался Димка, ― представляете, мне Мария посоветовала идти учиться!

– А что ты, правда?! Поступай, конечно. Иногда умным девушкам неприятно общаться с парнями без высшего образования, ― изрек Брошкин.

– Кончай, Фил. Я же поступал, потом академ взял. Спасибо, что просветил, а то я же не знаю, что девушкам приятно, ― ухмыльнулся Димка и почесал свой белый хаер.

Фил (он же Брошкин) снисходительно улыбнулся.

Маша смотрела за футболистами и думала, какие же они разные! И только, когда они вместе, рождается своеобразное чудо ― команда. Но что-то в этом механизме нарушилось, сломалось… Но что?

Жаль, что среди них нет психолога, можно было бы перевести разговор в сферу чего-то более оптимистичного… а так…

Между тем, футболисты уже несколько минут молчали. Кто-то копался в телефоне, кто-то дремал, кто-то сидел задумавшись. Мрачноватая картина.

Вдруг Димка подскочил со словами:

– Я так больше не могу! Что мы тут сидим без дела? Давайте поиграем что ли?

– Ты издеваешься? Не маловата ли площадка? ― ответил ему Чижик, отрываясь от своего телефона.

– Я не про футбол, ― Димка подошел к шкафу и взял с полки карточки «Мафии», «Элиас», «Корову 006», «Иманджинариум», «Свинтуса». ― Сыграем что ли? Нам еще здесь часа полтора сидеть, а то и больше!

– Можем и так посидеть, ― резковато выразился Кирилл.

Димка проигнорировал замечание.

Иностранцы переглянусь и пожали плечами. За те зарплаты, которые они получали, можно было и поиграть. Цыпа даже наушники снял. Он чувствовал, что в команде творится неладное, понимал: возможна ротация состава, а в его прелестном домике во Франции нужно доделать ремонт, премиальные в этом случае ох как не помешают…

– Окей! Мафия! ― почти по-русски произнес Цыпа и взял из рук Димки карты.

– Весьма психологическая игра, ― оценил Философ. ― Я когда-то был одним из лучших в ней, ― не поскромничал он.

– Тогда я тоже в игре, ― поднял руку Чижик.

– А это точно не азартная игра? ― заинтересовался Магомед.

Потом попросил карту и Диего. Он был очень азартен, много денег спускал в казино, приключения постоянно подстерегали его, особенно, в такой непредсказуемой стране как Россия.

В итоге к игре присоединились все, кроме Жоазинье, даже Кирилл. Последним согласился играть Светич. Серб пребывал в дисфоричном настроении. Колебания настроения были для него естественны. Первоначально они вызывали у членов команды удивление и опасение из-за своей контрастности: еще недавно Светич был смешлив и разговорчив, а теперь угрюм и немногословен. Потом привыкли. Человек ко всему привыкает. Ко всему, кроме времени.